Стал ли синодальный период периодом упадка Русской Церкви?

25 января (старый стиль) 1721 года Государь Петр Великий издал Манифест об учреждении Духовной коллегии, вскоре получившей название Святейшего Правительствующего Синода. В жизни Русской Православной Церкви начался новый этап - на смену патриаршему управлению почти на 200 лет пришел синодальный период.

Событию этому предшествовала смерть Патриарха Адриана, последовавшая в 1700 году. Царь Петр не позволил тогда избрать нового Предстоятеля, а вместо того назначил митрополита Рязанского Стефана (Яворского) блюстителем патриаршего престола, лишив его возможности самостоятельно решать кадровые и административные вопросы. Следующим шагом стало восстановление в 1701 году Монастырского приказа, призванного управлять всеми церковными землями. А в 1718 году Петр I высказал мнение, что для лучшего управления Церковью «мнится быть удобно духовной коллегии» и поручил псковскому епископу Феофану (Прокоповичу) составить для нее устав, получивший название «Духовный Регламент». Современники, как пишет историк С.М.Соловьев, так передавали разговор Петра Великого с епископом Феофаном о подготовке «Духовного Регламента»: «Петр: Скоро ль наш патриарх поспеет (регламент)? - Феофан: Скоро, я дошиваю ему рясу. - Петр: А у меня шапка для него готова».

«Духовный Регламент» определял состав будущего Синода по аналогии со светскими коллегиями (президент, два вице-президента, четыре советника и четыре асессора из числа архиереев, архимандритов, игуменов и городских протоиереев, а также представителя Государя - обер-прокурора). Синод, состав которого назначался Государем, получал право действовать от имени Царя, распоряжения которого по церковным делам были дня него окончательны и обязательны. Разъясняя причины замены патриаршего управления синодальным, документ указывал на то, что: истина гораздо лучше познается несколькими лицами, нежели одним; коллективные решения авторитетнее единоличных; при коллегиальном управлении дела могут вестись безостановочно, невзирая на болезнь или смерть одного из членов Синода; решения нескольких лиц беспристрастнее и авторитетнее, чем одного лица; сильным мира труднее влиять на несколько лиц, чем на одно лицо; простой народ, по невежеству своему более не будет смешивать единоличную церковную власть с властью царскою; Синод сам может судить своих собственных членов, в то время как для суда над Патриархом необходимо призывать восточных Патриархов; синодское управление составляет собой школу по «управлению Домом Божиим».

После того, как в течение 1720 года «Регламент» был подписан архиереями и архимандритами степенных монастырей, включая и митрополита Стефана (Яворского), Царь Петр заявил об учреждении Духовной коллегии (с февраля того же года ставшей именоваться Святейшим Правительствующим Синодом). Во главе нового ведомства был поставлен президент, которым стал митрополит Стефан. Таким образом, Царь Петр решил ввести в России церковный строй на подобии тому, который существовал в лютеранских странах Запада.

Понимая, что такое радикальное изменение церковного строя не может быть осуществлено без поддержки со стороны Предстоятелей восточных Православных Церквей (в свое время признавших каноничность утверждения Патриаршества на Руси), Царь Петр обратился к Константинопольскому Патриарху Иеремии III с ходатайством о признании учрежденного им Святейшего Синода. И в сентябре 1723 года Константинопольский и Антиохийский Патриархи особой грамотой заявили о признании Синода «нашим во Христе братом, имевшим право совершать все то, что творят четыре апостольских патриарших престола».

После смерти Стефана (Яворского), последовавшей в 1722 году, должность президента Синода была упразднена, правила комплектования Синода неоднократно изменялись (1763, 1819 гг.), а власть над ним все более переходила в руки светского лица (обер-прокурора), назначаемого Императором и призванного быть «оком Государя и стряпчим по делам государственным» (с 1824 г. обер-прокурору были предоставлены министерские права в сношении по делам православного исповедания, а с 1835 г. он стал приглашается в Государственный совет и Комитет министров для объяснений по делам Св. Синода). При этом по статусу своему Святейший Синод был уравнен с Правительствующим Сенатом. Ведению Святейшего Синода отныне подлежали охранение чистоты Православной веры и нравственности, искоренение суеверия и расколов, свидетельствование чудотворных мощей, святых икон, сказаний о святых, цензура духовных сочинений, наблюдение за церковным управлением в епархиях, избрание епископов и духовных властей, суд над духовными лицами, наблюдение за поведением духовенства и за соблюдением церковных законов мирянами, решение дел о действительности и законности браков и о расторжении их, наблюдение за строением церквей и монастырей и каноническое сношение от имени всей Русской Церкви с другими православными автокефальными Церквами.

После смерти Императора Петра церковная политика российских Императоров продолжалась в том же направлении. В скором времени Русская Церковь лишилась экономической самостоятельности, так как вся ее недвижимость и приписанные к церковным землям крестьяне были переведены в разряд государственного имущества, а деньги на содержание Церкви стало выделять государство. В течение XIX века государственное влияние заметно усилилось в вопросах духовного образования кадровой политики Церкви. Таким образом, Русская Церковь в организационном плане была превращена в одну из государственных структур, что имело как положительные (защита и всесторонняя опека со стороны государства), так и отрицательные (утрата независимости и связанное с ней сращивание с государством) стороны.

Но чего же в петровской церковной реформе было больше - положительного или отрицательного? На этот вопрос до сих пор нет единого мнения. «Спор о значении, об оценке Петровской реформы есть, можно сказать, основной русский спор. И это также больная и острая тема для русского церковного сознания, - справедливо замечал протопресвитер Александр Шмеман. - Вряд ли кто будет спорить с тем, что реформа Петра была, прежде всего, резким перерывом "теократической" традиции, сознательным и всесторонним переходом на западную установку сознания. Это было воцарение в России западного абсолютизма». Вместе с тем, признавая, что канонически Синод был признан восточными Патриархами, а значит «сакраментально-иерархическая структура Церкви не была повреждена», о.Александр считал, что острота петровской реформы «не в канонической ее стороне, а в той психологии, из которой она вырастает»: «Через учреждение Синода Церковь становится одним из государственных департаментов».

Впрочем, тут не стоит забывать, что заставило Царя Петра превратить Церковь в «один из государственных департаментов». В результате церковного раскола и многих нестроений, а также роста абсолютистских и прокатолических настроений в среде юго-западного духовенства, состояние дел в Русской Церкви, по мнению Государя, приблизилось к состоянию Церкви Греческой в канун падения Константинополя. В этих условиях, писал С.М.Соловьев, «упразднение патриаршества и установление Синода было делом не только необходимым в данную минуту, но и положительно полезным для будущей России. Оно было необходимо, потому что наш иерархический абсолютизм, искусственно возбужденный юго-западными влияниями, обнаружил вполне ясно свою несостоятельность и в борьбе с раскольниками, и в жалком противодействии преобразовательному движению. Патриаршество, после Раскола лишенное внутренних основ крепости и оставшееся при одних чрезмерных притязаниях, неизбежно должно было уступить место другому учреждению, более сообразному с истинным положением дела. Когда наша церковная власть при последних Патриархах фактически проявила всю крайность иерархического абсолютизма (против Раскола), она фактически пала и утратила свою самостоятельность...». Поэтому, считает современный византинист А.М.Величко, «весь ход развития России, как "Третьего Рима", вел к тому, чтобы Русский Самодержец принял бразды правления и государством, и Церковью в свои руки и включил церковные органы в состав единой административной вертикали...»

Положительно оценивал синодальный период и известный историк Русской Церкви (а также последний обер-прокурор Святейшего Синода) А.В.Карташев. Отмечая, что впечатление о периоде синодальном, «как о периоде генерально дефективном, стоящем ниже уровня пережитых более благочестивых периодов в истории Русской Церкви» является неверным, Карташев утверждал: «С этой аберрацией пора покончить. Вне всяких пристрастий, мы поставлены в положение уже историков действительно минувшего неповторимого прошлого. И тогда, опять-таки помимо всяких пристрастий, мы вынуждаемся видеть в пережитом периоде действительно такое количество черт положительного характера, что именно, в сравнительном сопоставлении их с прежними периодами Русской Церкви, мы обязуемся признавать объективно синодальный период Русской Церкви - периодом ее восхождения на значительно большую высоту почти по всем сторонам ее жизни в сравнении с ее древним теократическим периодом». По оценке Карташева, «по сравнению с предыдущим патриаршим периодом, Русская Церковь почти десятикратно возросла количественно за время синодального периода. На 21 миллион всего населения России при Петре Великом, с приблизительно 15-ю миллионами православных, Россия времени Николая II, по последней переписи 1915 г., числила в себе 182 миллиона, из них 115 миллионов православных. В патриаршем периоде Россия имела 20 епархий с двадцатью епископами. Кончила свой императорский период Русская Церковь при 64 епархиях и приблизительно 40 викариатствах, возглавляемая более чем 100 епископами. Числилось в ней: свыше 50 тысяч церквей - 100 000 духовенства, до 1 000 монастырей с 50 000 монашествующих. Она обладала 4-мя Духовными академиями, 55 семинариями, со 100 духовными училищами, 100 епархиальными училищами, с 75 000 ежегодно учащихся». Таким образом, резюмировал Карташев, «Петр Великий заставил, почти силой, Русскую Церковь, как и всю Россию, пройти научную выучку. И то послужило Русской Церкви на пользу и украшение. Стал ли синодальный период периодом ее упадка? Многие у нас отвечают: да, упадка! Я осмеливаюсь утверждать обратное...»

Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук