Невыученные уроки Кони

В свое время, учась в 11 классе, я принял участие в районной олимпиаде по юриспруденции. Сначала меня тяготила эта общественная нагрузка, но постепенно по ходу подготовки к участию в состязании я серьезно увлекся правоведением. Нашей подготовкой занималась учительница истории. Первым делом она принесла Избранные произведения А.Ф.Кони в двух томах. Это замечательное издание 1959 года памятно многим советским людям. В течение почти полгода наша учительница зачитывала отрывки из этого двухтомника. Однажды я попросил ее дать мне эти книги на выходные. Она, видя мое рвение и неподдельный интерес, удовлетворила мою просьбу. Два дня подряд с небольшими перерывами я посвятил чтению работ великого русского юриста. В результате наша школа заняла первое место в олимпиаде, а я был признан лауреатом. Учительница в знак благодарности подарила мне двухтомник Кони. С того времени я периодически обращаюсь к этим бессмертным классическим работам, черпая из них мудрое, отточенное русское слово. С тех пор у меня сложилось возвышенное представление о судопроизводстве, поэтому я мечтал принять участие в судебном заседании…

Наконец, моей мечте суждено было сбыться. 6 ноября я присутствовал на предварительных слушаниях в Красносельском районном суде по делу «Русской народной линии» о признании статьи священника Александра Шумского «От "контрольной прогулки" до контрольного выстрела» экстремистской. Признаюсь: я ехал на суд с определенными ожиданиями. Тогда мне еще казалось, что все прокуроры непременно должны равняться на Анатолия Федоровича Кони, а если это так, думал я, то мы имеет убежденного противника, способного силой слова сокрушить любого. Каково же было мое разочарование, когда я увидел помощника прокурора Красносельского района Владимира Александровича Филина. Если бы господин Филин не был в прокурорской форме, я бы никогда не поверил, что передо мной прокурор. Наверное, А.Ф.Кони, видя таких наследников своего дела, как бы сказали иные язычники, «переворачивается в гробу».

Мне неизвестно, знаком ли господин Филин с работами Анатолия Федоровича Кони, если не знаком, то это свидетельствует о его непрофессионализме. Знакомство с публицистическим творчеством великого прокурора ему надлежало бы начать с очерка рецензии Кони на книгу П.С.Пороховщикова «Искусство речи на суде». «В вопросе: как говорить - на первый план выступает уже действительное искусство речи, - отмечает великий прокурор. - Пишущему эти строки приходилось, читая лекции уголовного судопроизводства в училище Правоведения и в Александровском лицее, выслушивать не раз просьбу своих слушателей разъяснить им, что нужно, чтобы хорошо говорить на суде. Он всегда давал один и тот же ответ: надо знать хорошо предмет, о котором говоришь, изучив его во всех подробностях, надо знать родной язык, с его богатством, гибкостью и своеобразностью, так, чтобы не искать слов и оборотов для выражения своей мысли и, наконец, надо быть искренним. Человек лжет обыкновенно трояким образом: говорит не то, что думает, думает не то, что чувствует, то есть обманывает не только других, но и самого себя, и, наконец, лжет, так сказать в квадрате, говоря не то, что думает, и думая не то, что чувствует. Все эти виды лжи могут находить себе место в судебной речи, внутренне искажая ее и ослабляя ее силу, ибо неискренность чувствуется уже тогда, когда не стала еще, так сказать, осязательной...»

Как далеко невнятное бормотание господина Филина отстоит от образца судебной речи, тщательно описанной А.Ф.Кони! В ответ на основательную критику нашим защитником «заключения» Кузнецовой, на основании которого и шьют дело РНЛ и о. Александру Шумскому, послышался просто невнятный лепет помощника прокурора. Это не преувеличение, уверен, что коллеги, присутствующие на заседании, подтвердят мое наблюдение. А тот факт, что прокурор намерен построить обвинение на таком «заключении», дает все основания утверждать, что в отношении «Русской народной линии» и отца Александра Шумского ведется политическое преследование, и что Красносельская прокуратура готова предпринять любые действия, в том числе и антиправовые, лишь бы закрыть РНЛ и упрятать за решетку патриотически настроенного священника.

О государственном служении прокурора говорится в обстоятельной и крайне поучительной статье Анатолия Федоровича Кони «Приемы и задачи прокуратуры». Великий прокурор задается вопросом, что надо, чтобы «уметь говорить публично, т.е. быть оратором». «Это уменье достигается выполнением ряда требований, лишь при наличности которых можно его достигнуть. Этих требований или условий, по моим наблюдениям и личному опыту, три: нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и подробности, выяснив себе вполне его положительные и отрицательные свойства; нужно знать свой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами, причем, конечно, к этому знанию относится и знакомство с сокровищами родной литературы. (…) Наконец, сказал я, нужно не лгать. Человек лжет в жизни вообще часто, а в нашей русской жизни и очень часто, трояким образом: он говорит не то, что думает,- это ложь по отношению к другим; он думает не то, что чувствует,- это ложь самому себе, и, наконец, он впадает в ложь, так сказать, в квадрате: говорит не то, что думает, а думает не то, что чувствует. Присутствие каждого из этих видов лжи почти всегда чувствуется слушателями и отнимает у публичной речи ее силу и убедительность», - считает А.Кони. Совершенно очевидно, что господин Филин не соответствует ни одному из вышеперечисленных требований.

Недобросовестные, бездарные и просто незадачливые прокуроры, по наблюдению Кони, своей миссией видят не поиск истины, а обвинение подсудимого вопреки всему и во что бы то ни стало. «Составители Уставов в своей объяснительной записке 1863 года указывали на необходимость вменить обвинителю в обязанность не возбуждать неприязненных к подсудимому чувств. В окончательной редакции это вылилось в наставление прокурору, что в речи своей он не должен ни представлять дел в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значение доказательств и улик или важности преступления. (…) Таким взглядом на свои обязанности было проникнуто большинство членов прокуратуры в столицах и провинции в первое десятилетие судебной реформы. Тогда в устах прокурора слово "проиграл дело" по случаю оправдательного приговора было бы большим диссонансом со всем характером деятельности; тогда еще не успел проявить свое действие министерский циркуляр, требовавший отчета о числе и причине оправданий по обвинениям, поддержанным тем или другим лицом. Когда один из товарищей прокypopa, придя сказать мне об исходе своего обвинения в ряде мошенничеств, сказал мне: "Ну, хоть я и проиграл, но зато ему всю морду сапогом вымазал, останется доволен", разумея под ним подсудимого; я устранил его от выступлений в качестве обвинителя, возложив на него другие обязанности», - вспоминает Кони.

Что должен делать прокурор, если он не нашел вины за подсудимым? Следует ли ему продолжать поддерживать обвинение? Вот как на эти вопросы отвечает А.Ф.Кони: «Обязанность прокурора, находящего оправдания подсудимого уважительными, не поддерживать обвинительный акт, опровергнутый судебным следствием, заявив о том суду по совести, являет собою одно из лучших выражений того духа живого беспристрастия, который желали упрочить в судебной деятельности составители Судебных уставов. Они не ограничились предоставлением прокурору права отказа от обвинения, но вменили ему это в обязанность, предусмотрев при этом и оба вида судебного состязания - судебное следствие и прения. Обвинительный акт, опирающийся на различные доказательства, между которыми главное место занимают свидетельские показания, может оказаться лишенным всякой силы, когда эти доказательства при разработке их судом на перекрестном допросе, при обозрении их или при экспертизе предстанут совсем в другом виде, чем тот, который они имели в глазах обвинителя, составлявшего акт. Данные обвинительного акта могут остаться и нетронутыми, но то, что будет приведено защитой подсудимого или им самим в свое оправдание, может до такой степени правдиво изменить житейский облик подлежащего суду поступка, установив на него иную точку зрения, что поддержание обвинения во что бы то ни стало являлось бы действием не только бесцельным, но и нравственно недостойным. Достаточно указать хотя бы на случай, где первоначальное обвинение в убийстве вырождается в наличность необходимой обороны или такой неосторожности, которую по справедливости, ввиду условий и обстановки происшествия, невозможно вменить в вину, и т. п. Чуждые установлению каких-либо формальных рамок, составители Судебных уставов мерилом необходимости отказа от обвинения, в возвышенном доверии к духовному складу судебных деятелей, поставили единое внутреннее убеждение прокурора, предоставив ему находить побуждения к отказу в голосе его совести. Конечно, такой отказ не должен быть поспешным и непродуманным или, точнее говоря, непрочувствованным; точно так же он не может быть голословным и нуждается в мотивировке. Сколько мне известно, в судебной практике отказы от обвинения были не часты, а в первые годы существования новых судов эти отказы сопровождались иногда оригинальными последствиями».

Современное российское законодательство также предоставляет прокурорам право отказаться от обвинения, когда стала ясна невиновность подсудимого. «Прокурор не может и не должен быть заинтересован в осуждении невиновного, так как в отличие от защитника участвует в уголовном судопроизводстве не в личном качестве, а как представитель государства, что накладывает на него особые обязанности: содействовать всестороннему и объективному предварительному расследованию и разрешению уголовного дела (ч.4 ст.152, ч.2 ст.154 УПК), реагировать на любые нарушения закона, чьи бы интересы они ни ущемляли (на защитнике такие обязанности не лежат), отказаться от обвинения в случае, когда оно не нашло подтверждения в суде (защитник не вправе отказаться от взятой на себя защиты) и т.д.», - говорится в статье «Отказ прокурора от обвинения» двух видных русских правоведов - ведущего научного сотрудника Института государства и права РАН, доктора юридических наук, профессора И. Демидова и доцента Кубанского госуниверситета, кандидата юридических наук А.Тушева.

«Важнейшим представляется положение о том, - пишут эксперты, - что прокурор должен поддерживать обвинение лишь в меру его доказанности. В силу принципа процессуальной самостоятельности прокурора его позиция в суде не должна быть связана выводами обвинительного заключения и может основываться только на результатах исследования обстоятельств дела в судебном заседании. Тот факт, что по закону прокурор поддерживает перед судом государственное обвинение, означает также, что он может и не поддерживать данное обвинение, если в ходе судебного разбирательства придет к твердому убеждению, что представленные доказательства не подтверждают его (ч.7 ст.246 УПК). Именно поэтому поддержание государственного обвинения возлагается не на следователя (дознавателя), который во многих случаях знает дело лучше прокурора, а на последнего - иное должностное лицо, действующее от имени государства. Следователь не может быть достаточно объективным при поддержании обвинения в суде. Невозможно представить, чтобы он отказался от обвинения, изменил его в сторону смягчения и тем самым публично признался в несостоятельности предварительного расследования, произведенного им самим или его коллегой».

На предварительных слушаниях в Красносельском районном суде по делу «Русской народной линии» о признании статьи священника Александра Шумского «От "контрольной прогулки" до контрольного выстрела» экстремистской стало очевидно, что данное обвинение совершенно необоснованно, а дело сфабриковано от начала до конца. Помощник прокурора Красносельского района Владимир Александрович Филин, если он честный и порядочный человек, если он действительно ответственный и профессиональный прокурор, должен отказаться от обвинения, в противном случае, он еще раз подтвердит тот очевидный факт, что в данном случае мы имеем дело не с поиском истины и борьбой с экстремизмом, а с политическим преследованием РНЛ и отца Александра Шумского за их твердую государственническую, патриотическую и православную позицию.

Александр Тимофеев, заместитель главного редактора «Русской народной линии»