В конце марта в рамках цикла статей и заметок, посвященных 100-летию Первой мировой войны, мы опубликовали рассказ о подвиге русского разведчика Порфирия Панасюка, вызвавший заметный читательский интерес. Унтер-офицер Панасюк, вытерпевший все издевательства и мучения от немцев, но не давший им никаких сведений о расположении наших частей, весной 1915 года на несколько недель стал героем газетных заметок и журнальных статей. Однако во многих из тогдашних публикаций о герое, перекочивавших затем и в современные статьи о Панасюке, содержалось немало неточностей, а парой и откровенного вымысла. Одни путали его имя, называя Пармением, другие ‒ изображали героя чуть ли богатырем-великаном, третьи ‒ рассказывали, как немцы оторвали ему нос, который затем пришлось пришивать русским медикам; четвертые ‒ убеждали своих читателей в том, что истекавший кровью Панасюк сумел сбежать через окно из сарая, в котором его заперли враги...
Наверное, число этих и других мифов так и продолжалось бы множиться, и образ русского героя как и сведения о его подвигах, дошли бы до нас в искаженном и приукрашенном средствами массовой информации виде, но во второй половине апреля 1915 года с находившимся на лечении Порфирием Панасюком встретился журналист газеты «Вечернее время» и записал интервью с ним, благодаря которому у нас есть амечательная возможность не только узнать о совершенном героем подвиге из первых уст, но и составить некоторое представление о нем самом. Ниже мы приводим это неизвестное современному читателю интервью столетней давности целиком.
* * *
Герой мученик Порфирий Герасимович Панасюк глядит совсем молодцом. Блондин, чуть ниже среднего роста, с загадочно-печальными глазами. Но эти же глаза загораются ненавистью, когда он начинает свой рассказ.
‒ Вчера, ‒ начал быстро П.Г.Панасюк, ‒ в какой-то вечерней газетке писали про меня такое, что я сам диву давался. В глаза никого не видал, ни с кем ни разговаривал. А написали! Вот мастера! И чего им выдумывать? ‒ удивляется он.
Писали, что «высокого роста, косая сажень в плечах», что нас захватили «шесть человек» и будто бы убежал «из сарая». А еще то обидно, будто бы мне «приделали нос» в Варшаве.
‒ Да нет же, ‒ возмущается П.Г.Панасюк, ‒ та ж у меня собственный нос. Зачем мне приделывать? Ось, глядите, что то мой собственный нос.
И в доказательство берет себя пальцами за нос и поворачивает его из стороны в сторону.
‒ Вот я вам рассажу все, как следует, как на самом деле было.
Захватили меня немцы одного, как есть, в деревне Домброве, а оттуда отвели, опять-таки, одного, в ихнюю деревню Розоху. Там и штаб у них был.
Стали допрашивать и уговаривать меня, чтобы я все рассказал. Дали цигарку, потом стакан кофию. Я отказался, говорю, что не курю и кофий не пью.
Офицер опять пристал с расспросами. Говорил сначала на польском языке, а потом по-русски. Я ему заявил, что ничего не скажу, потому что и не знаю-то ничего. Тогда он говорит, чтобы я ему голову не морочил, а то будет пытать.
‒ Хоть голову отрежьте, а ничего не скажу. Так, значит, я ответил ему.
Тогда он достал ножницы, ‒ а не бритву, как писали, ‒ и отрезал мне мочку. И опять спрашивает: где расположены наши корпуса и какие.
‒ Не скажу, говорю.
Он еще отрезал кусочек уха, хрястик... И так он отрезал четыре кусочка, ‒ совсем обкорнал ухо кругом.
Я же не отвечал и все молчал. Тогда он меня ударил кулаком в зубы и выбил несколько зубов. А потом взял пальцами меня за нос и давай его крутить. Ну и свернул хрястик.
Теперь нос прямой. А приделывать и не думали. Никаких операций не делали...
В это время подходит старший врач и прислушивается к нашему разговору.
‒ Представляете, говорит врач, ‒ меня вчера по телефону спрашивают, правда ли что у Панасюка отрезан нос, уши, выколот глаз и т.д. Говорю, что неправда, что обрезано только ухо и свернут нос. Не верят.
‒ Какой же я «высокий»? ‒ продолжает П.Г.Панасюк.
Встает и глазами меряет себя со мной. Я среднего роста, а Панасюк на вершок ниже меня.
‒ Бежать-то я бежал, но не из окна, а от конвоя ‒ унтер-офицера и двух рядовых.
‒ Что я, вор, что ли, что буду в окна пробираться, ‒ возмущается П.Г.Панасюк.
‒ За все восемь месяцев меня-таки пощипали. Ранили в голову в пяти местах, в шею, спину, руку, ногу. Всего, должно быть, раз десять ранили.
В лазарете ото первый раз. А то ранят меня, перевяжут, я опять на позиции. Я им отплачу за ухо!..
Раненные, обступившие нас, успокаивают его:
‒ Нет, уж вы посидите Порфирий Герасимович! За вас там отомстят наши. Их много, они за вас отплатят.
И в этих словах успокоения было столько мягкости, любви и гордости своим героем-мучеником.
А вот что гласит официальное сообщение германской главной квартиры: «Появившееся в русской печати официальное сообщение об изуродовании русского унтер-офицера признано германскими офицерами неудачною и глупою выдумкою, которую не стоит даже опровергать». Конечно, не стоит, когда опровергать нельзя, когда хулиган-офицер уже уличен.
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
.jpg)
