Например, в Ярославской губернии издавна считалось, что пасхальные яйца могут тушить пожары. Поэтому христосовальные яйца хранили за иконами, в красном углу, а чуть где-нибудь наметится пожар, сразу хватали и бежали с ними к горящей избе - кидать в огонь. А вот в Харьковской губернии думали по-другому: достаточно три раза обойти с яйцом вокруг дома (не своего, конечно, а соседского, горящего) - и пожар самоликвидируется. Кроме того, пасхальные яйца славились своими целебными свойствами: ими лечили любые болезни, да и умываться в пасхальную ночь советовали особой водой - на яйцах настоянной. Воду потом выливали, а яйцом, извлеченным из оной, гладили щеки, чтобы стать покрасивее и поздоровее.
После зимних холодов наступает праздник - первый выгон скотины в поля. Ведь застоялась, матушка-кормилица, в хлеву. Для русского мужика скотина в каком-то смысле будет поважнее даже детей. Дети еще народятся, а скотина издохнет - что делать прикажешь? Вот и бытовал обычай: гладить коров по хребту яйцом, чтобы не болела и шерсть гладкой росла. С крашеным яйцом выходили искать заблудившийся в лесу скот - и, что самое интересное, находили.
Яйцо - штука могущественная, загадочная. Как верно выразилась писательница Надежда Лохвицкая (Тэффи), "к ему в нутро не залезешь". Оно - словно та самая таинственная нить, что связывает воедино землю и небо: символ воскресения новой жизни. А жизнь, по древнему народному верованию, никогда не прекращается, не убывает. А если и убывает на время, то восстанавливается потом. Плавно течет она к своему увяданию, а потом набирает сил и выходит из-под земли веселая, нарядная, в весеннем уборе.
Поэтому и живы в тысячелетних сказках образы живой и мертвой воды. Казалось бы - к чему вода мертвая, раз есть живая? Ан нет: мертвой водой побрызгаешь на разрозненные куски мертвого тела, оно и срастется. Все фрагменты, которые доселе виделись как бы поодиночке, порознь, вдруг слились в общую картину, образовали единое тело. И тогда и только тогда приходит черед живой воды - брызнешь ею и целое оживет. И развеселится душа - ведь она восстала к жизни в полноте, в целости, в сохранности.
Поэтому и ищет разбросанные по всей земле куски тела божественного Озириса его сестра и возлюбленная Изида - она собирает бога воедино, соединяет то, что было разорвано, разрушено, разбито. Ведь только целое способно жить и творить. А уж потом приходит черед воскресения.
Поэтому и ходили люди в былое время на тихие деревенские кладбища и огромные городские - и ходят до сих пор - сразу после Пасхи. Этот обычай не устарел и никуда не исчез, даром что нынче мало кто сможет объяснить, почему едет он навестить могилы родных и близких именно в это время и везет узелок со снедью. На деревенских погостах и в наши дни могилы пестреют крашеными яйцами - это священная трапеза, их приносят и оставляют в дар. Тут же у ограды притулилась пустая бутылка водки - вечный символ российского горя и радости.
Катание яиц еще сто лет назад было одной из любимых пасхальных мистерий: их катали с бугорков и пригорков, чтобы оплодотворить землю, катали по озими в поле, чтобы урожай был хорош, катали и по могилам - когда приходили "похристосоваться" с умершими, пригласить их на пир, ведь пир - главный символ жизни. Позже катание яиц по земле превратилось в одну из забав, в веселую игру с уговором - если катившееся яйцо ударялось о другое, на земле лежавшее, то играющий становился законным владельцем обоих.
Главным днем поминовения усопших, общей с ними тризны была Радуница - вторник на Фоминой неделе. Приходили на кладбище с вином, пекли для этого дня пироги и сдобу, садились вокруг могилы - и начиналась трапеза. Покатают яйца, напомнят о воскресении и общей, нераздельной жизни всего мира - ведь все живы, все на пиру вместе. Потом яйца зароют или покрошат птицам. Иногда принимались причитать по умершим - делать "оклички". Усопших угощали на совесть и угощались сами, а по окончании трапезы просили простить, если что не так: "Не поминайте лихом! Чем хата богата, тем и рада!" Веселье на кладбище могло продолжаться аж до ночи, а потом шли по домам или в трактир - дальше праздновать. Нечего и говорить, что духовенство Радуницу осуждало - еще древние русские проповедники очень неласково отзывались о подобных праздничных пирах.
Символы обновленной, воскресшей души - зерно, появившееся из забирающей жизнь и питающей земли и красное пасхальное яйцо - проходят через все весенние праздники. Поэтому в четверг седьмой недели после Пасхи, когда празднуется Семик - окончание весенних полевых работ, девушки подбрасывают яйца вверх, "чтобы лен лучше рос". На Троицу полагалось завить березку, а после изжарить яичницу и тут же съесть ее.
Вообще же подбрасывание, качание и подпрыгивание еще в древнейшем магическом сознании обозначали рост. Движение вверх помогает росткам вытянуться, посевам приняться, пробить толщу земли и выбраться наружу. Именно поэтому без качания на качелях не могло обойтись никакое празднование Пасхи - впрочем, магическое назначение качелей было уже мало кому понятно. Зато в песнях нет-нет да и проглянет что-то смутное, какое-то эхо древнее, вроде "сначала покачаешься, потом и повенчаешься" - дескать, качели стоят у истоков счастливого брака.
Так что все эти подбрасывания и покачивания разных пасхальных персонажей - от яиц до людей - обозначали главным образом плодородие и помощь в обретении новой жизни. Вот и в песне про весну-красну поется:
А вясна-красна что ты вынясла?
Коробей яиц, хлеба булочку.
Вот и "выносит" весна нам хлеб - колосья, проросшие зерна. Из смерти вырастает жизнь. Потом она снова исчезнет, заснет, оцепенеет - до следующей Пасхи. Для всех нас, живущих во времени, этот круговорот неизменен. Как поется в другой, более современной песне: "...то берег, то море, то солнце, то вьюга, то ангелы, то воронье..." Наверное, именно такими словами - или примерно такими - думают зерна, падая в черную землю. И в этой амбивалентности бытия есть что-то таинственное, могучее и одухотворяющее, необходимое для жизни, как в сказках живая и мертвая вода.