Сколько тысяч ли от закона до любви?

Многих из нас удивляет и даже приводит в замешательство та огромная, почти непреодолимая дистанция между ветхозаветным и новозаветным представлением о должном устройстве человеческого общества. Ветхий Завет учреждает царство Закона, Новый Завет провозглашает царство Любви. Но можно ли из наскучившего царства Закона одним чудесным прыжком очутиться в желанном царстве Любви? И если да, то как?

В этом нет особой тайны, а апостолы своими великими деяниями показали не только возможность, но и осуществимость этого грандиозного предприятия посредством создания первохристианских общин.

Но что потом пошло не так, почему общины, лишённые чуткого руководства апостолов, быстро сошли на нет? Какую важную тайну унесли с собой апостолы, оставив нас в том же сокрушённом состоянии – под властью Закона, земного кесаря, а не Царя Небесного?

Когда человек только-только приобщается к Церкви, на него чудесным образом спускается благодать Божия, с которой легко и радостно переносить как житейские невзгоды, так и ежедневный молитвенный подвиг. Но очень скоро благодать оставляет неофита, становясь заветной целью и редкой гостьей в душе, плодом кропотливого духовного усердия. Благодать надо заслужить, душе надо стать достойной обителью Святого Духа. И потому последователи Христовы, взыскуя и скорбя об утерянной благодати, медленными шажками, не без остановок и падений поднимаются по лествице Иакова в Царство Небесное.

Так не может ли история с апостольскими общинами быть точно такой же милостью новообращенному человечеству, чтобы оно, имея заветный образ благодатного общежития в памяти, упорно и последовательно воплощало его в жизнь? И как неофиту не дано в одночасье превратиться в святого, так и социуму не дано перескочить из царства Закона в царство Любви.

Допустим, скажет читатель, что всё так и есть. Но где та лествица Иакова, по которой, изживая грехи и дурные нравы, восходило бы христианское общество?

Заметим, что Христос имел силу всех уверовавших в него приглашать в Царство Небесное, разом прощая все грехи. И только когда Христос и апостолы оставили землю, христиане осознали, какой это тяжкий подвиг – стяжать Царство Небесное. Появившееся в VI веке сочинение «Лествица или Скрижали духовные» преп. Иоанна Лествичника указало на целых 30 ступеней, которые надо пройти подвижнику. Если человеку определён такой многотрудный и долгий путь к Богу, то почему у социума нет такой лествицы? Почему многие из нас пребывают в беспечной уверенности (или в опасной прелести?), что достаточно «захотеть» («вообразить», как пел Джон Леннон в своей прекраснодушной песне «Imagine») его членам возлюбить ближнего своего, то общество как по мановению волшебной палочки станет обществом Любви?

А между тем такая лествица есть, причём известна с давних времён. Это ясы Чингисхана, этический свод законов, под которым жила Золотая Орда, включая удельную Русь. Этика Чингисхана буквально выстраивает лестницу восхождения от царства Закона к царству Любви: «Справедливость выше Закона, Милосердие выше Справедливости, Любовь выше Милосердия». Социум прежде, чем в нём восторжествует царство Любви, должен научиться жить в царствах Справедливости и Милосердия, научится жить в согласии и заботах о ближнем.

Общество любви всем нам дано через семью, неслучайно в Святом Евангелии так много аналогий с семьёй. Человеку надо лишь «малое», видеть ближнего не только среди ближайших родственников, но также среди соседей, земляков, соотечественников и – кто знает? – среди всех представителей рода человеческого как одной семьи Адама и Евы. Отношения в семье проникнуты заботой друг о друге, и дарение, отдача от себя в пользу другого – естественное состояние. Члены семьи постоянно обмениваются подарками, и узы становятся только крепче. Есть ещё один пример общества любви, в последнее время вошедший в нашу жизнь – воинское братство. Там любовь к соратнику достигает той наивысшей стадии, когда без раздумий отдаёшь жизнь за други своя. И единожды испытавший это упоительное чувство воинского братства вновь и вновь хочет испытать его – поэтому раненые так стремятся вернуться на фронт в «родное» подразделение. Там их сердце, среди боевых товарищей, живых и павших. «Нет уз святее товарищества!» – восклицал гоголевский Тарас Бульба, описывая именно это состояние братской любви.

Общество милосердия нам дано через общину. Любви на всех уже не хватает, но без заботы и попечения не останется никто. Община живет в согласии друг другом, участвуя в общем деле, ожидая от каждого деятельного соучастия в меру сил и воздавая каждому по нужде.

Общество справедливости можно представить через рабочий коллектив или колхоз. Отношения по-прежнему родственные и коммунальные, но уже более регламентированы. Люди не всегда знают друг друга, о любви уже речь не идёт. Общество строится на принципах «сохранения энергии»: кто больше отдал, тому больше и воздаётся; от каждого по способностям – каждому по труду.

Общество закона – это, скорее, не человеческое общество и даже не стадо овец, а стая хищников. Каждый сам за себя; можно всё, разве что нельзя есть друг друга и отбирать добычу (хотя и это разрешается в исключительных случаях).

В фантастике чрезвычайно популярен жанр про «попаданцев», когда герой попадает в прошлое, будущее, на другую планету, в параллельный мир или в мир художественного произведения. Такой приём помогает выпукло и с неожиданного ракурса осветить эпоху, куда попал герой, так и испытать взгляды героя на прочность. Самым ярким таким примером является сериал «Гостья из будущего», и мы воспользуемся этим приёмом, помещая обитателя общества Любви (назовем его Агнец) во все более низшие общества нашей классификации затем, чтобы оценить готовность этих обществ жить по законам любви.

Эпизод 1. Если в приходской общине окажется Агнец – он, хоть и будет выделяться из массы, быстро завоюет всеобщую любовь и уважение. Каждому захочется последовать такому благочестивому примеру, каждый увидит в нём Божью искру, каждый будет учиться у него подвигу бескорыстной самоотдачи.

Эпизод 2. Если Агнец попадает в колхоз или бригаду коммунистического труда, он заставит товарищей испытать сильное чувство неловкости и прослывёт хоть и добрым малым, но большим чудаком. Он не пропадёт, о нём будут заботиться и ставить в пример, но реально его примеру вряд ли последуют. Он ведь, отдавая больше, чем ему воздаётся, в каком-то смысле будет нарушителем принципа справедливости.

Эпизод 3. Наконец, с попавшим в общество закона Агнцем случится беда как с агнцем, попавшим в волчью стаю. Может, и не сожрут, но оберут до нитки и бросят на произвол судьбы, плотоядно приговаривая: «Без лоха жизнь плоха!».

Наш незамысловатый приём позволяет определить степень дистанции обществ от идеала, а главное, оценить масштаб катастрофы, в которую ввергло себя человечество, однажды согласившись жить по закону – самому низшему, самому формальному и самому внешнему способу социального устроения.

Что же представляют (или могут представлять) описанные царства с социологической точки зрения?

Царство Закона – это до боли знакомый нам капитализм. Капитализм мало заботится о духовном попечении своих обитателей – последние лишь средство для воспроизводства капитала, главного и единственного идола. Капитал стоит между людьми, люди на всё смотрят через призму ценника. В идеальном смысле это плоское общество, где не существует общего блага, а существует индивидуальное благо – рост личного богатства и уровня потребления. Поэтому закон – единственное средство управления таким социумом, чтобы оно не разорвало друг друга в клочья или не стало адом окончательно.

Светский социализм является более высокой ступенькой социальной организации. Закон уступает место этике, которая становится главным регулятором человеческих отношений. В обществе появляется общественный идеал – общественное благо, соответствие которому упорядочивает членов общества сообразно их вкладу. Общественное признание даёт не собственность, а трудовые или боевые заслуги. Часто индивидуальное признание не важно по сравнению с признанием достижений коллектива, в котором работаешь. Справедливость в таком обществе является высшей ценностью и одновременно краеугольным камнем. Как только справедливость будет попрана, такое общество моментально вернётся в более низшую стадию – общество закона. Но это общество также по большому счету плоское, его цель – материальное благосостояние, равнодоступное для всех членов общества.

Общество милосердия олицетворяет православный социализм. Это уже не плоское общество, в нём появляется вертикальная координата, ставящая надмирную цель – спасение. Жизнь в таком обществе подобно жизни в православном приходе подчинена задаче прийти к Богу, прийти сообща, соборно, поддерживая и подсказывая друг другу. Общество подобно единой пастве, ведомой опытным пастырем. Регулятором здесь служит не столько этика, сколько религия, всё меньше являясь фактором внешнего принуждения и всё больше становясь внутренней потребностью.

Оппоненты, а порой и сами сторонники православного социализма нередко сближают уклады «светский (читай – советский) социализм» и «православный социализм» до степени их полной неразличимости, представляя эпитет «православный» чем-то вроде модного бантика. Поэтому еще раз укажем на фундаментальное различие этих укладов в духовной части, несмотря на то что в экономической части они действительно могут быть чрезвычайно похожими. Но светский социализм не идёт дальше экономики, для него экономика и есть цель. Тогда как православный социализм ставит перед собой куда более далёкие и возвышенные цели, для него экономика лишь инструмент устройства человеческого общежития в режиме наибольшего благоприятствования его сотериологическим задачам. Православный социализм – это благодатный уклад, тогда как светский социализм безблагодатен. Может, поэтому, русскому человеку, соскучившемуся по благодати, однажды настолько обрыдли мелкобуржуазные цели позднесоветского уклада, что он тоскливо махнул рукой, когда его стали разбирать по винтикам?

Мы не решимся описывать, как устроено царство Любви, конечная цель блудного сына и нашего маленького социологического путешествия. Мы способны лишь повторить восторженные слова свят. Иоанна Златоуста: «Когда апостолы начали сеять слово благочестия, тотчас обратились три тысячи, а потом пять тысяч человек, и у всех их было одно сердце и одна душа. А причиною такого согласия, скрепляющею любовь их и столько душ соединяющею в одно, было презрение богатства. И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. Когда был исторгнут корень зол, – разумею сребролюбие, – то превзошли все блага и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жёсткое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение: моё и твоё, было изгнано из той святой церкви, и они жили на земле, как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые не презирали бедных, потому что не было бедных, но всё у них было общее; и никто ничего из имения своего не называл своим».

Нам чрезвычайно трудно, почти невозможно понять ту степень согласия и единства людей, когда и душа общая, и сердце общее. Но высота и непостижимость идеала только укрепляет нас на пути следования ему, не так ли?

Так ли важна ступень светского социализма на предъявленной лествице? Для России она не только не важна, но и излишня. Мы уже были на этой ступеньке и убедились, как она неустойчива и шатка, если долго топтаться на ней. Мы можем взять советский опыт, достижения и социальные практики с собой без непосредственной реставрации СССР 2.0. Потому что теперь, испытав всю тяжесть постсоветского падения, мы знаем, куда нам надо идти.

Костерин Андрей Борисович, православный публицист, г. Владимир