Говоря об идеологии, обычно оперируют категориями «либерализм/консерватизм».
Полагаю, что использовать эти понятия не очень удобно, поскольку сами они давно уже превратились в штампы, при этом каждый вкладывает в них смыслы по своему усмотрению. Совершенно забывая о контекстах.
Если либерализм – то «свобода чего»? «Свобода от чего»? «Свобода во имя чего»?
Если консерватизм – то «сохранение чего»? Опять же: «во имя чего»? И т.д.
Поскольку тут собрались люди, оперирующие категориями цивилизационных типов, люди православные, то, казалось бы, стоит использовать понятия, которые бы описывали «системные ценности сотериологически/гедонистически ориентированной культуры». Однако, полагаю, что трезвый взгляд на нас не позволит говорить о том, что наше общество готово принять культуру сотериологических ценностей. Т.е. тех ценностей, которые сформированы в рамках Теоцентрического сознания, (сознания, в центре которого – вопросы, связанные со спасением души).
О каком принятии Теоцентрицеского (Богоцентрического) сознания может идти речь, если реально в России на сегодняшний день количество воцерковлённых людей составляет абсолютное меньшинство?
И потом. Если у нас «из каждого утюга» непрерывно вещают про «многоконфессиональность», то вот начни эту абстрактную «многоконфессиональность» приводить к каким-то формулам, то мы в лучшем случае получим некий вульгаризированный экуменизм, а в худшем – идейную основу лжерелигии Великого лжеца.
Общим местом всех наших рассуждений о той идеологии, которая желательна для нашего общества, является упоминание о миссии Третьего Рима. При этом Третий Рим понимается не просто как место, «чистое» от мерзостей «всепланетного Содома», но и как некий образец уклада, способный вдохновить на сопротивление этому мировому Содому тех людей, живущих вне России, которые Содому сдаваться не желают.
Третий Рим – это, образно говоря, обитель спасения. Не в том смысле, что жители страны, исполняющей миссию Третьего Рима, отказываются от брачных отношений, а в том, что пытаются с Божией помощью жить иначе. И показывают возможность иного уклада обыденной жизни.
В этой связи вспоминается распространённая в православной среде мысль, что «в последние времена в монастыре будет как в мiру, а в мiру – как в аду».
И хотя последние времена ещё по милости Божией не наступили, но вот это непреклонное движение мира в сторону ада все мы прекрасно видим. Специально останавливаться на этом смысле нет.
Значит, наш «монастырь» должен являть собою уклад, соответствующий мiрскому укладу.
Мiрской уклад – это сочетание властецентризма и человекоцентризма.
Я рискну обозначить такой уклад «либерализмом здорового человека».
То есть идеологией, в центре которой поставлен человек, однако, морально-этическая нормальность человека ограничена некими «красными линиями», выстроенными на основе норм религиозной этики, а права общественно-политические ограничены некими «красными линиями», выстроенными на основе неких властецентрических принципов.
Наверное, можно было бы назвать такое мировоззрение скорее консервативным, нежели либеральным, но, как указывалось выше, понятия эти размыты, посему предлагаю обращаться к ориентированной на человека некой традиционной нормальности, которая, несомненно, будет воспринята как европейцами, уставшими от фанатической евросодомизации, так и жителями исламского региона, уставшими от фанатизма арабоислама.
И даже если эти люди не смогут ничего изменить у себя на родине, то вполне возможно, что для них нашлось бы место на нашем Ковчеге.
Павел Вячеславович Тихомиров, помощник главного редактора Русской народной лини
1.
Некими, некой... То есть, неизвестно какими.