Революционеры справа

«Революционеры справа» – это понятие появилось в начале ХХ века. Им нередко спекулировали политические оппоненты правых, в том числе из среды высокопоставленных либерального духа сановников, навешивая его как политический ярлык для дискредитации всех правых. Тем не менее, явление это, «революция справа», в православно-патриотической среде того времени существовало. И тому много исторических примеров.

Взять хотя бы печальный конец жизненного пути выдающихся вождей правого движения епископа Никона (Бессонова) и иеромонаха Илиодора (Труфанова), сложивших с себя сан, «размонашившихся» и трагически закончивших свою жизнь (первый застрелился, второй, всеми оставленный и презираемый, никому не нужный, умер на чужбине). Можно еще вспомнить одного из главных вождей правых Владимира Пуришкевича, который запятнал своё имя, приняв участие в убийстве Г.Е. Распутина, а после государственного переворота оказался никому не нужен – ни правым, ни левым. В годы Гражданской его гнали даже белые на своей территории, и умер он от тифа, никем, кроме родных, не оплакиваемый.

Эти, самые яркие примеры «революционеров справа», выросли на определённой почве, в определённом контексте. Так что вполне возможно говорить о целом явлении в среде правых предреволюционной поры.

Поэтому вполне уместно задаться вопросами: Как же происходит процесс превращения правых в «революционеров справа»? Почему правые переходят в противоположный политический лагерь? Есть ли в этом какая-то логика?

Эти вопросы совсем не праздные и имеют не только историческое значение. Нечто похожее, как мы видим, происходит и сегодня.

Причём превращение правых в «революционеров справа» является не только их личной трагедией, но это – довольно тревожный сигнал для общества и власти, некий знак революционизирования настроений.

По моему глубокому убеждению, революция происходит при двух условиях.

Первое условие. В среде революционеров (которые традиционно состоят из либералов и левых) должны появиться именно правые – православные традиционалисты и патриоты. Пусть в небольшом количестве, численность не важна, поскольку их задача – дать нравственное оправдание свержению власти и деморализовать власть. Лидер черносотенного Союза Михаила Архангела Владимир Пуришкевич, убивавший друга Царя, и лидер прогрессивных русских националистов Василий Шульгин, приехавший принимать отречение у Государя, не представляли большинства правых, но их участие в революции стало сигналом обывателю и власти – все силы общества желают свержения монархии.

Второе условие. Масса обывателей должна стать равнодушна к судьбе власти. В 1917 году это стало следствием, прежде всего, информационной войны по дискредитации Царской Семьи, в целом сформированного СМИ и слухами недоверия общества к власти. Это было отчасти и следствием перехода некоторых правых на сторону революции. И сегодня мы наблюдаем довольно грамотно организованную, массированную кампанию по дискредитации В.В. Путина и его окружения.

Наблюдая за тем, как в вопросе вакцинации часть активистов православно-патриотического движения легко перешла от лоялизма к противостоянию власти, на память невольно приходят эти исторические аналогии с монархическим движением начала ХХ века. Конечно, всякая аналогия хромает, но при корректном её использовании она позволяет понять логику современной политической борьбы.

Уже давно у некоторой части патриотического сообщества бродит идея превращения патриотов и консерваторов в «третью силу». Адепты создания «третьей силы» говорят, что патриоты должны дистанцироваться одновременно и от либерально-прозападной оппозиции и от власти, только тогда, мол, патриоты обретут собственную политическую субъектность. Так озвучивается публично, и звучит даже красиво, если не задать простой вопрос: если патриоты – «третья сила», кто же будет поддерживать власть? Часто за этим скрывается шкурнический расчёт: мол, власть откупается от либералов, а патриотов, которые ее поддерживают, не замечает, стало быть, патриотам нужно стать проблемой для власти, тогда она начнёт замечать патриотов и давать им деньги. На практике эти политические игры чрезвычайно опасны и могут привести к тяжёлым последствиям.

По сути, на идее пресловутой «третьей силы» и зиждется нынешняя попытка воспользоваться тревогой, озабоченностью и протестными настроениями, вызванными вакцинацией.

29 марта я опубликовал статью «О современном ковидобесии. Почему православные превратились в авангард борьбы против вакцинации?».

Не люблю себя цитировать, но в данном случае это весьма уместно. Я писал: «В основе этой шизофрении ковидобесия лежит метафизическая проблема недоверия к власти. А от этого всего один шаг до участия в революции, один шаг до Навального. Пока его наши ковид-скептики, слава Богу, не делают. Но ведь нет никакой уверенности, что не сделают! Вспомним, как так называемые русские националисты до 2011 года выступали с антизападническими лозунгами, а потом спокойненько стояли на Болотной рядом с "болотными людьми", а некоторые после 2014-го стали даже бойцами батальона "Азов". Ясно одно: со столь заразительным духовным психозом можно бороться только духовной трезвостью, чтобы уметь держать под контролем "благое беспокойство" о происходящем, к которому призывал прп. Силуан Афонский. Ведь не случайно заповеди блаженства начинаются с заповеди духовной нищеты: блаженны нищие духом».

Тогда, в конце марта, я еще сомневался, думал, что развитие событий может пойти по другому пути. Увы, я оказался прав. Наши ревнители борьбы против коронавируса сделали-таки этот шаг и стали в авангард борцов против власти. О чём я написал 7 июля в статье «Парадокс вакцинации. Патриоты всё-таки выступили против власти». Причём, это был явно осознанный шаг. По крайней мере, со стороны некоторых православных активистов. Они даже, по-взрослому, попытались подогнать богословскую основу для своей агитации против власти, сочинив некое «богословие непослушания власти».

Что же лежит в основе православного радикализма и «революции справа»?

Ведь вакцинация стала только поводом для этой попытки противопоставления церкви государству, для противостояния православных власти. Другим поводом стала развернувшаяся одновременно и теми же людьми борьба за демократию в церкви под видом восстановления утраченной соборности. Правда, это чисто внутрицерковный сюжет, но он органично ложится в борьбу против вакцинации. Всё это – та же «революция справа», которую мы можем наблюдать, изучая историю правого движения начала ХХ века.

Как же происходит процесс превращения правых в «революционеров справа»? Какова логика? Я вижу три причины, которые способствуют превращению правых в «революционеров справа».

Первая причина – анархизм, свойственный русскому характеру. Мы видим его проявления на протяжении всей нашей истории. Русским людям одновременно свойственны и глубочайший патернализм, готовность жертвовать многим ради укрепления государства, и упоение самовластием и безвластием. В периоды смут и нестроений русский человек доходит до убегания от государства, а потом и борьбы против власти. Свойственно это, увы, и православным русским людям. Вспомним хотя бы конфликт Священства и Царства, сыгравший роковую роль в нашей истории в 1917 году. Если бы Священноначалие отказалось признать законность государственного переворота, потребовало хотя бы встречи с Императором, история наша могла пойти иным путём…

Сегодня этот анархизм в православной среде проявляется в воинствующем антисоветизме. Вроде клянут иные православные Ленина и Сталина, притеснение советским государством веры и церкви, но как-то незаметно переходят к противостоянию самой по себе государственности. Это и немудрено, ведь другого государства у русского народа с 1917 по 1991 годы не было. Мы могли наблюдать, как советские диссиденты органично становились русофобами и врагами государства (за редчайшим исключением). Любые попытки нынешнего государства, являющегося наследником СССР, проявить какие-то симпатии к советскому прошлому вызывает к нему такое же отношение.

По моим наблюдениям, самыми яростными борцами против вакцинации стали именно монархисты-антисоветчики и диссиденты, – они органично становятся ковид-диссидентами.

Вторая причина имеет политико-технологическую природу и связана с неумением формировать правильное отношение к власти, прежде всего отношение к критике власти. Я уже не раз призывал многих своих единомышленников не нагнетать градус критики власти (которую есть за что критиковать и нужно критиковать), поскольку можно легко оказаться в технологической ловушке. Логика тут простая: я (мы) дал власти (президенту, чиновникам) правильный совет, а они его проигнорировали; дальше повышается градус критики; а завершается это прямой дорогой в лагерь революционеров, противников власти. Если власть меня (нас) не слушает – это неправильная власть, и она, следуя новому «богословию непослушания», конечно не от Бога! С этой властью «каши не сваришь», эту власть не жалко, её надо свергать. Таким путём очень легко пойти, если градус критики повышен до предела.

Но еще древние знали и другую технологию, которая выражена в латинской мудрости: «Капля точит камень не силой, а частым падением». Эту технологию, получившую нравственное оправдание в христианской проповеди смирения и терпения, как признаках духовно развитой личности, активно использовала церковь в своём благотворном влиянии на представителей власти. И подобно тому, как Спаситель завещал прощать согрешившему брату не до семи раз, как предполагал апостол Петр, а до «семижды семидесяти раз» (Мф. 18: 21-22), так и указывать на ошибки и недостатки чиновников нужно до тех пор, пока эта мысль не дойдёт до умов представителей власти, т.е. «капать и капать».

Третью причину я бы назвал «безжалостным православием», – речь об определённом психологическом феномене. Здесь причудливым образом в православной среде проявляется чисто большевистское мировоззрение. Подобно тому, как некоторые поклонники белогвардейцев ведут себя порой как заправские большевики, не желая искать компромиссы, так и нынешние православные борцы с вакцинацией и настаивающем на ней государством занимают столь же непримиримую позицию. Был такой антисоветский анекдот, высмеивающий одну из основ советской внешней пропаганды: мы будем до тех пор бороться за мир, пока от мiра камня на камне не останется. Тут такая же психологическая установка. Мы будем бороться за свои принципы, за своё понимание истины, пусть даже от церкви камня на камне не останется. За свою правду они, как настоящие большевики, готовы разорить церковь. Так я понимаю психотип бывшего схиигумена Сергия Романова и его сторонников.

А надо жалеть и людей, жалеть нашу церковь, она ведь не вами создана! Но этим православным людям не жалко церковь, если она не принимает их образ мысли. А ведь русское слово жалеть является одним из синонимов слову любить!

«Безжалостное православие» – это тяжёлое наследие советской эпохи, причудливым образом сохранившееся в людях вроде бы как исповедующих Христово учение. Православный радикализм – это не ревнительство, это – оскудение любви…

Анатолий Дмитриевич Степанов, главный редактор «Русской народной линии», председатель «Русского Собрания»