Тема Дворца Советов и Храма Христа Спасителя особенным образом присутствует в жизни иеросхимонаха Валентина (Гуревича) с самого раннего детства.
Дело в том, что мои приемные родители поселились невдалеке от этой главной стройплощадки страны, возникшей на месте взорванного Храма Христа Спасителя. До моего появления на свет они лет семь работали заграницей. Там они выполняли специальные задания, в основном связанные с тем, что в СССР было мало цветных металлов. Чугуна и стали много производили, а цветные металлы были на уровне 1913 года. А необходимы были легирующие элементы для танковой брони, цветные металлы для боеприпасов, алюминий для самолетов и т.д. Потому что надвигалась война.
И вот мой отчим был послан заграницу, чтобы закупить большое количество цветных металлов за небольшую сумму денег. Он поставил у себя в офисе телетайп и чертил график колебания цен на рынке; цены были очень чувствительны к повседневным событиям, происходящим на земном шаре. Надо было уметь в этом разбираться. И вот ему удалось, при помощи Божией, закупить большое количество цветных металлов в самых нижних точках графика. По бросовым ценам. То есть задание было успешно выполнено. И он был представлен к награде орденом Ленина. Но в этот момент его шеф - нарком внешней торговли - был расстрелян, и все его приказы были аннулированы. Поэтому орден Ленина ему не достался.
Итак, родители, вернувшись из многолетней заграничной командировки, сперва получили квартиру в ведомственном доме на Садово-Кудринской улице. Но, опасаясь, что я по младенческому неразумию могу выпасть из окна квартиры, находящейся на одном из верхних этажей, они обменяли ее на две большие комнаты в коммунальной квартире на первом этаже двухэтажного дома в Савеловском (ныне Пожарском) переулке. Невдалеке от того места, где взорванный Храм Христа Спасителя должен был уступить место «храму новой веры и новой эры»...
И это было весьма кстати, потому что в покинутом ими ведомственном доме проживали сплошь люди, работавшие заграницей. А в 1937 году активизировались органы безопасности, которым было поручено оставить в живых и вне исправительных учреждений охранного ведомства только тех стерильных граждан, которые никогда не были заграницей, не имели там родственников и не вступали в контакт с носителями несоветского менталитета. Население этого ведомственного дома, понятно, такой стерильностью не отличалось. Поэтому вскоре настали времена, когда каждую ночь к дому подъезжали фургоны с надписью «Хлеб» для массовой транспортировки его жильцов в специальные учреждения НКВД.
Иеросхимонах Валентин Гуревич
А дом, в который мы переселились, был уникальным. Это был кооперативный дом, построенный нэпманами, - в нем проживало много бывших. Например, бывшая домовладелица Полина Абрамовна. Или благообразная престарелая седовласая чета текстильных фабрикантов Малининых; мужу советская власть доверила управление его бывшей собственностью, сделав его директором экспроприированных у него текстильных фабрик, поскольку лучшего администратора не нашлось. Были и другие бывшие. Свое место среди жильцов этого дома занимала даже семья профессиональных воров в законе. Отдельные ее члены периодически исчезали на сроки, назначенные органами юстиции...
Моя приемная мать приходилась родной сестрой моей бабушке, которая с дочерью жила в Армянском переулке, и было принято довольно часто ездить к ним в гости на метро от станции «Дворец Советов» до станции «Дзержинская». И каждый раз приходилось идти мимо этой стройплощадки и наблюдать темпы роста возносившегося высоко в небеса стального каркаса, поражавшего детское воображение.
Сейчас я живу и пишу эти строки в Донском монастыре, на западной стене которого с внутренней стороны приделаны уцелевшие фрагменты мраморных горельефов, которые некогда опоясывали взорванное святилище.
И еще несколько раз эта тема вторгалась в мою жизнь, напоминая о себе. Однажды, уже после войны, когда о возобновлении этого эпохального строительства уже никто не помышлял, а на заброшенной стройплощадке торчали огромные сваи посреди образовавшегося из грунтовых вод водоема, в котором уже привыкли купаться мальчишки, я возвратился после уроков из школы домой. Постучавшись в дверь нашей квартиры, я убедился, что дома никого нет. В это время в подъезд вошла наша соседка со второго этажа Полина Абрамовна, бывшая домовладелица. Взглянув на меня, она мгновенно оценила ситуацию и, проникшись сочувствием к моей беде, пригласила к себе на чашку чая. Затем, чтобы меня как-то развлечь, она дала мне посмотреть удивительный альбом, который целиком состоял из красочных изображений несостоявшегося Дворца Советов. Там было множество интерьеров и экстерьеров в разных ракурсах. И отдельные архитектурные фрагменты этого уникального строения. Она сделала это не без некоторой гордости, ибо автором сего победившего на конкурсе проекта был не кто иной, как ее сын.
Изображения экстерьеров в разных ракурсах весьма обесценивали величие и достоинство Московского Кремля, ибо в сравнении с грандиозными размерами и броскими очертаниями фантастического дворца Кремль смотрелся какой-то занятной, но мелкой и незначительной игрушкой для детей. А о знаменитом доме на набережной со всем его комплексом советского быта, включая кинотеатр «Ударник», и говорить нечего - никакой значительности и достоинств у него не осталось. Дворец на фоне всей этой архитектуры смотрелся как подлинный Город Солнца. Его интерьеры были набиты всей совокупностью вещей, необходимых для полноценной жизнедеятельности всех поколений Нового Человека. Физкультура заменила церковные обряды, отжившие и выброшенные на свалку истории. Львиную долю внутреннего пространства занимали спортивные площадки, залы с гимнастическими снарядами, боксерскими рингами и другими приспособлениями для совершенствования тел, плавательные бассейны, даже чуть ли не стадионы.
Внутри этого сказочного дворца нашли себе просторное место другие дворцы: и Дворец пионеров с его бесчисленными кружками и секциями, с самым передовым и совершенным материальным обеспечением, и Дворец комсомольцев со всем потребным для здорового досуга молодежи. И октябрята не были забыты с их счастливым детством.
Интерьеры, поражавшие зрителя размахом архитектурных фантазий, были украшены скульптурой, мозаикой, фресками с изображениями гордых летающих представителей обоего пола, покоряющих пространство и время. Не было забыто важнейшее из искусств - исправно функционировали кинозалы; везде звучала жизнерадостная музыка и песни про смелых и больших людей. Библиотеки и читальные залы, обеспечивали доступ ко всем богатствам всех областей науки.
Большой зал Дворца Советов
Альбом знакомил зрителя с грандиозными амфитеатрами, залами для проведения всевозможных форумов, для работы Верховного Совета и Коминтерна, управляющего коммунистическими партиями всех стран.
В интерьерах и залах заседаний была изображена публика в национальных костюмах всех советских республик. Украинские вышиванки соседствовали с полосатыми халатами узбеков, кавказцами в черкесках, с газырями и кинжалами, и везде царила дружба народов, национальных по форме и социалистических по содержанию.
Шли годы. И мне снова довелось увидеть этот альбом. Но уже не в типографском варианте, а оригинал, в натуре, размером в человеческий рост.
Это произошло в Донском монастыре, куда я поступил на должность дежурного слесаря по отоплению.
Это тогда было принято и широко распространено - искатели Истины и свободные художники, освободившие себя от необходимости следовать канонам социалистического реализма, работали сторожами и бойлерщиками; была даже такая песня - «Бойлер мой дом». А до монастыря я работал сторожем - охранял дачный кооператив преподавателей МГУ, располагавшийся в живописных отрогах Мещеры, недалеко от города Петушки. Книга «Москва - Петушки» тогда была настольной у всех искателей Истины и свободных художников. Она хранилась и в нашей сторожке, ее до дыр зачитали мои сменщики-сторожа. А я не смог двинуться дальше первой строки из-за обилия ненормативной лексики. Ознакомился с ней, только когда появился ее нормативный вариант.
Донской монастырь в то время был превращен в филиал Музея архитектуры им. Щусева и посвящен русской и советской архитектуре. В его запасниках и хранился этот альбом. Он попался мне на глаза, когда после возвращения монастыря Церкви экспонаты филиала русской и советской архитектуры и содержимое его запасников перевозили в центральное здание музея. Сотрудники филиала тянули с эвакуацией музейного хозяйства - не хотели расставаться с таким благодатным местом работы, как Донская обитель, - оазис святой тишины и островок природы с обилием уникальной флоры и фауны (соловьи, дикие утки, белки) посреди каменных джунглей. Однажды пришлось услышать характерную фразу одного иностранца: It's my favourite place in Moscow.
Музейщики ссылались на отсутствие транспорта. Тогда руководство монастыря предоставило им транспортное средство - большой крытый фургон, который должен был курсировать между монастырем и музеем до тех пор, пока не будет вывезено все, что подлежит перевозке. Для контроля фургон должен был сопровождать представитель монастыря. И руководство филиала попросило, чтобы этим представителем был я, поскольку, как своему бывшему сотруднику (слесарю по отоплению), музей мне доверял.
И вот тут перед моими глазами прошли все сокровища музейных хранилищ. Наиболее впечатляющей была конфискованная во время красного террора у помещиков и капиталистов «архитектура малых форм» - уникальная коллекция мебели старых мастеров - английский, голландский, итальянский, французский, немецкий ренессанс... Ну и конечно, этот поразительный альбом, который снова остановил на себе мое внимание.
И потом, когда я состоял уже в числе насельников монастыря и мне как-то дали послушание водить экскурсии, я непременно останавливал внимание экскурсантов на горельефах Храма Христа Спасителя. И говорил им при этом отчасти то, что было выстрадано в связи с этой темой, которая, как некая стержневая линия, вписывалась в общую картину отечественной трагедии ХХ века и в мои личные духовные поиски. Я рассказывал экскурсантам о том, что стараниями архитектора Барановского в нашу превращенную в музей обитель были доставлены архитектурные фрагменты храмов, которые различным образом подвергались ликвидации и поруганию: их взрывали, затопляли водохранилищами, превращали в овощехранилища и другие хозяйственные объекты, даже в скотобойни...
Церковь с благоговением хранит мощи святых мучеников - нерукотворных храмов Божиих. Только на частицах их мощей может происходить претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. А вот в стены нашей обители были вделаны частицы рукотворных храмов-мучеников - наличники окон, паперти, другие фрагменты. И среди этих частиц - часть горельефов взорванного Храма Христа Спасителя.
Царь и пророк Давид говорит: «...не на лук мой уповаю, и меч мой не спасет мене» (Пс. 43:7); «Ложь конь во спасение» (Пс. 32:17); «Но десница Твоя и мышца Твоя» (Пс. 43:4); «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113:9). Именно этот, последний стих Давидова псалма император Александр I повелел отчеканить на памятной медали, выпущенной в 1812 году в память победы над Наполеоном. И было решено воздать славу Богу, в частности, возведением Храма Христа Спасителя. В благодарность за спасение от нашествия иноплеменников.
Храм опоясывал пояс мраморных горельефов. Они иллюстрировали ратные события ветхозаветной и русской истории. Их объединяла тема Небесной помощи народу Божию, терпевшему бедствия от иноплеменников. Уцелевшая часть этих горельефов и была приделана к западной стене обители.
В 1931 году этот величественный собор был взорван, а уже в 1933 году пришел к власти Гитлер, который снова привел в российские пределы полчища иноплеменников.
И от них произошли великие и неисчислимые бедствия, унесшие миллионы жизней; все жестоко пострадали - и уничтожавшиеся поголовно нацистами потомки ветхозаветного народа, и погибавшие в несметном числе потомки православных. Ибо оказалось, что «вси уклонишася, вкупе неключими быша» (Пс. 13:3)...
При этом я упоминал о бесславно провалившейся попытке соорудить на месте взорванного христианского святилища новую вавилонскую башню, которая погибла с шумом, предварив и прообразовав неминуемую гибель самого богоборческого режима, послужившего причиной катастрофических бедствий для народов, вовлеченных в христоборчество...
Вот это очень все поучительно, потому что, действительно, - строители «нового мира» отвергли краеугольный камень - Господа Иисуса Христа. И на место всеведущего, всемогущего Разума Божия они поставили свой куриный, то есть страдающий куриной слепотой падший человеческий рассудок. При помощи которого они хотели устроить на земле всеобщее благоденствие.
Храм Христа Спасителя
Это, конечно, великое заблуждение. Об этом говорил Достоевский. По его словам, для того чтобы наступило братство, каждый должен в самом деле стать каждому братом. Но есть такие математические головы, которые полагают, что стоит только ввести некие правила, и люди сразу автоматически станут братьями, моментально приобретут все добродетели и во мгновение ока лишатся всех пороков. Перестанут воровать, например. Он говорил, что правила могут предусмотреть два случая, а их миллион; что душа человеческая ретроградна, она склонна ко злу. И только в работе над самим собой, в духовном таком становлении с помощью Божией человек может стать гражданином Царства Небесного.
Господь ведет людей в Царство Небесное путем великой борьбы со страстями, агрессивным влиянием окружающего общества грешников и с демонами, которые препятствуют их водворению в Царстве Небесном.
Апостол Павел говорит, что наша брань не против плоти и крови, но против властей и миродержителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Ибо сатана позавидовал Богу и замыслил иметь свое царство, в которое он стремится переманить человека - царство свободы-вседозволенности, а на самом деле - рабства греху и страстям.
И эта война на три фронта - самый трудный из всех видов человеческой деятельности. Она труднее сражений между людьми, как всякого рода единоборств, так и ратного подвига на поле брани. На войне можно один раз закрыть своим телом амбразуру - и ты уже герой. В то время как эта невидимая брань сопровождает человека до гробовой доски, и невидимый враг подстерегает каждую оплошность, потерю бдительности и расслабление, чтобы застать врасплох и напасть. Поэтому от воина этой невидимой битвы требуется постоянная бдительность и трезвость.
Неимоверная трудность этой борьбы по сравнению с противоборством между людьми была известна еще мудрецам дохристианской древности. Так, Будда говорил: «Если некто в битве тысячу раз победил тысячу людей, а другой победил себя одного, то именно этот другой - величайший победитель в битве».
Лао-цзы: «Побеждающий людей силен. Побеждающий себя могуществен».
Соломон: «Сдерживающий гнев больше берущего приступом город».
А мы, христиане, знаем, что без Бога мы не можем победить себя, порвать путы пленивших нас привычек и зависимостей от различных укоренившихся страстей, подогреваемых порочным окружающим нас миром и невидимым искусным врагом - древним змием, который намного умнее и сильнее нас, если мы остаемся наедине с ним и миром, без помощи всемогущего Бога.
Итак, для завоевания Царства Небесного мы должны быть бдительными на всем протяжении земного поприща, непрестанно находиться в боевой готовности. Ибо сатана не спит. Это «вечный бой, покой нам только снится».
Господь ведет нас в Царство Небесное Своими путями. Путем скорбей, путем очищения от греха и страстей и соединения с Богом. В этом состоит суровая правда о подлинном пути достижения Блаженной Вечности, в которой не будет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. А жизнь бесконечная, блаженная.
Люди попытались построить счастливый мир здесь, на земле. «Смелые большие люди» решили все сделать сами, своими руками, своими мозгами. Это, конечно, большое заблуждение, утопия.
Война нанесла смертельный удар по восторженной советской вере в человеческие силы, в светлое будущее на земле. Вдруг все это рухнуло, началась война, и сразу же этот штурмующий Небо каркас порезали для изготовления противотанковых «ежей», и наступила великая скорбь.
И дети тоже были причастны этой скорби. Начались такие события, которые наносили удары по восторженной советской вере. Действительность оказалась сложнее. И то, что пришлось пережить, было поучительно и послужило стартом, началом попыток осознать смысл исторического процесса и нашего спасения - людей и народов.
Ну и конечно, были такие моменты, что обострились трения между национальностями внутри страны. В частности, та же проблема беженцев. Вот евреи бежали из западных областей - от немцев. Людям и так было есть нечего, а тут эти беженцы. И еще со своими «тараканами». И вспомнили, что многие революционеры и комиссары, причинявшие обиды, были вот этой национальности. И, соответственно, многие начальники тоже.
Я начал учиться в школе, которая была построена на месте взорванного главного храма в Зачатьевском монастыре. Мои родители были революционерами, они занимали посты. Я был хорошо одет. Остальные ходили в лохмотьях. И ко мне было отношение неприязненное. Потому что я отличался от всех. Я не хотел, чтобы меня так одевали. Меня так одевали потому, что родители были заграницей. И я подвергался травле. Было очень тяжело. И один мальчик, самый сильный, третьегодник, неформальный лидер нашего класса, сделал меня своим рабом. Я должен был выполнять все его повеления под угрозой расправы в случае неповиновения. И все ко мне так же относились - весь класс. И я все время находился в тяжелом подавленном состоянии. Не хотел ходить в школу.
Школа в Зачатьевском монастыре
И вот однажды все выбежали из класса на переменку, а я остался один, погруженный в свое подавленное состояние, охватившее меня тяжелое размышление. И вдруг слышу ясно внутренний голос (место святое), что надо всех любить. Что бы они тебе ни сделали. И всем надо желать здоровья. Даже на улице здороваться со всеми, даже незнакомыми людьми. На меня это произвело очень сильное впечатление. Это было какое-то значимое событие в моей жизни. После этого я старался так себя вести, и мне стало гораздо легче.
Потому что мы страдаем не столько от того, как к нам относятся, сколько от того, как мы реагируем. Если мы в ответ отвечаем злобой, то это яд, который нас отравляет; обида, злоба, ожесточение - вот что нас отравляет, и мы отгоняем от себя спасительную благодать. Мы не спасаемся, а погибаем. Потому что Господь на Кресте заботился больше всего не о том, чтобы Ему было не так больно. Его больше всего беспокоило то, что вот эти люди, которые так с Ним поступали - оскорбляли Его, оплевывали, наносили Ему смертельные раны, из богоподобных превратились в звероподобных. А Он пришел спасти всех и распинался также и за этих людей. И Он умолял Отца, чтобы Он не погубил их, но дал им возможность покаяться, то есть восстановить свое богоподобие.
И главная наша задача не в том, чтобы отомстить и размозжить головы нашим врагам, а в том, чтобы из себя изгнать зло. Тогда мы будем живы для вечной жизни. Это есть победная любовь креста. Крест - это «оружие мира, непобедимая победа».
Главное - из себя изгнать злобу, ожесточение, обиду. Потому что Бог
есть любовь. Если будет любовь, то мы будем с Христом и воскреснем. Вот
это - основное.
Потом на следующий год наш класс «раскассировали», меня вместе с
небольшой группой одноклассников перевели в другой класс, неформальный
лидер которого меня полюбил и защищал от обидчиков.
И впоследствии встретившись с христианством, я сразу понял: это то,
что надо. Это Истина. Потому что главное - быть с Богом, быть в любви,
не быть в ненависти, ожесточении, озлоблении. Потому что когда человек
обижен, он становится мстительным чудовищем - измышляет разного рода
мщение по отношению к своим противникам.
Иногда такому человеку дается власть. И тогда он становится либо
восточным владыкой, который сдирает шкуры - кожу снимает с тех, кто
долго оборонял город, который трудно было взять. Либо революционером из
инородцев, которых обижали. Потом, взявши власть, они стали «отводить
душу», проявляя жестокость. Или вот немцы, которые были обижены и
унижены и потом решили, что они выше всех (über alles, понад усе).
У всех бывают такие случаи в жизни - когда кто-то нас обижает или угнетает. И если мы начинаем обижаться, то становимся чудовищами. Если у нас в руках в этот момент окажется власть, мы можем превратиться в зверей. Все одинаковы. Поэтому нельзя никого осуждать. Главное - в себе преодолевать ожесточение, обиду, злобу. Осуждающие властителей-тиранов, получивши власть, становятся палачами. По словам Флобера, «в каждом революционере прячется жандарм».
Новомученики и исповедники российские, которые претерпели экстремальные ситуации, были на грани мучительной гибели души и тела, знали, что если они допустят в сердце злобу и ожесточение даже против тех, кто жестоко с ними поступает, то они теряют благодать. Находясь под сильным психологическим и физическим давлением со стороны палачей, в нечеловеческих условиях строгого лагерного режима, утратив благодать, они лишаются единственной поддержки, помогающей им сохраниться от нравственного падения. Потому что лишение благодати есть лишение помощи Божией - остается одна обида, злоба. И тогда они могут сломаться и выдать своих друзей и отречься от Христа. Они вот так подтвердили своей жизнью, своим страданием эту заповедь евангельской Любви.
И вот еще есть такой пример, как Антоний Сурожский. Он был в числе русских эмигрантов в Париже, поселившихся в рабочих кварталах, где жили «гавроши», то есть мальчики из пролетарских семей. И они русских детей третировали - как буржуев, которые убежали от советской власти. Они их избивали, издевались над ними. И вот однажды будущий митрополит Антоний был в лесу, в лагере скаутов, и туда приехал отец Сергий Булгаков с ними беседовать. Он говорил как раз о Евангелии, о евангельской Любви. И будущий владыка, скептически отнесшись к словам отца Сергия, решил по приезде в Париж самостоятельно прочитать Евангелие. Он выбрал самое короткое - от Марка, 16 глав. И когда прочел, то ощутил присутствие Христа. Рядом. Живо ощутил. И он сказал сам себе: вот это реальность - то, что Он рядом со мной. Я вижу, что это реальность. Значит, все, что здесь написано, правда. И поэтому я буду их любить, что бы они мне ни сделали.
Это примерно то же самое.
Поэтому очень важно было жить во время войны в таком юном возрасте - это направило мысли, как мне кажется, в нужную сторону.
Иеросхимонах Валентин (Гуревич)
