К 125-летию Л.Руслановой

Валенки…

Пусть не подшиты, стареньки, - будут куда роднее любых других; а три сосны, стоящие на Муромской дорожке, свидетельствуют в пользу прощания с любимым…

 Голос Л. Руслановой бушует, широк, как Волга, льётся, отражая в себе биения русского пульса, поражает объёмностью своей, полётностью, потрясает, неистов, велик.

 Он красив и силён, диапазон широк… будто беспределен: как небо, поднимающееся над нами, как степи, уходящие до горизонта.

Русланова – как символ русского народного пения.

Светит месяц, заглядывая в каждую душу.

 Грустна «Липа вековая».

Окрасился месяц багрянцем: так и чувствуешь пульсации цветовых этих тонов.

 Русланова – Прасковья вообще: из крестьянской, староверческой семьи; и по маме относилась к народности эрзя.

 Отец, работающий грузчиком на пристани: дёготь тупого, изнуряющего труда.

Но пели много – работы ли полевые, гулянки, посиделки, впитывала девочка роскошь звучаний.

 В деревнях пели душами, текли странные песни о надземной жизни, рвались заплачки, радугой переливались песни радости.

 Плач – первое, что услышала девочка: отца забирали в солдаты, бабушка, выбиваясь из сил, цеплялась за неумолимую телегу, голосила.

Тёк плач.

Мать умирает, когда девочке было шесть: жизнь сама… плач.

 Слепая бабушка и девочка, заботясь о сёстрах, ходят по Саратову, поют, просят милостыню.

Сыплются медные деньги.

Как не схоже с грядущим золотом славы.

Она становится Лидией Руслановой, когда её определяют в церковный хор, куда не берут детей крестьян, так появляется фиктивная грамота, так рождается – Лидия Русланова.

 Регент очарован голосом, и уделяет девочке особое внимание; вскоре слух о ней наполняет Саратов, приходят – специально её послушать.

 Она встретит отца – одноногого солдата с Георгиевским крестом, просящего подаяние у церкви, где она поёт; делают вид, что не знают друг друга – или выгонят из хора.

Жизнь тёрла Русланову в шероховатых ладонях долго.

 Перед красноармейцами на фронте выступает, проходит годы Гражданской войны, и профессионально дебютирует в 1923 в Ростове-на-Дону.

 Дон, Волга – кажется любая из великих рек в чём-то соответствует мощи её голосовой, сочетаемой с необыкновенной прелестью, душевностью.

В Москве Русланова становится солисткой театрального бюро Центрального дома Красной Армии.

 Она выступает перед бойцами, одолевающими коричневого врага, она доходит с армией до Берлина, выступая, вызывая восторг, сильно поднимая дух.

Она была репрессирована: роскошь, в которой жила, чуть ли не коллекционируя драгоценности, вариант жажды компенсации нищего детства, юности ободранной, вынужденного попрошайничества.

Прошла лагеря, была реабилитирована.

 Свет дальше тёк от её песен.

 Грудной её голос – лирическое сопрано, переходящее в драматическое, переливы - от контральто к верхним нотам сопранового звучания…

 Мёд и воздух.

Голос, ассоциирующийся со столь многим…

Репертуар широк: здесь и городские романсы, и песни…забытые, словно реабилитированные ею, и всё-всё, народное, могучее, исконное.

Так и играет её голос, золотясь, переливаясь, поднимаясь к самому небу, тая в себе коды русскости.