Не так давно сенсацией стала книга-расследование британской журналистки Френсис Сондорс «ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны». Как выяснилось в ходе исследования рассекреченных документов, созданный и курируемый разведкой «Конгресс за свободу культуры» с офисами в 35 странах вовлек в информационно-психологическое противоборство с СССР и социалистическим лагерем немало законодателей интеллектуальной моды послевоенного Запада. Среди них - известнейшие писатели и философы Раймонд Арон, Альбер Камю, Андре Мальро, Артур Кёстлер, Джордж Оруэлл и многие другие[1]. «Вольнодумцы», оригиналы, «свободные художники», поборники свобод и достаточно обеспеченные люди, они, тем не менее, верой и правдой служили спецслужбам и истеблишменту на своем «фронте» глобального противостояния с культурно-цивилизационным противником совокупного Запада. Что и было честно признано после сокрушительного поражения коммунистического блока после 1991 года, взять хотя бы нашумевшую книгу Швейцера «Победа»...
Сфинкс отечественной интеллигенции
Иное явление представляет собой отечественная интеллигенция. Постоянная фронда по отношению к государственности как таковой, «мятущиеся натуры», идеологический утопизм и слепая преданность модным «измам», бесплодность (как правило) в практике построения общественно-экономического бытия, явный двойной стандарт в морали и личном поведении, начиная от заядлого картежника с многотысячными проиграшами, но «страдавшего за народ» Николая Некрасова, и заканчивая Вячеславом Черноволом, спокойно тратившим на курортный вояж с «сожительницей» (1971 г.) деньги, собранные ему на правозащитную деятельность по подписке киевскими интеллигентами[2].
По состоянию на 1965 г. в рамках оперативного дела КГБ УССР «88» в республике было выявлено 375 лиц, «причастных к антисоветской деятельности», из которых 80% относилось к интеллигенции и студенчеству, 61% имел высшее образование. 24 человека в том же году привлекли к уголовной ответственности[3]. По данным КГБ УССР, с 1958 по 1965 г. доля интеллегенции среди «антисоветски настроенных» граждан выросла с 13 до 75%. Среди диссидентов в 1969-1970 гг. выявили 37 членов Союза писателей Украины, 262 работника культуры, 136 сотрудников СМИ и издательств[4].
Стоит вспомнить и известную максиму Василия Розанова о том, что российскую революцию подготовила российская литература (правда, философ еще и считал, что пока «не передушим всю интеллигенцию, России не выжить»). В данном случае, речь шла о державе в границах до 1917 года, и украинские «революционеры-демократы» (часть читателей, как и автор, помнит эту дефиницию из наших школьных учебников) составляли немалую часть отечественного оппозиционного лагеря и культурного потенциала Империи. Насколько эффективно они использовали исторический шанс 1917-1920 гг. - тема для обширнейших дискуссий и исследований.
Бесспорно другое. Немалый научный и общественный интерес и поныне представляет расшифровка формировавшегося с царствования Петра Первого социально-психологического кода интеллигенции (в частности, ее позиции по отношению к государственности и служению), чье «социальное творчество» и перманентное «бунтарство» оставили крайне не однозначный след в отечественной истории.
Особые познавательные возможности открывает советский период. В стране с 8 университетами и дореволюционным уровнем грамотности в 22-27% (при показателе в 96-98% во Франции и кайзеровской Германии) была создана массовая техническая и гуманитарная интеллигенция, появился литературный украинский язык и вполне европейская развитая культура. Представители национальных советских культур сформировали свою верхушку, немыслимую для западных колониальных империй или империи Романовых.
Идеологические взгляды и настроения той части национальной интеллигенции, которая участвовала в Украинской революции 1917-1920 гг., а затем претерпевала от репрессий и иных преследований целиком понятны. Однако это не дает исчерпывающего представления о распространенности и корнях оппозиционных настроений, скрытой фронды коммунистической власти в среде украинских интеллектуалов. В этой связи стоит рассмотреть настроения тех представителей украинской интеллигенции, которые, по сути, еще при жизни получили статус «классиков», заняли солидное место в союзном и республиканском истеблишменте, были отмечены наивысшими наградами и почетными званиями.
Обитатель элитных «Липок»
Весьма показательным в этом отношении является фигура выдающегося кинорежиссера и кинодраматурга, кинодокументалиста, писателя Александра Петровича Довженко (1894-1956 гг. жизни), чье имя в 1957 г. присвоили Киевской киностудии художественных фильмов. Творчество А.Довженко отмечено званием Народного артиста РСФСР, двумя Сталинскими премиями (высшая в СССР Ленинская премия присуждена посмертно), орденами Ленина, Красного Знамени и Трудового Красного Знамени. Известно об искреннем расположении к нему И.Сталина, «директивно» поручившего Довженко снять фильм «Щорс» (и постоянно «подправлявшего» ход работы над лентой), их длительном личном общении.
Сложный идейно-душевный мир мастера экрана демонстрируют агентурно-оперативные материалы дела-формуляра (т.е. дела агентурно-оперативной разработки определенной персоны) «Запорожец» ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ на А.Довженко[5].
В нем содержатся агентурно-оперативные наработки чекистов 1928-1946 гг. При этом разработку режиссера вели органы госбезопасности как Украины, так и Союза ССР, поскольку тот длительное время работал в Москве. Дело на А.Довженко велось с «окраской «украинская контрреволюция», в 1930-х гг. его подозревали в участии в «украинском контрреволюционном националистическом подполье». Отметим, что при этом «в реальном измерении» власти обеспечивали престиж творчества, высокий уровень оплаты труда и жизни режиссера в стране, которая только с середины 1930-х отменила карточки на основные потребительские товары, не говоря о военном лихолетье и периоде послевоенного восстановления.
А.Довженко проживал до войны в элитном новом правительственном доме по киевской улице Либкнехта (Шелковичной), 8 (аристократический район «Липки»). Лишь за короткометражный документальный фильм «Буковина» (1940) ему выплатили «неслыханную сумму» в 45 тыс. рублей (как сообщал агент НКВД СССР, кинематографист «Альберт»). Страдая сердечным заболеванием, осложненным злоупотреблением алкоголем, мастер киношедевров неоднократно лечился в Кремлевской больнице.
Известно стало и то, что он служил в армии Украинской Народной Республики, участвовал в составе отряда гайдамаков в штурме завода «Арсенал» в январе 1918 г. в подавлении прокоммунистического восстания его рабочих (о чем затем снял одноименный художественный фильм с противоположных идейных позиций!).
В конце 1919 г. житомирской ЧК приговаривался к «концлагерю до конца гражданской войны», однако благодаря заступничеству Украинской коммунистической партии («боротьбистов» - в тогдашней Украине, между прочим, существовало шесть коммунистических партий, в т.ч. и КП Восточной Галиции) был отпущен. Затем сделал карьеру в советских структурах, побывал на дипломатической работе в Варшаве и Берлине (правда, по словам уже «забронзовевшего» Довженко, это престижное поприще его не устраивало - он рассчитывал за границей «учиться рисованию»).
Режиссера плотно «освещала» многочисленная агентура, преимущественно из творческой среды и близкого профессионального окружения (включая «маршрутированных» из Москвы коллег), приятелей и друзей, а также его односельчанин - один из лидеров Украинской автокефальной православной церкви 1920-х гг. Василий Потиенко - конфидент ОГПУ-НКВД «Сорбонин». Среди негласных источников оказались личный друг, писатель «Уманский», приятель, харьковский «митець» «Стрела» («видный украинский писатель, бывший член ВАПЛИТЕ, как аттестовали его чекисты), композитор «Черный», писатель «Павленко», ученый «Философ», кинооператоры «Тимофеев» и «Самойлов», шофер «Алексин».
Острая «Стрела»
Конфиденты органов госбезопасности занимали солидное положение в творческих кругах. По состоянию, например, на август 1954 г., непосредственно «на связи» у оперработников 4-го (секретно-политического) Управления КГБ при СМ УССР состояло на связи 288 агентов (в т.ч. 52 содержателя конспиративных и явочных квартир). Из них 131 (55%) имел высшее или незаконченное высшее образование, имелось 24 кандидата и доктора наук, 25 писателей и иных представителей творческой элиты, 11 инженеров, 19 преподавателей, 35 госслужащих, 25 студентов и 9 «служителей культа». 54 конфидента состояли в КПСС. Среди них 37 человек были привлечены к сотрудничеству еще в 1925-1940 гг.[6].
Среди негласных помощников спецслужбы, например, оказывались известные представители писательской корпорации Украины. Упомянутый «Стрела», к примеру, Юрий Смолич (1900-1976) с 1935 г. оказывал помощь в разработке творческой интеллигенции (в частности, своего товарища А.Довженко, а также О.Вишни (в лагерях вынужденного пойти на негласное сотрудничество с НКВД), Ю.Яновского, А.Малышко), зарекомендовал себя как «добровольный и объективный агент»[7]. Со временем талантливый писатель стал Председателем Союза писателей УССР, секретарем Правления Союза писателей СССР, Героем Социалистического Труда (1970).
Развернутые материалы давал конфидент-писатель «Охотник», по словам контрразведчиков, на завершающем этапе войны работавший над «информационными материалами о ползучем национализме в рядах украинской интеллигенции», используя свои качества «квалифицированного агента, занимающего видное положение в украинских литературных кругах» («Охотнику» даже предлагалось устроить личную встречу с секретарем ЦК КП(б)У Н. Хрущевым).
17 июня 1940 г. нарком внутренних дел СССР Л.Берия, ознакомившись с агентурными материалами на «Запорожца», приказал взять его в более активную агентурную разработку, применив также перлюстрацию корреспонденции, наружное наблюдение, прослушивание телефонных каналов и другие «литерные мероприятия». Из Москвы по заданию НКВД СССР в Киев приезжали для участия в разработке представители киносреды «Гринвальд», «Альберт», «Верова», «Викторов», «Журналист». К «изучению» кинематографиста привлекался и суперагент советской спецслужбы Николай Глущенко («Художник», «Ярема»), во время войны состоявший в негласном аппарате 4-го Управления НКГБ СССР[8].
Николай Петрович Глущенко (1900-1977) известен как выдающий украинский художник-импрессионист. Пребывая в эмиграции в Париже имел ателье, обзавелся широкими связями в политической эмиграции, с 1926 г. на патриотической основе сотрудничал с Иностранным отделом (разведкой) ОГПУ СССР. Спецслужба, как свидетельствует дело «Яремы», сочла целесообразным «на первом этапе нацелить Глущенко на сбор информации о враждебной деятельности и намерениях антисоветских и националистических организаций, а затем расширение контактов с их руководством». Содействовал приобретению оперативных источников для Главного управления госбезопасности (ГУГБ) НКВД «среди влиятельных чиновников из закордонных антисоветских националистических организаций, что позволило в значительной мере локализовать их враждебную деятельность против СССР».
Кроме того, высокие связи среди истеблишмента Франции и Германии позволили разведчику добыть и передать в Центр совершенно секретные чертежи на 205 видов боевой техники, включая моторы для истребителей. В эмигрантской среде имел репутацию советофила. Резидентура сообщала в Центр, что «Ярема» нервничает, добивается возращения на родину, несмотря на просьбы остаться во Франции еще на год завершения важной разведывательной акции.
В июле 1936 г. художник с семьей вернулся в СССР, довольствуясь в коммуналке комнатой на 9 квадратных метров, едва избежал репрессий вслед за разведчиками-операторами. Н.Глущенко поручили установить контакт с Клейстом, главным референтом по культуре министра иностранных дел Риббентропа. Для сближения двух стран художник предложил немецким коллегам обменяться выставками в столицах. 17 апреля 1940 г. выехал в Берлин на сенсационную выставку «Народное творчество в СССР». В знак восхищения талантом Глущенко фюрер, считавший его лучшим пейзажистом Европы, передал в подарок альбом с литографиями собственных акварелей.
Главным достижением разведчика стала информация о готовящемся нападении ІІІ рейха на СССР, причем доклад «Яремы» поступил к Сталину на пять месяцев раньше информации знаменитого «Рамзая» - Рихарда Зорге. В 1972 г. стал лауреатом Государственной премии УССР, в 1976 г. - народным художником СССР. Был «выездным», но и не думал остаться за границей, где жили состоятельные родственники жены, и где имел бы баснословные гонорары. Контактов с органами госбезопасности не прерывал до самой смерти, позволяя себе иметь собственную позицию, предупреждая КГБ о недопустимости государственной политики русификации и административного нажима на украинский язык и культуру.
В предвоенные годы «Художник» доверительно общался с митрополитом Андреем (Шептицким), братьями Стефаниками, сыном классика и депутатом Верховного Совета УССР Петром Франко (зафиксированные агентурой его «яро антисоветские настроения», видимо, и привели к исчезновению без вести «парламентария» в первые дни войны)[9].
Злой гений
Конфиденты подчеркивали неприятие советской действительности Александром Петровичем. Тот «резко осуждает всю систему советского воспитания - школу, комсомол, общественные организации..., цензуру в искусстве и «весь тон жизни» (агент «Стрела», июль 1940 г.), догматику официальной идеологии, подчеркивает вынужденный характер работы над «Щорсом» по «прямому приказу Сталина», яростно и уничижительно критикует партийных и кинематографических чиновников, коллег-«трусов», воспевающих советскую действительность.
«Запорожец» во хмелю нередко допускал такое публичное поведение, которое стоило бы жизни его согражданам. Так, в сентябре 1936 г., в присутствии «Стрелы», Александр Петрович в состоянии сильного опьянения с балкона Дома творчества писателей в Ирпене «в резких и истерических тонах буквально кричал о своих недовольствах», ругал засилье «русских, грузин и евреев», заявлял - «украинской культуры нет», ее загнали в сферу «гопака и шаровар», возмущался тем, что «нация украинцы - изменник на изменнике» и т.п. Отмечалась и его подконтрольность супруге - актрисе Юлии Солнцевой[10].
Кинематографисты отзывались о ней как о «злом гение» Довженко, «мешающему своим плохим характером развитию его таланта». Сама Юлия Ипполитовна Солнцева (Пересветова,1901-1989), была персоной крайне сложной. Брак с классиком украинского кинематографа, отмечали коллеги, помог ей войти в сливки советской творческой элиты: режиссер киностудии «Мосфильм», народная артистка СССР (1981), лауреат Сталинской (Государственной) премии СССР (1949), кавалер орденов Ленина, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета».
Супругой А.Довженко она являлась с 1929 года (при этом режиссер до 1955 г. пребывал в нерасторгнутом браке с Варварой Крыловой!) По отзыву агента «Уманского», друга режиссера, «умная, знающая слабости своего мужа женщина, прибравшего его к рукам», регулировавшая связи супруга как «телохранитель». По свидетельству современников, по убеждениям являлась «русской шовинисткой». Как отметил писатель Ю. Яновский, «проклятая Юлька», ненавидя украинскую культуру, ссорит мужа с деятелями культуры Украины, а он находится у нее «целиком под туфелькой».
Как отмечалось в справке Управления контрразведки МГБ УССР (14 июня 1946 г.), «волевая, умная и мстительная женщина. По натуре интриганка, пользовалась большим успехом среди мужчин. К положению режиссера Солнцева пришла благодаря своему мужу Довженко». Оперативные источники указывали на измены Солнцевой супругу, страдавшему половым расстройством. В литературе неоднократно высказывалось обоснованное мнение о ее негласном сотрудничестве с органами госбезопасности. Длительное время скрывала большую часть личного архива выдающегося кинорежиссера.
В плену фобий
Агентурные материалы, подчеркивая талант А.Довженко (равно как и крайне нездоровые, неприязненные и конкурентные отношения между представителями украинского советского творческого Олимпа), отмечают напряженное, часто депрессивное и неуравновешеное состояние духа творческого работника. Ему было присуще «страшное себялюбие, честолюбие, неуживчивость, болезненная обидчивость» (агент «Холмский», март 1931 г.). Режиссер много пил, страдал перепадами настроения, нередко впадал в истерическое состояние и плакал, опасался ареста. Сняв фильм «Щорс» и пользуясь расположением Сталина, вел себя по отношению к коллегам «грубо-деспотично» (агент «Тимофеев»). О воспеваемом им же рабочем классе отзывался как о «быдле», «скоте», интересующемся только «сном, едой, женой», мог рассказывать анекдоты о Сталине, лично уделявшем время для встречи с кинодраматургом.
Конфиденты подробно осветили убеждения и мировоззрение А.Довженко, тем более, что он особо не таился, считая многих из них единомышленникам и товарищами. Источники, естественно, не подтверждали членства режиссера в «подполье», именуя его «теоретическим националистом» (агент «Федоров», сентябрь 1936 г.). Националистические настроения режиссера особо подчеркивались в докладной записке НКВД УССР в Москву от февраля 1941 г. «Об активизации антисоветской деятельности националистических элементов среди работников фронта науки и культуры на Украине».
Неоднократно отмечались жесткие этнические фобии режиссера. Агент «Альберт» передавал его высказывания (июль 1940 г.): «Русский народ внес в нынешнюю жизнь свои исторические чувства. Раньше искореняли староверов - теперь искореняют оппозицию. Раньше тупо молились - теперь также тупо повторяют заученные слова из газет. Русский народ полукровка, в нем татарская кровь, и мордовская... Кацапы, одним словом. Украинцы и добрее, и умнее, и интеллигентнее». «Украинский народ в своих исторических традициях опрятен и человеколюбив. А в традициях русского народа - грязь в быту, грязная матерщина и неуважение к старости» («Стрела», июль 1940 г.).
Довженко возмущала даже новая архитектура Москвы, которой он противопоставлял «культурную Западную Украину», «чудесный, культурный и приятный город Черновцы». Нахвалил высокий уровень жизни интеллигенции на Западе, заявляя - «а у нас все в серых бушлатах».
В донесениях источников отмечался ярый антисемитизм режиссера, уволившего даже гримера Нудмана за «еврейский тип» внешности. Агент «Ярема», неоднократно бывавший в гостях в Довженко в Москве в военные годы, был шокирован рядом ксенофобских суждений режиссера и его супруги (знавших, что Глущенко женат на еврейке). Обласканный властью кинематографист критиковал немцев за «идиотскую политику» в оккупированной Украине, сожалея о том, что не сделанные оккупантами уступки украинцам в политической и национальной сферах не привели к иному результату. Вернувшись из поездки в освобожденный Киев (декабрь 1943 г.), Довженко поднимал тему истребления гитлеровцами евреев, на что Ю.Солнцева заявила: «...И хорошо немцы сделали, что освободили нас от этой заразы». «Евреям доверять нельзя», поддакивал Довженко.
Ближе к пчелам
Люди из окружения Довженко дали и определеное представление о его этноконфессиональных предпочтениях. Как доносил агент «Павленко», режиссер «болезненно любит украинскую старину, патриархальный быт украинского села, все, связанное с этим, и ненавидит все то, что этот его мир разрушает». Готов потратить рабочий день, и вместо съемок повезти визави осмотреть понравившуюся ему сельскую хату. «Гибнет самобытность нации, - сокрушался он, - песня, одежда, язык, стираются национальные черты характера», приходит в упадок мораль. Содержал пасеку, высказывал желание купить в селе дом и переселиться туда.
А.Довженко резко критиковал политику государственного атеизма и преследования Церкви, сокрушался по поводу «гибели» Киево-Печерской Лавры, разрушения храмов и памятников старины. «Закрывая церкви на селах, - говорил он агенту «Павленко», - советская власть убила в народе светлые чувства, а новым ничем не заменила».
Видимо, немалое влияние на мировоззрение режиссера оказал его отец, зажиточный крестьян, член организации «хлеборобов» при гетмане П.Скоропадском (1918 г.), по словам В.Потиенко - «активный церковник»[11]. Как отмечалось в обзорах агентурных даных, Петр Довженко с 1920 г. примкнул к движению автокефалистов, вел в родной Соснице (Черниговщина) агитацию за присоединение к УАПЦ, встречался с «митрополитом» В.Липковским
Однако, несмотря на известные органам госбезопасности настроения А.Довженко, он продолжал пользоваться поддержкой властей (правда, резкую критику И. Сталина вызвал, как известно, сценарий его фильма «Украина в огне») и присущим сталинскому времени статусом «живого классика», одного из столпов новой украинской советской идентичности. Таким образом, именно традиционалисткий протест против вытеснения индустриальной культурой и урбанизационными процессами, новой идеологией с ее интернационализмом, агрессивным безбожием лежал в основе идеологической оппозиционности нового сословия советской интеллигентности, вынужденной усмирять свой национализм, этнические фобии и чувство собственной избранности в интересах выживания и карьерного роста.
Вместе с тем, для этой социальной категории религиозные взгляды тесно переплетались с националистическими убеждениями, определенной ксенофобией, историко-культурным отторжением русского и ряда других этносов (фактически, «русскость» сливалась с «советскостью» в их конфронтационном мировоззрении), идейно-политической оппозиционостью, что превращало их позицию в веросиповедальной области скорее в квазирелигиозный маркер враждебности «новому миру».
Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук
Примечания:
1. Сондорс Ф. ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны. - М.: Кучково поле, 2014. - 416 с.
2.
Слова известного диссидента Ивана Светличного, зафиксированные агентом
КГБ УССР // Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины
(ОГА СБУ). Ф. 16. Электронная копия дела, № в электронной описи
1028-0398. Л. 376 (по оригиналу архивного дела).
3. ОГА СБУ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 51. Л.149.
4. ОГА СБУ. Ф.13. Д. 490. Л. 291, 301.
5.
Изложение материалов спецслужб об А.Довженко дается по: Отраслевой
государственный архив (ОГА) СБУ. Ф.65. Д. С-836. Т.1, 3, 4. Часть
материалов дела в открытый доступ еще не передана.
6. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 21. Д. 24. Л.1-4.
7. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 245. Д. 14. Л.72.
8.
См также: Попик В. Ательє на вулиці Волонтерів // Україна. 1990. №30.
С.20 -22; Веденеев Д. Украинский фронт в войнах спецслужб: Исторические
очерки. К.: К.И.С., 2008. С.56-59.
9. ОГА СБУ. Ф.65. Д.9113.Т.11
10.
См. также: Безручко О. Справа-формуляр «Запорожець»: нові документи про
режисера Олександра Довженка // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2009. № 2.
С. 327-352.
11. Василий Потиенко в 1924-1926 гг. возглавлял
Президиум Всеукраинской православной церковной рады (Украинской
автокефальной православной церкви В.Липковского). Агент ОГПУ-НКВД
«Сорбонин». По заданию органов НКВД «вошел в состав контрреволюционной
организации», несколько лет использовался для разработки
«контрреволюционного подполья», привлекался к сложным оперативным
комбинациям по «церковникам». В 1943 г. эмигрировал в Германию, там
попал под обстрел и умер от ран 12 апреля 1945 г.
