Блок новых смыслов.
Блок чарующей музыки.
Блок, погружающийся в мерцающую запредельность, из которой могут проступить монстры; поэт-мистик: Даниил Андреев колоритно живописал потусторонние спуски Блока, ему самому не ясные, обманно чарующие, с проступающими запредельными сущностями…
Блок, в восемь строк творящий шедевр окраинности, провинциальности сознания, обречённости, сердцевинной муки, тусклого света – от которого идут такие сверх-сильные лучи, что сердца читателя остаётся пленённым на весь недолгий человеческий век:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Многие проходили подобной улицей, останавливаясь, вздрагивали, думая с ужасом – куда занесло?
Блок ужаса, трагических предвестий, невероятных предчувствий:
— Кто ж он, народный смиритель?
— Темен, и зол, и свиреп:
Инок у входа в обитель
Видел его — и ослеп.
Он к неизведанным безднам
Гонит людей, как стада…
Посохом гонит железным…
— Боже! Бежим от Суда!
Предвестье глобального тирана?
…чуть ли не приход антихриста обозначается квадратным страхом, давящим души…
И – Блок чародейства, дающий музыку, которой на земле нет, получена по сияющим дугам с небес, метафизического окраса, услышана, переведена в привычные слова:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Плач и луч сходятся, и радость, омрачённая слезами ребёнка, всё равно расцветает райским цветком – хотя бы от соприкосновения с подобным звуком.
Торжественно-снежная музыка Блока!
Не покидавшая его никогда, деформировавшаяся в нём, влекущая в бездны – и всё равно, на человеческом уровне остающаяся такой же – необыкновенной, завораживающий, мистические волны идут по сердцу.
Блок «Двенадцати»…
Принял революцию?
Формально, кажется, да, - а по сути?..
…иконография Иисуса Христа не соответствует тому фону, на котором идёт персонаж Блока, ведущий двенадцать человек: мертвенно—жемчужный фон, будто бы, свидетельствует об антиподе Христа, возглавляющем шествие.
Но в «Двенадцати» и ритмика другая, и мир улицы, низовой и кошмарный, выплеснутый в поэму, поражает уже прямым действом низового характера:
Холодно, товарищ, холодно!
— А Ванька с Катькой — в кабаке…
— У ей керенки есть в чулке!
— Ванюшка сам теперь богат…
— Был Ванька наш, а стал солдат!
— Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,
Мою, попробуй, поцелуй!
И свобода без креста, и толстопузый крестоноситель крадётся сугробами, власть его отобрана, как бы пулю не получить…
Разлом мира.
Распад на атомы – из которых составится новый, но Блок его не увидит.
Он, впрочем, не предчувствовал ничего хорошего: Боже, бежим от суда!
Торжественная его, невероятная музыка вечно сочеталась с железной мускулатурой стиха.
Внешняя простота оного – сулила бездны: в которые затягивало Блока, в какие затягивал читателя.
Сладострастие будет сочиться из пор потустороннего мира: повторяющего знакомый, петербургский; картины, окрашенные адским пламенем, опаляют:
Сойдут глухие вечера,
Змей расклубится над домами.
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя.
Зажгутся нити фонарей,
Блеснут витрины и тротуары.
В мерцаньи тусклых площадей
Потянутся рядами пары.
Плащами всех укроет мгла…
И к Руси – совсем-совсем особое отношение, ни у кого такого не было, никто не называл так: О, Русь моя! Жена моя!
Краткий путь Блока был невероятно долгим: он пропитан, пронизан веками: истории и рыцарства, магии и средневековья, современности и сада символов, в ращение которых он участвовал, не вмещаясь в понятие «символизм»…
Величие Блока, такой музыкой облучившего человечества, сияет безднами: световой, лелеющей души, и низовой, тёмной, страшной, будто предупреждение о возможном срыве…
