Неодолимость русской классики

Прошедший съезд Единой России – событие знаковое во многих отношениях. У меня лично все увиденное и услышанное на съезде вызвало стойкую ассоциацию с русской классической литературой, причем со всей сразу. Тут и Гоголь, и Салтыков-Щедрин, и Достоевский, и Крылов, и Булгаков, и даже Зощенко с Ильфом и Петровым, если, конечно, последних можно причислить к классикам. Судите сами: на огромной сцене в центре располагается белая кафедра, очень напоминающая крышку гроба, если ее поставить вертикально нижней узкой частью на пол. Когда за кафедрой стоял кто-то из выступающих, то казалось, что он вещает из, как говорят в народе, последней домовины. И смешно, и страшно. В общем, как у Николая Васильевича Гоголя.

Трагикомичный эффект усугублялся еще тем, что на белой гробовой доске кафедры красовалось изображение медведя. Крышка гроба с медведем – кто придумал такой дизайн? Куда смотрят и те, кому положено отслеживать подобные вещи?

Но, с другой стороны, ведь мы знаем, что случайностей не бывает. Значит, эта гробоподобная кафедра на что-то указывает. На что же? Вероятно, на то, что мы уже дошли до крайней гробовой черты, и дальше либо окончательное падение в бездну, либо рывок из могилы на просторы новой жизни. А пока белая кафедра ассоциативно отзывается во мне классической декадентской строфой поэта Николая Гумилева:

Мне снилось: мы умерли оба,
Лежим со спокойным взглядом.
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом.

Когда первое лицо государства встало за кафедру и начало рисовать идиллическую картину современной российской действительности, то это весьма напомнило, как любит говаривать сам Президент, времена оные, то есть съезды КПСС, когда Генеральный секретарь пафосно вещал, что в Советском Союзе уже почти наступил рай на земле. И, как тогда, хотелось воскликнуть словами Ф.М.Достоевского: «Да уж не врешь ли ты, братец?».

Президент обратил внимание на то, что в зале много новых симпатичных лиц. И это, наверное, правда. Но правда также и в том, что наряду с симпатичными лицами обреталось немало несимпатичных, заставляющих вспомнить персонажи из романа Достоевского «Бесы» - Лямшина и Петеньку Верховенского и «Кувшинное рыло» из Гоголя, особенно когда камера выхватывала некоторых персонажей, имеющих отношение к производству табуреток и другой мебели, без которой никак не может обойтись Российская армия. Некоторые сидящие в зале очень сильно помолодели, как, например, замечательный актер Владимир Машков. Я его даже сначала не узнал: то ли он покрасился, то ли прошел курс омолаживания, как некоторые наши кинозвезды. Правда, после омоложения они почему-то резко уходят из жизни.

Когда премьер и Президент представили себя в новом качестве, нельзя было не вспомнить произведения Ивана Андреевича Крылова, особенно басню «Кукушка и петух», а бурные и продолжительные аплодисменты вновь напомнили классические времена последних съездов КПСС. Но вот именно в этом пункте смеховая сторона русской классической литературы переходит в серьезную классику русской жизни. И реакция на этот переход в различных слоях российского общества разная.

Путин-Медведев"" width="290" height="215" align="right" />На следующий день после съезда «Единой России» мне позвонил мой старый институтский приятель, придерживающийся либеральных взглядов, и истеричным срывающимся голосом, даже не поздоровавшись, завопил: «Ну, что твой Путин, что, обратно в совок возвращаемся? Ты видел, что он сделал? Он наплевал на все правила, на все выборы! Как это понимать? Что, опять лагеря, цензура, сталинизм? Ты этого хотел, ты доволен? Да вас же самих, патриотов, первых и посадят! Большего цинизма и представить невозможно, вышли, словно двое из ларца, и похоронили всю демократию. Ненавижу! Сваливать надо из этой страны». Он не стал дожидаться моего ответа и бросил трубку.

А мне стало весело. Я вспомнил песню одного патриотического барда, где есть такие слова: «Сталин, вставай из могилы!» И ведь действительно, мой институтский приятель среагировал так, словно Иосиф Виссарионович реально воскрес. А что, собственно, произошло? Путин показал, что нам не нужен западный парламентаризм, что русская государственная традиция чужда пресловутой буржуазной демократии. Владимир Владимирович показал свой авторитарный характер, и меня лично, как и многих других патриотов, это радует. В этом контексте можно по-другому взглянуть и на гробоподобную белую кафедру, то есть как на гробовую доску, под которой будет погребена либеральная демократия, а сверху для прочности водрузится еще большой бурый медведь, олицетворяющий русский народ.

В общем, несмотря на все литературные ассоциации, мое настроение после съезда «Единой России» значительно улучшилось. Да, действительно, «Единая Россия» неизбежно побуждает вспомнить единовластие КПСС. И, слава Богу! Единовластие, авторитаризм и даже национальная диктатура – это спасение России. Ведь для любого честного и объективного человека сегодня ясно, что система либеральной демократии, установившаяся в последние годы, ведет наше Отечество к распаду и гибели.

И название у правящей партии очень точное – «Единая Россия». Не «Великая», а именно «Единая». Потому что если Россия сохранит единство, то величие к этому единству само приложится.

Но вернемся к русской классической литературе. Не только съезд «Единой России», но и другие события заставляют ее вспомнить. Например, изгнание миллиардера Прохорова из партии «Правое дело» и вообще из политической жизни. Этот незадачливый долговязый господин хотел превратить мою страну в города Глупов и Скотопригоньевск. Но ему дали хорошего пинка, и теперь Прохорову больше всего подходит кличка «Паганель». Пусть теперь ловит бабочек и других насекомых на Мысе Доброй Надежды, как его долговязый прототип из «Детей капитана Гранта» Жюль Верна. Правда, этот сюжет уже не из русской классики. Но Жюль Верн настолько любим нашим народом, что уже кажется русским классиком.

Отрадно, что нашим олигархам, мечтающим о замене президентской вертикали власти парламентской гибельной горизонталью, указали на их место. А незадачливый Прохоров-Паганель невольно заставляет вспомнить строки из Федора Михайловича Достоевского: «Я знаю, например, одного промышленника. Так вот, если б кто спросил этого промышленника, что ему будет приятнее: название мошенника или дурака? - то он, я уверен в этом, немедленно согласился бы на мошенника, несмотря на то, что он, хоть и в самом деле мошенник, но все-таки гораздо более дурак, чем мошенник, и сам это знает, и знает еще, что и все это знают».

Неодолима русская классика во всех отношениях. Россия хочет вернуться на свой классический русский путь. Либералы рвут на себя одежды и посыпают головы пеплом, а мы, русские люди, сдержанно радуемся, улыбаясь краешком губ. Нам нельзя впадать в эйфорию, да и нет для этого никаких оснований. Нам надо трудиться до кровавого пота, чтобы робкие проблески русского света превратились в зарю русского воскресения.

Иерей Александр Шумский, специально для «Русской народной линии»