В Подмосковье, помимо Михайловой Слободы и Куровской, имеется единоверческий приход в селе Осташово Воскресенского района. Посвящён он Владимирской иконе Богородицы. Более 10 лет настоятелем храма здесь является священноинок Антоний (Аненко). Мне приходилось бывать здесь на престольном празднике при предшественнике нынешнего настоятеля. Через несколько дней одна из участниц поездки написала тогда настоятелю о том, что её смущает, а именно: наличие в храме нескольких живописных икон и какие-то опущения по Уставу. Ответная реакция была довольно жесткой. Возможность приезда на будущее стала проблематичной. В этом году я ощутил непреодолимое желание непременно побывать в Осташово в престольный день, тем более, что такой великий юбилей.
«Вы уже едете?» — звонит прихожанка, которая заказала мне машину. Слабым голосом отвечаю: «Едем». Потом мне рассказали, как она, услышав мой слабый голос, всплеснула руками: «Как он может ехать в такую даль, находясь в явном недомогании?!» Все уговоры были напрасны. Всеми силами души я ощущал желание непременно побывать в Осташово в такой знаменательный день. Прибыли через три часа, впритык к началу службы.
Внешне храм мало изменился, разве что на стене появилась табличка с именами пяти репрессированных священнослужителей. Внутри же храма перемены были поразительными: появилось много новописаных икон, пелен под иконами, красивых лампад и подсвечников. В притворе висит от руки написанный текст: «Правила поведения в храме». Запомнилось: кто крестится невпопад, не по Уставу, нарушает заповедь Десятисловия: «Не произноси имени Божия всуе».
Великая вечерня, малая павечерница, утреня совершались неспешно и размеренно. Каждое слово из богослужебных книг, которое пелось или читалось, доходило до слуха и сознания молящихся. Я ещё подумал: если бы так везде совершали службы, то сетование на непонятность богослужебного языка в значительной степени поутихло бы. Недавно в одном областном центре у ж.д. вокзала я зашел в новопостроенный собор и не мог разобрать ни одного слова стихер, которые пел мужской квартет с балкона.
Как всегда бывает при посещении других храмов – будь то старообрядческие или единоверческие - замечаешь что-то новое для себя. Начинаешь разбираться: то ли ты что-то опускаешь, то ли там что-то субъективное. А в случае с единоверцами наверняка заимствованное из новообрядческой практики.
Престол в белоснежных облачениях напоминал большой кусок сахара. Множество старинных образов. На семисвечнике помимо лампад ещё и семь свещей – впервые такое вижу. Открывая Царские врата и даже завесу на них, настоятель всегда крестился. Перед малым входом трижды кадил престол спереди. На литии пелось до десятка стихер – у нас поётся только первая, а также на «Славу» и на «и ныне», а остальное читается. В Даниловом монастыре поется вообще только одна стихера.
В какой-то момент я стал опасаться: как бы опять «не уйти в нокдаун» — не рухнуть в обмороке, как это было совсем недавно. Как бы не загреметь, не скатиться кубарем, спускаясь по ступеням с высокого амвона. Когда я был послушником в Почаевской Лавре (1979-80 годы), то, проповедуя с амвона на русском и украинском языках, любил приводить яркие примеры-аналогии из жизни, свидетельствующие о кратковременности земного бытия (типа: «Не успела лодка отплыть от одного берега, как уже виден берег другой» и т.д.). Только в последние годы, по мере умножения болезней, размышляя о смертном часе, я воспринимаю эти вещи сущностно, а не только как красивые метафоры.
Сколько возвышенных слов, прославляющих Матерь Света, прозвучало за время богослужения! При первой возможности отец Антоний уходил помогать петь на клирос, а я произносил ектении и возгласы в алтаре. Батюшка очень дорожит служебником, принадлежавшим о. Василию Кузнецову, служившему в этом регионе ещё до революции. Совершая каждение на «Величит душа моя Господа», после каждого припева он делал поклон – я это видел впервые. Мощно прозвучало великое славословие – оказалось, что «подставили плечо» паломники из города Кузнецка Пензенской области во главе со священноиноком Варсонофием.
На трапезе по окончанию службы объединились два источника яств — привезённые нами и местные припасы. Особенно понравились маринованная морковь, пирожки с изюмом и квас.
Отец Антоний очень гостеприимный, мастер на все руки (пчеловод, изготовитель кваса, огородник и пр.). В келии отца Антония рассматривали фотографии старообрядческих деятелей и его родственников, старинные гравюры. Родом батюшка с Оренбуржья. В юном возрасте был крещён погружением схиархимандритом Серафимом (Томиным). На малой родине батюшки была чересполосица деревень, где жили представители разных национальностей. Встречались старообрядческие деревни, где жили главным образом беглопоповцы. Особенно запали ему в душу их погребальные обычаи. Отец Антоний оказался очень интересным рассказчиком. Особенно запомнился его рассказ о том, как просто и трогательно верует и молится мордва. Я подумал: «Из десятка потенциальных кандидатов на единоверческого епископа он, пожалуй, самая походящая кандидатура: простой, общительный, ревностный, даровитый, подкованный». Я, например, в этом плане совершенно непроходная фигура, «отработанный материал». Совершенно не гожусь ни по возрасту, ни по состоянию здоровья, к тому же намертво ко мне прилипли ярлыки «политизированного игумена», «знаменитого антииэнэнщика» и пр.
Ночевал в «горнице» — так отец Антоний назвал одну из комнат в своём деревянном доме. В святом углу был целый иконостас, множество книг и предметов народного быта: веретено, большая сковорода, деревянная ладья для стирки белья и даже балалайка, а также несколько «неопознанных объектов» — предметы из крестьянского быта, назначение которых для нас, городских жителей, не совсем понятно.
Утром в 6.10 я уже был в храме – думал, что пришёл первым, а оказалось, что отцы Антоний и Варсонофий уже прочитали причастные часы и зажгли лампады на всех паникадилах. Во время входных молитв выяснилось предназначение небольших литых икон на столбцах Царских врат — для прикладывания к каждой из них после прочтения соответствующей молитвы. Молитвы перед Литургией у престола каждый священник читал отдельно и про себя (у нас их читают попеременно и вслух все служащие). Читая синодики, обратил внимание, что значительная часть имён в них написана славянской вязью. О. Антоний показал синодик с именами старообрядческих неокружнических епископов и священников – этот синодик принадлежал их родственникам. В одном синодике поминался за упокой Патриарх Пимен, а ниже митрополиты Алимпий и Андриан. Часть синодиков содержала имена в родительном падеже, а часть в дательном – проявление разницы между «неофитами» и «коренными». На великом входе сослужащии священники на трёх поминаниях «всех вас да помянет Господь Бог» одновременно осеняли крестами – так, кажется, всё-таки по новому обряду. После заамвонной молитвы начали молебен, а точнее два молебна – Пасхальный и Богородице (запевы Богородице пели священники в алтаре). После прочтения Евангелия процессия священников, несущих кадило, Евангелие и крест, вышла на средину храма. Начался водосвятный молебен. С запева первых слов седьмой песни Пасхального канона вышли на крестный ход. Непривычным было отсутствие колокольного звона. Престольные торжества у нас заканчиваются возглашением многолетий – тут их почему-то не было. Несмотря на эти упущения, в целом служба прошла на очень высоком уровне (закончилась она в половине первого). Как всегда бывает при долгой службе по старому обряду, все недомогания и усталость к концу службы полностью улетучились. Не выдержал, тряхнул стариной, поднялся на колокольню, отвел душу — немного потрезвонил.
Трапеза началась не сразу – у отца Антония возникли какие-то проблемы с пчёлами. Крупный, похожий на медвежонка, как в известном мультфильме, то ли он гонялся за роем пчёл, то ли они за ним. «Молитесь, начинайте трапезу без меня», - сказал он, пробегая мимо. Я тут же пошёл в трапезную. К моему удивлению, никто больше этого не сделал. У нас на Берсеневке такие вещи немыслимы – быстро «получишь на орехи». После молитвы перед обедом я шепнул о. Антонию на ухо: «Буду ждать Ваш сигнал на начало моего выступления». Мне дали слово, но оказалось, что выступления здесь неприняты. Поучения тоже не читались. Трапеза проходила в свободном режиме, не было никакой заорганизованности, выступлений по кругу, как принято у нас. Пропели два духовных стиха: о боярыне Морозовой и «Господи помилуй, Господи прости».
Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма Николы на Берсеневке, член Союза писателей России
.jpg)
.jpg)
