О вреде иностранных слов

«Давно мы уже не слышали в нашей литературе такой сосредоточенной, выразительной речи, достойной иметь длительное влияние на наше молодое поколение. Ведь есть авторы, по мнению которых существо современного стиля заключается в том, чтобы сгладить силу речи, облечь её в мягкие формы, хотя бы рискуя впасть в женственность. Благодарю покорно, я предпочитаю мужественный костяк арндтовского стиля женской манере иного "современного" стилиста… Той ужасной словесной мешанины, которая теперь в таком ходу, у Арндта искать нечего; он показывает, напротив, к какому минимуму можно свести заимствования из иностранных языков. Право, насмешки над крайностью пуристов не решают вопроса, и мы лучше выразим свои мысли чистым немецким языком без примеси французского или греческого элемента… Мы прогоним туда, откуда они пришли, все эти нелепые чужеземные повадки и моды, все излишние иностранные слова; мы перестанем быть посмешищем для иностранцев и сольёмся в единый, неделимый, могучий — так хочет Бог — свободный немецкий народ» (Ф. Энгельс, «Эрнст — Мориц Арндт»).

Почему каждый творческий ум противостоит внедрению в родной язык иностранных слов?

В древней Индии тело человека представляли состоящим из слов (мантр), произнесение которых активировало зоны тела человека, имело психологическое и духовное воздействие.

Любое ли слово способно в одинаковых условиях дать наилучший результат? Конечно нет. Так для русских людей слово «мать» даст больше, чем «муттер», «отец» — чем «ватер», «родина» — чем «патриа». Потому что это язык времени сложения нашей высшей психической организации (души), которое начинается от рождения, общения мать — дитя и заканчивается, в основном, до семи лет. Это язык, впитавший в себя чувства, знания, память пройденного народом исторического пути. Хорошо сказал Лев Николаевич Толстой: «Как ни говори, а родной язык всегда останется родным. Когда хочешь говорить по душе, ни одного французского слова в голову нейдёт, а ежели хочешь блеснуть, тогда другое дело».

«Посредством языка происходит переход от восприятия к понятиям, осуществляется формирование обобщённой мысли, протекает процесс оперирования понятием. Без обобщающей роли языка человек не мог бы приобрести способность обозревать бесконечное многообразие отдельных вещей окружающего мира» (академик А.Г. Спиркин).

Великий языковед и философ 19-го века А.А. Потебня подчеркивал деятельностный характер языка. «Язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее… он не отражение сложившегося миросозерцания, а слагающая его деятельность». Он же утверждал: «Языки различны между собой не одной звуковой формой, но всем строем мысли, выразившимся в них, и всем своим влиянием на последующее развитие народов».

Наиболее выразительное подтверждение сказанному можно найти в поведении детей. Они всегда хотят знать «почему так называется». С молоком матери и с материнской любовью развивается у ребёнка способность к тому, что специалисты по высшей психической деятельности называют как «с помощью языка распредмечивать внешний мир». От самого рождения усваивая элементы корней материнских слов, ребёнок создаёт в себе уникальную познавательную систему, закладывает и развивает способность познавать природу явлений и вещей. При этом каждый корень слов родного языка не только несёт в своём звукосочетании исторический опыт и знания о мире, окружающей среде, но и сложнейшим образом встраивается в эту познавательную систему развивающегося интеллекта. С помощью неё человек уже на интуитивном уровне догадывается о значении слов и природе явлений, которые они выражают. Без затруднений он создаёт на родной основе новые слова для новых открытий, вещей. Поэтому ребёнку важно знать «почему так называется».

Не случайно, что именно коренной русский Ломоносов заложил основы русского словообразования в науке и сделал это очень легко. В одном случае достаточно было его национальной воли, чтобы перевести «оксигениум» в «кислород», в других нужно было знать русскую глубину, чтобы легко, одним словом, назвать устройство с колебательным движениям — «маятник». А какое бы слово придумали в Институте русского языка? Наверное, «туда-обратник», как они показательно придумывали для смущения идеи замены иностранных слов — «высотоподымальщик» вместо «лифт» или «дальноразговорник» вместо «телефон».

У нас широко используются даже такие иностранные слова, которые имеют простое русское соответствие: «альтернатива» — выбор, «лозунг» — призыв, «делегат» — посланник, «фальсификация» — подделка или ложь, искажение, «индивидуальный» — личный или отдельный, «комплекс» — сочетание, группа, «дефицит» — недостаток, нехватка, «инициатива» — почин, начинание, «демократия» — народовластие... и так далее.

Много у нас и таких слов, которые и на своей родине случайны и не соответствуют современным понятиям: «балл» — шар, «бра» — рука, «декан» — десятник, «тираж» — выиграть, печатать, «транспарант» — прозрачный, «факультет» — возможность и т.д.

Чужеродные слова порождают неясные, расплывчатые сопоставления, произвольные смыслы, нежизненные построения несуществующих в природе связей, понятий, вещей. Употребляя их можно оказаться во вредном плену неестественных смысловых конструкций и ложных схем. Так слово «нация» на русском, известно, означает народ, а «национальная культура» — это народная культура. Использование в нашем языке слова «нация» вместо «народ» приводит к мысли, что «национальная культура» может быть иной чем народная и создателем её может быть что то или кто-то другой, нежели народ. И «национальное достояние Газпром» — не «народное достояние Газпром». Да и слово «культура» — от латинского «культ» — чтить, почитать. Используя этот коренной смысл, мы бы быстро поняли, что культура — это не музейный набор исторических ценностей, зданий и вещей, не пляски и песни на сцене в сарафанах, а почитание народных святынь и, следовательно, их продолжение.

Часто иностранные слова используются для манипуляции, сокрытия истинного смысла производимых преобразований. Так в период ликвидации «неперспективных» деревень социологи использовали слова «экистическая политика» вместо «политика расселения». В последние годы модным стало обманывать словом «оптимизация», которым называли реформы здравоохранения, образования, переселение в города: привычный позитив для производства скрывает глубинное ухудшение показателей народонаселения.

Национальные языки различаются не только произношением звуков, слов, но и строем мысли. В основе этого различия находятся как психофизические отличия народа, среда и род занятий, так и опыт тысячелетий существования носителей данного языка. Каждый язык содержит историю познания природы, взаимодействия с окружающей средой. Поэтому и свойства природы могут быть лучше всего поняты и выражены во всех взаимосвязях также в одной, единой познавательной системе — в той, в которой человек родился, его любила мать, говорил первые слова, приобретал опыт наблюдений, вырастал. Нет ничего, что не может быть выражено в системе одного языка. Проникнуть в тайны явлений, стать первооткрывателем, неповторимым гением, достигнуть наивысшего результата можно только в космосе национального мышления — языка, когда «способность непосредственного усмотрения истины» — интуиция закладывались в колыбели. На том же родном языке надо получать и образование. Понимание, ощущение ребёнком, юношей используемых названий раскрывает ему законы родного словотворчества как на уровне простейших понятий, так и на уровне преддверия к науке. В свою очередь это означает создание, расширение и закрепление интеллектуального потенциала на почве родного языка, что умножит силы последователей. Произойдет освоение науки народом на национальном языке.

Иностранные слова — инородные включения, которые повреждают чувствительные «клетки» языковой познавательной системы, отторгаются как чужеродные органы. Поэтому отрицательное отношение к иностранным словам выражено со стороны всех творческих людей.

Иностранные слова в родной познавательной системе создают «заторы», которые либо существенно ослабляют и замедляют мысль, либо вовсе останавливают её, препятствуя приходу в национальную науку «косноязычных», но одарённых в остальном талантливых самородков.

Да, в силу некоторых причин технические, особенно бытового характера, новинки стали появляться на Западе раньше, чем у нас и для ускоренного их внедрения и развития без заимствования не обойтись. Но почему вместе с этими идеями мы должны заимствовать названия понятий и устройств? Ведь и в тех языках названия новинок появились из чего то… Почему и в дальнейшем мы не ищем соответствующим понятиям, идеям русские слова? Это не пустое занятие. Переработка иностранных названий на свой народный язык представляет ничто иное, как освоение явления, понятия, образование через него новых связей в сознании и мировоззрении. Другими словами, такая переработка продолжит самосознание народа в НТР. Психологи утверждают, что «чего нет в опыте людей, того нет в их языке, речи». И не будет, если не начать развивать свой родной язык, если не продолжим его в научно технический прогресс.

Интересно заметить, что переводные научные книги имеют более русский язык, лучше доносят идеи и мысль, чем такие же книги отечественных авторов. Всё дело в добросовестной работе переводчиков. Вот как одна женщина объясняла подруге работу вязальной машины (обе инженеры): «На этой фигне есть такая фигашка, которая двигается и соединяется с другой фигнёй, а та...» и т. д. Опомнившись, обе засмеялись.

Иностранные слова обеспечивают народу научную и духовную зависимость, что мы и видим сейчас. Освободите иные наши диссертации от иностранных слов, переведите эти слова на русский язык и часто можно убедиться в полном отсутствии какой-либо теоретической и практической ценности. Иностранные слова, оказывается, уже сами по себе создают наукообразие! Вот оно действительное состояние нашего ума и души.

Множественные чужеродные включения в современный русский язык, которыми разбито его могучее тело на жалкие островки, делают его бесплодной неподвижной серой массой, лишенной способности к саморазвитию, превращают наш народ в потребителя, обрекая на рабство идей и ума, навсегда обеспечивая ему место ведомого.

Тот же патриот немецкого языка признавал: «Какой красивый русский язык: все преимущества немецкого без его ужасной грубости».

Французский писатель Проспер Мериме, после изучения нашего языка, записал: «Французский язык, подкреплённый греческим и латинским, призвав на помощь все свои диалекты и даже язык времен Рабле, — разве только он один мог бы дать представление об этой утонченности и об этой энергической силе русского языка».

Особенность природного русского языка в том и состоит, что ни одна глупость не сможет существовать, если выражаться прямо, по-русски.

Антей Краснов, инженер-любомудр, Москва