|
|
Военный психиатр
лишился должности из-за реакции людей с явными психическими проблемами, о
которых он, собственно, говорил и помощи которым добивался от
парламентариев. И это становится проблемой для всего украинского
общества.
Есть такое выражение, знакомое, думаю, всем: «Правда глаза колет». Именно оно как нельзя лучше подходит к ситуации с отставкой одного из ведущих психиатров украинской армии.
В среду, 20 сентября, министр обороны Украины заявил, что отстраняет от должности начальника клиники психиатрии Главного военного клинического госпиталя Олега Друзя. В формулировке министра обороны значится, что увольнение последовало по причине неудовлетворительного выполнения своих обязанностей, а кроме того, назначено служебное расследование относительно его деятельности.
Что же такого вдруг сотворил военный психиатр, что внезапно оказался в отставке? А сотворил, в общем, самое страшное для нынешних украинских реалий - открыто и честно рассказал о той проблеме, которая существует как с бывшими, так и с действующими украинскими военнослужащими.
На круглом столе комитета Верховной рады, посвященном психологической реабилитации участников АТО и уменьшению числа самоубийств и преступлений, совершаемых военными, Олег Друзь заявил, что 93% участников боевых действий в той или иной степени имеют психологические проблемы, но стыдятся о них говорить и даже думать.
По его словам, 27% военных имеют частичные симптомы, а 20% - весь набор симптомов, характерных для посттравматического стрессового расстройства (ПТСР).
Интересно, что скандал с последующей отставкой вызвала диаграмма, которая иллюстрировала распределение степени психологических проблем у военных.
В частности, она сообщала, что полученные на войне травмы могут проявляться в виде психических расстройств даже спустя 13 лет после демобилизации. Соответственно, данная ситуация в той же диаграмме была названа «скрытым врагом».
 93% участников боевых действий в той или иной степени имеют психологические проблемы, но стыдятся о них говорить и даже думать (фото: Gleb Garanich/Reuters)
|
Именно эта надпись «скрытый враг» была совершенно неадекватно расценена как обвинение в антиобщественных замыслах 93% ветеранов АТО, что и породило скандал.
Забавно, что, по сути, военный психиатр лишился должности из-за реакции людей с явными психическими проблемами, о которых он, собственно, говорил и помощи которым добивался от парламентариев. Такая вот злая психиатрическая ирония.
Что же такое ПТСР и почему это становится проблемой для украинского общества? Более привычное для нашего уха название этого расстройства - «афганский синдром».
Люди, которые принимали участие в активных боевых действиях, так или иначе обречены на травматические переживания. Однако для большинства военных это проходит более-менее без последствий.
Особенно в этом плане помогает время - и, как показывает практика, если несколько недель спустя после демобилизации или вывода из зоны боевых действий до 60% военных испытывают психологические проблемы, то уже спустя полгода их число сокращается до 30%, а спустя год - до 20% (о которых, кстати, также говорил на круглом столе украинский психиатр).
Как говорится, время лечит, но далеко не всех. Эти-то 20% и испытывают на себе всю тяжесть ПТСР.
Данное состояние заключается в том, что человек снова и снова переживает травмирующее событие, отчего в итоге у него развивается подавленное состояние, депрессия, чувство стыда или вины, нередко возникают мысли о самоубийстве, нередки также неконтролируемые вспышки агрессии, приступы ярости.
Кроме того, такое состояние постоянно держит организм в психофизиологическом напряжении, что в итоге очень скоро провоцирует осложнения в виде заболеваний сердечно-сосудистой системы. Чтобы снять это напряжение, люди прибегают к алкоголю или наркотикам.
Какова же реальная ситуация с таким расстройством среди украинских военных?
Если исходить из средних по мировым меркам 20%, то речь идет примерно о 60 тысячах военных, у которых уже развилось или разовьется в будущем патологическое состояние. Однако на конец 2016 года менее тысячи из них получали какую-либо психологическую помощь либо просто состояли на учете как носители данного расстройства (то есть около 2%).
Остальные, скажем так, необследованные и не выявленные продолжают наносить вред в первую очередь себе, да и окружающим. Причем наиболее часто расстройству подвержены молодые солдаты до 30 лет.
Попытки как-то систематизировать самоубийства среди ветеранов АТО показали, что типичный самоубийца в этой категории - это спившийся молодой человек без работы, с разрушенной семьей и отторгнутый окружением ввиду девиантного поведения.
К началу лета 2017 года подобных самоубийств было зарегистрировано уже более 500. Это только отставные военные. Но проблема касается и действующих военнослужащих.
Сама статистика потерь в зоне АТО показывает, что большая часть из них происходит отнюдь не по вине противника. Из 450 погибших военнослужащих, о которых Украина заявила в 2016 году, лишь 200 стали жертвами обстрелов и боев, остальные погибли от несчастных случаев, от рук сослуживцев, по причине самоубийств.
Но вредят такие люди не только себе или сослуживцам. Достается и собственным семьям.
Уже по статистике 2015 года оказалось, что насилие в семьях ветеранов АТО в восемь раз выше обычного для украинского общества показателя. И это только исходя из тех случаев, когда подвергшиеся такому насилию члены семей обращались в соответствующие органы.
В течение же последних лет неоднократно всплывали самые шокирующие факты таких семейных преступлений, от убийств всех собственных родственников до случаев похищения и изнасилований собственных детей.
Впрочем, наиболее страшные преступления такого рода, конечно же, составляют лишь ограниченную долю от банальных избиений и унижений жен, детей или даже старших членов семьи.
Что же касается статистики преступлений, которые совершают ветераны АТО вне семьи, то тут нет однозначного числа. Более того, учитывая направленность украинских СМИ, зачастую скрывается сам факт того, что в ограблении, рейдерском захвате, убийстве или даже банальной уличной драке участвовал ветеран АТО или группа таких ветеранов.
Ситуацию для лиц с подобными расстройствами усугубляет и то, что военные действия, в которых им приходилось участвовать, на самом деле не являются популярной в обществе войной. По сути, война гражданская, а следовательно, большая часть украинского общества либо просто относится к участникам боевых действий со стороны ВСУ с ненавистью и презрением, либо не считает себя им хоть чем-то обязанной. Известны случаи настоящей травли ветеранов, которую устраивает население, особенно в сельской местности.
Так, в одном из поселков Харьковской области 20-летний участник АТО покончил с собой после того, как община села устроила ему бойкот. Не совсем ясно, было это связано с его участием в войне или скорее с его девиантным поведением, но результат оказался фатальным.
Естественно, подобные случаи характерны для целого ряда регионов Украины. Причем, судя по всему, даже для Западной Украины, особенно для таких областей, как Ивано-Франковская, где большинство населения приложило все усилия, чтобы избежать мобилизации и призыва. Те же из них, кто все-таки оказался в армии, возвращаются в региональное сообщество, для которого такой поступок является очень нетипичным. Не случайно именно этот регион, имеющий имидж одного из оплотов воинственного украинского национализма, наиболее широко представлен в числе зарегистрированных случаев посттравматического расстройства.
Таким образом, отставка военного психиатра в очередной раз продемонстрировала типичный прием украинской стороны в этой войне. Политика и пиар - все, а собственные солдаты - ничто.
Если в 2014 году замалчивались те катастрофы, которые преследовали украинскую армию, а действия самой армии скорее развивались по законам телевизионного шоу, то теперь лишь за вынесение в публичную плоскость тяжелой проблемы выгоняется в отставку человек, который попытался найти ее решение.
Также показательно, что если во многом начало войны связано с тем, что армия пошла на поводу у явно потерявшей адекватность части общества, то и теперь отставка психиатра связана с жалобами со стороны людей, которые даже не в состоянии понять элементарной диаграммы и легенды к ней.
Стоит также сказать, что проблема ПТСР является актуальной и для военнослужащих армий республик, и для россиян, которые принимали участие в войне.
И здесь те же стандартные мировые 20% дадут о себе знать. Правда, в отношении Донбасса есть и смягчающие факторы.
Во-первых, сама численность людей, прошедших через армию, безусловно, в несколько раз ниже, чем число украинских ветеранов.
Во-вторых, меньший опыт поражений и разгромов, через которые прошло ополчение, в-третьих, и что самое важное: как в Донбассе, так и в Российской Федерации лица, принимавшие участие в боевых действиях, пользуются значительно более однозначным позитивным отношением, чем это наблюдается на Украине.
Но не стоит все-таки забывать, что несколько тысяч бывших ополченцев, согласно опять же мировой практике, могут иметь значительные расстройства психики, преодолеть которые самостоятельно они не смогут, и тут, конечно, не стоит брать пример с Украины с ее практикой умолчания.
Наоборот, требуется как помощь со стороны государственных специалистов, так и волонтерские проекты, а особенно широкая просветительская работа, в первую очередь с членами семей таких людей.
Практика показывает, что эта проблема в большинстве случаев вполне преодолима, но только при условии понимающего и заботливого отношения общества к своим ветеранам. Тем более это актуально, учитывая, что сейчас русские солдаты воюют не только в Донбассе (где боевые действия крайне локальны и не активны), но куда в больших масштабах: они воюют и в Сирии.
Да и нынешняя мировая политическая ситуация не дает никаких гарантий, что число войн, а следовательно, и ветеранов с определенными проблемами, не будет расти.
