Существо любой партии в представительстве интересов группы населения. Формально партии собирают голоса избирателей с территории, представляя их во власти, но фактически представляют тех, кто финансирует их деятельность. Это могут быть как состоятельные представители тех же территорий, так и представители территорий, весьма чуждых избирателям…
Таким образом, вывод первый состоит в том, что партия не всегда достаточно прозрачна для безоглядного к ней доверия.
В контексте истории можно считать таким вопиющим фактом предательства партией своих сторонников, деятельность большевиков в 1917 году, когда на деньги разведки военного противника России в стране был осуществлен силовой захват политической власти. Следствием чего была, с моей точки зрения, возникшая после этого необходимость второй мировой войны. По ряду причин, среди которых имели место факты установления практического контроля немецкой военной и политической разведки над властью в России. Последующее системно на разных уровнях периодически обостряющееся гражданское противостояние в России является подтверждением присутствия в стране фактора провокационного воздействия на внутриполитические процессы. В этом контексте, в ходе мучительного освобождения партии большевиков от влияния иностранной агентуры, которое в полной мере никогда не могло быть завершено, становятся объяснимы явления большого террора, подавления инакомыслия, чистки в среде военных, спецслужб, партноменклатуры и им сочувствующих.
Следует признать, что партия большевиков-коммунистов действовала в необычной исторической обстановке тотального воздействия на страну немецкой культуры и политических интересов, в связи с чем, не имея равнозначной по качеству опоры в культуре и политическом развитии собственного народа, умело опиралась на возможности противоборствующего немецким интересам потенциала национальных меньшинств, включая то из них, которое практически возглавило и подчинило себе англо-саксонские страны и их народы. Эффективность или недостатки такой политической игры еще предстоит оценить истории, но, думается, меньшинство, как и меньшинства будут серьезно озадачены…
Еще раз сдача национальных интересов, во всяком случае именно так это выглядит внешне, была ситуация, когда та же партия сдала интересы страны в 1991 году уже другому противнику России в холодной войне – Соединенным Штатам Америки. Хотя это может быть и весьма сложной политической игрой, уровень сложности которой трудно оценить, но тем не менее принято считать, что второй раз произошло подобным же образом.
Итак, партии произошли из европейской политической жизни, где представляли во власти те или иные группы населения. Эти группы, осознав вековой опыт жесткого противостояния в борьбе за власть, воспринимая этот опыт не как отвлеченную историю, а как трагедию самоуничтожения, перевели противостояние из сферы вооруженной борьбы в сферу парламентских дискуссий и споров. Следует отметить, что страны Запада невелики по размерам, имеют в равной степени развитые территории, и все противостоящие друг другу партии имели доступную связь с этими территориями, могли легко взаимодействовать как со своими избирателями, так и с друг другом на поле избирательных баталий, и в ходе рутинной политической жизни.
Одновременно с внешней политической активностью партий европейских стран, в них действовала и внутрипартийная диффузия, движение кадров, возможности роста по партийной лестнице активных партийцев сочетались с механизмом политической конкуренции, что выражалось в периодически возникающей смене партий у руля власти.
То есть партии являются общественным механизмом замены военного противостояния интересов противостоянием парламентским, в виде политических дискуссий и споров, с признанным механизмом их решения путём принятия всеми позиции большинства.
Второй вывод, таким образом, состоит в том, что партия, как длящееся политическое явление, имеет свою политическую историю, в ходе которой внутри конкретной страны и в сознании конкретного народа обязательно происходила трансформация методов военных в методы политические, принявшие форму взаимодействия партий. Эта трансформация пережита партиями вместе с народами своих стран, и всеми в этих странах признана за точку отсчёта новой внутриполитической истории, исключающей ведение гражданских войн.
В этой связи партийная история России оказалась перевернутой с ног на голову. Партии у нас не были взращены из собственных исторических процессов, так как внутренние военные противостояния завершились в России лет за триста до появления политических партий. Партии в России были сознаны вне живого опыта, а привнесены как готовый, заимствованный, политический продукт Запада.
В памяти создателей русских партий, возникших практически из ничего по итогам революции 1905 г., не было военного противостояния, что, надо полагать, сказывалось на жесткости и непримиримости противостояния политического, на отсутствии навыков к компромиссу, в виду отсутствия непосредственно памятного, горького опыта потрясений власти и общества.
Неслучайно поэтому русские политические партии в 1917 г. в ходе тяжелейшей войны столь легко шли на ликвидацию Верховной власти в стране, уже выходившей тогда к победному финалу.
Живой исторический опыт политического противостояния, который изначально всегда военный, всегда опыт гражданских войн, итогом которых всегда является понимание преимуществ и неизбежности компромисса, такой опыт у русских политиков того времени начисто отсутствовал, что не удивительно, так как триста лет под властью Романовых страна гражданских войн не знала и естественно всё, что связано с этим, было начисто забыто. Будто и не было.
Вывод третий, таким образом, состоит в том, что история партийной политической жизни, даже если она, как в России, была начата искусственно, обязательно пройдёт свой силовой период гражданских войн.
На сегодня можно констатировать, что история внутриполитической партийной жизни в России, как бы зачатая искусственно, вполне естественным образом привела к слабости плода, и дитя этих политических процессов - самосознание народа - развивалось в политическом смысле с проблемами роста, при явном предпочтении переводить конфликты внутриполитического характера в силовое противостояние. И лишь набравшись в двадцатом столетии живого опыта взаимного истребления, осознав его бесперспективность, общество достигло понимания важности парламентского развития конфликтов между политическими силами страны.
В результате, несмотря на всё еще присутствующую высокую популярность силовых внутриполитических решений, всё же приоритетными в обществе сегодня признаются решения компромиссные.
Несколько слов об особенностях партийного представительства в России.
Говоря о нас как о стране, в 20-м веке пережившей жесткий и длительный период гражданского противостояния, и в силу своей разноплеменности и разной степени развития территорий всё еще не достигшей каких-то общих стандартов политической работы, можно констатировать, что боязнь или ожидание конфликтов, переходящих в военную фазу, всё еще существенно довлеет над межпартийной политической жизнью.
Это выражается не только в перестраховке властей, но и присутствует у некоторой части населения в виде внутренней готовности к незаконным действиям, что проявляется через непрерывно текущее раздражение властью, имущественным неравенством, коррупцией, слабой социальной поддержкой неимущих слоев населения, доминированием во власти одной ведущей политической силы и т.д. В общем весь стандартный набор раздражений и недовольств, видимо, всегда исторически присутствовавший. Потому, как люди старших возрастов хорошо помнят подобное недовольство по периоду развитого социализма в СССР, а, судя по литературе 19-го и начала 20-го веков, такой же спектр поводов для недовольства процветал в России и столетие назад.
Положа руку на сердце, и сейчас никто не может дать гарантий, что, если пустить политическую жизнь на самотек, как это было у нас в начале 20-го века, то у каких-то партий, которых в стране под сотню, в том числе и представленных в парламенте, не «снесёт крышу» в погоне за политическим авторитетом и «прибылью», исчисляемой в политике ростом властных полномочий.
Кроме того, у нас действует важный фактор, который можно было бы определить, как стандарты национального мышления. Таковые у нас всегда воспроизводят пирамиду единоличной власти в любой обстановке, в любой структуре, практически всегда и везде в любом сообществе. Прививка коллективистского мышления и ответственности периода социализма ничего не дала, так как привела, в конечном итоге, к сочетанию коллективной (ничьей) ответственности при фактически единоличном принятии решений, которые коллегиально лишь утверждались.
В политике, в том числе и партийной, у нас эти национальные стандарты воспроизводятся с завидным постоянством.
Посмотрите на лидеров наших парламентских партий. С момента их создания, тридцать лет тому назад, и по сей день – это одни и те же лица! Как и несменяемые всем известные лица постоянно присутствуют в нашей властной обойме.
Одних и тех же людей во власти мы видим в стабильно развивающихся странах СНГ: России, Казахстане и Белоруссии. При том, что в республиках бывшего СССР, допускающих демократическую чехарду властных персонажей, царит, по преимуществу, хаос, деградация и уныние, сопровождаемые военными конфликтами и нарастающей зависимостью от Запада.
Четвертый (парадоксальный) вывод, таким образом, состоит в том, что национальные стандарты управления, которые выражаются в стабильности, несменяемости персон управления, остаются, хоть и неорганичным для западной по происхождению партийной системы, но по факту решающим обстоятельством в обеспечении её работы.
В силу вышесказанного полагаю есть основания считать, что ситуация с ожиданием развития партий не будет выражаться в тех реалиях, которые характерны для страны происхождения парламентской деятельности. Так как партии всё ещё в существенной мере остаются чуждым и чреватым социальной нестабильностью феноменом русской общественной жизни.
Следует сказать, что внутренняя российская политика во всю историю страны, в частности историю периода Рюриковичей, обладала определенной динамикой, но это была больше динамика междоусобной борьбы.
В период властвования династии Романовых ситуация была, напротив, жёстко стабилизирована, социальное внутреннее развитие отличалось чрезвычайным консерватизмом, что кроме преимущества стабильности создавало и проблемы отставания страны во множестве областей производства и знаний.
Нельзя не признать, что с начала 18-го века осуществлялись эффективные административные действия, которые эти проблемы в существенной степени, решали. Среди их множества можно назвать те, что всегда лежат в основе процессов динамизма социально-политической жизни, независимо от спектра вопросов, стоящих перед страной в тот или иной исторический момент. Это, к примеру, такая мера как смена столицы государства. Предпринятая Петром I, она позволила наименее болезненно ослабить неэффективную боярскую элиту, попросту оставив её существенную часть в старой столице - Москве, а уже в новой столице - Санкт-Петербурге - вырастить новый элитарный управленческий слой - дворянство, который обладал ещё нерастраченной энергией и стремлением реализоваться на поприще государственного служения.
Спрос на новую элиту включил социальные лифты, которые собственно и привлекают к любым революциям прежде невостребованных, с нерастраченной силой и способностями людей, готовых на всё, ради реализации амбиций и решения материальных проблем.
Следует признать, что фокус с оставлением старой, неэффективной элиты в прежней столице, не менее успешно, уже в новых исторических условиях, проделали большевики в 1918 году.
Они оставили Петроград, и со всеми правительственными учреждениями резко переехали в Москву. Это принято объяснять угрозой Петрограду со стороны белогвардейцев, или нестабильностью новой власти в городе на Неве, но в основе, скорее всего, была необходимость открытия социальных лифтов, что решается сменой местоположения центральной власти, так как на возникающие вакансии приходят новые, энергичные, рисковые люди, не обременённые опытом прошлого, которые только и способны решать задачи нового строя.
Есть основания полагать, что отнюдь не острота межпартийной борьбы в европейском стиле, а новые, или хорошо забытые старые, некогда показавшие себя эффективными управленческие решения будут преобладать в социальной динамике обозримого будущего России. К их числу уже не отнести индустриализацию или коллективизацию, но решения по информационному развитию социума и экономической жизни в целом, уже происходящий бурный рост сельскохозяйственного производства, развитие наукоёмких отраслей экономики, образования и науки в целом, а также вопросы сопряжения научных и религиозно-духовных концепций. Именно они, очевидно, будут предметом общественного внимания в ближайшем будущем.
Павел Иванович Дмитриев, юрист, публицист, Санкт-Петербург
