Россия без стратегии – это стратегия без России

Осознало ли государство потребность в стратегии – вопрос не самый простой. На него трудно односложно ответить хотя бы по двум причинам. Первая: никто из нормальных людей особо и не сомневался в том, что развитие без стратегии невозможно в принципе, как, к примеру, немыслимо строительство дома без плана. В этом действительно никто не сомневался, кроме, пожалуй, авторов действующей Конституции, которая запрещает принятие государственной идеологии. При этом очевидно, что под идеологией здесь понимается вовсе не политическая идеология, во всяком случае, не любая идеология, ибо вся Конституция откровенно построена на принципах рыночного либерализма, и никому не позволено на них даже покуситься. Что же тогда запрещено? Только одно – идеология как система долгосрочных целей, принципов и идей, которых должно придерживаться государство в своем развитии. Говоря проще, запрещена именно стратегия. А Россия без стратегии – это стратегия без России, то есть навязывание нам чужой, враждебной нашим интересам стратегии. Примеров такого навязывания не счесть.

Причина вторая – это те неизбежные изменения, которые происходят сегодня в сознании политического руководства страны на фоне чудовищного давления извне. Элита поставлена перед выбором: или полная сдача позиций и утрата признаков суверенитета, как это было сделано «старшим братом» по отношению к странам-вассалам (те же страны ЕС), или новый виток противостояния – и военного, и экономического, и, конечно, информационного с набором санкций, которые больно жалят, в том числе и тех, кто ослушается. Если коротко определить суть происходящего и, соответственно, позицию правящего класса, то ее можно выразить двумя словами: отступать некуда. Шаг назад – шаг в пропасть. Поэтому запрос на стратегию реально существует и снизу (кто из нас этого не понимает?), и сверху. Если придется поправить для этого Конституцию, ее поправят или сделают вид, что идеология и стратегия – не одно и то же. Возможно, хотя это и маловероятно, дадут необходимый комментарий, подтвердив, к примеру, что под государственной идеологией в тексте Основного закона понимается только социализм (думается, именно это и имели в виду авторы текста).

Проблемы, ставшие предметом обсуждения на заседании Агентства, сформулированы точно так же, как это было сделано в интервью «Есть связь между мнением Президента и рейтингами губернаторов».

В интервью говорилось о трех проблемах, которые почти в той же формулировке и последовательности обсуждались на заседании Агентства. Во-первых, мы говорили об объективности показателей деятельности губернаторов и их личных рейтингах, которые нельзя определять произвольно, без объективной оценки ситуации в регионах. Именно эта тема – рейтинг самих регионов – и была предметом обсуждения на заседании Агентства. Во-вторых, мы специально остановились на объективной потребности в альтернативном стратегическом планировании и прогнозировании в горизонте 10-15 лет, поскольку такой временной горизонт позволяет совершенно иначе взглянуть на то, что называют успехами или поражениями. «Короткие деньги» искажают перспективу до полной неузнаваемости: то, что кажется выгодой в горизонте онлайн, оборачивается катастрофой, если нам удастся увидеть отдаленные последствия. И наоборот: то, что воспринимается сейчас как лишние траты, завтра окупится сторицей. Кроме того, «раздвинув время» прогноза и плана, мы получаем возможность увидеть за нагромождением текущих проблем – и унаследованных из прошлого, и благоприобретенных, но несущих в себе не благо, а все новые риски, - проблемы совершено другого рода. На прошедшем заседании В.В.Путин выделил именно эти перспективные проблемы, которых пока еще нет, но с которыми мы, скорее всего, столкнемся уже в недалеком будущем, а тем более в отдаленной перспективе. И, в-третьих, мы говорили о необходимости сближения науки и политики в процессе долгосрочного стратегического планирования на федеральном и региональном уровнях, приведя в качестве иллюстрации подобного синтеза общегосударственных и региональных интересов Федеральную программу социально-экологического развития Тверской области – территории Великого водораздела. Связь науки и политики – это центральная тема обсуждения и на заседании Агентства, и на заседании попечительского совета МГУ, которое Президент провел уже на следующий день.

Что же касается оценки эффективности деятельности АСИ, или Агентства стратегических инициатив по продвижению новых проектов (это его полное название), то ее дал сам Президент. По его словам, вокруг АСИ сформировалась настоящая команда развития, а это «хороший, мощный ресурс для решения сложных, масштабных и, главное, востребованных задач, перед которыми стоит наша страна, наша экономика». Было отмечено, что Агентство должно сохранять баланс между поддержкой конкретных проектов и участием в решении системных вопросов развития и экономики, и социальной сферы, а ключевыми индикаторами происходящих изменений является Национальный рейтинг состояния инвестиционного климата в регионах.

С такой оценкой, наверное, можно согласиться: Президенту виднее. Но эффективность зависит не только и не столько от деятельности этой организации, которой, кстати, в этом месяце исполнилось четыре года от рождения. Много это или мало? По нашим временам не так уж и мало, а потому и требования могли бы быть выше, если учесть, что у Агентства есть особый ресурс – постоянный личный патронаж со стороны руководителя страны и прямая подотчетность, что само по себе должно на порядок повышать эффективность работы. Ни для кого не секрет, что в РФ никто пока не отменял ручное управление. Что же касается поставленной перед агентством цели, то она представляется не просто остроактуальной, а, как говорится, «актуальной еще вчера». Эта цель – реализация Национальной технологической инициативы, суть которой в том и заключается, чтобы заработали, наконец, механизмы долгосрочного стратегического планирования и прогнозирования.

Но сделать это будет предельно трудно, поскольку утрачен опыт и навык управления большими проектами, которые могут быть системно связаны с краткосрочной, среднесрочной, долгосрочной и дальнесрочной перспективой. При этом надо иметь в виду, что каждый проект имеет свой жизненный цикл: рождение, зрелость и угасание. На смену одним проектам приходят другие, и все это требует набора долгоиграющих программ, для чего у государства должен быть соответствующий инструментарий. Речь идет и о специальных властных институтах, которые должны заниматься долгосрочным планированием, и о ресурсной базе, которая находится в руках государства и должна соответствовать масштабам решаемых задач. Понятно, что эта база уже не такая, какая была во времена Советского Союза, когда был Совет Министров, а у него – все рычаги коллективного управления. В то время большие проекты были не только под государственным присмотром, но и осуществлялись преимущественно за госсчет. Но, как только что заявил Греф, отвечающий за нашу главную копилку, деньги скоро иссякнут, и нам светит новая реформация: «Говорят, что реформы начинают тогда, когда заканчиваются деньги. Поэтому будем ждать этого момента». Греф предлагает, по сути, дождаться обвала денежной системы, а вслед за этим – кардинального изменения всей системы управления, а только потом заниматься планированием. Оставим это заявление на его совести, но повод задуматься есть.

Ныне ресурсная база страны, находящаяся в распоряжении госструктур, не позволяет многие проекты поставить на ноги, а тем более на крыло. К тому же многие масштабные проекты осуществляются инвесторами без согласования друг с другом и с государством, в руках которого остаются лишь механизмы косвенного воздействия – та же законодательная база. Поэтому нам не стоит рассчитывать на воссоздание планового хозяйства и на стратегию соответствующего уровня. Реформирование модели управления действительно назрело, но… мы уже вздрагивает от самого слова «реформа», поскольку хорошо знаем цену бесконечных реформаций.

То, что творят реформаторы, постоянно сменяющие друг друга, – это уже не реформирование, а деформирование, на фоне которого не приходится рассуждать о действительно современной системе образования или о грамотной научной политике, о социальной сфере и, в частности, о том же бесплатном здравоохранении. Впору поставить вечный вопрос о лошади и телеге: что и за чем должно следовать? Все «постсоветские» реформы начались задолго до разговоров о самой возможности самостоятельной стратегии, в них нет, да и не было заложено вообще никаких идей, за исключением разве что идеи демонтажа. А начался этот зуд тупого реформаторства со времен перестройки, когда и появились первые заявления на сей счет от Михаила Горбачева, в том числе и его воистину безумный лозунг «Ускорение на крутом повороте». Кстати, уже в те времена я писал о том, что можно перестроить свинарник в храм и наоборот – храм в свинарник. Но оба варианта бессмысленны и враждебны здравому смыслу, поскольку прежде, чем что-либо перестраивать, надо задаться вопросом: зачем? Вспомнил я об этом не случайно – именно в эти дни появился доклад за подписью Горбачева и компании «1985 – 2015. Ценности перестройки в контексте современной России». В докладе еще раз пропели «осанну» новоявленному «пророку», который и по сей день считает, что перестройка была «альтернативой государствоцентричной модели и хаосу». При этом в докладе нет ни слова о том, что отказ от этой модели является стратегическим самооскоплением, а хаос – это не что иное, как единственно возможное следствие отказа от государствоцентричной модели, особенно, когда речь заходит о России – самом большом государстве на планете…

В заключение несколько слов о том, кто и как должен разрабатывать стратегию России, а точнее, те идеи, которые могли бы составить ее основу. Не так давно я делал доклад на эту тему на заседании Экспертного совета Госдумы, посвященного проблемам развития Крыма. На днях расшифровку доклада передам РНЛ. А несколько дней назад выступал по аналогичной тематике в Симферополе, на конференции «Русская цивилизация: уникальные феномены и культурные универсалии». В докладе говорил, в частности, о том, чего еще нет в России, но что следует создать, если мы действительно желаем иметь собственную стратегию долгосрочного развития с учетом всех имеющихся альтернатив развития. Речь идет о так называемых конкурирующих фабриках мысли. Именно конкурирующих, поскольку одна фабрика (при руководстве страны) – это монополия. А монополия в сфере производства идей – путь тупиковый. В мире существует немногим больше 150 таких фабрик, а точнее, крупных аналитических центров, которые входят в международный рейтинг. Как правило, они создаются при крупных политических структурах, в том числе при различных партиях или государственных структурах исполнительной власти, и конкурируют между собой. Показательно, что не менее сотни таких фабрик действуют на территории Соединенных Штатов Америки. Именно о возможности создания таких центров, в том числе на базе МГУ, и следует говорить в первую очередь. В противном случае мы будем и впредь жить по чужим планам, а нестабильность станет нашим уделом.

Как видим, возможность обретения Россией собственной стратегии – это вопрос большой геополитики, которая становится все менее предсказуемой. Прав был Александр Сергеевич Панарин, когда назвал наше столетие эпохой стратегической нестабильности. Само словосочетание «стратегическая нестабильность» кажется не вполне понятным, поскольку соединяет несоединимое – стратегию, гарантирующую относительную стабильность, и нестабильность. Но именно это внутренне противоречивое определение хорошо подходит к описанию той ситуации и той точки, в которой находится наша страна и весь остальной мир. Ведущие страны давно пользуются приемом, который получил условное название «управляемый хаос». Этот прием используется самым активным образом и на постсоветском, а точнее, построссийском пространстве. Именно так огромную часть нашей страны – Украину – отдали на поругание нацистам беловежские заговорщики. В сознание значительной части населения специалисты-отравители ввели сыворотку этнической ненависти к собственному народу (!) – это изобретение было опробовано перед этим в бывшей Югославии.

Понятно, что искусственно вызванный хаос не должен распространяться на все пространство политической и экономической жизни различных стран и регионов, а должен, по замыслу его организаторов, поражать отдельные локальные зоны. Но далеко не все процессы можно остановить – достаточно вспомнить о неуправляемой цепной реакции расщепления атомного ядра. Это касается и так называемого управляемого хаоса в мировой политике. Учитывая степень рисков и характер нестабильности, впору задаться вопросом: что можно и необходимо делать, когда нельзя делать то, что необходимо? В этой ситуации не помогает старый опыт планирования, когда функционировала более-менее устойчивая биполярная политическая система, позволяющая сохранять гаранты мира, когда в руках политиков еще был инструментарий поддержания стабильности. По этой причине трудно переоценить востребованность новых фабрик мысли, работающих не на войну, а на самостоятельную стратегию устойчивого развития.