Ноам Хомский - американский лингвист и общественный деятель. Создатель генеративной грамматики и один из крупнейших лингвистов 20 века, в последнее время он пишет книги практически только о мировой политике, пытаясь показать, что война в современном мире ведется совсем не против терроризма и ради благих целей, а только ради корыстных экономических интересов.Мы публикуем отрывок из книги Хомского "Новый военный гуманизм", в которой автор подробно разбирает события, произошедшие в Косово в 1990 году: этот материал сегодня имеет особую значимость.
Двадцать четвертого марта 1999 года военно-морские силы НАТО, возглавляемые США, обрушили ракетно-бомбовый удар на объекты, расположенные по всей территории Федеративной Республики Югославии (ФРЮ)2, "ввергнув Америку в военный конфликт, который, по словам президента Клинтона, был необходим для того, чтобы положить конец этническим чисткам и привести к стабильности в Восточной Европе", как явствовало из сообщений в прессе. Бомбардируя ФРЮ, извещал нацию Клинтон, "мы защищаем собственные ценности, отстаиваем свои интересы и выступаем за дело мира". "Мы не можем отвечать на все подобные трагедии, но там, где этнический конфликт превращается в этнические чистки, - а между этими вещами есть очевидная разница, - мы обязаны вмешаться, и Косово, несомненно, представляет собой именно такой случай". "Если бы мы промедлили", - продолжает Клинтон, с тем, что в заглавии его речи названо "справедливой и необходимой войной", "то в результате потерпели бы моральное и стратегическое поражение. Косовары-албанцы оказались бы народом без своей земли, живущим в тяжелейших условиях в одной из самых бедных стран Европы..." Разумеется, с подобной судьбой страдающего народа Соединенные Штаты примириться не могут. Государственный секретарь Мадлен Олбрайт ранее уже озвучила тревоги такого рода, заявив еще 1 февраля, "что нельзя терпеть подобные вещи, что в 1999 году не должно быть этих варварских этнических чисток. Безусловно, демократиям нужно выступить против такого зла"3.
Европейские союзники Клинтона согласились с этим. В речи, озаглавленной "Новое поколение подводит черту", британский премьер-министр Тони Блэр провозгласил, что мы имеем дело с новым типом войны, в которой отстаиваются "человеческие ценности", "новый интернационализм, в рамках которого мы больше не будем мириться с грубым подавлением целых этнических групп", "мир, в котором негде скрыться тем, кто ответственен за подобные преступления". "Мы боремся за мир, в котором диктаторы больше не смогут подвергать свои народы страшным истязаниям для того, чтобы удерживать власть над ними". Мы вступаем "в новое тысячелетие, в котором диктаторы будут знать, что им не удастся выйти сухими из воды после этнических чисток или подавления собственного народа". Министр иностранных дел Германии Йошка Фишер "стал адвокатом "нового натовского военного гуманизма" (по словам немецкого интеллектуала Ульриха Бека) - т. е. отстаиваемой госсекретарем Мадлен Олбрайт идеи о том, что защита человеческих прав является разновидностью миссионерства"4.
"Новый интервенционизм" приветствовали и высоколобые интеллектуалы, и законники-юристы, возвестившие новую эру в международных отношениях, в которую "просвещенные государства" наконец-то будут вправе использовать силу там, "где это справедливо", отвергая "устаревшие правила" и сообразуясь с "современными представлениями о справедливости", устанавливаемыми ими самими. "Кризис в Косове показывает... новую готовность Америки делать то, что ей кажется правильным, - невзирая на международное право"5. Свободные теперь от оков "холодной войны" и старомодных рамок мирового порядка, цивилизованные государства могут отдавать всю свою энергию миссии защиты прав человека и даровать всем страдающим народам свободу и справедливость, - в том числе и силой, если это будет необходимо.
Цивилизованные государства - это Соединенные Штаты и их союзник Великобритания, а также, возможно, другие страны, участвующие в общем крестовом походе за справедливость и права человека. Их миссии сопротивляются только "открыто неповинующиеся, инертные и раскольнические", "распущенные" уроды в мировой семье6. Принадлежность к разряду цивилизованных, очевидно, следует только из определения. Безусловно, тщетно было бы искать в истории какие-либо состоятельные попытки выдвинуть доказательство или свидетельство в пользу критического различия между цивилизованными и распущенными. На любую историческую параллель ответом все равно служит известная идея "смены курса", гласящая: да, в прошлом мы иногда ошибались - будь то из-за нашей наивности или неправильной информации - но теперь мы возвращаемся на свой традиционный правый путь. Обращение к урокам истории подвигнет нас разве что на "жестокие нападения и инвективы в адрес исторически пагубной внешней политики Вашингтона", поэтому их можно "безболезненно игнорировать", - поучает нас один из самых выдающихся теоретиков-адвокатов "формирующихся норм"7. А значит, будет бессмысленно задаваться вопросом о том, что мы можем почерпнуть с пожелтевших страниц прошлого, даже несмотря на то, что структура принятия решений и ее институциональная база остаются нетронутыми и неизменными.
Третьего июня 1999 года НАТО и Сербия заключили мирное соглашение. США торжественно объявили о своей победе, тем самым успешно завершив "десятинедельную борьбу за то, чтобы вынудить м-ра Милошевича признать свое поражение". Победа была достигнута, но мир еще не наступил: железный кулак триумфаторов будет висеть над побежденными до тех пор, пока победители не удостоверятся в том, что проигравшей стороне прочно навязана именно их интерпретация мирного соглашения. Согласие широкой общественности с этими действиями нашло выражение в словах международного аналитика "Нью-Йорк Тайме" Томаса Фридмана: "С самого начала суть косовской проблемы сводилась к вопросу о том, как нам следует реагировать в случаях, если неприятные события происходят в не самых важных местах". Цивилизованные государства открыли новое тысячелетие тем, что дали ответ на этот решающий вопрос современной эпохи, придерживаясь морального принципа, согласно которому, "как только из Косова начался исход беженцев, игнорировать его было бы уже неправильно... и следовательно, использование мощной воздушной атаки на компактную цель в данном случае являлось единственно осмысленным решением"8.
Одно только обращение к истинной последовательности событий показывает, что этот навязчивый рефрен едва ли соответствует действительности: "мощная воздушная атака" совершенно определенно была предпринята до того, как "начался исход беженцев" на новом уровне, и она привела к стремительному и обширному росту масштабов беженства и иных жестоких реалий войны, которые широко освещались в газете того же Фридмана и других изданиях. По крайней мере в общих чертах это признают все. Отрицать это может только тот, кто займет непреклонную позицию "сознательного игнорирования", если воспользоваться фразой, которая сформулирована только что процитированным нами защитником "нового интернационализма" в выпущенном им совместно с другими авторами нелицеприятном докладе о жестокостях, творимых американской армией, и реакции на них со стороны Государственного Департамента9.
Позиция сознательного игнорирования имеет достаточно прецедентов. Ее классическое проявление описано Джорджем Оруэллом в предисловии к "Скотному двору", посвященном обзору тех способов, посредством которых в свободных обществах "могут замалчиваться непопулярные идеи и утаиваться неудобные факты, причем даже в отсутствие всяких на то официальных запретов". По наблюдениям Оруэлла, столь "зловещая" форма "литературной цензуры" "в большинстве случаев носит добровольный характер". Отчасти это объясняется хорошим воспитанием, внушающим людям "всеобщее молчаливое согласие с тем, что не стоит упоминать данный конкретный факт". Вследствие такого сознательного игнорирования и других обстоятельств, "всякий, кто бросит вызов господствующей ортодоксии, обнаружит, что вокруг него самого с поразительной эффективностью складывается заговор молчания". "Скотный двор" является, вероятно, самой известной книгой Оруэлла, ставшей прологом к менее знаменитым пробам его пера. Он не публиковался при жизни писателя и был обнаружен лишь тридцать лет спустя, после чего издан с помпой только для того, чтобы вновь подвергнуться всеобщему забвению10.
Если собственный (он же общепринятый) ответ Фридмана на его риторический вопрос не выдерживает проверки фактами, то в тот же самый день и в том же самом журнале, хотя и только косвенно, был дан более правдоподобный ответ. В своем сообщении из Анкары корреспондент Стивен Кинзер пишет, что "самый известный правозащитник Турции [Акин Бирдал] водворен в тюрьму для отбытия наказания за то, что он "вынудил государство достичь мирного урегулирования с курдскими повстанцами"11. Просматривая беспорядочные и в целом неинформативные или морочащие нам голову обзоры новостей, мы обнаруживаем, что приговор, вынесенный отважному президенту Ассоциации прав человека Турции, есть не более чем эпизод общей кампании устрашения и угроз в адрес защитников прав человека, которые расследуют и обнародуют факты ужасных жестокостей, призывая к мирному разрешению конфликта, печально знаменитого одной из самых беспощадных кампаний этнической чистки и государственного террора 1990-х гг. Вся кампания сопровождалась шквалом неистовых благодарностей в адрес ее активных участников - лидеров цивилизованных государств, "защищающих наши ценности, отстаивающих наши интересы и выступающих за дело мира" (по словам президента) при помощи средств, которые слишком хорошо знакомы тем, кто отнюдь не предпочитает сознательное игнорирование.
Вернемся к деталям, но лишь для того, чтобы отметить: те события 1990-х, продолжающиеся сегодня и происходящие в рамках НАТО и под европейской юрисдикцией, служат весьма впечатляющей иллюстрацией - и причем далеко не единственной - ответа цивилизованных государств на вопрос о том, "как мы должны реагировать в случае, если неприятные события случаются в не самых важных местах"; мы должны реагировать так, чтобы способствовать расширению масштаба жестокостей, - такова миссия, выполненная, в частности, в Косове. В связи с подобными элементами сегодняшнего реального мира должен возникнуть целый ряд серьезных вопросов касательно "нового гуманизма", даже в том случае, если мы примем идею "смены курса" и согласимся стереть из памяти историю и ее уроки относительно институтов власти, вершащих свое практически неоспоримое господство и вольных творить все, что им "кажется правильным".
Этот более правдоподобный ответ на вопрос, поставленный Фридманом, случайно получил подтверждение, когда очертания "нового гуманизма" отчетливо проступили в другой из двух главных национальных газет - "Вашингтон пост" - в паре редакционных статей, опубликованных в самом конце войны. Одна из них была озаглавлена "Ухабистая тропа Косова", а другая - "Курдский раскол Турции". В первой статье давались советы НАТО, во второй - выражались "надежды" "друзей Турции"12.
В случае с Косовом Вашингтон не должен был "выказывать никаких симпатий" к злодеям, ответственным за ужасы этнических чисток и другие жестокости, происходившие под бомбами НАТО.
Напротив, "НАТО следует усилить свои бомбардировки", если эта организация выявит какие-либо признаки "упорного нежелания" жить по принципам "не допускающим компромиссов". Первый среди таких принципов заключается в том, что международные силы по поддержанию мира, уполномоченные Советом Безопасности ООН, должны иметь "и своем командовании генерала НАТО, который в то же время не состоял бы на службе в Организации Объединенных Наций, Европейском Союзе, Организации Безопасности и Сотрудничества в Европе (ОВСЕ) или какой-то другой организации"13. Иными словами, НАТО следует решительно отречься от соблюдения только что согласованно принятой резолюции Совета Безопасности, которая призывала к "международному присутствию сил безопасности", разворачиваемому "под эгидой ООН" "при существенном участии НАТО" (больше НАТО не упоминается). И на всякое "упорное нежелание" подчиняться односторонним решениям НАТО со стороны сурового поборника дисциплины должна следовать новая силовая реакция.
В случае же с Турцией все обстоит иначе. Вашингтон должен максимально определенно "проявлять симпатию" к тем злодеям, которые ответственны за ужасы этнических чисток и другие жестокости по отношению к курдам, безусловно, сопоставимые с сербскими преступлениями в Косове и совершавшиеся не под бомбами НАТО. Такой вывод вовсе не удивителен, учитывая, что Вашингтон и сам занимает выдающееся место среди злодеев. В случае с Турцией и курдами "ответственным за смерть тысяч [точнее, десятков тысяч] людей в войне курдов с турками по всеобщему мнению следует признать" Абдуллу Оджалана, "плененного лидера курдского сепаратистского движения". Понятие "всеобщее мнение" игнорирует ведущие международные правозащитные и независимые исследовательские организации, но зато включает Анкару и Вашингтон. Аналогичным образом и, учитывая сопоставимость заслуг "виновников", в Белграде и, вероятно, в Москве "всеобщее мнение" приписывает ответственность за смерть тысяч людей в войне албанцев с сербами в период до начала натовских бомбардировок - период, конечно, достаточный для того, чтобы взвесить решение о бомбардировке, - партизанским силам албанского сепаратистского движения. Да, в этот период действительно творились зверства; мы еще вернемся к трактовке их Вашингтоном. Ни один серьезный аналитик не рассматривает их как хотя бы отдаленно сравнимые с жес-токостями, которые чинились "пронатовскими турецкими вооруженными силами ", - так редакторы называют турецкую армию, вооруженную и обученную Вашингтоном и снабжаемую новыми потоками оружия по мере того, как жестокостей становилось все больше и администрация Клинтона увлекалась демонстрацией "новой готовности Америки делать то, что ей кажется правильным".
Редакторы не публикуют ни одного призыва к бомбардировкам Анкары или Вашингтона. Напротив, "друзья Турции должны надеяться на то, что она сможет собраться с духом, чтобы расширить свои перспективы и провести беспристрастное исследование инициатив Оджалана" по мирному урегулированию, имея в виду те мирные инициативы "плененного лидера", которые в течение семи лет отклонялись турецким правительством и его друзьями в Вашингтоне и отклоняются до сих пор, как только на днях узнал "самый известный правозащитник Турции". Если Турция предпочтет "лечить свою национальную язву - проблему курдского меньшинства", продолжают редакторы, то она больше не будет "не в ладу с гуманными демократическими ценностями западных наций, компанией которых дорожит", и в особенности гуманных ценностей той нации, которая обеспечивает Турцию колоссальными потоками смертоносного оружия "для лечения ее национальной язвы" в излюбленной Вашингтоном манере. "Ведь туркам будет нелегко сговориться с курдами", - признают редакторы. Сейчас курды хотят только признания их "культурных и языковых прав", в которых им было отказано (в отличие от Косова), но потом "некоторые из них" могут пойти дальше, запросив "автономии и самоопределения" (как это многие годы делали косовс-кие албанцы). Поэтому лидеры Турции заслуживают сочувственного понимания со стороны своих вашингтонских друзей.
В более полной трактовке событий, к которой мы впоследствии ненадолго вернемся, проводится еще более резкий контраст между государственным террором, осуществляемым при одобрении и нетерпеливой поддержке со стороны цивилизованных государств, - главным образом их руководства, - и государственным террором, расценивающимся как злодейство и достойным сурового наказания уже потому, что он противоречит их требованиям. Все это далеко не ново. Просто в качестве единственного примера упомянем, что несколько лет назад редакторы той же газеты советовали своему правительству предпринять более эффективные меры для того, "чтобы Никарагуа стало вновь соответствовать центральноамериканской модели" и чтобы обязать эту страну "разумно следовать региональным стандартам", - иными словами, уподобить Никарагуа типичным государствам смертоносного террора, поддерживаемым Вашингтоном, и принять их "региональный стандарт" диких жестокостей, которые значительно превосходят все преступления, приписываемые никарагуанским врагам, кроме одного, состоящего в неповиновении последних хозяину данного полушария14.
Это действительно типичный пример, и он характеризует не только лидеров цивилизованных государств, но и их врагов и предшественников. Газета "Правда" в прежние времена проводила аналогичные параллели, и тоже между государствами с сопоставимыми "достоинствами". В этих исторических хрониках мы не найдем ничего нового для себя.
Таковы некоторые важнейшие проблемы, поднимаемые балканской войной 1999 года. Они остаются вне поля зрения, по крайней мере, "цивилизованных государств". В других странах их воспринимают с готовностью, демонстрируя самый широкий спектр реакций. Как примеры мнений со стороны можно привести, во-первых, слова видного израильского комментатора по военно-стратегическим вопросам, который находит, что просвещенные государства представляют "опасность для мира". Он характеризует их "новые правила игры" как возврат к колониальной эпохе, к этому раю для силы, "прячущемуся под маской морализаторской правоты", под которой богатые и влиятельные творят то, "что им кажется оправданным". Другой комментатор, глава Партии центра и супруга бывшего председателя ее штаба, пишет, что "власть выиграла, а мир потерпел поражение": "правила игры вовсе не изменились... В этой истории действуют не добро и зло, а только большее зло и меньшее". В совершенно иной точке данного спектра находится Александр Солженицын, являющийся кумиром для Запада, когда он говорит то, что Запад хочет услышать; он предлагает такое сжатое определение "нового гуманизма": "Агрессоры смели со своей дороги Объединенные Нации, открыв новую эру, в которой правы сильнейшие". И последний пример - это Вук Драшкович, смещенный Милошевичем со своей должности за оппозицию к его военной политике и призывы к протестам с требованиями мира, удостоенный высокой похвалы Запада как "хороший серб", глас разума и независимости в местном правительстве и надежда сербской демократии эпохи после Милошевича. Его оппозиция строилась на следующем тезисе Солженицына: "Мы должны признать тот факт, что сегодняшний мир часто подчиняется праву силы, а не праву закона. Мы должны быть очень смелыми и стараться достигать компромиссов"15.
Вернемся к масштабной модели, представляющей изрядную часть населения мира, а может быть, его большинство, как утверждает один почтенный и проницательный политический аналитик. Все эти люди могли бы согласиться с наблюдениями видного и влиятельного, хотя и не знаменитого, радикального пацифиста А. Дж. Мюста: "После войны возникает проблема победителя. Он думает, что война и насилие того стоили. Кто теперь преподаст ему надлежащий урок?"16
"Не следует поддаваться иллюзии относительно целей [натовской] защиты косоваров", - добавляет Солженицын. "Если бы они действительно пеклись о защите угнетенных, то они защитили бы, в частности, и несчастных курдов, от которых разные страны уже лет 40 или 50 пытаются избавиться и поставили их на грань полного истребления". Да, это преувеличение, но оно вряд ли хуже, чем те крайние формы попыток ревизии Холокоста, в которых ужасные зверства сербов, последовавшие за бомбардировкой, ставятся на одну доску с гитлеровским геноцидом, - сравнение, которое было бы расценено как похвальба, будь оно воспринято всерьез. НАТО мирится с этническими чистками и террором в Турции просто потому, что это ее "выгодный союзник", продолжает Солженицын, тем самым подтверждая мнение Запада, что "Турция с одобрением приняла натовские действия, связанные с кризисом в Косове", и таким образом снова исправно выполнила свои обязанности, на этот раз присоединившись к "морализаторской правоте" богатых и сильных по отношению к очередным жестокостям турецкого образца17.
Это сходство обстоятельств не было отмечено прессой, хотя оно могло бы заинтересовать людей, которым действительно небезразлична нравственная и интеллектуальная культура цивилизованных государств.
По мере угасания холодной войны в поле зрения политиков попадают более масштабные проблемы, вышедшие на первый план в связи с войнами, обусловленными распадом Югославии. Главная роль среди них принадлежит требованию государствами или альянсами права вмешиваться в эти события на гуманитарных основаниях, благодаря которому они могут существенно расширить диапазон законного применения силы. Есть согласие по выбору времени такого вмешательства, но основания касательно самой "гуманитарной интервенции" формулируются по-разному, отражая различную оценку целей и нсроятных последствий "новых норм оправданного вмешательства"18.
К целом варианты действий делятся двояко: те, что осуществляются под эгидой Организации Объединенных Наций и в соответствии с Хартией ООН, которая принята за основу международной законности в период после Второй мировой войны, и те, которые осуществляются в одностороннем порядке государствами или альянсами, не уполномоченными на то Советом Безопасности (например, США, НАТО, или в прежние времена Варшавский Дого-нор). Если такие альянсы достаточно сильны, самонадеянны и отличаются слаженным внутренним порядком, то они могут называть себя "международным сообществом" (что в целом обычно для США, а часто и для НАТО). Больше вопросов возникает по поводу первой категории, но она в данном случае не относится к нашей теме. Нас скорее интересуют "новые нормы оправданного вмешательства" со стороны тех государств и альянсов, которые не ждут или не получают соответствующих полномочий от международного сообщества, а используют силу просто потому, что "верят в ее справедливость". На практике это сводится к "новой готовности Америки делать то, что ей кажется правильным", не считая операций, осуществляемых в "не самых важных странах", не представляющих интереса для господствующей мировой сверхдержавы (например, миротворческих интервенций в государства Западной Африки, получивших санкцию Объединенных Наций задним числом).
В каком-то смысле расширение диапазона интервенции всегда было законным и даже поощряемым, но трудно осуществимым именно в период холодной войны, поскольку "открыто неповинующиеся, лентяи и раскольники" - те, кто сопротивляется миссии, - в то время могли полагаться на поддержку коммунистических сил, видящих свою цель в мятежах и свержении действующей власти, а в конечном счете и в завоевании мира19. С окончанием холодной войны "нарушители порядка" были уже не в силах препятствовать добрым деяниям цивилизованных государств, и "новый гуманизм" отныне мог процветать под мудрым и справедливым лидерством последних.
Но есть и противоположная точка зрения, согласно которой реализация "нового интернационализма" есть не что иное, как проигрывание старой пластинки. Это модернизированная версия традиционной практики, которой некие силы противились в рамках биполярной системы мира, оставлявшей им определенную возможность для неприсоединения, - данное понятие полностью теряет смысл с исчезновением одного из полюсов20. Советский Союз, а также до некоторой степени Китай, могли ограничивать действия западных государств в рамках традиционных сфер собственного влияния, и не только при помощи военных средств устрашения, но и своей, хоть и редкой, подчас оппортунистической готовностью оказывать поддержку тем, кто стал мишенью для западной агрессии (на практике - для США, по причине их очевидного превосходства сил). С исчезновением советской военной угрозы победители в холодной войне стали более свободны it выражении своей истинной воли под маской добрых намерений и преследовании интересов, хорошо известная арена которых лежит далеко за пределами обители цивилизованности.
Самозваными носителями цивилизованности оказываются богатые и могущественные наследники колониальных и неоколониальных систем всемирного господства: это Север, "первый мир". Необузданные раскольники, бросающие им вызов, находятся на другом полюсе: это Юг, "третий мир", "развивающиеся" или "слаборазвитые страны", или "страны переходной экономики" - любое из 'гих названий несет на себе тяжкое бремя идеологии. Данное разделение не является резким и четким; в сфере человеческих отношений невозможно провести такие границы. Но определенные тенденции здесь нельзя не заметить, а они, в свою очередь, дают ряд оснований для того, чтобы по-разному интерпретировать перспективы "складывающихся норм оправданного вмешательства".
Нелегко будет разрешить этот конфликт интерпретаций, если объявить, что свидетельства истории здесь неуместны, и смотреть на современную ситуацию исключительно через фильтры, поставленные цивилизованными государствами, пропускающие только злодеяния официальных врагов, блокирущие нежелательные образы: в качестве самого очевидного и современного примера можно привести тот факт, что через них беспрепятственно и даже преувеличенно проходят те жестокости, которые относятся на счет Белграда, но отнюдь не те, которые восходят к Анкаре-Вашингтону. До тех пор, пока существуют подобные препоны в исследовании, нам будет казаться более предпочтительней та интерпретация, которая, по крайней мере, способна выдержать проверку фактами.
Общие вопросы мы оставим под конец (на главы 6 и 7), хотя в рассмотрении современных гуманитарных кризисов - косовских албанцев, турецких курдов и других - им принадлежит отнюдь не последняя роль. Если мы хотим хоть что-то понять в этом мире, то в таких конкретных случаях нам следует задаваться вопросом о том, почему решения о силовом вмешательстве так или иначе принимаются государствами, которые вершат свой суд и проводят свою волю только потому, что это позволяет им их собственная мощь. С самого начала возникают вопросы и в связи с недавней реанимацией тезиса о том, что цивилизованные государства должны использовать силу, "если они убеждены в ее справедливости", - здесь очень подходит термин "реанимация", так как первоисточники этого тезиса характерны и хорошо известны. В 1993 году, на конференции Американской Академии по формирующимся нормам один из самых видных специалистов в области академических исследований международных отношений Эрнест Хаас поднял простой и обоснованный вопрос, на который теперь уже есть ясный и поучительный ответ. Упомянув, что НАТО в тот период осуществляла свою интервенцию в Ирак и Боснию с целью защиты курдов и мусульман, он спросил: "Займет ли НАТО такую же интервенционистскую позицию в случае, если Турция станет жестко реагировать на требования своих курдских мятежников?". Этот вопрос, безусловно, является проверкой для "нового гуманизма": чем он руководствуется - интересами силы и власти или заботами гуманитарного толка? Действительно ли здесь прибегают к силе "во имя принципов и ценностей", как заявлено? Или мы являемся свидетелями чего-то более грубого и знакомого?
Это хорошая проверка, и ее результат не заставил себя ждать. Как Хаас и сформулировал в своем вопросе, Турция стала жестче реагировать на курдское население юго-востока страны, постоянно отклоняя предложения о мирном урегулировании конфликта, которое позволило бы курдам обрести культурные и языковые права. Эта политика очень быстро переросла в крайние проявления этнических чисток и государственного террора. НАТО заняла совершенно определенную "интервенционистскую позицию", особенно ее лидер, который решительно вмешался во внутренние дела страны с тем, чтобы расширить масштабы жестокостей. Идеологические институты приспособились к этим обстоятельствам в только что продемонстрированной нами манере, следуя все тем же хорошо знакомым путем.
Нам станет понятней и суть более общих проблем, если мы, например, сравним данную "интервенционистскую позицию" с той, что НАТО и США заняли по отношению к кризису в Косове, - в моральном плане он меньше, и не столько вследствие своих физических масштабов (основное и драматическое значение здесь имеет то, что за этим последовало решение бомбить ФРЮ), сколько потому, что Косово находится вне границ и юрисдикции НАТО, вне сферы ее полномочий и институтов, в отличие от Турции, непосредственно под них подпадающей. Два эти случая резко различаются своими масштабами, однако Сербия является одним из тех неукротимых раскольников, которые стоят костью в горле у институтов управляемой США мировой системы, в то время как Турция - преданный сателлит, в существенной мере способствующий осуществлению этого глобального проекта. И вновь несложно понять, какие факторы здесь движут политикой, и, похоже, пресловутое деление мира по принципу "Север-Юг" в решении больших проблем и их интерпретаций здесь также нашло себе место.
Все основные вопросы, встающие в связи с этим, не разрешаются одним-единственным примером, да и сам такой пример требует тщательного исследования и разработки. Однако некоторые естественные выводы здесь напрашиваются сами собой. Если мы рассмотрим ситуацию ближе, я думаю, мы получим те же самые выводы, только они станут звучнее и четче. Мы убедимся и в том, что они подкрепляются широким рядом соображений, выходящих далеко за пределы военной интервенции и включающих международные финансовые приготовления, торговые договоры, контроль за технологиями и материальными и человеческими ресурсами и целый ряд других средств, благодаря которым сила становится концентрированной и организованной и прилагается к институциональным системам подавления и контроля.
Таков род вопросов, которые должны составлять ближайшую подноготную нашего рассмотрения так называемых "не самых важных мест", с точки зрения элит, а также нашего стремления понять, что и почему здесь произошло, и самое главное - почему мировые державы делают тот выбор, который они делают, и что с этим их выбором делать нам.
"Новый гуманизм" обрел наиболее отчетливое выражение в доктрине Клинтона, вкратце изложенной советником по национальной безопасности Энтони Лейком, ведущим интеллектуалом администрации США: "На протяжении холодной войны мы сдерживали глобальные силы, угрожающие рыночным демократиям", - говорит он, а теперь мы можем перейти к "консолидации победоносной демократии и открытых рыночных обществ". Комментаторы средств массовой информации уже признали, что "с окончанием холодной войны... интервенционистская позиция была преодолена", но остается "опрос, на что будут ориентированы дальнейшие меры - на реализм баланса сил в духе Буша или на "неовильсоновскую" точку зрения Клинтона-Лейки, согласно которой Соединенные Штаты пользуются своей монополией силы, чтобы вмешиваться и дела других стран с целью содействия там развитию демократии"21.
Несколько лет клинтоновского "неовильсонизма" убедили обозревателей в том, что американская внешняя политика вступила в "благородную фазу", приобрела "ореол святости", хотя раздаются и более трезвые голоса, предупреждающие о том, что, "позволив идеализму почти безраздельно определять нашу внешнюю политику", мы можем упустить из виду наши собственные интересы, обслуживая чужие. В основном, именно между этими двумя полюсами и протекают сегодня все серьезные дискуссии22.
Хотя по логике этой доктрины новая эра открылись с падением Берлинской стены в ноябре 1989-го, г. контуры четко определились только спустя десять лет с интервенцией НАТО в Косово, предпринятой для защиты местных албанцев от кошмара этнических чисток. Следовательно, натовские бомбардировки - это определяющий момент в мировых отношениях, это первый случай в истории, когда "ореол святости" политики воссиял так, что его увидели все - "ясно" и "воочию", как возгласили почтенные голоса23. По символичному совпадению, эта знаменательная новая эра грянула на самом пороге третьего тысячелетия христианской эры, вероятно, для того, чтобы стать темой вдохновляющей риторики о близости нового дня.
Даже скептики еще задолго до Косова признавались в том, что, "несомненно, происходит нечто значительное"24. Конечно же, это так, и поток пылкой риторики, сопровождавший натовскую интервенцию 1999 года, только подчеркивает значительность событий.
Любая попытка обращения к данной теме должна строиться на четком различении двух вопросов: 1) что надо было делать, и 2) что делается и почему. Ответы на второй вопрос имеют отношение к выбору действия, но уже не влияют на этот выбор. Совсем несложно подобрать исторические примеры того, как действия, предпринятые по циничным или еще худшим мотивам, имели весьма выгодные и, вероятно, предвиденные последствия, так что, наверное, такие действия стоило поддерживать независимо от того, какие у них были мотивы и цели. Гораздо труднее найти примеры государственных деяний, предпринятых по гуманитарным основаниям, но поскольку таковые все же существуют, они, видимо, тоже имеют (предвиденные) благоприятные или пагубные последствия. Такие различия, несмотря на их крайнюю тривиальность, следует иметь в виду, осмысляя как данный случай, так и все остальные.
Второй вопрос имеет особое значение, когда он поднимается на необычайно высоких уровнях, скажем, в современной риторике политических лидеров и комментаторов по поводу "нового гуманизма" и его воплощения в интервенции НАТО на Балканах. Именно этот вопрос и будет мне в данном случае наиболее интересен. Можно с известной долей уверенности ожидать, что события такого рода, о которых мы здесь говорим, будут не раз возникать и в дальнейшем. Исследование второго вопроса на фоне более широкого спектра вопросов, поставленных "новым гуманизмом" нового тысячелетия, позволит нам усвоить ценные уроки.
Даже при самом поверхностном исследовании становится ясно, что возвещение эры "нового гуманизма" по меньшей мере несколько преждевременно. Самый узкий фокус - только интервенция НАТО в Косово - уже достаточен для того, чтобы опровергнуть эти высокопарные заявления. Более широкий взгляд на современный мир убедительно подтверждает данный вывод и вполне отчетливо выявляет те "ценности", которые отстаиваются сегодня. Если мы еще дальше уклонимся от приказов стать в строй, которые исходят из Вашингтона и Лондона, и позволим прошлому включиться в нашу дискуссию, то сразу же обнаружим, что "новое поколение" - это старое поколение и что "новый интернационализм" - это старая и заезженная пластинка. О действиях выдающихся предков, их заслугах, равно как и о предлагаемых оправданиях этих действий мы тоже больше не в состоянии слушать. Масштабность планов на новое тысячелетие, которые хотя бы частично по плечу тем, кто выбирает знание, служит еще одним предупреждением для людей, слишком прочно приверженных ценностям, которые декларируются сегодня.
По сообщениям британской прессы, британская фаза натовской бомбардировки должна была называться "Операция "Агрикола"25. Если это действительно так, то подобный выбор вполне соответствует британскому классическому образованию и является данью ему. Агрикола был не только главным преступником, который помог спасти страну от кельтской напасти, но и тестем Тацита, известного своим наблюдением, что "для однажды разоблаченного преступления есть одно прибежище - наглость", и знаменитой характеристикой Римской империи - "всемирные разбойники, они несли опустошение и называли это миром".
Но для начала давайте будем придерживаться правил и сосредоточим свое внимание на главном аспекте нашей темы - сербских жестокостях в Косове, которые вполне реальны и зачастую просто ужасны. Мы сразу увидим, что бомбардировки были предприняты не "в ответ" на этнические чистки и не во имя их "прекращения", как утверждали лидеры НАТО26. Полностью осознавая вероятные последствия своих действий, Клинтон и Блэр решили в пользу войны, которая привела к радикальной эскалации этнических чисток вкупе с прочими губительными эффектами.
В год, предшествующий бомбардировкам, согласно источникам НАТО, в Косове были убиты порядка 2000 человек, и несколько сотен тысяч стали внутренними беженцами. Эту гуманитарную катастрофу преимущественно можно было отнести на счет югославской полиции и вооруженных сил, главными жертвами которых стали этнические албанцы, составлявшие по некоторым сведениям, к 1990-м годам около 90% населения края.
Перед бомбежками и в течение двух дней с начала атаки верховный комиссар Организации Объединенных Наций по делам беженцев (далее Комиссар) не сообщал никаких данных по беженцам, хотя многие косовары - и албанцы, и сербы - уже несколько лет покидали край и, наоборот, возвращались в него, что являлось то прямым следствием Балканской войны, то экономических или других обстоятельств27. После трехдневной бомбардировки 27 марта Комиссар сообщил, что из Косова в Албанию и Македонию, две соседние с ним страны, переместились 4000 человек. Согласно "Нью-Йорк тайме" вплоть до 1 апреля Комиссар не предоставлял ежедневных данных по беженцам. Пятого апреля "Тайме", ссылаясь на цифры Комиссариата, известила, что "с 24 марта Косово покинули более 350 000 человек", а между тем количество сербов, бегущих на север Сербии, спасаясь от ужесточенного насилия на земле и усиленной атаки с воздуха, оставалось неизвестным. После войны сообщалось, что половина сербского населения "покинула территорию с началом натовских бомбардировок ". Существовали разные оценки того, каких показателей достигла до начала бомбардировок миграция внутри Косова. Профессор права в Кембриджском университете Марк Уэллер, юридический советник делегации косовских албанцев на конференции по Косову в Рамбуйе 1999 года, извещает, что после отзыва 19 марта 1999 года международных наблюдателей (Косовской наблюдательской миссии, КНМ) "число перемещенных лиц за несколько дней вновь выросло более чем до 200 000". Основываясь на данных американской разведки, председатель Комитета по разведке Палаты представителей Портер Госс дал информацию о 250 000 внутренних беженцах. Одиннадцатого марта Комиссар сообщил, что "внутри Косова покинули места своего проживания более 230 000 человек"28.
Третьего июня, ко времени заключения мирного соглашения, Комиссар докладывал о 671 500 беженцах, покинувших пределы ФРЮ в дополнение к 70 000 беженцев в Черногории и 75 000 человек, отправившихся в другие страны29. Сюда еще можно добавить неизвестное количество перемещенных внутри Косова: вероятно, что-то от 200 000 до 300 000 в год, предшествующий бомбежкам, и, по различным оценкам, гораздо больше в дальнейшем; а также, согласно югославскому Красному Кресту, более миллиона перемещенных внутри Сербии после бомбежек30, вкупе с теми, кто уехал из Сербии.
Данные о беженцах из Косова, к сожалению, слишком хорошо нам знакомы. Достаточно привести только два примера, прекрасно иллюстрирующих "наши ценности" в 1990-е гг.: количество беженцев до натовских бомбардировок аналогичны цифрам, в том же году приведенным Госдепартаментом по Колумбии (мы вернемся к этому поучительному сравнению); а окончательные данные Комиссариата в конце войны примерно равны числу палестинцев, бежавших или изгнанных в 1948 году вследствие иной политики, очень актуальной сегодня. Тогда беженцы составляли около 750 000 человек или 85% населения, это при разгуле насилия, когда с лица земли были стерты более 400 деревень. Зато данное сходство не ускользнуло от внимания израильской прессы, которая охарактеризовала Косово как Палестину 1948 года, только с телевизионными камерами (Гидеон Леви). Министр иностранных дел Израиля Ариэль Шарон предупреждал, что если "натовскую агрессию" "узаконить", то следующим шагом может стать требование автономии и связи с палестинским руководством для Галилеи - "малонаселенной" Галилеи (Ирвинг Хоув), в которой, иными словами, слишком мало евреев и слишком много арабов. Другие прокомментировали это так, будто "в своей кампании по разрушению деревень сербы применили почти израильскую тактику 1948 года, - конечно, с той разницей, что палестинцам не приходилось рассчитывать на поддержку со стороны НАТО" (Йен Уильяме, пылкий сторонник натовских бомбардировок)31.
Палестинцы, разумеется, могли апеллировать к резолюции ООН, гарантирующей им право возвращения - или компенсации, если они отказываются от возвращения: это резолюция ООН N194 от 11 декабря 1948 г., в которой расшифровывался истинный смысл статьи 13(2) Всеобщей декларации прав человека (ВД), принятой днем ранее. Но подобные гарантии зависели от воли сверхдержав, прежде всего Соединенных Штатов, которые считали резолюцию ООН простой формальностью. Тем временем статья 13(2) стала, по-видимому, самой известной статьей ВД, поскольку она превратилась в идеологическое оружие против советского врага, нарушавшего ее своим отказом предоставить евреям право свободного выезда, - оружие, которым потрясают с великим негодованием, страстью и "морализаторской правотой", при этом всегда опуская финальные слова, гарантирующие людям право возврата в собственную страну. Вот она, демонстрация наглости, которая могла бы произвести впечатление на Тацита, - и такое творилось год за годом, без фальши в голосе, без поднятой брови, - чем не любопытная иллюстрация максимы Оруэлла? Тем не менее поддержка статьи 13(2) оставалась частью официальной политики США, пока президент Клинтон не сформулировал собственную позицию: недостойные жертвы должны "стать народом без родины, живущим в трудных условиях в ряде беднейших стран" мира, куда более бедных, чем страны Европы32.
Формальное отречение Клинтона от статьи 13 ВД получило обычное - нулевое - отражение в прессе, как и следовало ожидать: обособленность США в рамках Объединенных Наций - столь заурядный факт, что он и не заслуживает особого упоминания. И если весь мир идет не в ногу с ними, как чаще всего и бывает, с его позицией считаться необязательно. Так, сегодня, в информации о насилии в Ливане, причины которого восходят к убогим условиям жизни здесь палестинцев в их изгнании без надежды вернуться, "Нью-Йорк тайме" может сообщить, что "власти (Ливана) всегда настаивали на том... что палестинцам следует разрешить возвращаться на земли, покинутые ими в 1948 году". Итак, "власти Ливана всегда настаивали", хотя большую ясность внесло бы указание на то, что Израиль и США (под властью Клинтона) - единственные страны, отклонившие резолюцию ООН N194 и статью ВД, которая ее разъясняет. Приняв для себя такое обращение с историей, автор статьи продолжает рассказывать, как "нападение палестинцев на границы Израиля привело к израильскому вторжению 1982 года", - таково традиционно американское толкование того факта, что атаки на границы столь давно утратили всякую связь со смертоносными встречными атаками, что Израиль отчаянно пытался спровоцировать арабов на какие-нибудь террористические акты, которые могли бы послужить предлогом для планируемого им вторжения при поддержке США. Едва ли можно обвинить журналиста в обмане, однако, обман в течение долгого времени был официальной линией в США, - но не в Израиле, где истину публично и открыто признавали с самых первых дней вторжения в Ливан 1982 года33.
Подобные примеры, имя которым легион, должны храниться не в пыльных кабинетах ученых, а быть у нас под рукой, в непосредственном поле нашего зрения, когда мы наблюдаем, как разворачиваются новые страницы истории.
Деление жертв на достойные внимания и недостойные, презренные, как и основа этого деления, традиционно далеко от любых нравственных принципов, не соотносимых с правами, которых требуют для себя сильные и привилегированные. Есть множество документов, подтверждающих данный факт и призывающих разобраться в нем, но в порядочном обществе, согласно максиме Оруэлла, говорить о таких вещах не принято34.
Как я уже отмечал, оппозиция Клинтона по отношению к праву жертв крупномасштабных этнических чисток на возвращение в родные края укрепила известную изоляцию Вашингтона в международном сообществе, а также равно знакомую его позицию одновременного отклонения принципов Всеобщей декларации (для недостойных жертв - палестинцев и многих других) и страстной защиты их (для достойных жертв - в данный момент это косовские албанцы). Хотя подобные деления легко объяснить интересами силы, о них, если и упоминают в респектабельных комментариях, то характеризуют их как "двойные стандарты" или "ошибки". Присмотревшись же внимательнее к фактам, мы обнаружим, что стандарт один - тот, который обычно соблюдают великие державы, и что "ошибки", даже при весьма скверной реализации их планов (например, агрессор терпит поражение и т. д.), являются преимущественно тактическими.
Определения категорий "достойных" и "недостойных" часто бывают неоднозначными и изменчивыми. Так, Саддам Хуссейн был другом и союзником США/Великобритании (и других цивилизованных государств) и исправно принимал от них немалую военную и прочую помощь до тех пор, пока он только травил курдов газом, пытал диссидентов и совершал иные тяжелейшие за всю свою карьеру преступления. Но стоило ему не подчиниться приказам, изданным в августе 1990-го, как он в мгновение ока превратился в нового Аттилу, и впоследствии вернул себе статус фаворита уже после войны в Персидском заливе в марте 1991 года, когда США негласно уполномочили его на кровавое подавление шиитов, поднимающихся на юге, и курдов - на севере (как продуманно подавали это комментаторы, вашингтонская поддержка здесь была оправдана целью сохранения "стабильности"). А затем Саддам опять стал сущим дьяволом, едва в политике утвердился новый курс - на деструкцию иракского общества при одновременном укреплении его диктатора. Такие курбеты, обычные в политике, требуют немалой изворотливости от тех, кто привержен оруэлловской максиме35.
Если вернуться к Косову, то, по рассказам беженцев, сразу после начала бомбардировок террор окончательно воцарился и в столичном городе Приштине", в котором он до тех пор был "щадящим"; они пред оставляли красноречивые свидетельства о снесенных с лица земли деревнях, диких зверствах и стремительном росте числа беженцев, что говорило о вероятной попытке полностью выжить албанское население. Такие же сообщения, в целом заслуживающие доверия, занимали центральное место в средствах массовой информации, изобилуя обширными и часто ужасающими подробностями, и это в порядке вещей, когда дело касается достойных внимания жертв, атакуемых их официальным врагом.
Роберт Хейден, директор Центра российских и восточноевропейских исследований Питтсбургского университета, представил следующий список последствий "обширной атаки с воздуха": "потери среди сербских гражданских лиц за первые три недели войны превосходят все потери обеих сторон, понесенные в Косове за те три месяца, которые привели к данной войне, хотя эти три месяца рассматривались как гуманитарная катастрофа"36. Потери среди сербского гражданского населения в контексте шовинистической истерии, подстегиваемой в целях войны против сербов, по общему признанию, еще не так велики. Но вот потери среди албанцев в первые три недели, в то время оцененные в сотни человек, хотя, вероятно, более многочисленные, безусловно, значительно превзошли показатели oгрех предыдущих месяцев, а возможно, и предыдущих лет.
Двадцать седьмого марта верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе американский генерал Уэсли Кларк заявил, что усиление террора и насилия со стороны сербов после натовских бомбардировок "было полностью предсказуемым". В тот же день представитель Госдепартамента Джеймс Рубин сказал, что "Соединенные Штаты крайне встревожены сообщениями о прогрессирующем характере сербских атак на албанское гражданское население Косова", в данный момент большей частью представляемые как некие военизированные силы. Вскоре после этого Кларк вновь доложил, что его не удивляет резкая эскалация сербского террора после бомбардировок: "Военные эксперты достоверно предвидели, какой порочный подход изберет Милошевич, равно как и то, с какой жуткой эффективностью он будет его осуществлять"37.
Говоря, что усиление насилия со стороны сербов было "полностью предсказуемым", генерал Кларк несколько зарапортовался. В сфере человеческих проблем нет ничего "полностью предсказуемого", а тем более если это последствия крайних форм насилия. Но то, что случилось в итоге, было в значительной степени вероятным. По наблюдениям Карнеса Лорда из Флетчерской школы права и дипломатии, бывшего советника администрации Буша-старшего по национальной безопасности, "враги часто реагируют, когда в них стреляют", и "хотя западные официальные лица продолжают это отрицать, вряд ли можно сомневаться в том, что "бомбовая кампания" предоставила как мотивы, так и возможности для более масштабных и жестоких действий со стороны сербов, чем поначалу предсказывалось"38 - по крайней мере, кем-то, если уж не командующим войсками НАТО.
В Вашингтоне такого результата не предвидели. Пятого марта 1999 года итальянский премьер-министр Массимо Д'Алема нанес визит в Вашингтон, предупредив Клинтона о том, что, если Милошевич "сразу не капитулирует, то "в итоге... от 300 000 до -100 000 беженцев хлынут в Албанию", - и он опасается, что и в Италию. Клинтон обратился к советнику по национальной безопасности Сэнди Бергеру, который сказал Д'Алема, что в этом случае "НАТО продолжит бомбардировки", ведущие к еще более ужасным последствиям. Председатель Комитета по разведке Палаты представителей Портер Госс сообщил средствам массовой информации, что "наше разведывательное сообщество за месяцы и дни до бомбардировки предупреждало о том, что мы получим взрывной рост числа беженцев, которое на 250 000 человек превысит результаты, ожидавшиеся в прошлом году (до бомбардировок), что это будет способствовать решимости сербов, что конфликт еще более распространится и что начнутся этнические чистки". Не далее как в 1992 году европейские наблюдатели в Македонии "спрогнозировали внезапный и массовый поток этнических албанских беженцев в случае, если военные действия распространятся на Косово"39.
Причины таких ожиданий вполне понятны: люди "реагируют, когда в них стреляют", - не тем, что осыпают атакующих цветами, и не там, где враг силен, а там, где сильны они сами, в данном случае - на земле, а не в отправке реактивных самолетов бомбить Лондон и Вашингтон. Не надо обладать ни особой гениальностью, ни доступом к секретным разведданным, чтобы прийти к таким выводам. Открытая угроза прямого натовского вторжения сделала еще более вероятной самую непредсказуемую реакцию, - и вновь по причинам, которые вряд ли могли ускользнуть из поля зрения Клинтона, Блэ-ра, их союзников и комментаторов. Здесь можно вспомнить, как реагировали США во время Второй мировой войны, хотя атака со стороны японцев была внезапной и ни в малейшей степени не грозила им открыто, да и никакая иная угроза реально не висела над Америкой со времен войны с Англией 1812 года.
Угроза бомбардировки, вероятно, привела к усилению зверств, хотя это не единственное их основание. Те же и столь же предсказуемые последствия, видимо, имел отзыв 19 марта возглавляемой США миссии наблюдателей в Косове во время подготовки к бомбовым ударам. "Наблюдатели единодушно считались единственным и последним тормозом, сдерживающим югославские войска", как постфактум толковали события корреспонденты "Вашингтон пост"; и все должны были понимать, что, отпустив тормоза, можно вызвать настоящее бедствие. Другие средства массовой информации были с этим согласны. Дальнейший и более детальный ретроспективный анализ в "Нью-Йорк тайме" приводит к выводу, что "сербы впервые атаковали твердыни Освободительной армии Косова 19 марта, но разгар их атаки пришелся на 24 марта, на ту самую ночь, когда НАТО начало бомбардировку Югославии"40. Надо было привить себе изрядную дозу "сознательного неведения", чтобы интерпретировать эти факты как простое совпадение.
Сербия официально воспротивилась отзыву наблюдателей. Двадцать третьего марта в ответной резолюции на ультиматум НАТО, составленный в Рамбуйе, Сербское национальное собрание заявило: "Мы также осуждаем отзыв ОБСЕ Косовской наблюдательской миссии. Этому нет иных причин, кроме желания способствовать таким образом шантажу и угрозам в адрес нашей страны"41. Резолюция национального собрания не освещалась ведущими средствами массовой информации, которые не опубликовали и условий соглашения, достигнутого в Рамбуйе, хотя последнее на протяжении всей войны характеризовалось как правильное и справедливое. Это был "определенный мирный процесс", с ударением на слове определенный, прозрачно намекающем на позицию Вашингтона, в чем бы конкретно она ни состояла (часто она сводилась к попыткам подорвать дипломатию); особенно поучительной в этом плане являлась его практика в отношении Среднего Востока и Центральной Америки42.
Вернемся к важнейшим документам, определившим дипломатический выбор США и Великобритании, которые приняли решение о бомбардировке в соответствии с предписаниями "нового интернационализма", - то есть к договору, принятому в Рамбуйе, и резолюции Сербского национального собрания, - только для того, чтобы подчеркнуть, что и то, и другое остались закрытыми, недоступными для широкой общественности, хотя некоторые решающие факты все же были обнародованы уже после того, как по достижении мирного соглашения они перестали представлять угрозу для демократии, и даже прозвучали открытые признания в том, что ультиматум, принятый в Рамбуйе, был "обречен на неэффективность" и только подорвал тот дипломатический курс, который "мог бы одержать победу" и без "грубой силы", повлекшей ужасные человеческие жертвы, - эту "грубую силу" мы с вами еще рассмотрим во всех аспектах.
Бомбардировки были предприняты спустя пять дней после отзыва наблюдателей и при обоснованных ожиданиях того, что их "результатом" станут зверства и этнические чистки, а также "внезапное и массивное" бегство и изгнание албанцев. Так и случилось на самом деле, хотя масштаб этих последствий стал для кого-то сюрпризом, однако главнокомандующий войсками НАТО в Европе явно ничего иного и не ждал.
1. Источники будут указаны ниже, когда речь пойдет о контексте этих суждений.
2. ФРЮ состоит из Сербии и Черногории. Власти НАТО и ФРЮ едины в том, что рассматривают Косово как провинцию ФРЮ, часть Сербии с неопределенным статусом, - к этому мы позже еще вернемся. Подавляющее большинство албанцев уже давно ясно заявило о своем требовании независимости. Албанское название региона звучит как "Косова". Я буду пользоваться теми же названиями, которые приняты у властей США и НАТО, а также являются международной нормой. Термин "ко-совары" часто употребляется для обозначения косоваров-албан-цев. Я же буду придерживаться более понятного термина "ко-совские албанцы". Однако в значении всякого термина есть своя доля неясности.
3. Ann Scales and Louise Palmer, Kevin Gullen, Boston Globe, March 25; William Jefferson Clinton, New York Times, May 23, 1999. Слова Олбрайт цитируются по обзорной статье Бартона Геллмана в "Вашингтон Пост": Barton Gelltnan, "The Path to Crisis: How the United States and Its Allies Went to War; The Battle for Kosovo, A Defining Atrocity Set Wheels in Motion", International Herald Tribune, April 23, 1999.
4. Blair, Newsweek, April 19; Roger Cohen, New York Times, May 16, 1999.
5. Профессор права Калифорнийского университета Michael Glennon, "The New Interventionism", Foreign Affairs May/June 1999, передовая статья.
6.Там же.
7. Thomas Weiss, Boston Review, February/March 1994.
8. Freidman, "Foreign Affairs", New York Times, June 4, 1999.
9. Donald Fox and Michael J. Glennon, "Report to the International Human Rights Law Group and The Washington Office on Latin America", Washington D. C., April 1985, 21. См. также: Glennon, "Terrorism and 'intentional ignorance'", Christian Science Monitor, March 20, 1986. Реакцией на этот доклад было то самое сознательное игнорирование. См. мои Necessary Illusions fSouthEnd, 1989), 78.
10. Опубликовано биографом Оруэлла Бернардом Криком в Times Literary Supplement, Sept. 15, 1972; перепечатка в издании "Everyman's Library". Биография, написанная Криком, особого света на эту историю не проливает.
11. Kinzer, New York Times, June 4, 1999.
12. Редакционная колонка Washington Post National Weekly Edition. June 14, 1999.
13. В Комиссию по безопасности и сотрудничеству в Европе входит большинство стран Европы, Турция, Канада и США.
14. Редакционная колонка Washington Post Weekly, March 1,1986.
15. Amos Gilboa, "NATO is a Danger to the World", Ma'ariv, May 94; мы еще вернемся к более широкому освещению его выводов. Tali Lifkin-Shahak, "Power Won, Peace Lost", Ma'ariv, June 10; Solzhenitsyn, Associated Press, April 28; Igor Veksler, TASS, April 27. Draskovic, Steven Erianger, "A Liberal Threatens Miloshevic With Streets Protests", New York Times, April 27, 1999.
16. "Crisis in the World and in the Peace Movement" in Net Hentoff, ed., The Essays of A. J. Muste (Bobs-Merill, 1967). См. мой "Revolutionary Pacifism of A. J. Muste", репринт в Ате-rican Power and the New Mandarins (Pantheon 1969).
17. Hugh Pope, "Turkey Again is a Key Strategic Ally of the West", Wall Street Journal, May 25, 1999.
18. Выражение позаимствовано из заглавия одного из первых и лучших общих исследований: Laura Reed and Carl Kay-sen, eds.. Emerging Norms of Justified Intervention (American Academy of Arts and Sciences, 1993).
19. С этим связан еще один часто звучащий аргумент, согласно которому советское вето препятствовало гуманитарным стремлениям англо-американцев - раньше, но не теперь, когда мы "миновали холодную войну" и "на море теперь тишь да гладь" (редакционная статья New York Times). Чтобы подтвердить этот тезис, придется сбросить со счетов - или отрицать, как это часто и делается, - тот факт, что с 1960-х гг., когда ООН вышли из-под контроля, США обогнали всех в своем стремлении наложить вето на резолюции Совета Безопасности по самому широкому спектру вопросов; Британия была второй, а Франция - с большим отрывом третьей. Один из способов не допустить адекватного понимания этих вещей - это свалить в кучу все вето, не отделяя ранних (большей частью исходивших от СССР, когда соотношение сил обеспечивало подчинение ООН диктату США) от последующих, характерных для эпохи деколонизации, когда в сферу ООН стал включаться более широкий круг мировых проблем. О разнице между доктриной и реальностью см.: Deterring Democracy (Verso, 1991; Hill & Wahg, 1992), ch. 6.
20. Отдельной темой является обратная ситуация - препятствия со стороны США советской интервенции, которая была зверской и отвратительной, но куда более ограниченной по масштабу, чем интервенционизм Запада, хотя пропаганда (в том числе нередко и ученые-политологи) раздувала ее грехи в обычной манере: к проявлениям советского экспансионизма была отнесена и поддержка режимов и регионов, являвшихся целью вмешательства и агрессии со стороны США. Как бы то ни было, этот компонент мирового беспорядка не является заметной чертой эпохи после холодной войны, на которую приходятся рамки данной дискуссии.
21. Lake, New York Times, Sept. 26, 1993; New York Times, Sept. 23, 1994. Steven Holmes, New York Times, Jan. 3, 1993;
последнего цитирует Марк Трахтенберг в своем обзоре прецедентов, относящихся к новым доктринам: Marc Trachtenberg, "Intervention in Historical Perspective" in Reed and Kaysen, op. cit.
22. Sebastian Mallaby, "Uneasy Partners", New York Times Book Review, Sept. 21, 1997. Высокого политика из Администрации цитирует Thomas Friedman, New York Times, Jan. 12, 1992.
23. Glennon, "New Interventionism" и комментарии в прессе, к которым мы вернемся позднее.
24. Trachtenberg, op. cit.
25. Thomas Fleming, Independent, March 7, 1999.
26. Clinton, "A Just and Necessary War".
27. Подробнее о потоках беженцев и в целом по истории вопроса см.: Miranda Wickers, Between Serb and Albanian: A History ofKosovo (Columbia 1998).
28. Carlotta Gall, New York Times, April 5. Резюме основано на данных НАТО и Верховного Комиссара по делам беженцев ООН начиная с 11 апреля: они прилагались к ретроспективному обозрению Джона Кифнера в New York Times, May 29, 1999.
О сербах: Guy Dinmore, Financial Times, April 1; Kevin Gullen, Boston Globe. June 12, 1999. Weller, "The Rambouillet Conference", International Affairs 75.2, April 1999. Goss, ВВС, "Panorama: War Room", April 19, 1999. UNHCR press-release, March 11, 1999.
29. Данные Верховного Комиссара приводятся в Boston Globe, June 5 1999: 443 100 беженцев в Албанию, 228 400 - в Македонию. О беженцах в Черногорию и за рубеж см. у John Yemma, Boston Globe, June 6.
30. Yugoslav Red Cross, "Report on the Humanitarian Situation", May 8, 1999.
31. Клинтон в своей речи по случаю победы натовских сил сообщил, что в Косове было разрушено 500 деревень. New York Times, June 11, 1999. Levi, "Kosovo: It is Here", Ha'aretz April 4; Шарон и другие официальные лица Израиля: Samdar Peri, Yediot Ahronot, April 9; Judy Dempsey, Financial Times, April 12. Слова Леви и Шарона приводит Amnon Kapeliouk, Le Monde Diplomatique, May 1999. Williams, Middle East International, April 23, 1999. См. также: Peretz Kidron, "Israel: From Kosovo to 'national unity'". Middle East International, April 9; редакционная статья "Kosovo - 1948 revisited" в том же выпуске; Economist, April 10, 1999. Слова Хоува взяты из его рассказа о собственном шокирующем открытии 1982 года - того, что оккупация территорий оказала на израильское общество "очерствляющий", хотя и не "развращающий эффект", как указывалось в книге, обзор которой он делал (New York Times Book Review, May 16, 1982).
32. См. у меня в World Orders Old and New (Columbia, 1994; и дополненное издание с учетом новых взаимодействий США, Израиля и Палестины, 1996).
33. О такой реконструкции современной истории см. у меня в Fateful Triangle (South End, 1983, дополн. издание - 1999); Pirates and Emperors (Claremont, 1986; Amana 1988, Black Rose 1988); World Orders. Norman Funkelstein, Image and Reality in the Israel-Palestine Conflict (Verso, 1995). О других свежих источниках см.: World Orders (1996, Epilogue).
34. Более широкое обсуждение вопроса см. в: Chomsky and Edward S. Herman, Political Economy of Human Rights (South End 1979), в двух томах; Herman and Chomsky, Manufacturing Consent (Pantheon 1988); Herman, The Red Terror Network (South End 1982); Alexander George, ed.. Western State Terrorism (Polity 1991); William Blum, Killing Hope (Common Courage 1995) и многих других источниках. Об отдельных попытках реакции см.: Necessary Illusions and Edward Herman, "The Propaganda Model Revisited", Monthly Review, July-August 1998.
35. О колебаниях относительно Ирака, связанных с переменами политических потребностей, и других аналогичных случаях см.: Deterring Democracy ("Afterward", 1992); World Orders; Powers and Prospects (South End 1996). О том, как Вашингтон и Лондон "лелеяли и пестовали" Саддама до того, как он отважился на преступное неповиновение, см.: Miron Rezun, Saddam Hussein's Gulf Wars (Praeger 1992), - особенно описание того, как лебезила перед багдадским Мясником делегация ведущих сенаторов, которая приехала за несколько месяцев до его вторжения в Кувейт с дружественным визитом, чтобы передать привет от Джорджа Буша. Также см.: Mark Phy-thian, Arming Iraq: How the U. S. and Britain Secretly Built Saddam's War Machine (Northeastern U., 1997);; United States Kxport Policy Toward Iraq Prior to Iraq's Invasion of Kuwait, Hearing Before the Committee on Banking. Houswg and Urban Affairs, V. S. Senate, One Hundred Second Congress, Oct., 1992, в частности Gary Milhollin, "Licensing Mass ^Destruction", pp.102-120. I
36. Heyden, интервью с Doug Henwood, WBAI, April 15, 1999. Отредактированный вариант в Left Business Observer Хенвуда, #89, April 27, 1999.
37. dark, "Overview", New York Times, March; 27. А также Sunday Times (London), March 28: "Главнокомандующего силами НАТО Уэсли Кларка ответная волна гнева нисколько не удивила. "На данной стадии это было полностью предсказуемым", сказал он" по поводу "ужасных" последствий бомбардировок для гражданского населения. Rubini I"Overview". dark, Newsweek, April 12, 1999.
38. Boston Globe, April 4, 1999.
39. Elaine Sciolino and Ethan Bronner, New YorK Times, April 8, 1999. Goss, op. cit. Vickers, pp. cit., 273. Ретроспективная информация в прессе подтверждает данные отчета Госса. Наблюдатели принадлежали к Ассоциации Безопасности и Сотрудничества в Европе (АБСЕ).
40. Jeffrey Smith and William Drozdiak, Washington Post Weekly, April 19; John Kifner, New York Times, May 29, 1999.
41. ВВС Summary of World Broadcasts, March 25, 1999, Thursday SECTION: Part 2 Central Europe, the Balkans; FE-
DERAL REPUBLIC OF YUGOSLAVIA; SERBIA; EE/D3492/A, с цитатами из Tanjug - югославского государственного агентства новостей.
42. Обзоры последних новостей на Среднем Востоке см. у меня в World Orders и Fateful Triangle, и Finkelstein, op. cit. О Среднем Востоке и Центральной Америке см. также в Necessary Illusions.
Источник: Ноам Хомский. Новый военный гуманизм. М., Праксис, 2002.
http://www.pravmir.ru/article_2688.html
