В тот храм я ходил 28 лет. Там меня крестил иеромонах Александр (Фаут). Там мои друзья. Там чудесный знаменный распев. Там громче всех я орал Символ Веры. Там громче всех я орал: «Воистину Воскресе!»
Там всё мое и всё такое родное!
Но постепенно я чувствовал, что та благодать, которой был наполнен храм во времена моего крестителя, постепенно убывает и заменяется иными, уже мiрскими чертами – то удаляют самых строгих и любимых священников, то начинают продавать еду прямо в свечной лавке и Великим Постом, утверждая,что вся еда постная, хотя в ней добавлено очень много масла. То тем же Великим Постом зазывают купить итальянский сыр, но уже в лавке книжной…
И все время призывают к снисхождению, к снисхождению, к снисхождению…
Но когда же будет восхождение? И будет ли оно? Ведь так можно снизойти и до самого тартара!
...А потом вышел батюшка с Чашей и сказал, что надо соблюдать гигиену и после каждого причастника лжица будет промываться и протираться.
Мгновенно подумалось, что если слово «гигиена» написать под титлом, то напишется «гиена» – очень созвучно с геенной, с геенной огненной!
Не её ли нас теперь призывают соблюдать?
И я пошел в другой храм, в храм, в котором мне тоже всегда было радостно, в храм в котором священники не работают, но служат Богу, в храм, в который я и раньше хотел ходить, но боялся, что это будет выглядеть, как предательство моего родного иеромонаха Александра (Фаута).
Вербное воскресенье!
Полный храм! Все без этих дурацких масок! Все причащаются! Все прикладываются к Чаше! Батюшки благословляют крестом и все прикладываются ко кресту!
Во время проповеди батюшка предупреждает, что на Пасху храм может быть закрыт властями и просит прихожан помогать храму материально. Многие записывают реквизиты. Я решаю, что пора и мне преодолеть свое поганое сребролюбие и обязательно приносить в этот храм десятину!
А потом батюшка выходит через храм и, как обычно, прихожанки окружают его для еще одного благословения.
«Батюшка! – кричу я – благослови на Пасху перелезть к вам через забор!»
Его ответ тонет в радостном смехе.
«Что он сказал?» – спросила стоящая рядом женщина.
«Я не расслышал, но понял, что меня благословили».
А в понедельник было опубликовано решение митрополита о том, что Пасхальные службы будут проводиться без прихожан…
После работы еду к храму на разведку забора.
Забор серьезный – два с лишним метра, да еще прутья наверху раскованы острыми пиками, и поперечин, куда можно было бы поставить ноги, нет…
Но территория большая – надеюсь где-нибудь найти слабое место в «обороне».
И нашел! В одном месте есть калитка, по которой можно взобраться вверх, стать на ворота, развернуться и по калитке спустится вниз! А там уже и до храма недалеко!
В Великую среду опять еду в разведку. На воротах объявление, что вход на территорию храма только для служащих в храме и волонтеров. Калитка открыта. Спрашиваю охранника, можно ли пройти? Ответ уклончив – я прохожу.
В храме вечерня. Человек 100-150. Батюшка исповедует. Исповедуюсь. Получаю благословение причаститься на Пасху. Про забор тоже спросил. Батюшка рассказывает о том месте, которое я уже нашёл ранее.
В Великую субботу освящаю снедь на территории храма. Запрета на вход нет. Решаю приехать часам к 9 вечера (пока нет милиции), зайти в храм и там уже дожидаться начала Праздника.
Приехал. У ворот стоит патрульная машина с зажженными фарами. Людей не видно.
Осторожно прохожу мимо, боясь, как бы меня не окликнули – ведь, если я начну лукавить, то причащаться-то мне как?
Иду в сторону моей разведанной калитки. Никого нет. Калитка закрыта на замок. Взбираюсь по калитке на забор. Ставлю свои 45-е размеры между пиками – встали очень плотно, не только без зазора, но и с серьезным натягом. Надо повернуться на 180 градусов и спускаться по калитке, но пики не дают развернуться. Пытаюсь стать одной подошвой на пику – она начинает протыкать подошву. Балансирую на заборе. Что делать? И назад не вернуться, и вперед никак. Чувствую, что силы начинают покидать – 68 лет – это серьезно. Наконец, пробую стать ногой одновременное на две пики и развернуться. Получилось! Тяжело дыша, спускаюсь на территорию храма.
Да, старая развалина, если доживешь до следующей Пасхи, то надо приварить к забору, хотя бы две поперечины, чтобы не исполнять ночами смертельный цирковой номер «Танец с пиками».
Иду вдоль стены. Вдруг из храма вышли два полицейских и направляются к центральным воротам! Прижимаюсь к стене, как партизан Великой Отечественной войны. Меня не видят. Пронесло!
Почти без сил захожу в храм. Там уже есть люди. И подходят, подходят, подходят. Оказывается, многие выписали справки, что они являются волонтерами. Но справки не понадобились – видно полицейским не дали приказа «держать и не пущать», и они не препятствуют входу, а следят только за соблюдением обычного порядка.
Праздник! Храм полон! Четыре Чаши! Причащаются все! Мы не поклоняемся геенне! Мы у Христа за Пазухой! Христос Воскресе! Воистину Воскресе!
У лестницы стоит девушка-сержант по форме и в медицинской маске.
«Христос Воскресе!» – кричу я ей.
«Воистину Воскресе!» – строго отвечает она из-под маски. Понятное дело – служба!
Милая девушка, дай Бог тебе здоровья и счастья!
Вспоминаются древне-маяковские строки: «Розовые лица.// Револьвер жёлт.// Моя милиция// Меня бережёт!»
Братья и сестры, я люблю вас! Христос Воскресе!!! Воистину Воскресе!!!
Евгений Викторович Алтухов, инженер, православный публицист
1. Ответ на 1, Сергей: