Недавно в «зелёной серии» издательства Сретенского монастыря была опубликована книга протоиерея Алексия Лисняка «"Сашина философия" и другие рассказы». Предлагаем вашему вниманию рассказ из новой книги.
Он стоял в очереди впереди нас, и его окружали мордатые телохранители
Впрочем, и здесь, в этой светлой Москве, нам встретился другой, уныло дремлющий горожанин. Он стоял в очереди впереди нас, и его окружали мордатые телохранители. Его черед вскоре подошел, и нам невольно пришлось подслушать его печаль. Просунув голову в окошко свечного ящика, он потребовал у продавщицы икону своего святого, а заодно попросил, чтобы она рассказала о нем. Продавщица поинтересовалась, как зовут вопрошателя. Он оказался Георгием. Тогда она посоветовала взять образок святого Георгия Победоносца. И добавила: «Великомученика». Это слово впечатлило унылого. Он переспросил:
- Великомученика? Мой ангел - великомученик? - покупатель задумался и прослезился. - Точно. Прямо как я. Я ведь тоже великомученик. Всю жизнь мучаюсь. Гоняюсь за счастьем, а что-то никак не догоню.
Он разоткровенничался не на шутку, а продавщица, чтобы помочь ему, терпеливо его выслушивала.
- Всю жизнь как белка в колесе. Это только говорят все, что надо дом построить, сына родить да дерево посадить - и всё: будешь счастливым. Я уже десяток, наверное, домов себе выстроил, и у каждого дома где сад, а где парк насадил. И сыновей у меня шестеро, по паре от каждого брака. А счастья всё что-то нет. С бизнесом этим не клеится всё время... Точно, я и есть этот самый великомученик.
Тут в его кармане заулюлюкал мобильник. Он взял трубку, послушал и велел мордатым подавать машину. Телохранители ускакали, а он поблагодарил продавщицу:
- Спасибо вам. Точно вы меня определили. Великомученик я, как и мой ангел.
В распахнутую дверь было видно, как к паперти подрулил лимузин. Мученик утер слезу и попрощался. Уходя, он забыл в лавке купленную иконку, так спешил к своим страданиям. Когда очередь дошла до нас, мы увидели, что продавщица, растроганная жалобным рассказом, скорбит о «мученике».
- Жалко его, - говорит, - рада бы помочь, а как? Он ведь меня слушать бы даже не стал. Такие «мученики» часто приходят. Желают от батюшек наших облегчение получить, а сами их не слушают. Гордые очень, гордость послушаться не позволяет. Так и мучаются всю жизнь. Иконки вот так же забывают, как этот...
Светлая Москва и теперь ликует. Каждый день. Где еще, в каком месте на земле враз совершается столько Божественных служб, как здесь? Сотни церквей стоят с распахнутыми дверями. И тысячи серых «мучеников» проезжают мимо этой радости. Протирают кресла в офисах, месят грязь на рынках, проторговываются в ларьках и всю жизнь страдают. Хотят так, наверное. Мазохисты.
***
В нашем селе приезжие, как и в любом другом, всегда на виду. Они - главные звезды сплетен. О них судачат на лавочках, в магазинных очередях и даже при обычных встречах посреди улицы: «Слыхала новость? Те-то, которые... ух, какие они!..» Но это новое семейство не снискало себе звездной славы. Они оказались верующими, и все сплетницы разом поломали о них языки: «Слыхала? Эти-то, которые... верующими оказались, в церкву ходють». - «Мракобесы, что с них взять».
Эти «новички-мракобесы» купили себе ветхую холупку возле храма, распахали огород и зажили с Божией помощью. Прихожане к ним привыкли сразу, как ко всем веселым и добродушным. И пусть их ржавая машина стоит, как выхлопная труба от лимузина, пусть домик и всё имущество оценивается, как одно лимузиновое колесо, они улыбаются и цветут. Впервые встретив новую чету в храме, Семеныч их поприветствовал:
- День добрый! Как дела?
А они ему:
- Спаси, Господи. Хорошо, слава Богу.
Семеныч вывел: «Наши люди».
Сын-инвалид оказался доброй новостью для сплетниц: «Надо ж, ведь как!» - «Ага, вот горе-то!»
Наши люди обживались. Когда отремонтировали домик, из города, от родителей забрали своего пятилетнего сына-инвалида. Вскоре и его, улыбчивого, стали в коляске привозить ко причастию. Сын-инвалид оказался доброй новостью для сплетниц: «Надо ж, ведь как!» - «Ага, вот горе-то!»
Сердобольная Петровна однажды решила пожалеть новеньких и оплакать их всех, горемычных, вместе с котом. В их палисаднике распустилась душистая сирень. Мычали коровы, брехали собаки, молодежь играла в карты возле своих зацветающих садов. В воздухе носился запах весны. Петровна уселась под сиренью и принялась ожидать. Когда супруги вдвоем катили коляску с сыном от всенощного бдения и кот семенил впереди них, она вскочила, вся сморщилась и навстречу им заголосила:
- Ой, бедненькие вы, бедненькия-а! Горемыки несчастныя-а! Ой, горе-то какое! Сынок-то ваш... Ой, мученики вы мои-и-и...
Чета поглядела на нее с недоумением: дескать, что это с ней? Может, помощь нужна?
- Бабуль, что стряслось? Вам помочь?
Петровна захлопала глазами, сообразила, что спектакль про мучения сорван, перестала кукситься и попятилась через улицу к своим товаркам, на лавочку. Идет, прихрамывает. Мучается. А молодое семейство ей вдогон всё докучает:
- У кого горе-то, мать? А?
***
По мнению Евгения Новичихина, председателя правления Воронежского отделения Союза писателей России, «созданные о. Алексием Лисняком образы просты и безыскусны, лишены какой-либо фальши. Этим они и подкупают».
http://www.pravoslavie.ru/put/70469.htm
