В этот день, 4 октября, в завершение антиправовых действий правительства, из танков был расстрелян Верховный Совет России, несогласный с политикой, проводимой Борисом Ельциным. Поделиться своими воспоминаниями о тех трагических событий мы попросили их участника, духовника движения «За Веру и Отечество» иеромонаха Никона (Белавенца).
Начну с последнего своего впечатления после выхода из горящего здания Верховного Совета. Это языки пламени, вырывающиеся из верхних этажей, чёрный дым и выше всего этого российский трехцветный государственный флаг. Было ощущение полного абсурда происходящего: сторонники нового пути России расстреливали её главный символ. Победившая часть российского руководства заложила тогда под саму себя мину замедленного действия. Потому что ею было продемонстрировано самое страшное, то, что ради сиюминутной выгоды можно попрать самый главный в стране закон и наплевать на решение высшего судебного органа - Конституционного суда.
Я монархист, для меня любая республиканская власть обладает некой ущербной легитимностью. Всегда привожу пример: вышли во двор ребята поиграть в футбол, договорились о правилах, выбрали судью, а потом проигрывающая сторона взяла бейсбольные биты и стала избивать более удачливую команду, кого-то покалечив, а кого-то и убив. После этого она пригрозила судье и выгнала его с поля. То же самое сделали Ельцин и его сообщники в 1993 году. Оценка событий у меня с тех пор не изменилась, наверное, она даже стала ещё жестче. Тогда я говорил о том, что разгон Верховного Совета - это колоссальный шаг к нестабильности, что полностью подтвердилось. Почему кому-то ради собственной наживы нельзя воровать миллионы долларов, если президенту Ельцину для своей выгоды можно разогнать парламент? Эта же логика присутствует и сегодня. Если у нас можно на самом высшем уровне бесцеремонно обращаться с судебной властью, то почему же нельзя подминать под себя правосудие в отдельно взятом районе или городе?
Что касается воспоминаний, то 3 октября у меня возникло устойчивое ощущение, что надвигается серьезнейшая провокация. Дело в том, что я прибыл в Белый Дом 23 сентября и всё оставшееся время, за небольшими отлучками, я находился там. А 28 сентября нас огородили колючей проволокой, и сложилась дружная общность людей оказавшихся в осаде. Получалось найти общий язык со всеми, включая небольшое число коммунистов, которые там были. У всех нас созрела мысль, что надо хранить спокойствие и не поддаваться на провокации. Ситуация внутри и вокруг Белого Дома была под полным контролем. И в эту спокойную атмосферу буквально загнали несколько тысяч разгоряченных и неуправляемых людей, после этого начали стрелять с верхних этажей гостиницы «Мир». Я в это время находился между ОМОНовским и милицейским оцеплением и демонстрантами, пытаясь с помощью нескольких десятков казаков не допустить прорыва. Я понимал, что захват любого здания в центре Москвы будет трактоваться через враждебные СМИ как агрессия и использоваться как страшилка. И вот в тот момент, когда несколько человек выдвинулись вперед - открыли огонь. Я почувствовал, что рядом со мной что-то щелкает, если бы меня не повалили на асфальт два казака, то я, наверное, с вами бы сейчас не беседовал...
Здание мэрии было занято. Но ни с кем из оказавшихся там людей расправ не было. Более того, командиры подразделений бросили своих обезумевших от страха солдат прямо рядом с мэрией, а сами преступно бежали. Тогда с несколькими защитниками Белого Дома, мы посадили их в брошенный автобус и вывезли за линию оцепления. Поэтому с нашей стороны не было действий, за которые может быть стыдно, кому бы то ни было. Часто говорят о походе на Останкино. Я, конечно, не оправдываю этого, но можно понять людей, которых морили голодом, в течение двух недель лишали медицинской помощи, а через радиоприемники и телевизоры они видели, как их поливают грязью. Было одно желание: выйти в прямой эфир и напрямую обратиться к стране. В принципе, у руководства ТВ был вполне цивилизованный вариант избежать столкновений, предложить 3-5 людям, которые пришли вместе с толпой, войти внутрь и высказать свою точку зрения. Телевидение, прежде всего, должно информировать о том, что происходит и доносить разные точки зрения с телеэкранов. Думаю, что и у Останкино задача была спровоцировать неадекватные действия. Есть свидетельства о том, что какой-то бронетранспортер стрелял сначала по телецентру, а потом по толпе.
3 октября по решению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II была совершена Божественная литургия на втором этаже здания Верховного Совета в комнате, где один стол был оборудован под Престол, а другой стол под Жертвенник. Из Данилова монастыря приехал иеродиакон и квартет хора. Протоиерей Алексий Злобин, член Верховного Совета, совершал Литургию. Митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием мне было также благословлено участвовать в её совершении. Но участвовал я чисто мистически, потому что огромный поток желающих причаститься фактически не позволял мне стоять у Престола. В соседней комнате я проводил исповедь. Люди с удивительной серьезностью и чувством покаяния подходили к этому Таинству. Многие говорили, что исповедуются первый раз. Я знаю, что на следующий день во время штурма отец Алексий Злобин крестил нескольких защитников.
В ночь на 4 число в 2-3 часа ночи вместе с депутатом Александром Коровниковым (ныне он работает в структурах исполнительной власти) мы поехали по городу посмотреть обстановку. Могу сказать, что никаких погромов и никаких коммуно-фашистов я не заметил. У Моссовета стояла толпа, которая сама себя заводила истеричными призывами, что, дескать, сейчас их начнут бить, и они должны защитить молодую российскую демократию. Между тем, никто не собирался их бить и никаких столкновений так и не произошло, хотя само обращение Ельцина утром 4 октября фактически показывало, что противоположная сторона рассчитывала на другое. В этом выступлении были такие слова, что «за прошедшую ночь нас стало меньше, жертвами бандитов стали мирные люди». Авторы переворота были уверены, что им удастся спровоцировать какие-то кровавые столкновения, и будут погибшие. Но в ночь на 4 октября никто не погиб, хотя они очень рассчитывали на то, что смогут кровью простых граждан оправдать своё государственное преступление.
Не могу сказать в отношении себя, но вот отец Алексий Злобин точно вошёл в историю. Надо сказать, что он заслуженный пастырь, к нему на приход приезжали и приезжают люди, как бывшие на одной стороне баррикад, так и те, что были на другой. Его никто ни в чем не может обвинить. Он спокойно уехал служить Литургию в свой приход в г. Городня на Волге на праздник Воздвижения. Я был уверен, что он там и останется. Когда я увидел его 28 сентября, пытающегося пройти в здание Верховного Совета, то был поражен. Он сказал, что приехал, взяв с собой запасные Дары и крестильный ящик. Потом батюшка рассказывал, что проник, перелезая через забор. В этом году отцу Алексию исполнилось 75 лет. Я считаю, что это человек, который действительно вошел в историю. В своё время его избрание народным депутатом сопровождалось беспрецедентной историей, когда он на выборах в Тверской области победил секретаря райкома. И этот человек был тогда с нами.
Вошли в историю и ребята срочной службы, которые добровольно перешли на сторону Белого Дома, покинув свою часть. К ним приводили матерей, чтобы те уговорили их уйти. Во время штурма одного из них ранили, и депутат из Курска Слава Федотов подозвал меня и попросил уговорить, чтобы двое солдат взяли раненого и ушли, чтобы сохранить им жизнь. Раненый солдат услышал наш разговор и сказал: «Батюшка не старайтесь, если родная мать не смогла меня отсюда увести, неужели думаете, что у Вас это получится». Слава Богу, все трое остались живы.
Считаю, что подвиг совершил с противоположной стороны капитан 119-го парашютно-десантного полка Андрей Емельянов, который попытался на своём низовом уровне вступить в переговоры. У него была совершенно неверная информация о том, что было. В какой-то момент он встал во весь рост и вышел перед людьми, у которых нервы были на пределе, и они были вооружены. Нам с ним почти удалось договориться о том, чтобы вывести женщин и детей, но, к сожалению, в той войне решали не капитаны, а коррумпированные политики. 4 октября я проснулся около 6-45 от звуков выстрелов, пошел искать исполняющего обязанности президента А.Руцкого. Нашел всех в приемной у Р.Хасбулатова. Руцкой дал мне рацию и попросил обратиться к нападавшим. Позывные были «Дунай». Я обратился, сказал, что в здании много женщин и детей, есть уже убитые и раненые и просил прекратить стрельбу. В ответ понеслись потоки нецензурной брани, а также реплики: «большевистских попов не слушаем», «заткнись, поп Гапон» и так далее.
За 10 часов, проведенных под обстрелом, время спрессовалось, что-то потом пришлось восстанавливать по другим воспоминаниям. Самое тяжелое это не страх смерти, а ожидание смерти. Начинаешь уже бояться самого ожидания. Оно настолько выматывает, что появляется желание какой-то развязки. Мы не готовились к военной операции, поэтому не было никакого оповещения внутри здания. Я не знаю, сколько человек могло погибнуть на верхних этажах, когда они оказались отрезанными танковой стрельбой. Эта часть здания, которую в просторечии именовали «стаканом» выгорела дотла. Там огромная тяга, поэтому горело и плавилось всё. Из-за этого очень трудно установить точное количество погибших, многие ведь были без документов.
Говоря о погибших, нельзя не сказать о таком человеке, как Владимир Павлович Бирюлин, ныне покойный, который искал по моргам тела защитников. Если кто-то думает, что власть предержащие ему в этом помогали, то он очень ошибается. Власть делала всё, чтобы воспрепятствовать его работе. Он помог найти пятерых человек. Нашел, опознал, и они были похоронены на Николо-Архангельском кладбище. Я участвовал в похоронах одного из них. Это Сергей Новак, ему было 19-20 лет. Родители искали его, начиная с 4 октября, обзванивали морги, больницы, везде им говорили, что такого нет. И только в марте или апреле 1994 года его нашли в учреждении, которое называется «трупохранилище», куда из моргов перевозят трупы для длительного хранения. Это заведение располагалось на Дубнинской улице в Москве. Там и удалось его обнаружить. Мне пришлось выполнить тяжелую миссию, когда родственники хотели хоронить его в открытом гробу, привезти во двор дома для прощания. Тогда санитар подозвал меня, (а мне тогда было только 29 лет, и я всего полтора года был священником) и предложил посмотреть на тело и самому решить, можно ли это сделать или нельзя. Я не буду рассказывать, что я увидел, когда санитар раскрыл полиэтиленовый мешок, но не дай Бог кому-то это пережить. В итоге мы достигли компромисса с родственниками.
Мой друг тележурналист из Петербурга Андрей Туманов заснял первые кадры штурма. Там видно, как поднимаются со стороны Краснопресненской набережной два бронетранспортера, и с них прыгают люди в штатском, но с автоматами. Затем эти люди занимают какие-то ключевые позиции. По ним никто не стреляет с нашей стороны. К ним подходят люди, которых они отгоняют автоматами, и потом начинается стрельба. Эту пленку я передавал на НТВ, когда в 2005 году они делали спецвыпуск программы «Чрезвычайное происшествие». Они многое использовали из той записи, но именно эти кадры "свободное" НТВ побоялось пустить в эфир. Потому что совершенно очевидно, что гражданские лица не имели права участвовать в операции. Говорили, что якобы это были члены общества ветеранов Афганистана «Долг». Но никто не установил их личности, автоматы они получили где-то у Сергея Шойгу.
Есть такой человек известный по «Царскому делу» - следователь Владимир Николаевич Соловьев. Он в составе группы Генеральной прокуратуры был допущен в здание только 5 или 6 октября. И он мне лично говорил, что видел грузовики, наполненные трупами, стоящие у Белого Дома. Я свидетельствую, что это видел конкретный известный человек, и он разрешил об этом свидетельствовать.
Ещё один совершенно вопиющий случай мне поведал тогдашний журналист газеты «Московский комсомолец» Александр Колпаков. На его глазах произошло прямое боестолкновение солдат из 119 парашютно-десантного полка с бойцами дивизии имени Дзержинского. Десантники убили наповал ротного, к нему кинулись бойцы-срочники, затем развернули орудия и прямой наводкой ударили по десантникам.
К сожалению, все эти факты остались вне расследования, во всяком случае, никаких мер принято не было. В связи с этим у меня есть заветная мечта: сорвать Звезду Героя с Виктора Ерина. Этот мерзавец получил высшую награду России просто за участие в преступлении. Даже если встать на точку зрения Ельцина, МВД проявило полную бездарность, не обеспечив оцепление района спецоперации, не эвакуировав гражданское население из близлежащих зданий. В принципе, министр внутренних дел по итогам своей работы должен был быть отправлен в отставку, и против него должно было быть возбуждено уголовное дело. Вместо этого ему дали Звезду Героя, и он до сих пор находится на госслужбе и занимает высокий пост. Я считаю, что всех, кто убивал своих сограждан, надо лишить всех наград, которые тогда Ельцин раздавал направо и налево. Но это всего лишь мечта.
Но кровь защитников Белого Дома пролилась не напрасно. Ельцинская верхушка испугалась серьезного патриотического подъема, перехватила часть патриотических лозунгов. А если бы переворот прошел у них как по маслу, то мы бы уже жили совсем в другой стране, и таких изданий, как «Русская народная линия», уж точно не было бы. Тогда даже самые упертые ельцинисты поняли, что воинствующий ура-либерализм не проходит, и придется как-то лавировать.
Также замечу, что расстрел парламента, к сожалению, позволил реанимировать компартию. Потому что компартия, преступно предала защитников Белого Дома. Уже 2 октября Зюганов заявил, что в стране все спокойно, и надо сидеть по домам. Именно КПРФ была заинтересована в расстреле антиельциновской оппозиции. В результате, все некоммунистические партии и движения были не допущены к следующим выборам. Зачистили РХДД, Российский общенародный союз Сергея Бабурина, но при этом КПРФ был дан зеленый свет. С тех пор возник дружный тандем: Борис Николаевич - Геннадий Андреевич. Зюганов грозил «небесными карами» Ельцину, а Ельцин говорил, что всех спасает от Зюганова. При этом оба хорошели, а страна разваливалась и разорялась.
Начну с последнего своего впечатления после выхода из горящего здания Верховного Совета. Это языки пламени, вырывающиеся из верхних этажей, чёрный дым и выше всего этого российский трехцветный государственный флаг. Было ощущение полного абсурда происходящего: сторонники нового пути России расстреливали её главный символ. Победившая часть российского руководства заложила тогда под саму себя мину замедленного действия. Потому что ею было продемонстрировано самое страшное, то, что ради сиюминутной выгоды можно попрать самый главный в стране закон и наплевать на решение высшего судебного органа - Конституционного суда.
Я монархист, для меня любая республиканская власть обладает некой ущербной легитимностью. Всегда привожу пример: вышли во двор ребята поиграть в футбол, договорились о правилах, выбрали судью, а потом проигрывающая сторона взяла бейсбольные биты и стала избивать более удачливую команду, кого-то покалечив, а кого-то и убив. После этого она пригрозила судье и выгнала его с поля. То же самое сделали Ельцин и его сообщники в 1993 году. Оценка событий у меня с тех пор не изменилась, наверное, она даже стала ещё жестче. Тогда я говорил о том, что разгон Верховного Совета - это колоссальный шаг к нестабильности, что полностью подтвердилось. Почему кому-то ради собственной наживы нельзя воровать миллионы долларов, если президенту Ельцину для своей выгоды можно разогнать парламент? Эта же логика присутствует и сегодня. Если у нас можно на самом высшем уровне бесцеремонно обращаться с судебной властью, то почему же нельзя подминать под себя правосудие в отдельно взятом районе или городе?
Что касается воспоминаний, то 3 октября у меня возникло устойчивое ощущение, что надвигается серьезнейшая провокация. Дело в том, что я прибыл в Белый Дом 23 сентября и всё оставшееся время, за небольшими отлучками, я находился там. А 28 сентября нас огородили колючей проволокой, и сложилась дружная общность людей оказавшихся в осаде. Получалось найти общий язык со всеми, включая небольшое число коммунистов, которые там были. У всех нас созрела мысль, что надо хранить спокойствие и не поддаваться на провокации. Ситуация внутри и вокруг Белого Дома была под полным контролем. И в эту спокойную атмосферу буквально загнали несколько тысяч разгоряченных и неуправляемых людей, после этого начали стрелять с верхних этажей гостиницы «Мир». Я в это время находился между ОМОНовским и милицейским оцеплением и демонстрантами, пытаясь с помощью нескольких десятков казаков не допустить прорыва. Я понимал, что захват любого здания в центре Москвы будет трактоваться через враждебные СМИ как агрессия и использоваться как страшилка. И вот в тот момент, когда несколько человек выдвинулись вперед - открыли огонь. Я почувствовал, что рядом со мной что-то щелкает, если бы меня не повалили на асфальт два казака, то я, наверное, с вами бы сейчас не беседовал...
Здание мэрии было занято. Но ни с кем из оказавшихся там людей расправ не было. Более того, командиры подразделений бросили своих обезумевших от страха солдат прямо рядом с мэрией, а сами преступно бежали. Тогда с несколькими защитниками Белого Дома, мы посадили их в брошенный автобус и вывезли за линию оцепления. Поэтому с нашей стороны не было действий, за которые может быть стыдно, кому бы то ни было. Часто говорят о походе на Останкино. Я, конечно, не оправдываю этого, но можно понять людей, которых морили голодом, в течение двух недель лишали медицинской помощи, а через радиоприемники и телевизоры они видели, как их поливают грязью. Было одно желание: выйти в прямой эфир и напрямую обратиться к стране. В принципе, у руководства ТВ был вполне цивилизованный вариант избежать столкновений, предложить 3-5 людям, которые пришли вместе с толпой, войти внутрь и высказать свою точку зрения. Телевидение, прежде всего, должно информировать о том, что происходит и доносить разные точки зрения с телеэкранов. Думаю, что и у Останкино задача была спровоцировать неадекватные действия. Есть свидетельства о том, что какой-то бронетранспортер стрелял сначала по телецентру, а потом по толпе.
3 октября по решению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II была совершена Божественная литургия на втором этаже здания Верховного Совета в комнате, где один стол был оборудован под Престол, а другой стол под Жертвенник. Из Данилова монастыря приехал иеродиакон и квартет хора. Протоиерей Алексий Злобин, член Верховного Совета, совершал Литургию. Митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием мне было также благословлено участвовать в её совершении. Но участвовал я чисто мистически, потому что огромный поток желающих причаститься фактически не позволял мне стоять у Престола. В соседней комнате я проводил исповедь. Люди с удивительной серьезностью и чувством покаяния подходили к этому Таинству. Многие говорили, что исповедуются первый раз. Я знаю, что на следующий день во время штурма отец Алексий Злобин крестил нескольких защитников.В ночь на 4 число в 2-3 часа ночи вместе с депутатом Александром Коровниковым (ныне он работает в структурах исполнительной власти) мы поехали по городу посмотреть обстановку. Могу сказать, что никаких погромов и никаких коммуно-фашистов я не заметил. У Моссовета стояла толпа, которая сама себя заводила истеричными призывами, что, дескать, сейчас их начнут бить, и они должны защитить молодую российскую демократию. Между тем, никто не собирался их бить и никаких столкновений так и не произошло, хотя само обращение Ельцина утром 4 октября фактически показывало, что противоположная сторона рассчитывала на другое. В этом выступлении были такие слова, что «за прошедшую ночь нас стало меньше, жертвами бандитов стали мирные люди». Авторы переворота были уверены, что им удастся спровоцировать какие-то кровавые столкновения, и будут погибшие. Но в ночь на 4 октября никто не погиб, хотя они очень рассчитывали на то, что смогут кровью простых граждан оправдать своё государственное преступление.
Не могу сказать в отношении себя, но вот отец Алексий Злобин точно вошёл в историю. Надо сказать, что он заслуженный пастырь, к нему на приход приезжали и приезжают люди, как бывшие на одной стороне баррикад, так и те, что были на другой. Его никто ни в чем не может обвинить. Он спокойно уехал служить Литургию в свой приход в г. Городня на Волге на праздник Воздвижения. Я был уверен, что он там и останется. Когда я увидел его 28 сентября, пытающегося пройти в здание Верховного Совета, то был поражен. Он сказал, что приехал, взяв с собой запасные Дары и крестильный ящик. Потом батюшка рассказывал, что проник, перелезая через забор. В этом году отцу Алексию исполнилось 75 лет. Я считаю, что это человек, который действительно вошел в историю. В своё время его избрание народным депутатом сопровождалось беспрецедентной историей, когда он на выборах в Тверской области победил секретаря райкома. И этот человек был тогда с нами.
Вошли в историю и ребята срочной службы, которые добровольно перешли на сторону Белого Дома, покинув свою часть. К ним приводили матерей, чтобы те уговорили их уйти. Во время штурма одного из них ранили, и депутат из Курска Слава Федотов подозвал меня и попросил уговорить, чтобы двое солдат взяли раненого и ушли, чтобы сохранить им жизнь. Раненый солдат услышал наш разговор и сказал: «Батюшка не старайтесь, если родная мать не смогла меня отсюда увести, неужели думаете, что у Вас это получится». Слава Богу, все трое остались живы.
Считаю, что подвиг совершил с противоположной стороны капитан 119-го парашютно-десантного полка Андрей Емельянов, который попытался на своём низовом уровне вступить в переговоры. У него была совершенно неверная информация о том, что было. В какой-то момент он встал во весь рост и вышел перед людьми, у которых нервы были на пределе, и они были вооружены. Нам с ним почти удалось договориться о том, чтобы вывести женщин и детей, но, к сожалению, в той войне решали не капитаны, а коррумпированные политики. 4 октября я проснулся около 6-45 от звуков выстрелов, пошел искать исполняющего обязанности президента А.Руцкого. Нашел всех в приемной у Р.Хасбулатова. Руцкой дал мне рацию и попросил обратиться к нападавшим. Позывные были «Дунай». Я обратился, сказал, что в здании много женщин и детей, есть уже убитые и раненые и просил прекратить стрельбу. В ответ понеслись потоки нецензурной брани, а также реплики: «большевистских попов не слушаем», «заткнись, поп Гапон» и так далее.
За 10 часов, проведенных под обстрелом, время спрессовалось, что-то потом пришлось восстанавливать по другим воспоминаниям. Самое тяжелое это не страх смерти, а ожидание смерти. Начинаешь уже бояться самого ожидания. Оно настолько выматывает, что появляется желание какой-то развязки. Мы не готовились к военной операции, поэтому не было никакого оповещения внутри здания. Я не знаю, сколько человек могло погибнуть на верхних этажах, когда они оказались отрезанными танковой стрельбой. Эта часть здания, которую в просторечии именовали «стаканом» выгорела дотла. Там огромная тяга, поэтому горело и плавилось всё. Из-за этого очень трудно установить точное количество погибших, многие ведь были без документов.
Говоря о погибших, нельзя не сказать о таком человеке, как Владимир Павлович Бирюлин, ныне покойный, который искал по моргам тела защитников. Если кто-то думает, что власть предержащие ему в этом помогали, то он очень ошибается. Власть делала всё, чтобы воспрепятствовать его работе. Он помог найти пятерых человек. Нашел, опознал, и они были похоронены на Николо-Архангельском кладбище. Я участвовал в похоронах одного из них. Это Сергей Новак, ему было 19-20 лет. Родители искали его, начиная с 4 октября, обзванивали морги, больницы, везде им говорили, что такого нет. И только в марте или апреле 1994 года его нашли в учреждении, которое называется «трупохранилище», куда из моргов перевозят трупы для длительного хранения. Это заведение располагалось на Дубнинской улице в Москве. Там и удалось его обнаружить. Мне пришлось выполнить тяжелую миссию, когда родственники хотели хоронить его в открытом гробу, привезти во двор дома для прощания. Тогда санитар подозвал меня, (а мне тогда было только 29 лет, и я всего полтора года был священником) и предложил посмотреть на тело и самому решить, можно ли это сделать или нельзя. Я не буду рассказывать, что я увидел, когда санитар раскрыл полиэтиленовый мешок, но не дай Бог кому-то это пережить. В итоге мы достигли компромисса с родственниками.Мой друг тележурналист из Петербурга Андрей Туманов заснял первые кадры штурма. Там видно, как поднимаются со стороны Краснопресненской набережной два бронетранспортера, и с них прыгают люди в штатском, но с автоматами. Затем эти люди занимают какие-то ключевые позиции. По ним никто не стреляет с нашей стороны. К ним подходят люди, которых они отгоняют автоматами, и потом начинается стрельба. Эту пленку я передавал на НТВ, когда в 2005 году они делали спецвыпуск программы «Чрезвычайное происшествие». Они многое использовали из той записи, но именно эти кадры "свободное" НТВ побоялось пустить в эфир. Потому что совершенно очевидно, что гражданские лица не имели права участвовать в операции. Говорили, что якобы это были члены общества ветеранов Афганистана «Долг». Но никто не установил их личности, автоматы они получили где-то у Сергея Шойгу.
Есть такой человек известный по «Царскому делу» - следователь Владимир Николаевич Соловьев. Он в составе группы Генеральной прокуратуры был допущен в здание только 5 или 6 октября. И он мне лично говорил, что видел грузовики, наполненные трупами, стоящие у Белого Дома. Я свидетельствую, что это видел конкретный известный человек, и он разрешил об этом свидетельствовать.
Ещё один совершенно вопиющий случай мне поведал тогдашний журналист газеты «Московский комсомолец» Александр Колпаков. На его глазах произошло прямое боестолкновение солдат из 119 парашютно-десантного полка с бойцами дивизии имени Дзержинского. Десантники убили наповал ротного, к нему кинулись бойцы-срочники, затем развернули орудия и прямой наводкой ударили по десантникам.
К сожалению, все эти факты остались вне расследования, во всяком случае, никаких мер принято не было. В связи с этим у меня есть заветная мечта: сорвать Звезду Героя с Виктора Ерина. Этот мерзавец получил высшую награду России просто за участие в преступлении. Даже если встать на точку зрения Ельцина, МВД проявило полную бездарность, не обеспечив оцепление района спецоперации, не эвакуировав гражданское население из близлежащих зданий. В принципе, министр внутренних дел по итогам своей работы должен был быть отправлен в отставку, и против него должно было быть возбуждено уголовное дело. Вместо этого ему дали Звезду Героя, и он до сих пор находится на госслужбе и занимает высокий пост. Я считаю, что всех, кто убивал своих сограждан, надо лишить всех наград, которые тогда Ельцин раздавал направо и налево. Но это всего лишь мечта.
Но кровь защитников Белого Дома пролилась не напрасно. Ельцинская верхушка испугалась серьезного патриотического подъема, перехватила часть патриотических лозунгов. А если бы переворот прошел у них как по маслу, то мы бы уже жили совсем в другой стране, и таких изданий, как «Русская народная линия», уж точно не было бы. Тогда даже самые упертые ельцинисты поняли, что воинствующий ура-либерализм не проходит, и придется как-то лавировать.
Также замечу, что расстрел парламента, к сожалению, позволил реанимировать компартию. Потому что компартия, преступно предала защитников Белого Дома. Уже 2 октября Зюганов заявил, что в стране все спокойно, и надо сидеть по домам. Именно КПРФ была заинтересована в расстреле антиельциновской оппозиции. В результате, все некоммунистические партии и движения были не допущены к следующим выборам. Зачистили РХДД, Российский общенародный союз Сергея Бабурина, но при этом КПРФ был дан зеленый свет. С тех пор возник дружный тандем: Борис Николаевич - Геннадий Андреевич. Зюганов грозил «небесными карами» Ельцину, а Ельцин говорил, что всех спасает от Зюганова. При этом оба хорошели, а страна разваливалась и разорялась.
