Про то самое, чего жаждет мир от Церкви сегодня

Недавнее обнародование неудачных и говорящих за себя фрагментов нового учебно-методического комплекта для приходских школ показало, что проблема как таковая имеется, и вновь поднимает голову после некоторого затихания. Нам уж никуда не деться от поиска её решения, ведь, очевидно, и в дальнейшем она будет подниматься, пока самые семена духовных сорняков не научатся заблаговременно выщипывать из таких материалов.

Мир беременен «богословием секса», и рано или поздно родит его. Это собственное «богословие» мира, противопоставляемое им уже существующему богословию, которому он не доверяет, пытаясь навязать своё видение, отторгая традицию. Мир всё время норовит «обновить» Церковь, «оживить» её, «открыть форточку и впустить свежего воздуха» в Церковь. Пропитываются этой идеей мало-помалу и церковные люди. Но надо понимать, что всякая страстная попытка, страстное желание оставить свой след в богословии оборачивается следом на богословии, то есть тем, что на богословие хотят попробовать наступить своим сапогом. Некоторые делатели, не употребив достаточно усилий, чтобы отыскать неложные ответы в недрах Церкви, начинают мастерить своё собственное необогословие.

В Болгаре лидер акафистного движения проговорился духовным чадам, что на пике удовольствия с женою декламирует первый стих из благодарственной молитвы. В Одессе, получивший впоследствии временное запрещение клирик, вбросил широкой аудитории идею «молитвы об оргазме». В Минске молодой 27-летний батюшка, смело обращаясь к нецерковной аудитории, сказал, что «секс — это круто; Церковь за секс». Запрещённый недавно в служении московский протодьякон, знаменитый миссионерскими трудами в 1990-х и 2000-х (хотя нередко многословных и вызывающих) удивил тем, что в студенческом клубе МГУ заявил о совместимости рукоблудия и борьбы с другими грехами: «Ты когда-нибудь потом будешь бороться» с рукоблудием, «а пока поборись с тем, что является главной страстью твоей жизни и главным грехом».

Честно говоря, по юности пытался и я как-то осмыслить для себя тему, которая набирала обороты, становясь мейнстримом, и пробовал даже что-то написать году в 2015-м, когда находился под влиянием, как теперь говорят, либеральных идей. Однако я бы охарактеризовал тот момент жизни другим словом, идеологически не ангажированным — искательство, потому как либерал действует в определённом осознанном идеологическом ключе, а искатель пробует и ошибается, пробует и ошибается и т.д.. Результат моих размышлений — текст эссе на трёх страницах — хотя и понравился мне тогда, но я благоразумно отказался от идеи где-либо выставлять его. И вот почему.

Неустранимая проблема всякого необогословия секса состоит в том, что даже если повествующий исходит из благих побуждений и предпринимает все возможные, на его взгляд, предосторожности, он всё равно побуждает читателя к мысленному созерцанию, точнее воображению, того, от чего целомудренный ум одинокого человека должен держаться подальше. Если ты не состоишь в браке, то всякое умственное представление связи мужчины и женщины для тебя пагубно, хоть бы ты и оставался поначалу и на всём протяжении такого мыслепредставления холодным, как айсберг. Равно это относится и к парам, готовящимся вступить в брак— добрачные разговоры об интимной близости опасны для их душ. Христос предостерегает от взгляда с вожделением на чужую женщину (Мф. 5:27). Вот и нам не следует с вожделением смотреть на образы, рисуемые в своём воображении.

Богословствуя об интимной сфере, неподготовленный ум ходит словно бы по калинову мосту — раскалённому докрасна мосту между миром живых и мёртвых из мифологии древних славян. Он ходит, как канатоходец по канату, и пытается не сорваться.

Необогословие секса не имеет табу или придерживается их очень неохотно. Напротив, оно стремится снять любые ограничения, морально и мысленно раздеть человека (отдалённо это начинается, когда требуют раздеть алтарь в храме, лишив его иконостаса «в миссионерских целях»), оно приходит к гротескным вещам, эпатажу, оксюморонам и выходит, как говорится в его собственном сленге, за грань фола. Само словосочетание «богословие секса» является как бы оксюмороном.

Апологет такого учения может думать, что он держит всё под контролем. Однако он не учитывает те семена, которые сеет, а это семена сластолюбия, себялюбия, плотского мудрования. Начатая из благих побуждений, проповедь через какое-то время выливается в плотское мудрование, подпитываемое своей уверенностью в благости сказуемого. Если в некоторый момент апологет очнётся и поймёт: «Что же я творю?» — и начнёт убеждать толпу, что был не прав, то слушатели обратятся на него и растерзают за неверность их плотским желаниям, представлениям. Так семена плотской проповеди дадут всходы и принесут плоды.

Как бы ни силился проповедник богословствовать от духа, он скатывается к «богословствованию» от плоти. Таков удивительный этот предмет. Как царь Мидас в мифах древних греков к чему бы ни прикоснулся, то превращалось в золото, и от того он не мог уж ни есть, ни пить, и даже погубил прикосновением собственную дочь вопреки своей же воле, так и попытки отстранённо богословствовать об интимной сфере легко ведут к падению. Например, из четырёх упомянутых выше клириков по различным городам русского мира, один прошёл через запрещение в служении, другой находится в процессе лишения сана, а ещё один сана лишён.

Плотское мудрование приводит к тому, что оно вначале снисходительно смотрит на нецеломудренные вещи, а потом начинает их оправдывать и содействовать им. В частности, возникновение православных бальных танцев — видятся мне типичным продуктом современного мудрствования.

Чтобы рассуждать о плотской любви мужчины и женщины спасительно, надо умертвить плотское мудрование. Надо быть человеком небесным и ангелом земным по благодати. Однако святости не характерно много говорить о плотской стороне брака. А это не удовлетворяет современников, желающих рассуждать о ней часами. Вот и получается, что всё необходимое по плотской стороне брака уже в Церкви написано, но забыто обществом или не востребовано им из-за постности материала. Современные попытки «реформировать» или «дополнить» существующее богословие своими плотскими мудрованиями ни к чему хорошему не приводят.

Выше уже упоминал эссе, написанное мною в январе 2015 года на тему нынешней статьи. Тогда данная тема набирала обороты, и на слуху ещё была книга «Двое во едину плоть» (2011), а публичные православные дискуссии о проблемах пола не выходили за рамки приличия, «за грань фола». Тем не менее, уместным считаю привести только наиболее удачную первую страницу эссе, да и то с дополнительными комментариями по тем деталям у себя, что не были замечены сразу:

«Святые и благочестивые отцы всегда обходили эту тему благоговейным безмолвием. Служители же врага рода человеческого всячески стремятся наполнить эту тему негативной коннотацией, извратить, выхолостить, лишить всякого сакрального смысла, оставить лишь усечённое удовлетворение похотливых желаний. О духовном единении супругов существует много православных сочинений, но о плотском единении говорится гораздо меньше. Не потому что оно не важно [конечно же, мера важности тут не максимальная, вопреки чаяниям мира]. Напротив, оно являет собой чрезвычайно таинственную часть замысла Творца. Святые и праведные отцы мыслили эту область как телесный аспект духовного общения мужчины и женщины, обыкновенно оставляя непосредственную физиологию за каждым конкретным человеком под прямое Божье водительство. Область была чрезвычайно интимной. Сам Бог помогает благоустроять телесную жизнь супругов. Никакой “секспросвет” не может сделать того, что Бог делает с человеком естественно — научает телесной любви между супругами. Если о духовной жизни, духовном соприкосновении супругов мы ещё можем прочитать в духовной литературе, то таинство телесного единения водится непосредственно Самим Богом.

Не способен я коснуться тайны расцвета души человека, например, в монашестве, в какие моменты он является особенно ярко, не могу рассказать о тайне расцвета мудрости в старости, не способен рассказать о расцвете человека в служении ближнему — всё это и многое другое вне моего опыта. Но созданный для блаженства человек создан своеобразным цветком, который должен цвести [конечно, не в гуманистическом или, тем более, инстаграмном понимании, а в смысле конечного состояния вечного блаженства, несмотря на то, что путь к нему может лежать через различные невзгоды и бремена]. Мне показалось важным сказать читателю о тех моментах, над которыми усилиями врага рода человеческого старательно совершается тайна беззакония — опошление, выставление на показ (хамство), уподобление человека животному, моральное и духовное опустошение, разорение, развращение и ослепление похотью.

Прекрасно прикровенное соприсутствие Божие в момент полноты мужского и женского единения [тут я стал заступать на тот самый калинов мост]. И ужасно, когда соединение двух тел происходит беззаконно, в мерзости, стыде и без благословения Создателя!

С чем можно сравнить действо единения?.. Названия для этого таинства, установленного Творцом ещё в раю, установлено не было. Видимо, для того, чтобы оно всегда, во все века сохраняло свою непостижимость. Было бы осуществимо, но не выразимо и не постижимо человеческим разумом». Неплохо начав, далее стал размышлять об образах, навеянных Песнью песней царя Соломона, но поскольку на тот момент не имел понятия о базовых принципах экзегетики, то исполненные плотского мудрования мои рассуждения предпочитаю ныне вырезать. К тому же, пытаясь далее рассуждать духовно о тайном процессе телесного единения, я разрушал благоговейное молчание, служащее ризой, покрывающей этот процесс. Сравнивая тогдашнее и нынешнее своё желание высказаться, ещё лучше понимаю, как непроста тема для разговора, и сколько такта в ней нужно: никаких карикатур и выходок «за грань фола» ради лайков и фолловеров.

Когда пишешь на темы, в которых не обладаешь стопроцентно проверенным знанием, на острые и чувствительные темы, где легко увлечься волною чувств и эмоциональных предпочтений, не будучи святого образа жизни, надо быть осторожным. Можно пробовать писать «в стол», чтобы через несколько лет взглянуть на написанное по-новому. И тогда есть шанс избежать грубых неточностей или искажений. Особенно важно не быть поспешным, рассуждая о телесной стороне брака. Надёжнее будет говорить о ней поменьше или не говорить вовсе до тех пор, пока возможно её обходить.

Дмитрий Николаевич Габышев, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник, г. Тюмень