«1959 г. 15 декабря. Служил панихиду по отцу Павлу Флоренскому, скончавшемуся в 1943 году. Затем у меня были Анна Михайловна, Кирилл Павлович, Ваня, Павлик, Наталья Ивановна, Ольга Павловна, Саша, Маша и Анна Васильевна» - это выдержка из дневников будущего архиепископа Саратовского и Волгоградского Пимена (Хмелевского); в те дни он был архимандритом и наместником Троице-Сергиевой Лавры. Запись содержит невольную ошибку: вопреки полученному семьей Флоренских официальному уведомлению, жизнь отца Павла Флоренского оборвалась не в 43-м, а в 37-м году. Он был расстрелян под Ленинградом после длительной каторги, последние годы которой пришлись на Соловки. Анна Михайловна - это вдова отца Павла. Кирилл Павлович - второй сын отца Павла и Анны Флоренских, Ваня и Павлик - дети их старшего сына Василия, которого в 1959 году уже не было в живых. Наталья Ивановна - их мать, вдова Василия Флоренского. Ольга Павловна и Маша - дочери отца Павла Флоренского и Анны Михайловны, Саша - сын Ольги Павловны, в замужестве Трубачевой, будущий игумен Андроник, Анна Васильевна Найдышева - теща Кирилла Флоренского. Как же вышло, что отпевать Павла Флоренского выпало именно ему, будущему саратовскому владыке, тогда архимандриту Пимену?
С упомянутым на вышеприведенной дневниковой страничке «Павликом», Павлом Флоренским-младшим, мы познакомились в Москве, на январских Рождественских чтениях. Вот что он рассказал нам о тех далеких днях:
- Мы, семья Флоренских, были в Загорске (Сергиевом Посаде) на особом положении. И, может быть, поэтому так прилеплены были к Троице-Сергиевой Лавре (семья Флоренских жила под стенами Лавры много лет - со времени окончания Павлом Александровичем Духовной Академии; продолжала жить там и после страшной утраты.- М. Б.). Мы дружили с владыкой Гурием (Крымским потом) [1], а когда в Лавру пришел владыка Пимен, мы пришли к нему, и он нас очень хорошо принял, он ведь добрейший был человек.
Мы очень долго не верили, что деда нет в живых. Мозгами понимали, что вряд ли он жив, а душой - может быть, наивно - верили. Записки за упокой стали подавать только после того, как владыка Пимен его отпел. Почему нам прислали именно эту дату - 1943 год? Потому, возможно, что в 43-м истекал десятилетний срок его заключения. Причина смерти не обозначалась, но потом поползли какие-то гэбистские слухи: будто бы его бревном придавило на лесоповале. Ленинское бревно - оно никак покоя не давало никому... Но, когда поступили эти сведения - о смерти деда в 43-м году, бабушка пошла к отцу Пимену и попросила его дедушку отпеть. Я помню, как она опускалась на колени, мы с братом Иваном помогали ей подниматься. Кроме тех, кто был перечислен отцом Пименом в его дневнике, на отпевании присутствовали также мои родные сестры Татьяна и Мария, это я хорошо помню. А потом отец Пимен пригласил нас к себе чаевать. Вот с этого дня и началась для нас жизнь после смерти деда. А с владыкой Пименом мы потом долго переписывались. Я писал ему о своих личных неурядицах, и он поддерживал меня.
- Вы - старший из внуков отца Павла, единственный, родившийся при его жизни, хотя и в безнадежной разлуке с ним. С соловецкой каторги отец Павел писал Вашей маме и просил ее сделать так, чтобы «маленький» с первых дней получал прекрасные представления о мире. Каковы были Ваши первые детские впечатления? Что Вы знали о дедушке? Как он присутствовал в Вашем детстве?
- Этот завет деда выполняла в основном бабушка. После ареста деда мой отец, его старший сын, оказался главным кормильцем семьи, вся семья на него обрушилась, он содержал нас всех, и до конца жизни половину своей зарплаты матери (моей бабушке) отдавал: выполнял обещание, данное деду в письме в концлагерь. Хотя у него самого была семья, и нас было четверо. Жили мы, конечно, голодновато. Но бабушка отвечала отцу и всем нам огромной любовью и благодарностью. В Загорске нам отдали лучшие комнаты. Мы были окружены абсолютной любовью и пользовались свободой, не переходившей, конечно, во вседозволенность. «Павлик, если благочестиво и с любовью, то можно»,- так отвечала бабушка на мой вопрос, можно ли что-то сделать. Я с детства был окружен книгами, с детства слышал музыку, мама пела, у нас часто устраивались самодеятельные концерты.
Но о деде мне рассказывала только бабушка. И я не должен был о нем рассказывать нигде, его имя было под запретом, сама наша фамилия была под запретом, мы очень хорошо это чувствовали. Отец всю жизнь боялся ночного стука в дверь... Поэтому мне трудно ответить на вопрос, как дед влиял на своих детей - моего отца, его братьев и сестер. Мне как старшему в моем поколении досталось очень многое. Нет, не материальное. Это забрали родившиеся позже - более молодые. Отец требовал не прикасаться к вещам деда. И пока он был рядом и оставался кормильцем своей семьи, а также матери и сестер, с этим считались.
А мне достались любовь и внимание старших. Меня отмолил дед, Павел Александрович. Меня очень любили его сестры Юлия и Елизавета, его младший брат Андрей. Но особенно - мать деда, моя прабабушка Ольга Павловна Флоренская. Отец посылал меня к ней еженедельно. Я готовил с ней уроки по французскому языку. Для нее я был старшим в моем поколении, старшим правнуком. Французский был только поводом для разговора со мной. Мне, двенадцатилетнему школьнику, она постоянно рассказывала о семье, о моих предках, о любимом Кавказе. Она была очень широко образованным человеком.
- Ваш дед посредством своих писем с соловецкой каторги стремился разбудить и поддержать в детях любознательность, исследовательский интерес к тварному миру, к живой природе. И то, что в Вас рано проснулся естествоиспытатель,- это, безусловно, влияние Вашего отца и его братьев, Кирилла и Михаила. Но кто помог Вам обрести веру? Бабушка?
- Вся наша семья всегда была верующей. Меня с детства водили в церковь, и это врастало в меня так же естественно, как язык. В том, что я вырос верующим, никакого подвига нет. Для человека, пришедшего к вере извне, из неверующей среды, это действительно подвиг, поступок. И они это чувствуют, это их возвышает - я не о гордыне сейчас, нет, возвышает в хорошем смысле слова. Но, с другой стороны, мы, выросшие в православной среде, свободней себя в ней чувствуем, для нас это естественно.
- Кто из священников оказал на Вас влияние?
- И на меня, и на моего двоюродного брата Александра (игумена Андроника) огромное влияние оказал владыка Сергий (Голубцов) [2] - один из тех, кто сохранил главу преподобного Сергия Радонежского. Я ездил к нему в Новгород в самые глухие, пятидесятые годы. Хотя он не был идеальным для меня духовником. Поскольку не всегда видел разницу между мною и собою. Он монах, а я человек совершенно иного склада, и требовательность владыки Сергия была для меня чрезмерной, я так никогда не мог, и мне недоставало поддержки. Я настороженно отношусь к слишком активному духовничеству. Когда старец ведет монаха в монастыре - он знает, куда его ведет, и это, наверное, правильно, и вообще, не мое дело об этом судить. Но мы не монахи, и у нас несколько иные функции. Я дружу с протоиереем Валентином Асмусом сейчас, и бегаю к нему с проблемами. Но именно с отдельными проблемами. А выливать на него все свои похождения... Хотя - на исповеди все равно приходится выливать. Но отец Валентин снисходителен. Он высокоснисходителен, я бы так сказал.
- Отец Павел завещал своим потомкам: «...пусть в каждом поколении хоть один будет иерей». В поколении детей это не сбылось, сбылось в поколении внуков. Не могли бы Вы рассказать хотя бы немного об упомянутом уже здесь Вашем двоюродном брате, игумене Андронике (Трубачеве)?
- Он намного моложе меня и рос, наверное, под определенным моим влиянием. Окончил Историко-архивный институт и сразу поступил в Духовную Академию. Потом пошел в монахи. Его родителям было очень трудно это принять, и я был, может быть, единственным человеком, в этот момент его поддержавшим. Я приобщил его к подготовке публикаций, связанных с дедом, но затем он превзошел меня в этой работе. При этом он читает в Московской Духовной Академии один из главных богословских курсов. Не раз его бывшие студенты, узнав, что он мой брат, высказывали мне свое восхищение им. Он посвятил себя творческому наследию священника Павла Флоренского, это его духовный поступок, который можно по-разному воспринимать. То, что он внук Павла Флоренского, открыло ему дорогу к неопубликованным материалам. Он посвятил себя их публикации и передаче Церкви. Поверьте, что при жизни деда были опубликованы только «Столп и утверждение Истины», написанный им до тридцати лет, и серия разрозненных статей. Все остальное хранилось в его семье. Хранила бабушка. А то, что наследие Флоренского передано нашей культуре, нашей Церкви, заслуга его внуков. Это наш жизненный поступок, который, как я понимаю теперь, на склоне жизни, заслонил все остальное, в том числе кратер Кирилла Флоренского на Луне, мои открытия нефтяных месторождений в Африке, статьи, публикации, десятки учеников. Главное - то, что мы передали людям сокровище, сохраненное вдовой и старшим сыном священника Павла. Игумен Андроник сохранил наш дом в Сергиевом Посаде. Он создал Музей Флоренского в Москве. И главное - он стоит пред престолом за всю нашу семью. Среди известных мне людей он - один из умнейших. Его прогнозы всегда резки, парадоксальны, но они сбываются.
- Ваш дед с соловецкой каторги писал Вашей бабушке: «...может быть, маленькому удастся продолжить нить моих размышлений, хотя, конечно, это будет по-новому, и пусть будет лучше, и в лучших условиях». В какой мере это сбылось? Можно ли говорить, что Вы как ученый - продолжение деда? Что для Вас означает его пример как ученого?
- Все наши - мои и отца - идеи, все наши темы у деда берут начало. Мой отец умер в сорок четыре года; но наша кафедра литологии до сих пор использует его идеи, идеи, поданные ему из концлагеря дедом. Вот один из примеров. Соловецкий Кремль построен из огромных валунов древнейшей - миллиарды лет - породы. В валунах видна их структура. Я был там, специально фотографировал те валуны, которые мог видеть дед. Дело в том, что и сейчас не прекращается дискуссия о происхождении гранитов и гнейсов. С самого начала это были расплавленные породы, или это были песчаник и глина, которые затем погрузились на двадцать километров вглубь, там переплавились, перекристаллизовались, получился гранит и гнейс. Дед, наблюдая на Соловках эти валуны, много писал отцу - тогда молодому, начинающему ученому - об осадочном происхождении гранитов и гнейсов. Доводы деда подтвердились, когда к отцу поступил керн (образец горной породы.- М.Б.) из глубинных скважин - оказалось, на глубине пять километров лежат осадочные породы. Это наша коронная тема теперь.
- Ваш дед - удивительный пример глубоко религиозного естествоиспытателя. А для Вас как это сочетается: занятие естественными науками и вера? Есть ли здесь вообще проблема?
- Проблемы нет. Научные знания на веру не влияют. Атеист не становится верующим, а верующий не становится атеистом от того, что много знает. Если вы верите, что мир создан Богом, Его милостью и благодатью, то где же здесь противоречие с наукой? Другое дело, когда вера оказывается в руках идиотов. Когда нам привозят эту примитивную веру из Америки, американские проповедники принимаются доказывать, что мир создан буквально за шесть дней. Надо учить древнееврейский и читать Книгу Бытия в подлиннике, чтобы знать, что день - это не буквально день, это определенный период. Причиной травли науки всегда была не вера, а необразованность некоторых верующих.
Человек действительно венец природы, царь природы. Но в каком смысле? Если брать за критерий, скажем, способность к фотосинтезу, к образованию органических веществ из неорганических - тогда растения выше нас... Но на человека возложена функция Божественная... Через человека мир пал, и жертвою Богочеловека спасен. Как говорил апостол: и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих, ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне (Рим. 8, 21-22). Вот в этом смысле человек действительно совершенство, а не в каком-то ином.
«Дорогая Аннуля, я же понимаю, что тебе трудно, тяжело, беспокойно и грустно. Но все же надо стараться с большим душевным миром воспринимать окружающее, а главное - близких. Я верю в своих детей, и разные шероховатости пройдут в свое время. Это дело возраста. А кроме того, им ведь тоже нелегко дается жизнь. Вот Васюшка бедный, дожил до 24 лет, а не видел спокойной жизни и радости. Если можешь хотя бы некоторое время порадоваться, то старайся радоваться за него и с ним... Тика, ты пишешь, болезненно застенчива. Как ясно я понимаю ее состояние. Это и наследственное, и благоприобретенное, от постоянных ударов... Старайся же вовлечь ее в какие-нибудь занятия и игры, чтоб она не так ощущала свое одиночество, пусть в ней разовьется немного уверенности в себе...».
Это письмо написано Павлом Флоренским - священником, богословом, математиком, естествоиспытателем, изобретателем, искусствоведом, организатором музейного дела - за два года до расстрела. Можно было бы привести еще много цитат из книги, в которой собраны его письма родным с сибирской и затем соловецкой каторги. Сегодня изданы книги самого отца Павла, книги о нем. Нет нужды подробно рассказывать здесь его биографию, лучше отослать читателя к этим книгам. Но необходимо сказать о том, что поражает в этом человеке сильнее всего. Сильней, чем глубокая вера и блестящий интеллект, чем одаренность и разнообразие деятельности. Даже сильней, чем мужество. Это любовь. Бесконечная любовь к близким, поневоле оставленным без всякой защиты и поддержки - матери, жене, детям (а их пятеро!), невестке, крохотному внуку. Он остается отцом семейства - вопреки безнадежной разлуке. Он дает своим близким все, что может и должен дать. Вдыхает в них столько мужества и жизнелюбия, сколько может вдохнуть. Он в ответе за них, и это чувствуется в каждой его строчке. Хотя петля на горле затягивается, и никаких оснований для оптимизма нет. Такие люди, как Павел Флоренский, не нужны «власти рабочих и крестьян».
- Теперь - о Вашей работе в экспертной группе по чудесным явлениям при Синодальной Богословской комиссии. Вы не раз отвечали на вопросы различных СМИ на эту волнующую многих тему; но можно ли сегодня как-то обобщить результаты Вашей работы? Удалось ли систематизировать информацию, сделать какие-то выводы - о мироточении икон, например, об их удвоении, обновлении?
- Мы рады тому, что нам удалось сформулировать возможность выделения естественно-научной составляющей из чуда; тому, что заведующий сектором Института атомной энергии имени Курчатова Андрей Волков впервые зафиксировал электрический разряд в момент схождения благодатного огня в Храме Гроба Господня в Иерусалиме. Но, во-первых, единовременное наблюдение не позволяет нам сделать окончательные выводы, а во-вторых, не это для нас главное. Мы должны сформулировать концепцию отношения к чуду в Церкви - отношения очень осторожного и скептического. Следуя указаниям председателя Богословской комиссии Митрополита Минского и Слуцкого Филарета, курирующего также и нашу группу, и здравому смыслу, мы противостоим чудомании. Чудо ничего не доказывает верующему человеку. Чудеса ведь происходят и в других конфессиях тоже. И экстрасенсы это вытворяют. А в Православной Церкви главное чудо - Евхаристия. Все остальное - периферия. Благодать Божия действует везде, не только там, где происходит видимое чудо. Рождение ребенка - это величайшее чудо. Но в то же время это - вполне объяснимый биологически процесс.
- Вы - гражданин суверенной Абхазии; что связывает Вас с этой непризнанной большинством государств мира республикой?
- Во-первых, она признана Россией, и это главное; до Америки мне дела нет. У нас в семье культ Кавказа, это тоже от деда. В Абхазии я оказался востребованным. Так же, как в Осетии, когда была агрессия грузин, и сосед соседа пытал паяльной лампой - я видел потом этих людей с выжженными лицами. Так же, как в Чечне, по которой я ездил один на попутных машинах во время первой войны, в 1995 году. Мы с археологом, кавказоведом, исследователем древних и средневековых памятников Абхазии, а позже вице-премьером Республики Абхазия Юрием Вороновым и журналисткой Татьяной Шутовой создали «Белую Книгу Абхазии», опубликовали полные списки убитых, замученных. Мы до миллиметра соблюли равенство объемов: вычислили - что и сколько говорят абхазы, что и сколько говорят грузины. Я входил в освобожденный Сухум с абхазскими войсками.
- Но Ваш дед вырос в Грузии, и крестил его грузинский священник в Давидовской Мтацминдской церкви... Участие в локальном вооруженном конфликте на одной из сторон, сочувствие одним и несочувствие другим - не скрою, это настораживает. Тем более, что кавказские события последних лет - особая трагедия: сразу несколько православных народов стянуты в страшный кровавый узел, кто теперь развяжет?
- Я совершенно с вами согласен. В локальном конфликте не стоит искать правых и виноватых, это страшная человеческая трагедия. И у меня не было никогда такой цели: искать там хороших и плохих. Я собирал материал и писал о трагедии Кавказа. Мы составили бы списки и погибших грузин, если бы у нас тогда оказалась такая возможность. Мы хотели показать ужас межнационального конфликта, ужас войны. Воронов, убитый, напомню, в Сухуме в 1995 году, подчеркнул, когда мы начали книгу: никаких заинтересованных соавторов ни с той, ни с другой стороны, это русская точка зрения на драму Кавказа. Меня Почетным знаком «Участник миротворческой операции» наградили - не абхазы, а русские миротворцы, которые стояли на границе. Которых потом поодиночке отстреливали грузинские снайперы... Я проехал Чечню в разгар войны, и тоже не для того, чтобы встать на чью-то сторону, я просто смотрел, хотел знать, что там происходит.
- Чему Вы пытаетесь сегодня научить своих студентов - помимо собственно учебной дисциплины?
- Стандартным вещам... Вчера я водил их на экскурсию в Третьяковку. Провел по иконам, подвел к портрету деда, потом сказал - теперь идите, смотрите, как Иван Грозный убивает своего сына... Много чему учу. Уважению к себе. Уважению к специальности. Пониманию того, что инженер - элитарная профессия. Что на нас, нефтяниках, мир держится. Что им предстоит стать сверхлюдьми, но не в смысле прав, а в смысле обязанностей.
- Если можно, хотя бы несколько слов о своей собственной семье... Кем продолжился род Флоренских?
- Моя супруга Юлия Алексеевна - преподаватель музыки. Сын Василий родился в 68-м году, он художник, у него две художественные школы для детей, одна в православной гимназии, другая - при церкви преподобного Марона пустынника. У Василия трое детей, старшему, Ивану, 17 лет, есть еще Александр и Варенька.
Моя дочь Анюта окончила наш университет, вышла замуж за немца, геолога, он из атеистической семьи, но упертый православный. Как немцу и положено - упертость до конца во всем. Замечательный человек. У них с Анютой тоже трое детей, младший вот только родился. Мы с женой невестку и зятя любим не меньше, чем детей собственных - очень уж они у нас хорошие.
Павел Васильевич Флоренский (род. 1936) - доктор геолого-минералогических наук, профессор Российского государственного университета нефти и газа имени И.М. Губкина, академик РАЕН. Старший внук священника, ученого, богослова, автора многих книг Павла Флоренского, расстрелянного в 1937 году под Ленинградом после длительного заключения. С детства проявил наклонности естествоиспытателя, исследователя живой природы. Окончил геолого-разведочный факультет Московского нефтяного института. В область исследовательских интересов Павла Флоренского-младшего входит нефтегазоносность Казахстана, астрогеология, планетарная геология, геология Луны, разломы земной коры, применение космической информации в геологии и многое другое. Павел Васильевич участвовал в борьбе против печально знаменитого проекта переброски стока северных рек на юг, работал в комиссии по изучению последствий Чернобыльской катастрофы. С 1966 года преподает в Российском государственном университете нефти и газа имени И.М. Губкина, руководит деятельностью студенческого научного кружка «Петрограф», который был создан в свое время его отцом.
_____________________________________
[1] Митрополит Гурий (Егоров) - родился в 1891 году в Новгородской области, в семье владельца артели ломовых извозчиков. Во время Первой мировой войны служил на фронте братом милосердия, прервав для этого учебу в Петроградской Духовной Академии. В 1915 году принял монашеский постриг. Вместе с братом Леонидом (в монашестве Львом) создал Александро-Невское миссионерское братство. Неоднократно подвергался арестам, пять лет провел в лагере на строительстве Беломорканала. В 1945-46 годах - наместник только что возвращенной Церкви Троице-Сергиевой Лавры. С 1946 года - епископ Ташкентский и Среднеазиатский. Затем возглавлял ряд епархий; скончался в 1965 году, будучи Митрополитом Крымским и Симферопольским.
[2] Архиепископ Сергий (Голубцов) родился в1906 году в Сергиевом Посаде, в семье профессора Московской Духовной Академии. Учился живописи, работал как художник-реставратор, участвовал в Великой Отечественной войне. В 1950 году вступил в братию Троице-Сергиевой Лавры - сначала послушником, затем принял монашеский постриг. Окончил МДА со степенью кандидата богословия, затем преподавал в Академии. С 1955 года - епископ Старорусский, викарий Ленинградской епархии. Затем - епископ Новгородский и Старорусский, в 1963 году возведен в сан архиепископа. Скончался в июне 1982 года.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=10000&Itemid=3
