«Дьявольский сон»

Вновь предлагаем вниманию читателей главы из романа Векислава Яничиевича «Дьявольский сон».

 

Любовь

Крста вернулся домой. Калитка примёрзла, и он вынужден был вырубать лёд, дабы пробраться во двор. Благо, перед поездками в горы, он всегда приторачивал к седлу топорик. Мама с бабушкой услышали клацание топора о лёд и вышли во двор. Бабушка его обняла первой, а Ванка взяла коня под уздцы, намереваясь отвести в конюшню.

- Заходите в дом, холодно. Я сам почищу коня, а потом будет разговор. Дедушку я видел, он в порядке.

Крста отвёл коня в конюшню, а затем посмотрел, чтобы никто случайно не вошёл. Убедившись, что он один, он быстро убрал шкатулку, полную червонцев, под плащ и направился в подвал, чтобы спрятать её там в надёжном месте.

Когда он вошёл в дом, маленький Душан побежал ему навстречу.

- Так, где же мой великий герой?

Крста подхватил его под мышки и поднял, расцеловав в щеки.

- Сейчас увидишь, что тебе братишка купил.

Достал бумажную коробочку, полную конфет, сахарных батончиков и сушеных смокв. Особенно обрадовала Душана деревянная игрушка. Это были конные повозки с маленькими деревянными колёсиками.

Он аж вздрогнул, когда увидел игрушку. Глаза блеснули, длинные ресницы затрепетали от волнения.

- Подарков нет, сначала надо поцеловать братишку, - сказал Крста и подставил щеку.

Душан поцеловал его и схватил игрушку с такой скоростью, что все расхохотались.

Уселись. Крста начал подробный рассказ. И был удивлен тем, что ни бабушка, ни мать не перебивали его ни на минуту. Поэтому он мог судить об их отношении к случившемуся только по выражению их лиц. Бабушка слушала и время от времени тихо всхлипывала, а Ванка лишь сердито хмурилась.

Когда он закончил, она прошипела:

- Подался Стоян в гайдуки. Кто бы думал! Мирный и тихий – и в гайдуки!

- Вынудили его, мать. Жизнь заставила. Что ещё ему оставалось делать, - вмешался Крста, хотя  Ванка протестовала, мотая головой.

Затем она снова обратилась к Крсте, причём так, как умеет только она:

- Его никто не принуждал, он всегда сам будил лихо, искал его там и сям, и там, где его нет. Разбудил. Он мог бы заняться своим делом, женой, семьёй! Всё это у него было! Уважаемый был человек. А кто он теперь? Что у него сейчас осталось? Арнаутин этот и честь. А как насчёт нас, как мы будем смотреть в глаза другим, когда все всё узнают!? Э, Стоян, Стоян!..

Бабушка в голос зарыдала.

- Мама, просто чтобы ты знала: у меня сердце разрывается! Хорошо, что я был там и повидался с ним. Ни на минуту не сомневался, что мой дед не совершал чего-то, что бесчестно. Уверен, что он об этом не жалеет, и даже нашёл в этом смысл своей жизни. Нам нечего скрывать, наоборот, мы должны гордиться тем, что в нас течет кровь такого благородного и хорошего человека. А ты, бабушка, не плачь, он мне велел тебя поцеловать и повелеть тебе присмотреть за внуками.

Крста как мог пытался смягчить их недовольство.

- Передал тебе вот что: «Скажи», говорит, «Цвете, что это Бог хотел нас на мгновение разлучить. Но пусть не волнуется, я подожду её наверху, чтобы она приготовила мне арбузное варенье». Вот прямо так и сказал!

- Э, мой Стояне, горе мне! Зачем нас оставил! - запричитала Цвета и принялась бить себя в грудь.

- Не надо, бабушка! Плачешь, будто дедушка, не дай Бог, уже умер. Позвольте мне также сказать вам, что он дал мне деньги в наследство. Тебе, мама, он прислал письмо, в котором всё объясняется.

Ванка взглянула на письмо. Долго держала в руке. Отворила его и начала читать:

«Моя дорогая дочь,

Что может чувствовать отец, когда пишет письмо своей единственной дочери, полностью осознавая, что больше никогда её не увидит. Мне жаль, что меня не было рядом с тобой тогда, когда у тебя были трудные времена. Но, слава Богу, они остались в прошлом. Возможно, именно из-за них ты не можешь понять моих действий. С другой стороны, твоя гордость, твоя строгость к людям, твоё отношение к иноверцам мешают тебе правильно понять это. Это все качества, которые тебе навязала жизнь. Они все твои, и я всегда любил тебя такой, какая ты есть. Был счастлив, видя – какой ты растёшь. Вырасла красивой девушкой, преданной своей семь. Знал, что станешь доброй матерью и смиренной супругой.

Меня немного смущало большое влияние деда Добросава, храброго героя, очень добродетельного человека, который не очень любил всех людей. Он разделил людей по вере, а не по доброте и честности. Когда ты вышла замуж за Благоя, я почувствовал облегчение. У него было всё то, что ты не приняла от меня, так что и Крста, слава Богу, как и он, готов любить и ценить людей по их делам.

Крсто – причина, по которой я пишу тебе это письмо. Я знаю, ты поступишь так, как велит твоё сердце, но иногда человек не может принять правильные решения, особенно если его сердце отравлено или разум затуманен страданиями и болью. У меня было немного денег, которые я спрятал и отдал Крсте. Одну половину он возьмёт, а вторую половину отложит на образование Душана. Этого ему достаточно, чтобы купить дом где-нибудь рядом с вами и начать свою жизнь. Отпусти его, Ванка, не вызывай ещё большей беды. Все мосты, соединяющие вас, разрушены. Позволь ему создать новый, который снова соединит вас.

Вы видите друг в друге лишь следы преследовавших вас несчастий и напоминаете друг другу об этом. Он влюбился в девушку, чью руку ты не благословишь и если выберешь другую, то станешь причиной всех его падений и несчастий. Он был так взволнован, когда я предложил ему это, и готов это сделать, но знай, что у него тонкая душа и сделает это только в том случае, если у него будет твоя поддержка. У тебя есть Душан, он должен быть учёным человеком, сделай всё, чтобы дать ему образование. Береги Цвету, она очень чувствительная. Всякий раз, когда упоминается Добросавлево имя, она плачет, поэтому постарайся не упоминать лишний раз и моё имя, чтобы её не тревожить. Оставайся в добром здравии, и знай, ни одно твое грубое слово обо мне не умалило моей любви к тебе. Ты была и остаёшься моей самой большой радостью.

Твой отец Стоян»

 

У неё было предчувствие, что этим письмом он прощается с ней, что она больше никогда его не увидит. Он не просил никакого прощения или понимания, он просто хотел показать, что не сожалеет о содеянном.

На следующий день она пошла к соседке Добриле на кофе, причём та была немало удивлена, потому что Ванка не часто ходила по соседям, особенно после того, как не стало её мужа.

- Давай, Ванка, добро пожаловать! Ты откуда? - Добрила аж просияла от удивления.

 - Мука, моя Добрила. Мука заставила меня. Иду к своей Добриле, говорю, надо поделиться с кем-нибудь. Авось, поможет, - ответила Ванка.

Добрила сразу отметила, что у Ванки вид настолько удручённый, что причиной могут быть только какие-то новые страдания.

- Вот, поставлю кофе, и ты всё подробно расскажешь.

Она вышла и через некоторое время вернулась с подносом, на котором стояли джезве с кофе и малюсенькие чашечки-филджяны.

- Вот, принесла варенье из айвы, попробуй. Получилось неплохо. Ну, рассказывай, моя Ванка, я уже превратилась в слух.

Ванка вынула серебряную табакерку, оставшуюся от Благоя, которую Крсте даже не думала отдавать. Скрутила цигарку и взяла её своими красными как кровь губами. В то время курящих женщин было мало, но к Ванке это как-то пристало. У неё был целый ритуал: от извлечения табакерки до момента, когда она облизывает свернувшуюся сигарету и закуривает её, вставленную в небольшой серебряный мундштук, украшенный цветочными мотивами. Ванка отхлебнула кофе и начала:

- Послушай, Добрила, этот мой Крста решил жениться и уйти из дома. Что ещё хуже, он хочет жениться на младшей дочери Петровки. Отец у них пьяница. Не хватало нам с такими породниться, упаси, Боже. Но он решил, значит, решил. Мой несчастный отец его поддерживает, и если я буду мешать, он уйдёт. Что мне делать одной с этим малым ребёнком? Мы только что построили дом. А теперь он решил… Или это она его настроила? Уходить из дома. Я подумала вот что…

Поставила чашечку на стол.

- Ты знаешь, как делать это самое… Ну, ворожить?

Добрила тоже поставила свою чашечку. Ванка продолжила:

- Давай попробуем. Сходи к Петровке как бы на кофе. И между делом, скажи, что вот была у тебя Ванка и рассказывала о том, как она готовит подарки какой-то девушке из Печа, к которой сватается Крста. Ты знаешь, как всё обставить, Добрила, помоги!

Добрила подумала, посмотрела на Ванку и отвечает:

- Можешь не беспокоиться, прямо сегодня же и схожу к Петровке. Надо только подумать, как подобраться к этой молодке. Как ты сказала, её зовут?

- Коса. Слышала, за ней многие волокутся. Не знаю, чем она их приваживает? Смазливая, конечно. Это да. Потому этот мой и потерял разум.

- Не волнуйся, мне нужны её волосы из косы, и тогда я всё сделаю. Крста даже не взглянет на неё. Ради Бога, никому об этом ни слова! – вдруг встрепенулась Добрила.

- Куда я пойду, Добрила! Кому расскажу свою боль? Ты моё единственное спасение. Просто чтобы ты знала: я тебя не забуду. Богато отблагодарю. Вот те крест! – при этих словах Ванка осенила себя крестным знамением.

- Ничего мне не надо! Ты же знаешь, что я делаю это для тебя, а не ради денег. Бог даст, всё будет так, как надо, - Добрила тоже перекрестилась.

- Знаю, просто закончи то, о чём договорились. Ради Бога!

 

Тонкая душа или несбывшиеся сны

Сваты въезжают в ворота. Коня с невестой ведёт дядя Коста, а рядом с ним Крста, весь сияющий, переполненный счастья от того, что женится на Косе, своей красавице. Гости на свадьбе стреляют из ружей в воздух, возвещая о входе невесты во двор. Крста подходит к молодой, покрытый белым покрывалом, подхватывает её и спускает с коня. Все это сопровождается лавиной восклицаний, одобрением свадьбы и одиночными выстрелами. И, наконец, чтобы по обычаю привести невесту в дом – как раз тогда, когда он уже собрался взять невесту на руки, чтобы отвести её по лестнице на крыльцо…  услышал голос бабушки:

- Сынок, давай, уже полдень! Вставай, я приготовила тебе поесть.

Увидев бабушку Цвету, Крста понял, что это был всего лишь сон.

Бабушка разбудила его позже обычного. Он проспал всю ночь, до полудня. Посвежевший, чисто выбритый и полный уверенности, он вошёл в кухню, наполненную опьяняющим запахом свежеиспечённой пройи. Запах распространился из широкого глиняного горшка, стоявшего на плите. Вдали от печи, сидя на ковре, маленький Душан играл игрушкой, которую ему купил Крста. Увидев его, он вскочил и побежал тискать его. Крста подхватил братишку на руки и расцеловал.

 - А где мама?

 - Она вышла к соседке, Добриле. Пора бы уже ей вернуться, - ответила бабушка.

Крста удивленно покачал головой. С чего это его мать вздумала пойти к соседке, ведь он хорошо знал, что она это делает крайне редко. «Какая же мука её толкнула на это?», – подумал он, но ничего не сказал. Торопливо позавтракав, он встал и, поблагодарив, сказал:

 - Бабушка, я иду к дяде Косте по делам. Скажи маме, что вернусь к обеду. Бывай здорова!

- Добро, сынок. Но не задерживайся, будем обедать все вместе.

Коста был его дальним родственником, одним из самых богатых сербов в этих краях. Он торговал шелком и тканями, все у него покупали и со всеми он был в хороших отношениях. Часто жертвовал на церковь и так, и эдак, поэтому был для отца Илии уважаемым человеком.

Он и для беев закупал ткани и шелк высшего качества, так что и они принимали его с большой радостью. Коста также был одним из немногих, кто давал деньги под проценты, хотя часто и прощал проценты, если должники попадали в беду.

В доме он никого не принимал. Редко, кто обладал такой привилегией, а потому Крста часто задавался вопросом: почему он так печётся о нём, особенно после смерти его отца? Ванка ему была не по нраву.

Подойдя к дому, он вспомнил, что Коста однажды сказал: «Да, твоя мать достойная хозяйка, никогда не глядит дерзко, но она мне не по нраву, сам не знаю, почему. Вышла замуж за самого первого парня на улице, но вместо того, чтобы слушать его, всегда требовала, чтобы её слово было последним. А не получается. Испокон веков было так, что женщина должна была слушать мужа. Но нет, она хочет, чтобы все было по-её!»

Дом Косты был последним в переулке, ведущем от основной части Сербской улицы. Огромные ворота из массивного дерева, окантованные металлическими декоративными завесами, на больших петлях. Рядом с ними – аккуратная, ещё более красивая калитка, ведущая во двор.

Ещё в детстве Крста любил навещать дядю Косту. И на этот раз Коста просиял, увидев: кто к нему идёт. Он обнял Крсту и завёл в дом. Расселись в гостевой комнате, напоминавшей турецкую из-за оттоманки-миндерлука и кое-каких деталей. Но это была комната серба, а не турка! Об этом говорила икона с лампадой, большой портрет короля Александра Обреновича и несколько семейных фотографий. Кроме того, комната была украшена коврами с неповторимыми орнаментами, которыми славится Пирот, множеством интересных фигурок, и огромными настенными часы с маятником, бившими каждый час. Было много и других вещиц, которые Коста привозил из путешествий по Сербии в поисках тканей.

Многие думали, что картину короля Александра он снимет после цареубийства и смены династии, но нет. Она занимала почётное место посреди комнаты.

 - Ну, сынок, рассказывай, как Стоян? Просто чтобы ты знал: мои друзья, купцы из Печа, уже кое-что поведали. Знаю, что он убил черногорского солдата и сейчас скрывается где-то в горах. Конечно, я никому ничего не сказал, даже жене. Женщина, сболтнёт кому-то. А улица у нас маленькая. Всем сразу всё станет известно… Давай, говори ты!

- Дедушка в порядке, правда, ранен в руку, но держится хорошо, пройдёт. Я не хочу скрывать от Вас, но лучше не знать, где он сейчас. Я пришёл посоветоваться с Вами по одному вопросу, поэтому, если не возражаете, я бы хотел перейти к делу, - сказал Крста, немного опасаясь быть неправильно понятым.

- Если так тебе легче, конечно, сынок, - ответил Коста.

- Дедушка дал мне кое-какие дукаты: половину мне, половину моему брату Душану. Он лучше всех знает свою дочь, мою маму. Считает так, что с матерью не можем жить вдвоём, что она будет вмешиваться во всё, что пока она жива, она не позволит мне быть настоящим хозяином в доме, и эти деньги он дал мне на покупку дома, чтоб я мог отделиться от неё. А вторую половину оставлю на образование Душана. Вот я и подумал: кто может дать мне лучший совет и большую помощь, нежели не Вы? Вы знаете, у кого продаются дома. Есть ли такие вообще в продаже на улице и что Вы об этом думаете?

- Да, у твоей матери скверный характер, - нахмурившись, ответил Коста, - кто бы знал её лучше, чем родной отец. Но она не так жестокосердна, как кажется. Она потеряла мужа, дочь, и сердце её смягчилось. Может и совсем смягчится. Что касается домов, то на улице нет ни одного, который бы  продавался. Да и зачем? У тебя есть свой. Ты построил этаж сам. И это твоё семейное наследие. Здесь твои корни. Нельзя оставлять его, а то дедушка Зара в гробу перевернётся.

Коста говорил спокойно, ровно, как будто озвучивал давно выверенную последовательность действий в каком-то хорошо ведомом ему предприятии.

- Женись немедленно и потребуй мать передать тебе хозяйство. Все судачат, что сватаешься к младшей дочери Петровки. Если Ванка не согласится, я дам тебе этот дом рядом со мной. Ты мастер, приведёшь его в порядок. Приведёшь молодую. И не успеешь оглянуться, как Ванка станет звать сына, умоляя его вернуться. Деньги, что тебе дал дедушка, отдашь мне, я пущу их в дело, пойдут проценты. Так что ты очень скоро вернёшься домой настоящим хозяином. Или я не буду Костой!

Хлопнул себя ладонью по колену и усмехнулся.

- А если Ванка покатит на меня бочку, я скажу, что я сдавал тебе дом и что я не имею никакого отношения к твоему отъезду. Будет немного криков, немножко ругани, но «на всякое чудо хватит трёх дней». Ванка проклянёт и меня, и твоего дедушку с отцом, которые тебя воспитали. Она проклянёт свою судьбу, но идти ей будет некуда, потому что всё закончится так, как я тебе говорил. Теперь делай, как она тебе говорит, чтобы смягчить её, пока мы не сосватаем молодую.

Крста внимательно его выслушал. Предложение Косты ему очень понравилось, поэтому он с воодушевлением сказал:

- Хорошо, дядя Коста, я сделаю так, как Вы сказали. Жду весточки от Вас!

 - Но, сынок, будь осторожен, никому об этом не говори, пока всё не будет сделано хорошо. Давай, будь здоров! - Коста проводил Крста до калитки.

Крста пришёл домой как раз в тот момент, когда Ванка накрывала стол к обеду. Все были тут. Бабушка уже села во главе стола. На столе - рюмочки для ракийи, лицо матери – чем-то необычайно озарено. Всё это показалось Крсте необычным и праздничным.

 - Добро пожаловать нашему хозяину! - слова Ванки прозвучали как-то чудно.

- Давай, мама, вставай с того стула, освобождай место. Теперь там будет сидеть Крста. Порядок есть порядок. Он теперь хозяин этого дома. Давай, сынок, усаживайся. Здесь, где сидел Благое. Мать дождалась, что сын вырос и берёт на себя домашнее хозяйство. Будь счастлив! А скоро мы сможем принять невестку, чтобы состарившаяся мать могла немного отдохнуть.

Обняв Крста, она поцеловала его в лоб.

- Вот ключи от сундука. Там остались кое-какие деньги. Так что тебе будет чем распоряжаться, - гордо добавила Ванка.

Крста, удивлённый, посмотрел матери в глаза, пытаясь понять: что тут не так? Но ключи взял. Пристегнул их к петле на чакширах, и только было намерился что-то сказать, как мать его опередила и продолжила:

 - Садись, сынок, давай выпьем за тебя и за нашу семью. Она сейчас обрела хозяина, который проведёт её по пути, который до нас прошли наши предки, по пути чести и почтения. Дай Бог, чтобы весной мы занялись сватовством, чтобы и в этом доме было веселее, чтобы семья расширялась и чтобы твоя мать смотрела, как внучечки бегают по двору.

Взяла ракийю, чокнулась сначала с Крстом, потом с Цветой, перекрестилась и залпом выпила.

Ванка стала раздавать кушанье, а маленький Душан повторял:

- Да здравствует братка! Да, здравствует братка!

Все смеялись. Доевши, Крста встал, чтобы свернуть цигарку, а Ванка ему говорит:

- Куда ты собрался? Ты уже забыл, что ты хозяин?

Достала табакерку, отдала ему и продолжила:

 – Это принадлежит тебе. Она напомнит тебе твоего отца. Она была со мной, потому что я ещё не была уверена, что ты её заслужил. Но теперь я вижу, что ты достоин владеть табакеркой своего отца.

Крста взял табакерку, свернул цигарку и отдал матери. Затем свернул себе. Зажёг зажигалкой. Впервые тишина в присутствии матери не угнетала Крсту. Потому он не произнёс ни слова. Просто глядел на дым, который они выпускали, и желал, чтобы это чувство не прекращалось.

- Но, Крсто, давай я тебе ещё что-то скажу. Девушку выбирай сам, но подожди весны! У нас в этом году в доме была смерть, поэтому сватать можно только весной. К тому времени дострой этаж, чтобы невесту ввести во всё новое. У тебя есть дедушкины деньги, ты сам знаешь, как всё устроить. - закончила Ванка.

 - Мама, ты знаешь, что мне приглянулась девушка, наша соседка. Я решил просить её руки. Она мне по сердцу, – робко произнес Крста.

- Сынок, если ты так решил, удачи, - ответила Ванка, не поднимая головы, боясь, что в её глазах будет заметна неискренность.

Крста вздохнул, встал, удовлетворенно поцеловал мать, взял плащ и вышел во двор.

«Теперь пойду к дяде Косте, чтобы рассказать ему о том, что произошло», –подумал Крста, которому мнилось, будто он купается в бесконечном счастье.

 

Коса

Дом, где жила Коса, был рядом с домом Крсто, только кирпичная стена разделяла два двора. У них даже был общий колодец, половина которого находилась в одном дворе, а другая половина — в другом.

Калиточка, конечно, у них тоже была, но пользовались ею редко.

Коса жила очень скромно, в глинобитном доме, с матерью и отцом. Две её старшие сестры вышли замуж в Великой Хоче. А она осталась с матерью Петровкой и отцом Гавро. Отец был простым человеком, подённым работником, пристрастившимся к выпивке. Почти все заработанные деньги он пропивал, потому жили за счёт золотых рук Петровки. Она чудесно вышивала и вязала носки.

В доме, где они жили, было всего две комнаты: в одной готовили, а в другой все спали. Пол был земляной, потолка не было – так, что сквозь балки и рейки была видна черепица.

Несмотря на такие плохие условия, в доме было чисто.

Гавра несколько раз находили пьяным на обочине дороги, однажды он был спасён своими собаками. Они так громко лаяли, что Петровке пришлось выйти во двор посмотреть, что происходит. Так и увидела, что её муж пьяный заснул, прислонившись к груше. А ведь была зима, и он мог замёрзнуть насмерть. Петровка с трудом спасла его.

Крста всегда задавался вопросом: откуда они взялись, ведь это был двор одной из самых респектабельных семей на Сербской улице. Дом с очень красивым фронтоном.

Дядя Коста пояснил Крсто, что Гавро работал на покойного Янко, бывшего владельца дома, который был крупнейшим торговцем лошадьми в Джаковице, а Гавро был его правой рукой. Очень старательный и послушный, он доводил всю работу до ума. Тогда ешё он не пил, и когда женился, хозяин подарил ему этот дом, где они теперь живут. Вскоре после этого хозяин скоропостижно скончался.

Унаследовал дело его сын, который хотел немедленно убрать Гавро, но Филька, жена хозяина, не позволила этого, вот так Гавро и живёт там по сей день. И будет жить, пока Филька не умрёт. Потеряв работу, Гавро спился, поэтому был вынужден заниматься подённой работой, чтобы были деньги на выпивку.

Был уже полдень, когда он встал. Полупьяный, потому что последние годы вообще не трезвел. Едва разлепив глаза, начал звать жену. Никто не ответил, и он, разозлившись на это, пробормотал:

- Жена, жена… Вечно её нигде нет. Куда её унесло?

Пришлось встать и посмотреть: есть ли кто-нибудь на кухне. Никого. Нигде.

И тут распахнулась дверь. Вошли мать и дочь. Одна была вся взъерошенная, а другая – напротив – ссутулившаяся, с видом совершенно отсутствующим.

- Проснулся, счастье то какое! Все нормальные люди сейчас в церкви, и только ты, безбожник, сам себя потерял, - сердито начала Петровка пилить Гавра.

Когда Коса ушла в другую комнату, Петровка продолжила:

 - Слушай, я видела Добрилу. Она рассказала мне, что Ванкин Крста решил сделать предложение девушке из Печа и что Косе следует выйти замуж как можно скорее. Иначе все решат, что Коса – брошенная девушка. Стало быть, она должна выйти замуж до того, как этот Ванкин засватает кого-то там. Добрила нашла приличную партию в Великой Хоче. Говорит, хорошая партия: хозяйственный, и будет приданое, дукаты. Она попросила меня переговорить с тобой. Так что если ты согласен, она пойдёт и всё им передаст. Жаль, конечно, Косу, она любит этого несчастного Крсту. Но что поделать. Должно быть, замешана в этом его мать. Ну, всё ей вернётся.

Когда Гавро услышал о червонцах, мутные глаза его обрели осмысленность. И он тут же озвучил решение:

- А что. Пусть приходят. Посмотрим на парня. Посмотрим: что они предлагают. Если всё так, как говорит Добрила, отчего не выдать Косу.

В другой комнате Коса услышала, что говорят о ней. Также услышала упоминание о Крсте и предложении. Щёки её раскраснелись, и она запела тихо, почти про себя. Она знала, что её Крсто не откажется от неё. А теперь ему, должно быть, как-то удалось уговорить мать. Они не виделись уже довольно долго – с тех пор, как её отправляли в Великую Хочу подсобить прихворнувшей старшей сестре по хозяйству.

Ведь Коса уже дала ему согласие. Тогда, когда они говорили у ворот…

* * *

Была Пасха, дети тогда соревновались в битье крашеных яиц, а одетые в парадную одежду парни и девушки собрались после церковной службы у ворот и христосовались. Солидные отцы семейств, собравшиеся вокруг отца Илии, пьют ракийю и судачат о том – о сём.

Коса была со своими подругами, когда Крста пришёл поздравить её с Воскресением Христовым. Помнит, с какой завистью подруги глядели на подошедшего к Косе молодого человека.

Когда он взял её руку, то она даже задрожала от волнения. Он и сам остолбенел, но потом таки собрался с духом и сказал:

- Отойдём в сторонку, нужно что-то спросить.

Коса подошла, он оттянул её немного в сторону, глядя: не смотрит ли кто на них.

 - Слушай, Косо, даст Бог, на следующую Пасху будешь в моём доме. Я полюбил тебя с тех пор, как мы в детстве играли перед воротами. Но, прежде чем сделать предложение, хочу услышать: выйдешь ли ты за меня замуж?

Коса густо покраснела, сердце заколотилось как у зайца. Она взволнованно опустила взгляд. Крсте это молчание уже начало казаться вечностью, но Коса быстро пришла в себя, вскинула голову и ответила:

 - Обещаю тебе, я буду твоей! – и тут же вернулась к хихикавшим подружкам.

Вот прошло полгода – и ничего. Понятно, в их дом пришла смерть. Но, всё же, она мало-помалу начинала терять надежду.

И вот, мама с отцом обсуждают сватание.

«Наконец то!» - просияла от счастливой мысли истосковавшаяся от неопределённости девушка.

 

Их двое

Ему было всего семь лет. Первый день в школе. Отец гордо держит его за руку и ведёт в церковь. Хотя лето было уже на исходе, жара была ещё та! Туфли, которые отец купил ему в Скопье по этому случаю, немного жали. Но были они так прекрасны, что он боялся  испачкать их или, не дай Бог, поцарапать обо что-нибудь. На нём была белая рубашка, которую сшила ему мать. Руки вспотели, а грудь, казалось, превратилась в тамбурин: так гулко стучало от волнения его сердце.

И тут в группе детей, ожидавших, когда же появится учитель и проведёт их в класс, он увидел маленькую девочку. У неё были длинные чёрные волосы, заплетённые в два пучка, спадающие на плечи, и белая сорочка с вышивкой. Она подняла голову. На него вперились два зелёных глаза. Не успел он спрятать свой взгляд, как зеленоглазка расплылась в улыбке.

Он обернулся. И лишь когда увидел, что позади него никого нет, понял, что улыбка предназначалась именно ему. Это смутило его. Но когда он поднял на неё глаза вновь, то она уже смотрела в другую сторону.

Пришёл учитель, и они стали втягиваться внутрь.

Отец погладил по голове и напомнил:

- Слушай учителя, не смей мне баловаться!

Все вошли в класс. Их было восемь учеников: шесть мальчиков и две девочки. Он знал всех, кроме маленькой девочки, которая ему улыбалась.

Это была Коса.

* * *

Крста глубоко вздохнул, поправил подушку, повернулся на другой бок, пытаясь как-то отвлечься от мыслей о Косе. Но бесполезно.

Вспомнилась первая победа, первая в его жизни.

* * *

Это был школьный урок, который должен был быть обычным, как и любой другой.

- Давай Косо, встань и назови самую большую реку Сербии, - спросил учитель.

Они были в четвёртом классе. Это был один из тех дней, когда учитель проверял знания.

Коса сидела за первой партой. Медленно поднимается.

По тому, как Коса неуверенно встала, Крста понял, что она не знает ответа. Он взглянул на учителя, затем нагнул голову пониже к парте и, стремясь выручить её во что бы то ни стало, прошептал ответ. Сидел он прямо за ней, но голоса не рассчитал.

Резким тоном учитель оборвал его шепот.

- Коса садись, Крста нам расскажет лучше. Ну-ка, дрянь, расскажи, сколько пальцев на руках у человека? Как они называются?

Крста встал и начал было отвечать, но учитель прервал его.

- Погоди отвечать. Вытяни сперва руки. Легче будет рассмотреть. А мы их немного согреем.

Крсто простёр руки, но в этот миг из-за спины учителя появился прут, который с такой стремительностью обрушился на левую ладонь Крсты, что тот даже не успел среагировать. Он почувствовал боль, но сдержался и даже не пискнул. Стиснул зубы и молча терпел ещё ровно девять хлёстких ударов.

Казалось, что каждый последующий раз был сильнее предыдущего. Учитель рассвирепел из-за того, что Крста не издавал ни звука. И это стоическое поведение побуждало его каждый раз бить ещё сильнее. Закончив, сердито спросил:

 - Чучело, давай тебя послушаем: как называются эти пальцы?

Крста превозмогая боль,  сквозь зубы, не желая упасть в глазах Косы, медленно процедил:

- У человека десять пальцев. Вот – большой палец, - начал Крста, но учитель прервал его.

- Давайте посмотрим, какой у тебя большой палец! - попросил учитель.

Крста указал:

- Это большой палец.

Учитель состроил гримасу, посмотрел и громко объявил:

- По мне, это больше похоже на морковку, она какая-то очень красная!

И повернулся к классу.

Ученики засмеялись, только Коса промолчала.

Звонок прервал эту мучительную сцену. Лишь только после того, как учитель покинул класс, Крста сел. Гогоча, ученики проскочили мимо него и высыпали во двор. Он остался в классе один. Как ни странно, он совершенно не чувствовал себя ни плохо, ни угнетённо. Напротив, гордился собой.

Отвлёк его голос милой:

- Возьми платочек и положи на ладони, я остудила его водой…

И когда её улыбка наполнила всё его сердце, юноша понял, что то странное состояние, котором он впервые испытал, и называется любовью. Он влюбился. Как он хотел, чтобы он всегда мог любоваться её улыбкой, зелёные с паволокой глаза смотрели бы на него. И так – до самого конца жизни. Он был рад этому и гордился своими ранами.

А затем, через несколько лет, в жизни появился колодец, место, которое он любил больше всего на свете. Колодец был частью забора, разделявшего их двор от двора, где жила Коса. По обеим сторонам колодца имелись деревянные ставни, защищавшие колодец от пыли и кошек от колодца... Он также был покрыт деревянным навесом, прикрывавшим от солнца, дождя и всякой непогоды.

Ежедневной обязанностью Крсты было черпать воду из колодца и снабжать хозяйство водой. Однажды жарким днём он принёс два ведра, которые ему нужно было наполнить и отнести на кухню матери. Уже когда он закрыл крышку, он понял, что кто-то набирает воду с другой стороны. Вмиг крышка была поднята. С другой стороны колодца – Коса с ведром. Она впервые столкнулась с ним тут, набирая воду из колодца. Но Крста не позволил себе растеряться, глянул в глаза и сказал:

- Помоги, Боже! Это счастливый день. Старики говорят, что девушкой становишься только тогда, когда начинаешь черпать воду из колодца.

 - Бог тебе в помощь, спасибо, и ты тоже повстречался на счастье. Я первый раз беру воду, и сразу столкнулась с кем-то… И не с кем-то, - молвила Коса.

- Не с кем-то, не с кем-то. Я для тебя не «кто-то», а твоя тень. Которая всюду за тобой. И приносит счастье, - ответил Крста.

Коса, ничего не говоря, тянет верёвку. Схватилась за ручки ведра, чтобы потянуть на себя, да они выскользнули, и половина воды вылилась.

- Не так Косо! Ведро держат вот так. Держи, я тебе покажу, - руководил Крста.

Коса ухватилась за ручку, их руки соприкоснулись, глаза встретились. И с этого момента они оба знали, что отныне колодец станет местом их встреч. Будет свидетелем горячих взглядов двух молодых людей, которые будут звать друг друга звуком падающего в воду ведра.

Крста особенно усердствовал, выискивая поводы наносить воды для хозяйства. Летом он наполнял все ёмкости во дворе, затем тайком разливал эту воду. Напевал что-то в полголоса, вызывая свою возлюбленную словно соловушка. А если Коса всё-таки не появлялась, он поднимал деревянную крышку, закрывавшую колодец с их стороны, и старался разглядеть её во дворе.

При мыслях об этих встречах Крсто пробирало до мурашек, он тонул в пуховой подушке, глубоко вздыхал и отдавался сну.

* * *

Он встал рано, только начинало светать. Нужно было подготовить коня и коляску. Сегодня Рождество и семья идёт в церковь, которая находилась всего в ста метрах от дома. Он всегда задавался вопросом: зачем непременно ехать? Но такова уж семейная традиция. Парадно одетые, Крста, Ванка, бабушка Цвета и Душан направились к церкви. Крста сел впереди, правил конём. Вся Сербская улица была тут. Кроме, разве что, тех, кто не мог стоять.

Служба едва началась. Перекрестившись, вошли в церковь. Крста взглянул на присутствующих и увидел Косу. Она стояла рядом с матерью и отцом.

Крста всё время думал о том: как же дать ей понять, что он здесь? Но всё никак не выходило, она была слишком далеко.

Ну, ничего, он найдёт возможности.

Началось Причастие. Образовался круг людей, которые терпеливо ждали своей очереди приобщиться Святых Тайн. Крста оглянулся, чтобы увидеть, где находится Коса. Её там не было. «Должно быть, она уже причастилась, вот и вышла», -  подумал он.

Решил выйти из храма и найти её. Поспешил к выходу.

Во дворе его со всех сторон приветствовали, но он никого не замечал. Из десятков пар глаз искал только одни. Но Косы нигде не было. Не было и её родителей. Быть может, они остались в храме, а он их не приметил? Вернулся и стал в очередь рядом со своим, только подходившим к алтарю и священнику Илие для причастия.

- Где ты ходишь? - спросила мать.

- Вышел найти кое-кого… Видишь, я же не опоздал.

После причастия вышли из церкви, поприветствовав родичей и соседей непременным «Христос рождается – Воистину, Он родился!».

Вернулись домой, сели за праздничный стол. Рождественские угощения приготовили бабушка и мама. Стол был накрыт в мгновение ока. На полу по традиции рассыпана солома. Дом убран – будто ясли с родившимся Богомладенцем. Посередине стола Вифлеемской Звездой горит свеча, освещая их четверых – являвших собой как будто образ семейного  праздника. Но трапеза прошла в безмолвии. Рождество увенчало год, который не принёс им особой радости.

Ванка была озабочена только одним: что будет с Крсто, когда он узнает, что Косу сосватали? Поначалу она радовалась тому, что план успешно продвигается в жизнь. А теперь её грызёт совесть. Ведь именно она сделала всё, чтобы её Крста был несчастен. Теперь она задавалась вопросом: имела ли она право распоряжаться судьбой своего старшего сына? В какой-то момент она решила остановиться и даже пошла к Добриле просить её все прекратить. Но, к сожалению, дело зашло слишком далеко. И пути назад уже не было. Семья молодого человека из Великой Хочи сосватала невесту, и даже назначили дату свадьбы. На Сретенье.

Теперь обо всё этом должен был узнать Крста.

Крста был поглощён своими мыслями. Коса снова исчезла, они даже не успели переглянуться. Он что-то подозревал, поскольку они никак не могли встретиться у колодца.

Сколько раз он подбегал, услышав плеск воды, но всякий раз это был кто-то другой. Её отец, мать, но только не она. Пока был во дворике храма, подходил к лучшей подруге Косы, спрашивал её, но ответ был каким-то совершенно неопределённым. Показалось, что она что-то скрывает.

Теперь решил завести разговор с матерью: быть может, она в курсе? Когда они закончили обед, бабушка отвела Душана в комнату, а Крста и Ванка остались одни.

Закурив, он начал:

 - Мама, я думаю, пора идти сватать Косу и договариваться о свадьбе. Думаю, пойдём вдвоём и позовём дядю Косту, он наш родственник.

Ванка вздрогнула. Быстро собралась, выпрямила голову, посмотрела сыну прямо в глаза и сказала:

- Сынок, уже неделю моя душа борется: говорить тебе или нет? Но теперь придётся. Твоя Коса тебя обманула. Из Великой Хочи были сваты и сосватали её. Договорились о свадьбе на Сретенье.

Кровь застыла в его жилах. Ушам своим не поверил. В его голове эхом отдавались слова матери: «Твоя Коса обманула тебя». «Нет, это невозможно», – подумал он.

Крста выскочил из-за стола и как был – в одной рубашке с непокрытой головой – выбежал из дома.

- Погоди, сынок! Куда? – кричала ему вслед Ванка.

Крста открыл калиточку, пробежал в несколько шагов соседский двор и затарабанил в двери дома Косы.

Дверь отворилась. На пороге стояла Петровка.

- Что тебе надо? Кто тебя звал?

- Я хочу увидеть Косу! Она мне обещалась, - ответил Крста.

- Ты её не увидишь, она теперь сосватанная. А ты ищи другую. Она и так ждала тебя долго. Так что пусть теперь твоя мама ищет другую девушку. Вы думали, что Коса будет заменой, если не сосватаете девушку из Печа? Дескать, Коса нам тоже подойдет. Нет! Слава Богу и моей соседке Добриле, она нашла мне того парня, который сделает счастливой эту мою девочку. А теперь давай! Чтоб глаза мои тебя больше не видели, - и захлопнула дверь перед его носом.

Крста несколько раз ударил кулаком в дверь, зовя Косу, затем упал на колени и зарыдал. Простоял так на снегу, сотрясаясь, несколько минут, потом встал и вернулся домой.

Уже второй день Крста не выходит из комнаты. Домашние не на шутку перепугались, не ведая: как быть. Его звали, стучали в дверь, даже пытались ворваться, но ничего.

Знали, что он там. Несколько раз слышали его рыдания и звук шагов по комнате, но ответа не было.

Крста, не находя больше ни одной причины, которая всерьёз убедила бы его в том, что есть смысл жить дальше, даже собрался наложить на себя руки. Но его удерживало одно. Он хотел узнать, как вышло так, что Коса согласилась? Подозрение, что тут замешана его мать.

И тогда наступил момент, когда он твёрдо решил всё внимательно выяснить и уже тогда решать: как быть дальше

Открыл дверь и, увидев мать, просто сказал:

 - Я собираюсь помыться. Приготовь мне что-нибудь поесть.

Ванка была просто счастлива видеть сына, но по его тону и по манере, с которой он всё высказал, догадывалась, что он её подозревает.

 «Боже, прости меня, спаси моего сына! Лишь бы Добрила меня не предала», – взмолилась она, подозревая самое худшее.

На Сретенье в 1913 году в Джяковице на Сербскую улицу прибыли из Великой Хочи сваты.

Перед домом Косы собрались и стар, и млад. Всем хотелось увидеть приезд сватов. Коляска была празднично украшена, покрыта коврами, с подушками и покрывалами – была приготовлена, чтобы принять невесту. Лошади, ухоженные и разнаряженные по такому случаю, с кисточками, заплетёнными в расчёсанные гривы, с разноцветными бусами и ленточками на шеях выглядели так, будто сошли из песни. Сваты на конях и в колясках, подъезжая к дому невесты, огласили улицу стрельбой в воздух.

«Хорошо, что у меня на голове покрывало, – подумала Коса, – никто не увидит печали в моих глазах, моего заплаканного лица. Боже, как жестоко. Всю жизнь я готовилась к этому и мечтала о нём… И вот. Лучше прыгну в колодец, где впервые увидела своего возлюбленного».

Она собиралась совершить это прошлой ночью, но не стала. Решила, что и своего Крсту толкнёт к смерти. Он сделает это сразу после неё. Что с ним теперь? Говорят, он настолько несчастен, что не трезвеет, весь день пьёт.

После, можно сказать, очень быстрой церемонии принятия невесты, она успела сесть в коляску и не могла дождаться, когда она тронется, ведь теперь больше для неё ничего не было важно. Она оставляет своё сердце здесь. Душу она потеряла, и хранит в себе только воспоминания о своей любви. А уж этого никто не сможет у неё отнять.

Сваты снова загрохотали из ружей. Это был знак, что пора двигаться.

Коса знала, что те, кто больше всего способствовал её несчастью, сейчас плачут.

«Её мать, и, верю, мать Крсты тоже».

И она была права.

Ванка заперлась на кухне и плакала. Каждый выстрел, раздававшийся на свадьбе, попадал ей прямо в сердце. Она и не знала, насколько несчастье сына могло разорять материнское сердце.

Била себя в грудь, и ругала себя:

«Будь ты проклята, Ванка, всё вокруг себя разрушаешь! Ищешь счастья в несчастье тех, кого любишь больше всего, будь ты проклята. Как я посмотрю в глаза сыну!? Боже, дай мне сил вынести!»

А совсем рядом, в соседней комнате, на полу лежал Крста. В комнате всё пропахло ракийей и застоявшимся табачным дымом. Он не трезвел уже несколько недель, выглядел совершенно спившимся, словно постарел на десять лет. Только спускался в погреб за новой и новой бутылкой.

 

Сон, который не сон

За несколько дней до Пасхи господин Коста был в Пече по делам.

Закончив все намеченные дела, он направился к дучану Исмета, чтобы попробовать передать ему письмо для Стояна. Подойдя к лавке, он на мгновение остановился. Снова спросил себя: разумно ли вмешиваться в чьи-то семейные дела? Глядя на объяснявшее ситуацию в семье Стояна письмо, которое он держал в руке, Коста на мгновение колебался. И, тем не менее, чувства, которые он испытывал к дорогим ему людям, вынудили его не скрывать от Стояна последние события в Джаковице.

Была сердечная встреча, полная взаимного уважения и почтения.

- Как поживаешь, Исмет? Как здоровье? - спросил Коста.

- Спасибо за беспокойство, хорошо. Помаленьку работаю, - ответил Исмет. И, поприветствовав традиционным албанским «Буйрум!», пригласил выпить чаю в отдельной части магазина, за прилавком.

Маленькая комната с письменным столом и несколькими стульями, одним шкафом, а в углу в качестве украшения стоял большой металлический сейф. Судя по выгравированному на нём названию, изготовленный в Германии. Над столом висела фотография пожилого албанца в национальной одежде, подпоясанной патронташами, с ружьём и торчащими из кушака рукоятками пистолетов. Скорее всего, это был близкий родственник Исмета, возможно, его дедушка. Коста смотрел на картинку исподлобья, стараясь излишним своим любопытством не поставить хозяина в неприятное положение.

- Вот, чай несут, - прервал его размышления Исмет.

Мальчик принёс две чашки и поставил их на стол. Приятный запах яблока и корицы наполнил комнату и, казалось, дал знак о начале разговора.

- Что греха таить, мой дорогой Исмет, размышлял о том, как высказать тебе то, что ты должен услышать, и стоит ли вообще говорить? Но мы серьёзные люди и нет никаких оснований для притворства. Я пришёл передать тебе кое-что, о чём должен знать наш большой друг Стоян Йованович. Положение серьёзное и медлить нельзя. Поэтому я подумал, если это возможно, попросить тебя доставить это письмо Стояну. Не буду скрывать от тебя, речь идёт о его внуке Крсте.

 - Мне жаль слышать это от тебя. Знаю, как сильно любит он своего внука. Я не знаю, где Стоян. А если бы и знал, то не смог бы ему помочь. Потому что под присмотром жандармов. Они подозревают, что я знаю, где он. Но у меня есть способ доставить ему письмо. Полагаю, что это серьёзное и срочное дело, - не пряча своих глаз ответил Исмет.

 - Спасибо, Исмет, ты снял с моих плеч большой груз. Пусть Бог вознаградит тебя за всё, что ты делаешь, - сказал Коста. – Расскажу в двух словах, о чём там написано. Думаю, тебе тоже следует знать это…

Коста рассказал. Умолкнув, он трижды перекрестился и в заключение сказал:

- Да простит Бог его душу.

Встал и передал письмо и свёрток.

- Это лучший английский твид, ткань для костюма, дарю от всего сердца.

- Не стоит, Коста, это уже лишнее. Мне это не нужно, - ответил Исмет, пытаясь вернуть свёрток.

- Если тебе не нужно, отдай сыну. Парень уже взрослый, соберётся жениться, понадобится для костюма. Давай, буди здрав! - сказал Коста и вышел из лавки.

Исмет проводил его и вернулся в магазин. Сел за стол, совершенно потрясённый известием.

- Да смилостивится Аллах и даст Стояну сил пережить эту трагедию!

Он думал о том: что же теперь делать? Надо бы побыть рядом со Стояном, когда тот будет читать письмо. Но как он может это сделать? Ведь знал же, что жандармы внимательно следят за ним. Нет, он не должен рисковать. Ради своей семьи – не должен. Он отправит письмо через слугу.

Хотя была середина мая, снег у подножия Проклетия ещё не растаял. Но уже чувствовался запах весны. На солнечных сторонах пробилась трава. Природа просыпалась от зимнего сна.

Зарумянился рассвет. Стоян проснулся раздёрганным. Ему привиделся плохой сон.

Он пробудился посреди ночи, попытался снова заснуть, но безуспешно. Идриз заметил это, но не хотел его расспрашивать. После завтрака пошёл осматривать ловушки, которые он расставил на зверей.

Стоян предчувствовал какое-то несчастье. Во сне ему привиделся молодой солдат, которого он убил. Снился дом в Джаковице, двор, полный людей. Свадьба. Ванка сияет от радости, что женит своего сына. Он ведёт коня с невестой. Рядом с конём стоит Крста, такой же молодой, здоровый и счастливый. И как только молодые собираются войти в ворота, перед ними появляется убитый Стояном солдат с направленной на него винтовкой. Он поморщился, на его груди виднелось красное пятно крови.

- Я пришел отдать долг, никто мне не помешает, - он поднял винтовку, прицелился и выстрелил. Пуля попала в коня, который упал на землю вместе с невестой. Раздался пронзительный смех. На спине солдата появились крылья. Он взмахнул ими, всё время издавая крики, от которых леденела кровь. Взял невесту на руки и улетел. А Стоян стоял, будто вкопанный, не в силах пошевелиться.

Повернулся к Крсте и увидел седого, постаревшего, беззубого человека. Окаменев от этого зрелища, Стоян стал дозываться Ванку и потом пробудился весь в поту.

«Даст Бог, чтобы это во благо», – утешал он себя. Из мрачных предчувствий его вывел Идриз, который вместе со слугой Исмета постучал в дверь хижины. Знал, что у него есть новости. Под впечатлением сна он даже не успел поздороваться с молодым человеком, а сразу же спросил:

- Есть ли у него какие-нибудь новости для него?

Тот вынул письмо, протянул ему и сказал:

- Исмет прислал тебе это. Он сказал, что газда* Коста из Джаковицы принёс ему это и попросил передать Вам.

Стоян взял письмо. Его ладони стали влажными, он почувствовал лёгкую дрожь и недомогание, распространившееся по всему телу. Сел на табурет у огня и развернул письмо.

Лицо его исказилось, он как будто начал задыхаться, а затем вскрикнул.

Письмо упало на землю. Он закрыл голову руками и закричал ещё громче.

 

Может ли быть жизнь без надежды

После того, как Косу увезли сваты и свадьба закончилась, Крста однажды утром встал рано, сбрил свою запущенную бороду, опрятно оделся и вышел на кухню.

- Доброе утро, - и поцеловал бабушку и брата.

Мать и бабушка, испугавшись, словно увидели привидение, растерянно поздоровались. Бабушка справилась первой.

 - Садись, сынок, я как будто знала, вот и приготовил тебе приганицы*, вот сыр и сливки. Сегодня утром пришёл Туна, он принес тебе кое-что.

- Проголодался. Дай мне, нано*, - сказала Крста, стараясь ни на мгновение не смотреть в сторону матери. Ванка заметила это и решила не подливать масла в огонь. Она быстро оделась и бросила вскользь:

- Я собираюсь на рынок, будьте здоровы!

- Ступай, доченька, я Крсту покормлю. Не волнуйся. Делай свои дела!

Крста ничего не сказал. Когда Ванка ушла, Цвета поставила перед ним еду и продолжила:

- Хорошо, что ты пришёл в себя, сынок. Мама таяла от печали, видя тебя таким.

- Не надо, нано, пожалуйста, вот этого не надо! Не упоминай больше мою мать, она для меня мертва. Её не существует! Я знаю, что она стоит за моим несчастьем и я тебе это докажу. Побуду здесь ещё немного, пока не найду какое-нибудь жильё, и тогда ноги моей не будет в этом доме, пока она жива!

- Побойся Бога, сынок! Ванка бы так не сделала. Она хоть и строптива, всё время хочет, чтоб было по-её, но она никогда не сделает ничего, что могло бы навредить её детям.

 - Подруга Косы рассказала мне, что сватовство устроила тётка Добрила, а мать в последнее время часто ходила к ней. Всё разузнаю, можешь не переживать! – выпалил Крста и встал из-за стола.

Оделся, обулся и вышел на улицу. Тут же прямо налетел на своего друга Тодора, который очень обрадовался, увидев его.

- Где ты, Крле, брат, пропал!? Нигде тебя не найти! Рад тебя видеть. Слушай! Мы сегодня собираемся перекинуть картишки у меня дома. Будет выпивка. Мой отец уехал в Скопье, пробудет там три дня. Будут Жоля, Цойле, мы с тобой. Вот вчетвером и сыграем. Идёт?

- Приду. Я в эти дни ничего не делал, надо немного подзаработать, - ответил Крста и пошёл дальше.

Он собрался к дяде Косте. Но, хотя до его дома было всего двести шагов, дорога заняла почти час.

Улица была полна прохожих. Базарный день. Горожане приходили к местным ремесленникам за товаром. Многие останавливались поболтать с Крсто. Кто спросить о здоровье, а кто – просто поздороваться с ним. Большей частью все были рады его снова видеть. Престарелый Мануил, дедушка его друга Цойле, был как всегда прямолинеен. Обнял его и тихо, так, чтобы другие не услышали, сказал:

- Слушай, сынок мой, эта твоя девушка была прелепа. Но не только Богу так хотелось, но и персты шайтана были в этом замешаны. Ходят слухи, что её кто-то околдовал. Так что смотри, Бог тебе в помощь, может, лучше и не узнавать, будешь страдать? Но, опять же, если не узнаешь, это тебя будет мучить всю оставшуюся жизнь. Подумай, а потом делай так, как подсказывает тебе сердце, давай, буди здрав! – похлопал его по плечу и поковылял, опираясь на клюку.

Крста даже не успел его поблагодарить, а о его здоровье уже спросил Мифтар с малой чаршии, в доме которого он этим летом работал. И вот, спустя целый час, Крста наконец добрался до двора дяди Косты.

Шли весенние работы, несколько его работников вскапывали сад, некоторые подрезали плодовые деревья, кто-то белил стволы. Было как в улье. Господин Коста руководил работами и был очень рад, когда увидел Крсту во дворе. Он крепко, по-мужски обнял его, похлопал по плечу и сказал:

- Как чувствовал, что ты должен прийти. Вспоминал тебя прямо сейчас. Надо бы поработать на крыше. Печная труба треснула от сильного жара, нужно переложить. Есть у нас мастера, не занятые работой, но никто не сделает для меня лучше, чем мой Крста. Добро пожаловать, сынок! Рассказывай: как ты?

- У меня всё хорошо, слава Богу, хотя бывали дни и получше. Я ещё не приступил к работе, но для тебя, дядя Коста, я прямо сейчас готов переодеться в рабочую одежду. Просто дай мне одного из своих подёнщиков, и начнём.

- Пойдём, сынок, всё получится. Наступают хорошие дни. А сейчас давай вспрыснем встречу, - объявил Коста и стал кликать горничную, чтобы она принесла ракийи.

- Не надо, дядя Коста, не хочу ракийи. Столько выпил за эти недели. Лучше сок из лепестков розы, если он ещё остался.

- Принеси ракийи, сладкое из айвы, этот сок и свари нам по кофе. Давай, только быстрее, - приказал Коста своей горничной. - Я не буду ничего спрашивать о том, как твои дела, но тебе пора двигаться дальше, сынок. Может быть, я виноват, что не втолковал тебе: что и как нужно сделать шаг за шагом, когда ты приходил тогда и рассказал мне, о своих отношениях с Ванкой.

- А что ещё ты мог бы мне посоветовать? Кто поверит в нечистые намерения моей матери? Знаешь, дядя Коста, я пока только подозреваю, что за всем стоит моя Ванка, но хоть у меня и нет доказательств, но сердце мне подсказывает, что всё это она подстроила. Как? Не знаю. Но узнаю. И тогда всю жизнь на неё смотреть не буду.

Коста внимательно выслушал, сдвинул брови и на мгновение прекратил разговор из-за пришедшей с подносом горничной. Достал из портсигара папиросу, угостил гостя и, прихлёбывая кофе, продолжил:

- Послушай, сынок, меня тоже совесть грызет эти недели. Я был виновен в том, что позволил себя обмануть вместе с тобой. Поэтому я вложил много сил и, ей-богу, денег, потому что иначе было не докопаться до проделок Добрилы. Они с Ванкой всё это устроили. Да, душа моя, не буду грешить против неё… Ванка потом поняла, что наделала. А потому стала умолять Добрилу прекратить всё это. Но пути назад уже не было. В тот день, когда Косу выдавали замуж, слышался Ванкиный вой. Говорят, она никогда так не плакала, даже когда мужа не стало. И дочери. Думаю, тогда всё и навалилось на неё разом.

Крсту эти слова не потрясли, ибо он ожидал это услышать.

И был готов стоически перенести этот удар, сделанный матерью.

Глубоко затянувшись, он посмотрел Косте в глаза и продолжил:

- Я уже переболел тем, что ты мне рассказал. Хотя услышал это впервые, моё сердце подсказывало мне, что всё было именно так. Сейчас я пришёл не ради того, чтобы всё выяснить. А для того, чтобы сделать всё так, как и нужно было сделать сразу. Сразу после нашего прошлого разговора. Ваше предложение переехать в тот домик – пока я что-нибудь не подыщу – ещё в силе?

- Добро пожаловать! Хоть завтра можешь переселяться. Тебе понадобится несколько дней, чтобы это немного устроить, но ты же мастер. Я дам одного из моих слуг, чтобы он помог. И всё сделаете как можно скорее. Что ж, я очень рад, что у нас будет возможность покофейничать вместе. Знай: это правильное решение. Тебе там нет места. Твоя мать ужалила тебя в сердце. Да, она твоя мать, но она своенравна. Потом часто сожалеет об этом, но какой в этом смысл, когда есть в жизни такое, что уже невозможно вернуть. Пусть она побудет какое-то время одна. Может быть, так опомнится скорее, бес её знает… Тебе будет трудно забыть Косу, была она ангельски лепа. Но что делать. Нужно как-то жить дальше. Важно, что ты наметили для себя новый путь, и Бог даст, твоя доброта и твой труд будут оценены.

И так они договорились, что Крста с завтрашнего дня начнёт работать над приведением домика в порядок. Получит одного рабочего в помощники, и потом начнёт закупать материалы. В доме было три комнаты на первом этаже, деревянное крыльцо у входа и просторный каменный подвал, куда вели каменные ступени. Комнаты обставлены мебелью, поэтому кроме строительного ремонта, в первую очередь крыши и столярных работ, никаких серьёзных затрат не потребовалось. Крста быстро составил список всех необходимых ему материалов, а затем договорился с работником Косты, что завтра они поедут на телеге всё закупать.

Договор с Костом оказался весьма приемлемым. Попрощавшись с хозяином, он решил немного прогуляться по городу. Правда, с собой не было денег, но он вспомнил, что ему не заплатили за работу, проделанную ещё осенью, у господина Экрема. Договаривались, что он придёт за деньгами ближе к Рождеству. Теперь Крста направился на Малую чаршию, где у газды Экрема был склад.

Но там его поджидало новое разочарование. Поскольку за деньгами он не приходил, господин Экрем отправил долг Ванке. Это было месяц назад, и его мать ничего Крсте не сказала.

«Ну, это уже переходит всякую меру!» – думал он, мало-помалу теряя равновесие. – «Иду домой, чтобы порвать с ней раз и навсегда».

Он так разъярился, что даже не замечал приветствий, посылаемых ему прохожими, и торопливыми шагами мчался домой. Чувствовал, что теряет контроль над собой, но надеялся, что сможет успокоиться.

Войдя в дом, нарочно хлопнул калиткой, чтобы мать услышала и вышла. Не хотелось объясняться с нею при бабушке и брате.

Ванка стала перед ним в горделивой позе, как это она хорошо умеет, демонстративно осенила себя крестным знамением и начала:

- Что такое? Что ты лупишь дверями? Опять ракийя в голову стукнула?

И от этого выхода матери на сцену все его попытки сдерживать себя вмиг сошли на нет.

Сдерживаемый гнев извергался из него, как вулкан: лицо побагровело, вены на шее вздулись. Поднял голову и, задыхаясь от злости, рявкнкл:

- Послушай, женщина, когда ты была моей матерью, ты говорила со мной так. Теперь ты просто вор, который украл мои деньги. Господин Экрем прислал их мне, и я хочу, чтобы ты немедленно вернула их мне. Также возьму свою долю, которую оставил мне мой дедушка Стоян. Давай, готовь деньги, потому что ноги моей тут больше не будет.

 - Можешь их не искать. Их больше нет. Когда я увидела, что ты из-за юбки можешь потерять голову и спиться, я их убрала. Деньги, которые взяла себе у господина Экрема, – это деньги на дом, и ты в нём живешь.

При этих словах она вынула из-за пазухи кисет с монетами.

- Вот твоя доля денег Стояна. На! Пропей, проиграй! Делай, что хочешь. Можешь не возвращаться.

Бросила мешочек к его ногам, развернулась и ушла.

* * *

Удручённый и опустошённый, он появился у Тодора. Там все уже собрались и ждали только его.

- Ну, добро Крле! Что так долго, где тебя носило? Давай, садись, возьми ракийю, и поехали.

Крста снял плащ, бросил его на кровать и сел за стол.

- Вот, только с делами разделался. И сразу сюда. Ну, что. Наливай!

Крста вытащил из кошелька дукат. Все увидели золото, а потом переглянулись.

- Что, никогда не видели столько монет? Надо ещё разменять.

И бросил на стол золотую монету.

 - Сдушай, Крле, да если мы сложим всё, что у нас есть, и то не хватит, чтобы разменять. Надо идти к газде Дамьяну. Он дома. А ты пока что попей кофе и ракийи. Давайте, принесите человеку кофе, видите, что-то он немного раздражён, - распорядился Тодор и ушёл.

Всего за два часа игры Крста проиграл уже три дуката.

Просто невероятно, насколько не шла карта.

Когда начал подозревать, что друзья затеяли против него игру, предложил сделать перерыв, тем более, что его подташнивало.

- Я пройдусь до клозета, а ты, Тодоре, ставь ещё кофе.

Выпил он немного, всего несколько рюмочек ракийи, не мог он из-за этого проигрывать. Предчувствие, что все трое объединились против него, все более и более подтверждалось. Особенно подозрительно было то – как пошла игра в покер. Несколько раз у него были чрезвычайно сильные карты, и ставки поднимались, как он и предлагал… Но увы! Тодор и Жоля сдаются, а у Койла карты оказываются сильнее, чем у него.

Они уже не раз собирались играть, но никогда ещё не было, чтобы кто-то так много проигрывал. Видимо, их ослепила жадность, когда они увидели кошелёк с червонцами?

Возвращаясь из клозета, он бесшумно подошёл к двери комнаты, где они играли, и услышал нечто, что его окончательно добило.

- Я не собираюсь больше участвовать в этой грязной игре. Всё! - сказал Цойле.

- Да тихо ты! Услышит. Давай скажем, что будем играть ещё два часа. Получим от него ещё три червонца. И хватит! – убеждали его двое других.

Крста был поражён. Не мог поверить в то, что происходило.

Он быстро вошёл в комнату, схватил плащ и выбежал. Все повскакивали, пытаясь остановить его, но тщетно. Жоля первый взял себя в руки и сказал:

 - Не надо было нам так поступать, Тодоре! Знаешь, какое у Крсты сердце ранимое. Тем более, сейчас. Найди его, ради Бога! Я верну ему все деньги, которые добыл у него.

 - Я тоже всё верну! – поддержал Цойле. – Давай, Тодор, бежим за ним!

Схватил пальто и выбежали в глубокую ночь. Густая тьма даже не намекала на приближающееся утро. Подошли к распахнутой калитке.

Тихонько прошли во двор и постучали в окно комнаты Крсты.

Никто не ответил.

Попробовали ещё несколько раз.

Ничего.

Кто-то предложил подождать его. Наверное, ушёл куда-то ненадолго. Чтобы успокоиться. А скоро вернётся.

Уселись на камне у колодца, откуда хорошо просматривались ворота. Волновались. Ждали молча.

* * *

Всего в двадцати шагах от них, в сарае, скрючившись, опустив голову между колен, прислонившись к стене коптильни, рыдал Крста. Если бы отец был жив, всё было бы иначе. Он бы поддержал его. Крста безгранично верил в него. Любая беда была нипочём, когда рядом был он.

Помнится, как он напился первый раз в жизни. Ему было всего четырнадцать лет. Распили с ребятами из компании по несколько рюмок, а много ли подростку надо?

Отец усадил его рядом с собой на кровать.

- Послушай, сынок, я могу понять, когда кто-то напивается, имея для этого веский повод. Будь то радость или печаль. Если ты напился из-за чего-либо этого, что ж…  стало быть, ты стал мужчиной. А если нет, то ты ещё ребенок. Чтоб, не дай Бог, сказать: «животное». Хотя в четырнадцать лет ты уже не ребёнок. Ладно, давай, полежи здесь со мной немного. И подумай, придёт время, ещё поговорим об этом.

Крста лёг на кровать. Отец накрыл его своим плащом. И он тотчас же уснул.

Но разговора не забыл, и больше никогда не пил. Пока не случилось это с Косой.

«Такого человека сейчас нет рядом со мной», - подумал Крста. - «Может быть, лучше мне самому пойти к нему? Меня тут ничего не держит».

Он встал и в темноте дрожащими руками нащупал верёвку, которой был привязан конь. Петля уже зловеще поджидала его. Он поднялся наверх, накинул петлю и, не раздумывая, шагнул вперёд. Сначала он почувствовал боль в шее. Петля затянулась. Всё.

Больше ему уже не было ни холодно, ни жарко. Лихорадка прекратилась и его больше не трясло. Боль ушла.

Он видел себя, делающего первые шаги и падающего в объятия отца, улыбающихся дедушку и бабушку, когда он впервые сел в седло, и восклицание отца «молодец, сынок, молодец». Он также видел тот взгляд Косы, которым она наградила его в первый день в школе, вновь будто почувствовал её первое прикосновение у колодца...

А потом всё поглотила чёрная пустота.

Утренняя тишина была разорвана криком боли, эхом разнёсшимся по сербской улице.

Увидев окоченевшее тела мёртвого сына, Ванка окаменела.

Затем рухнула на колени и закричала.

Это был громкий крик, пронзительный, такой, который может произвести только материнская душа.

Предчувствие, долгое время мучившее её, подтвердилось. Но её потерянный взгляд говорил о том, что она не может принять реальность, которая подписью и последней печатью, закрепила свой приговор.

 

Перевод - Тихомиров П.В.