Запад, Россия, Малороссия, Украина: что дальше?

Есть нечто символическое в том, что операция российских вооруженных сил на Украине проходит в год 350-летия Петра Первого и на 301 году после провозглашения Российской империи. Эта операция касается не только судьбы Малороссии (Украины). В ещё большей степени она касается самой России – Великой, Малой и Белой. На наших глазах сбывается предупреждение царя-преобразователя о том, что Европа будет нужна нам на несколько десятилетий, а потом мы повернемся к ней спиной. Так или иначе, в 2022 году мы являемся свидетелями крупнейшего по своим масштабам и последствиям антизападного сдвига отечественной цивилизации, начавшегося защитой донецких республик от многолетних обстрелов со стороны Киева, и приведших в настоящее время (апрель) к фактическому разрыву с Европой и Америкой по линии военных, экономических, культурных, информационных и прочих связей. Разве ещё дипломатические остались…

Как оценить эти события – как политическую катастрофу (по мнению либералов) или как решительный поворот России, осуществленный волей Президента и поддержанного 80% народа? Я полагаю, оба ответа неверны, так как захватывают только одну из сторон проблемы. На самом деле речь идет о продолжении – на новом геополитическом этапе – исторической судьбы России как особой евразийской цивилизации, где «все концы сходятся, все противоречия вместе живут». Иначе говоря, наша операция на юге – это проверка делом той самой русской «всемирности», которую описал Достоевский в своей знаменитой пушкинской речи, и которая не допускает переобращения внутренней духовной сути российского народа (пусть даже в рамках отдельного субэтноса – малорусского или белорусского) в нечто чудовищное – в данном случае расистское и неонацистское.

На карте земной суши Россия расположена сразу на двух материках «хартленда» – в Европе и в Азии, сочетая их в себе не только пространственно (географически), ни и по сущности, как коллективные антропологические и культурно-религиозные архетипы (эта тема подробно разработана евразийцами, а затем Л.Н. Гумилевым). Если воспользоваться схемой А.Тойнби, вся отечественная история может быть представлена, как попеременный вызов/ответ России то Востоку, то Западу. Учитывая при этом особенности русской национальной души как «всечеловеческой», которой внятны одновременно и просторы скифской степи, и «острый галльский смысл», и «сумрачный германский гений», придется признать, что миссия России во времени – это борьба за сохранение её восточно-христианского ядра в условиях противоречивого (и нередко враждебного) воздействия на него вторичных цивилизационных оболочек – как внутренних, так и внешних. Случай с Малороссией (Украиной) – лишь один из примеров такого воздействия, хотя и весьма значительный.

Начало борьбы за Русь было положено псковитянкой княгиней Ольгой и новгородско-киевским князем Владимиром. Следующий шаг – укрепление цивилизационного статуса страны Александром Невским, который предпочел отношения с Ордой, не покушавшейся на национальную культуру, союзу с Римом, стремившимся окатоличить Русь. Через 150 лет эту работу продолжил Сергий Радонежский, поддержавший духовную энергетику народа в условиях инокультурной и иноверческой оккупации.

Первым западническим (модернистским) испытанием ключевой вертикальной оси нашей культуры стала цивилизационная революция Петра Великого, попытавшегося – в политических интересах Империи – вписать в священное пространство/время православного народа европейские технологии «подручного существования» (М. Хайдеггер). Заслуга Петра – освоение западного научного рационализма (в чём обычно и видят главное его достижение), однако – вопреки собственной полупротестантской идеологии – император «переформатировал» отечественную интеллигенцию (сначала по-немецки, потом по-французски, потом по-английски), оставив почти нетронутым многомиллионный православный народ. Дворянство стало европейским, а народ остался русским, и как раз такая двойственность позволила сохранить фундаментальную для нашей страны классическую религиозную и культурную парадигму, хотя и породила в дальнейшем взаимное непонимание и даже вражду. У нас не было католичества, не произошло и реформации с её индивидуализмом и деизмом, и это точно соответствует словам Пушкина, что «Россия никогда не имела ничего общего с остальною Европою; тут нужна другая мысль, другая формула».

С историософской точки зрения, империя Петра явилась попыткой «догоняющей модернизации» России, предшественниками которой в плане вестернизации Руси было и призвание варягов, и латинизация православной иерархии через иезуитское просвещение (т. н. «украинское барокко»), и западнические симпатии московской элиты («голицынщина»). Однако ни церковь, ни народ так до конца и не приняли петровской реформы. Говоря современным языком, петровские реформы не достигли ядра русского духа, не произвели цивилизационного слома, хотя изменили многие его внешние слои. Лучшим доказательством этого положения является творчество того же Пушкина, которым Россия, по слову Герцена, ответила на реформы Петра. В лице Пушкина православный творческий дух преодолел модернистский (фаустовский) соблазн постренессансного Запада, показав, что свободный гений может быть на стороне Творца, а не только на стороне его противника. Провозглашенная в 1722 году петербургская империя в глубине своей осталась православной Россией, породив великую русскую культуру Х1Х века – одно из крупнейших достижений человечества за все времена.

Примерно через 100 лет после Петра со стороны Запада последовало нападение на Россию революционного генерал-императора Наполеона вместе с половиной Европы. В ответ на это русский народ и его армия овладели политическим центром европейской цивилизации – Парижем. Ещё через сорок лет Европа снова напала на Россию. В 1914 году Россия заступилась за православную Сербию, после чего на неё последовала атака Тройственного союза. Следующий западнический (модернистский) вызов классическому устроению России последовал в феврале 1917 года. В этот период страна, несмотря на войну, находилась на материальном подъеме, и, по подсчетам Д.И.Менделеева, через три десятилетия Европа имела бы у себя единственную сверхдержаву – Российскую империю. Однако онтологическое ядро русского мира не поддалось рыночному давлению. Власти либералов-западников в виде Временного правительства хватило едва на девять месяцев. Отодвинув старую элиту, масонский Февраль не дал стране новой. Буржуазный модерн в 1917 году не вписался в экзистенциальный архетип русского народа, который предпочел модернизироваться другими способами, сохраняя при этом верность своей традиции – на этот раз в превращенной форме коммунистической идеократии. В определенном смысле Октябрь 1917 года явился искуплением его Февраля, а Великая Отечественная война – искуплением Октября. Именно благодаря удержанию сакрального единства Россия смогла победить в середине ХХ столетия оккультный нордический рейх (точнее, европейский фашистский интернационал из 13 государств) и первой выйти в космос.

Предпоследний по времени западнический вызов теоцентрическому ядру русской цивилизации был предъявлен в начале 1990-х годов в виде либеральной перестройки, «нового февраля». Структурно оба «февраля» совпадают вплоть до деталей. Правда, в отличие от «первого» февраля 1917 года, «второй» продолжался не девять месяцев, а почти десять лет, и последствия его, особенно в области мировоззрения, культуры и информации, мы переживаем до сих пор. Что касается государственных уложений, то они пострадали особенно сильно, и главным ударом по традиционной державности нашей страны стало образование на месте Малороссии (по-советски названной Украинской ССР) самостийной Украины как принципиально враждебной нам анти-России.

Следует подчеркнуть, что Малороссия всегда считалась органической и весьма уважаемой частью Российской империи. «Киев – мать городов русских» – этим многое сказано. Только в начале ХХ века, в период Первой мировой войны, отдельные побеги вызывающего антирусского украинства стали культивироваться и распространяться в Австро-Венгрии в интересах военной пропаганды. В 1920-х годах, уже в составе Советского Союза, украинство как бытовая идеология почти насильственно насаждалось на Юго-Западе Руси (в Малороссии и Новороссии) под флагом коммунистической «свободы трудовых наций». В итоге ко времени нападения фашистского рейха на Советский Союз сформировалась гремучая смесь из антисоветизма, национал-социализма, украинского шовинизма и русофобии, которую впоследствии назвали «бандеровщиной». Рождение подобной идеологической и политической бомбы было успешно использовано Западом в постсоветской период – к сожалению с активной помощью недалеких «самостийных» вождей, не понимавших (или не хотевших понять), на какую роль эту «новую Европу» готовят. После переворота 2014 года по отвергнувшим «бандеровщину» областям Малороссии/Новороссии начали стрелять из пушек. Стреляли 8 лет и убили примерно 13 тысяч человек. Но зато всё стало ясно.

Ныне, в апреле 2022 года, мы имеем последнее по времени сражение коллективного Запада с Россией, осуществляемое руками «незалежной» Украины, которую фактически заставили забыть о своей русскости. Одновременно мы имеем фактическое исключение Российской Федерации из состава «цивилизованного мира», под которым Запад понимает исключительно самого себя (т.н. «золотой миллиард»). К сожалению, на этот мировоззренческий обман поддалась православная (правда, частично) Малороссия, душа которой расколота ныне по всем возможным ценностно-цивилизационным линиям. Разрыв между Малороссией и Украиной – таково сегодня самое краткое определение этой антиномии. Найдет ли в будущем народ Юго-Западной Руси в себе силы для преодоления указанного недуга – Бог ведает.

Подводя итог сказанному, отметим, что военная операция на территории Малороссии имеет своей метаисторической целью спасение её самой от гибельного бандеровского украинства, и вместе с тем, спасение России от очередного нападения на неё «страны вечера» (Запад – Abendsland). Война идет сегодня за Русь, за тысячелетнюю православно-русскую культуру против давнего её противника, от псов-рыцарей до неонацистов всех мастей. Триста лет назад Петр Великий провозгласил свою Империю, преобразившуюся потом в Советский Союз. Это были компромиссные (превращенные) способы взаимодействия христианского ядра евразийской отечественной цивилизации с западными по происхождению технологиями прагматического «постава» (по слову Хайдеггера) сущего. Ныне дело идет об отказе России от технико-экономической, политической и идейной зависимости от Запада. 500-летнему господству атеистической (фаустовской) Евроатлантики приходит конец. Как гениально предвидел тот же Достоевский, «свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих». Постхристианская история Европы вошла сегодня в саморазрушительную фазу, предвещающую в обозримом будущем гностическую «культуру смерти» под управлением искусственного интеллекта, и недавнее пламя над Собором Парижской Богоматери – не единственный её символ. У России с Западом дороги разные. Продолжение русской евразийской Империи возможно только на фундаменте её собственной культуры и веры, пронесенной Святой Русью сквозь века.

Александр Леонидович Казин, профессор, доктор философских наук, православный философ, научный руководитель Российского института истории искусств