Когда меня назначили настоятелем церкви св. Николы на Берсеневке с оставлением в числе братии Данилова монастыря, перед мною встали огромные проблемы. Речь пойдёт об одной из них, а именно, о теплоснабжении. Не приходится много говорить о том, как это актуально для наших северных широт.
В храме, который занимал Институт Культурологии, батареи и трубы были сильно изношены – пришлось всё полностью менять. Те, кто этим занимался, сделали свою работу некачественно. Тепло в храме распределялось неравномерно, в одной части было слишком холодно, а в другой слишком жарко, но главное, что схема отопления получилась весьма запутанной.
В то время как подвалы храма напоминали жаркую Сахару, в северном притворе и в главном алтаре пришлось ставить обогреватели. Участок теплотрассы от храма до Дома на набережной не числился ни у кого на балансе. Неоднократно на этом участке происходили аварии, на устранение которых инстанции, в которые мы обращались, реагировали неохотно – мол, трасса не на нашем балансе и поэтому это ваши проблемы.
В конце концов, с помощью наших сербских друзей, за солидные деньги, мы полностью заменили трубу на этом участке.
Но вот опять беда – в прошлом году эта труба была отрезана и проведена другая под одним из подъездов «Серого дома». Взвыли жильцы этого подъезда, утверждая, что плата на их счетах выросла вдвое. Мы же как платили 100-120 тысяч в месяц в зимние месяцы, так и платим. Никто, кроме МОЭК, не мог произвести данные пертурбации, но он отказывается это признать. Более того, бомбардирует нас требованиями подписать бумагу о разграничении теплотрасс с совершенно непонятными для нас схемами, знаками обозначений и т. п.
В течение нескольких недель обращаемся с просьбой прислать комиссию, чтобы разобраться со всем этим, но пока реакции никакой.
Ещё сложнее с Домом причта – памятником архитектуры «Набережные Палаты» (XVII – XIX вв.) Здание, площадью 730 кв. м перешло к нам в совершенно разбомбленном состоянии. Мы были вынуждены обживать его, вселяясь в комнаты, которые постепенно, одна за другой, приводились в порядок, но они совершенно не отапливались. По этой причине у некоторых сотрудников начались проблемы с бронхами (я первые месяцы настоятельства уезжал на ночевку в Данилов, где за мной ещё числилась келья).
Приступив к решению вопроса об отоплении церковного дома, мы допустили оплошность, предложив одному молодому прихожанину, имевшему специальное образование, решить этот вопрос. Совершенно не имея средств, мы решили это делать явочным порядком без специальной документации, расходы на которую нам были не по карману. В итоге, эта работа нам влетела в копеечку, но главное – она была сделана некачественно.
Схема была ещё более запутанная, чем в храме. Трубы, предназначенные для холодной воды под горячей, провисали и разрывались – кипяток заливал помещения, книги и пр. Оказавшись в таком бедственном положении, мы стали посылать сигналы SOS в разные инстанции, в частности, в мэрию. Кое-что было сделано присланными мэрией специалистами, но только локально, фрагментарно – в целом проблема сохранялась.
Сложности достигли своей кульминации в предковидное время. Ежемесячный доход храма в это время составлял всего лишь около 40 тысяч, а только за тепло нужно было платить под 100. Стал расти долг, а потом и пени в связи с ним.
Задолженность составила астрономическую сумму в 600 с лишним тысяч. Меня охватывало отчаяние. Долг удалось погасить только после обращения на самый верх.
Было очень неприятно услышать реакцию на моё письмо по церковной линии, где ставился вопрос о необходимости решения этой проблемы, а именно, снижению уровня оплаты за тепло, на общецерковном уровне.
«Надо что-то делать», - писал я.
Реакция была следующей: «Ясно, что надо делать – снимать настоятеля – не справляется он со своими обязанностями».
Всё, что я здесь кратко описал – эти мытарства за 33 года настоятельства, конечно, не прошли даром – давление сорвалось с цепи, начались сердечные боли и т. д. Никогда не забуду долгие холодные зимние ночи, когда батареи были чуть-чуть теплыми, а обогреватель, пожиравший кислород, вызывал мучительные головные боли и безсонницу.
По сути, настоятельское здоровье послужило навозом для удобрения почвы для стабильного функционирования храма. Несмотря на все эти трудности, служба в храме не прерывалась ни на один день.
В заключение хотел бы задаться вопросом: как можно было оставить наедине с такой колоссальной проблемой настоятеля, до мозга костей гуманитария, с горсткой, преимущественно пожилых прихожан?
Сколько было потрачено сил, подорвавших здоровье, сколько денег от наших неумелых действий вылетело в трубу?
А ведь было очевидно с самого начала, что без помощи государства решить такую глобальную проблему нам было не по силам – она свинцовой плитой нас раздавила! Не наша вина, что нам досталось хозяйство в таком удручающем состоянии. И всё-таки, главное удалось сохранить – уставные ежедневные службы все эти десятилетия неопустительно совершались, за что все мы благодарны Господу Богу.
Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России
_1.jpg)
.jpg)
