«И пришел опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку. И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его. Он же говорит человеку, имевшему иссохшую руку: стань на средину. А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить? Но они молчали. И, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою. Он протянул, и стала рука его здорова, как другая. Фарисеи, выйдя, немедленно составили с иродианами совещание против Него, как бы погубить Его» (Мк. 3: 1-6).
Господь, неся физическое исцеление, более предлагал духовное. Но отчего же вместо радости встречает озлобление и непонимание? Неужели дело только в соблюдении четвертой заповеди? Вряд ли. Видимо, проявление Божественной и чудесной сущности невольно приводит ограниченного человека в недоумение, после которого возможно отторжение от Истины и отчуждение, сопровождаемое злобной ненавистью и неспособностью к слушанию.
В этом плане эллины были предпочтительнее иудеев. Эллинам не откажешь в способности слушать, о чем и апостол писал, посетив афинский ареопаг. Философствование, в данном случае, сыграло положительную роль. Только выслушав, можно было составить определенное мнение. Независимо от оценки оно все-таки запечатлевалось в сознании. И возможно ростки нового отношения к Учению Христову зарождались таким странным образом. Но необъяснимое и чудесное, как и в иудее, в эллине вызывало недоумение и сомнение, и даже в качестве реакции - скептицизм. Но ищущее сознание, пройдя перевалы скептицизма, убеждается в его тупиковости. Пытаясь придти к бесстрастию, останавливались в недоумении, ибо внутреннее состояние души не имело сердечной любви и правильного суждения об Истине.
«Тот, кто сомневается, благо или зло та или иная вещь, тот ничего не преследует с жаром и нетерпением, потому он бесстрастен» (Секст Эмпирик). Но на память приходит эпизод, произошедший с художником Апеллесом. Рисуя коня, он решил писать его взмыленным. Но, не справившись, в отчаянии швырнул в картину, окрашенную в разные цвета губку, которая оставила за собой след, похожий на пену. «Также и скептики, преследуя бесстрастность и невозмутимость, игнорируя разницу между данными чувств и данными разума, не умея остановить рациональный дискурс в его движении потерпели неудачу, и эта неудача потянула за хвост бесстрастие, как тень их преследовала раздраженность» (Дж. Реале, Д. Антисери).
Потерян покой, а достижение абсолютного покоя, на меньшее эллин не согласен, возможно, только в Боге. И Бог, воплощенный во Христе, обитал среди нас. Не придти к Нему было глупостью и духовным преступлением. Но, повторюсь, эллин свой путь совершал через философские закоулки и проулки. Но приход к Богословию был только чрез разрушение философии, что констатировали сами антики.
«Даже если это (показ невозможности доказательства) компрометирует самое себя, из этого не следует обратное, что доказательство существует. Как часто нечто делает с собой то же, что с другими. Огонь, пожирая дерево, пожирает сам себя и затухает; слабительное вместе с гонимым из плоти, гонит прочь себя, так и аргументация против доказательства сама за компанию выброшена за борт как любая другая аргументация» (Секст Эмпирик).
Эмпирик предлагал освобождение, но это еще не было конечное освобождение. Это было начало пути, в завершении которого находилась Абсолютная Свобода – Христос.
Попытки исказить Ее приводят только к собственному саморазрушению. Но Вечность гуманна. Она уходит от зла, стараясь сохранить в человеке хоть капельку добра и любви.
«Но Иисус с учениками Своими удалился к морю; и за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и из-за Иордана. И живущие в окрестностях Тира и Сидона, услышав, что Он делал, шли к Нему в великом множестве. И сказал ученикам Своим, чтобы готова была для Него лодка по причине многолюдства, дабы не теснили Его. Ибо многих Он исцелил, так что имевшие язвы бросались к Нему, чтобы коснуться Его. И духи нечистые, когда видели Его, падали пред Ним и кричали: Ты Сын Божий. Но Он строго запрещал им, чтобы не делали Его известным» (Мк. 3: 7-12).
И эта капля, несмотря на трудности, увеличивалась. Дело Божие, в силу своей неистребимости, постепенно, не нарушая человеческой свободы, овладевало сердечными движениями человеческого существа. Примечательно, что зло остро почувствовало опасность Божественного воплощения. Ведь именно бесы одними из первых исповедовали Христа Сыном Божьим. В этом было свидетельство Истины, но и свойственное злу коварство. Знали, что всякий, нарекающий себя Сыном Божьим, может быть обвинен в богохульстве. Возможно, и поэтому Господь запрещал бесам делать имя Его известным. Духовные ростки только пробивались на ниве Господней, и заглушить их было бы непростительно. Слишком велика цена – жизнь как сущность.
Смерть, конечно, не оставляла попыток вернуть свое достояние. Болезнь, уродство, проказа – вот средства, чтобы человек озлобился и был несвободным. Поэтому Божественная Свобода объявила войну вселенским болезням. В этой войне Господь прибегает к чуду, то есть к нарушению физических законов, к царствованию духовного мира над дольним. Чудесное действие на самом деле представляло собой возвращение в райское бытие, когда деятельность Бога и человека была сплошь чудесной историей.
Возвращение в первозданное Бытие представляло собой созидание Нового Бытия. В этом Бытии царствовал не грех, но Бог. А первыми участниками этого Царства стали Апостолы, которых избрал Христос, наделив Своей властью.
«Потом взошел на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов; поставил Симона, нарекши ему имя Петр, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть "сыны громовы", Андрея, Филиппа, Варфоломея, Матфея, Фому, Иакова Алфеева, Фаддея, Симона Кананита и Иуду Искариотского, который и предал Его» (Мк. 3: 13-19).
Евангелист подчеркивает творческую волю Христа, знающего путь каждого человека. Спросят: зачем был призван Иуда? Чтобы исполнить предназначение. И в то же время для того, чтобы показать, куда может завести человека свобода, не идущая вослед Богу. Собственно, это уже не свобода, но ее жалкая тень. Конечно, господь знал слабости каждого апостола, но и понимал, что наступит тот момент, когда вера их будет непоколебима, когда Царствие Божие они будут брать силою. И, конечно, любая борьба сопровождается определенными трудностями.
Разве не знал Господь, что Симон еще не Петр? Безусловно, знал. Но сотворение камня требует времени, и это время когда-нибудь настанет. Разве не ведал Христос, что апостолы разбегутся? Еще как ведал! Но это бегство, это поражение странным образом вело к победоносному Царству Христову на земле.
Примечательно, что выходящее из ряда физических законов, подпадает под власть Божественных – высших по существу. А это не сразу осознается, даже очень близкими людьми.
«Приходят в дом; и опять сходится народ, так что им невозможно было и хлеба есть. И, услышав, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя» (Мк. 3: 20-21).
Спаситель пришел спасти человечество, понеся наши грехи и болезни на Себе. Античному миру это казалось странным. Его неординарность кажется чересчур не-человеческой, поэтому естественно стремление людей втиснуть Иисуса в привычные человеческие, подвластные законам физики, рамки. Только с течением времени придет понимание, что Божественное и есть чудесное. И это Божественное и чудесное сокрушало власть ада и смерти.
«А книжники, пришедшие из Иерусалима, говорили, что Он имеет в Себе веельзевула и что изгоняет бесов силою бесовского князя. И, призвав их, говорил им притчами: как может сатана изгонять сатану? Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот; и если сатана восстал на самого себя и разделился, не может устоять, но пришел конец его. Никто, войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его» (Мк. 3: 22-27).
Но зло хитрит, пытаясь Господа представить чуть ли не своим служителем. Но Христос размежевывает Добро и зло, показывая, что у добра нет ничего общего со злом. И всякая попытка переплести их есть обыкновенная уловка лукавого.
У Бога нет ничего общего с сатаной. Даже сама мысль, что у них есть что-то общее – кощунственна. Необходимо помнить, что Добро есть самостоятельная субстанция, а зло – ее извращение. Суть зла – в искажении Добра. И остановить это искажение может только Господь и Его Святая Церковь. Зло является как бы кривым зеркалом Добра. Потому совершенно понятно негодование Христа против фарисеев, пытавшихся Абсолютное Добро смешать с искажениями.
«Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили; но кто будет хулить Духа Святаго, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению. Сие сказал Он, потому что говорили: в Нем нечистый дух» (Мк. 3: 28-30).
К сожалению, именно в искажениях путается сознание человека. В результате, не разобравшись, начинает в своих бедах винить Бога. Печально, что, порой, верующие люди совершают такие искажения, что только диву даешься, забывая, что их собственное дыхание находится в руках Духа Святага, третьей ипостаси Святой Троицы. И мятеж против Святого Духа есть выступление против любви и свободы как Божественных Сущностей. Проявление враждебности порождает смуту, которая есть источник ненависти и войны. Достаточно взглянуть на Рим, не признававший Святой Дух, лишенный Его благодати. Вспомним Октавиана Августа. Да, Рим государственно сообразовался, принципат принес некий порядок и расцвет. Но не покидало ощущение, что этот порядок кладбищенский. Дав римскому народу мир и более или менее справедливые законы, Цезарь в собственной семье имел войну и жуткий разврат. И если это было позволено семье Августа, то почему это не могли совершать простые римляне?
Жизнь превращалась в игру, где роли были заранее распределены. Умирая, Октавиан воскликнет: «Хорошо ли он сыграл комедию жизни? И произнес заключительные строки: Коль хорошо сыграли мы, похлопайте / И проводите добрым нас напутствием» (Светоний).
Не о душе думал повелитель римлян. Он уходил со сцены, где, как ему казалось, неплохо отыграл свою роль. Рим отдавался театру, человек становился участником игрового действа, в финале которого были одни вопросы. Римлянин не мог понять, что есть Истина. Этот пилатовский вопрос блестяще показывает умственную усталость римской элиты. Эта усталость была закономерна. Причины крылись в том, что отсутствие животворного духа неизбежно превращает человека в манекен, состоящий из плоти и крови. И эта маниакальная плоть и кровь жаждала власти и наслаждений. Ради торжества инстинктов готовы были совершать чудовищные вещи.
«За 17 дней до апрельских календ (16 марта) дыхание Тиберия пресеклось, и все решили, что жизнь его покинула. И уже перед большой группой поздравляющих появился наследник Гай Цезарь (Калигула), чтобы взять в свои руки бразды правления, как вдруг стало известно, что Тиберий открыл глаза, к нему возвратился голос и он просит принести ему еду для восстановления сил, покинувших его.
Это повергает всех в ужас, и собравшиеся разбегаются, снова приняв скорбный вид и стараясь казаться неосведомленными о происшедшем, между тем как Гай Цезарь только что видевший себя властелином, погрузился в молчание в ожидании для себя самого худшего исхода.
Но Макрон, не утративший самообладания и решительности, приказывает удушить Тиберия, набросив на него ворох одежды» (Тацит).
Комедия, заканчивающаяся трагически, вершила свои законы. Собственные слуги-актеры решили устранить режиссера-императора, творя своеобразно понимаемое правосудие. Но правосудие покинуло римское общество. Оно не могло быть там, где отсутствовал Дух Святый в сердцах человеческих. Искать духовного осмысления в поступках прислуги Тиберия вряд ли имеет смысл.
Безусловно, не чернь определяла общественное движение и духовное сознание народа. Однако ее силу не учитывать было нельзя. Видимо, духовное падение происходило вследствие слабости той же философии перед обыденным сознанием, которая скорее была моральным кодексом, чем животворным учением, способным совершить переворот в человеческом естестве.
Таковая животворность могла исходить только от тех, кто получил ее от Христа, кто принял светоносное Учение и наполнил свою жизнь духоносной Любовью.
Существовать без Христа было можно, но жить – нет! Жизнь требовала отречение от века сего, чтобы обрести Вечность. И уже не плоть и кровь должны были стать советниками сознанию, но Дух Божий. Поэтому необходимо помнить, что для достижения духовной свободы, следует преодолевать и сопротивление самых близких тебе людей. Тем более, что Сам Господь показал нам образ поведения.
«И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его. Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя. И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мк. 3: 31-35).
Путь в Царствие Божие есть отказ от прежней жизни во имя жизни Новой. Путник приобретает давно забытую райскую действительность, где его воля соединяется в свободном порыве с Волей Божества. И если ближние не принимают очевидного закона Бытия, то, тем самым, отказываются от Любви и Свободы. Следование за ними из так называемого человеколюбия представляет собой предательство Истины. Идущему в Храм стоит ли задерживаться возле трактира? Не потеряет ли во время остановки своей внутренней свободы? Не забудет ли сознание Слово, если образы века сего станут затмевать взор? Ответ очевиден.
Испивший воды из Христовой реки неминуемо узнает горечь прежнего пития. Река же течет для всех: и для мужчин и для женщин. Христос не различает пол: вся во Христе новая тварь, по слову Апостола. Христианство – Учение, которое признало в женщине присутствие Божие, а значит право на свободу. Отныне люди становились друг другу братья и сестры. Свет Христов стал доступен каждому, кто желал Его присутствие в себе.
Глава 4
К каждому обращается Господь, к верующим и неверующим. Только методика обращения, что психологически естественно, различна. Так рождаются притчи.
Одни воспринимают Истину прямо, другие же – в художественной и иносказательной форме.
«И опять начал учить при море; и собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сидел на море, а весь народ был на земле, у моря. И учил их притчами много, и в учении Своем говорил им: слушайте: вот, вышел сеятель сеять; и, когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то. Иное упало на каменистое место, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло. Иное упало в терние, и терние выросло, и заглушило семя, и оно не дало плода. И иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят, и иное сто. И сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит! Когда же остался без народа, окружающие Его, вместе с двенадцатью, спросили Его о притче. И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи. И говорит им: не понимаете этой притчи? Как же вам уразуметь все притчи? Сеятель слово сеет. Посеянное при дороге означает тех, в которых сеется слово, но к которым, когда услышат, тотчас приходит сатана и похищает слово, посеянное в сердцах их. Подобным образом и посеянное на каменистом месте означает тех, которые, когда услышат слово, тотчас с радостью принимают его, но не имеют в себе корня и непостоянны; потом, когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняются. Посеянное в тернии означает слышащих слово, но в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода. А посеянное на доброй земле означает тех, которые слушают слово и принимают, и приносят плод, один в тридцать, другой в шестьдесят, иной во сто крат» (Мк. 4: 1-20).
Христос обронил Свое Слово в весьма противоречивую эпоху. Но, видимо, любая эпоха и каждый ее представитель узнает в рассказанном себя. В римскую эпоху это было внове.
И новизна поражала! В ней находили источник спасения и вдохновения. Видимо, многие творческие натуры пришли к Христу через притчевую форму. Стоит напомнить, что Эллино-римский мир ценил поэтическую метафору и творческий дар в человеке. Гомер, Гесиод, Софокл, Эсхил и Еврипид почитались как боги. Мифы, обработанные гениями, воздействовали на сознание эпохи. Песнь, звучащая на симпозиуме, звала не только к наслаждениям и нектарным возлияниям, но и к горнему миру. Было желание соприкоснуться с Неведомым и Великим. Как тоскует Анакреон при мысли, что придется покинуть этот мир, лучше которого он не знает. И в этой тоске прорывается необъяснимое уважение к чудесному. Это чудесное хотелось отобразить, запечатлеть, оставить в вечности, сохранить в памяти. Человек жаждал Бытия, и это Бытие воплощалось в художественных формах.
К этому можно относиться по-разному. Платон, например, отрицал искусство как недостойное подражание. И, наверное, он имел основание так полагать, ибо всякая копия всегда хуже оригинала. В то же время Аристотель придавал искусству важнейшее катарсическое значение. Истина, видимо, как всегда, посередине.
Конечно же, нельзя не согласиться, что искусство вторично, если можно выразиться, фотографично. Однако эмоциональное воздействие, которое несет искусство вовсе не вторично. Да и вторично ли искусство? Не узнаем ли в том или ином образе себя? Не входит ли в наше сознание рассказанная притча? Не становимся или участниками творческого акта, совершенного Божественной волей.
Безусловно, искусство – подражание, но, если оно становится Божественным деянием, то не наполняется ли наша жизнь сущностью, не становится ли самым, что ни на есть, натурализмом? Человеческое бытие сливается с Божественным. И особенно это проявляется в таком жанре как притча. Бог творит, и человек, как Его создание, отвечает на это творчество. В способности к творчеству мы стоим выше ангелов, которые выполняют только функции, по словам О. Андрея Кураева, почтальона.
Видимо, наша творческая способность представляет собой первую ступень познания Божественного Бытия. На эту ступень познания не все допускаются сразу. Вначале шаг совершили Апостолы, остальным же Господь дает в той мере, какой соответствует его духовное состояние. Через притчу познаем свое духовное положение. Это как в отношении к поэзии. Душа черствая и холодная не воспримет лирическое стихотворение, и будет продолжать существовать в прозаическом мире; душа восприимчивая – радостно ощутит эмоциональное прикосновение прекрасного, но через время забудет; третьи же, обладающие творческим даром, проникнутся любовью к поэзии, увидев в ней созвучие своему бытию, но, ленивые по природе, лишь мгновениями будут соприкасаться с Вечностью, предаваясь воспоминаниям в часы редкого досуга, ибо остальное время занято суровой необходимостью; и только четвертые, не забывая первой любви и полученного Божественного дара, невзирая на трудности и препятствия века сего, неустанно в меру таланта своего служат Слову.
Только способный к творчеству человек, помнящий, от Кого получил свой дар, мог понять, сказанные Богом слова.
Греко-римский мир ожидал творческого воздействия и был к нему готов. Творец через Свой дар возвращал к Себе Свои творения. И творение, получив Свет Откровения, по Божественному замыслу, уже не должно было возвращаться в тьму.
«И сказал им: для того ли приносится свеча, чтобы поставить ее под сосуд или под кровать? не для того ли, чтобы поставить ее на подсвечнике? Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу. Если кто имеет уши слышать, да слышит! И сказал им: замечайте, что слышите: какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам, слушающим. Ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мк. 4: 21-25).
Первые христиане и были первыми свечечками Царствия Божьего. Они несли в своих светильниках Свет Христов, расширяя пределы светозарности.
Это происходило в противоречивую эпоху, когда наряду с поисками света, человек пускался во все тяжкие, присущие тьме, грехи. Для народной массы порок был более естественен, чем, например, целомудрие. Достаточно вспомнить времена Калигулы, когда казалось, что миром управляет умалишенный. «Помраченность своего ума он чувствовал сам и не раз помышлял удалиться от дел, чтобы очистить мозг» (Светоний).
Вместе с императором и мир погружался в полуобморочное состояние. И в тот момент, когда на Востоке загоралась Любовь, Римом управляла ненависть. Калигула любил трагически повторять: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись!»
Когда Восток озарялся Светом нестяжания, Рим упивался неукротимой алчностью своего повелителя. «Когда у его родилась дочь, то он потребовал от римского народа денежных подношений на ее воспитание и приданое. В первый день Нового года он встал на пороге своего дворца и ловил монеты, которые проходящий толпами народ всякого звания сыпал ему из горсти и подолов. Наконец, обуянный страстью почувствовать эти деньги наощупь, он рассыпал огромные кучи золотых монет по широкому полу и часто ходил по ним босиком или подолгу катался по ним все телом». И далее Светоний добавляет: «Поистине не было человека такого безродного и такового убогого, которого он не постарался бы обездолить».
Духовная ущербность поработила повелителей тогдашней Вселенной. Изощряясь в придумках, Гай Цезарь пожелал коня сделать консулом римской империи. И сенат этого Рима готов пойти на то, чтобы рядом с ними находился императорский конь. Они даже заготавливали речи по поводу предстоящего события, введения коня в сенат.
Совершенно естественно, что изощренного в темных делах императора, убили в одном из темных дворцовых переходах. Смерть рождало смерть. Убивший цезаря был убит по приказу следующего цезаря. И, казалось, нет никакой надежды этому миру.
Но эту надежду с Востока несли первые христиане, раздвигая неугасимым Божественным огнем пределы Вселенной. Этот Свет призывал к любви. Бог пришел не убивать людей, а попытаться сделать их лучше, чище и добрей. Бог не судить пришел мир, но спасать, победив грех и смерть. Сам Господь жертвовал Собой ради Своих творений. В жертвенности истинное назначение христианина: она помогает не затушить огонь любви, драгоценный дар Божий. Тогда никогда не накроет колпак свечу Господню, но будет гореть еще ярче, согревая своим теплом уставшее и заблудшее человечество.
Именно первохристиане спасли мир от полного затмения. Конечно, это спасение могло произойти только при Божественном содействии, Его личном участии в делах мира.
«И сказал: Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва» (Мк. 4: 26-29).
Каждый христианин должен об этом помнить, в первую очередь, полагаясь на Бога. Следуя абсолютной воле Господней, христианин сохраняет свою исконную свободу. Господь управит наш путь, если будем беспрекословно Ему доверять. Те, кто Ему доверился, увидели, что сила Христова покорила всю Вселенную. Какое еще учение обладает такой устойчивостью? Многие религиозные учения прошлого и настоящего канули в лету, едва появившись, но Церковь Христова непоколебимо стоит, являясь столпом и утверждением Истины, по слову Апостола. Многие учения потому и существуют, что в своих основных положениях используют этическое Учение Христа.
Доказательством может служить Стоя, привлекательнейшее учение древнего мира. Многие столетия это учение было фундаментом общественного сознания. Но, находясь рядом с Истиной, не смогли признать Ее Правду. Вспомним Эпиктета. Его философия почти уже достигала высот Богословия, но, оставаясь в русле сократовской традиции, не мог утвердить свое сознание в Божественном Бытии. Он жаждал творить Добро, понимая, что следование Богу, есть непреложное следование Добру. Однако его сознание не могло постичь, что Добро личностно. Потому и прошел мимо Царствия Божьего.
К сожалению, это была беда философов. Слишком много занимались идеальными системами, выстраивали их, удаляясь, таким образом, от личностного начала.
О, философы прекрасно владели психологией, так сказать философией души, прекрасно и умело говорили об интеллекте, но проходили мимо обожения человеческой природы, которое нес человеческому естеству Христос. Тот же Эпиктет критерием истины считал pronaizesis, т.е., по словам Джованни Реале и Дарио Антисери, «пред-выбор, пред-решение на уровне предельного основания, его человек делает раз и навсегда, что и определяет его как моральное существо». Этот выбор лежит в нашей воле. Эпиктет писал, что «не плоть ты и е кожа, но выбор моральный: и если он прекрасен, блажен ты будешь вовеки».
Прекрасно! Но эта великая мораль оказывалась безжизненной, ибо в ней отсутствовал Богочеловек, возделывающий человеческое поле, независимо от нашего сознания и нашей воли. Но при этом, предоставляющий нам совершать нравственный выбор. Вот когда появляется смысл и находим истинную свободу и истинное благо, которое не в нашей воле, как считал Эпиктет, а в Господней. Кстати, сам же Эпиктет и противоречил себе, когда говорил, что истинное благо в следовании Богу, и оно же в нашей воле. Это противоречие, в принципе, присуще той своеобразной эпохе и мешало ясному пониманию Истины. Но ясность неизбежно освещает даже самые темные закоулки нашего сознания. Но для этого необходимо время, чтобы совершить, при Божественном содействии, моральный выбор.
«И сказал: чему уподобим Царствие Божие? или какою притчею изобразим его? Оно — как зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле; а когда посеяно, всходит и становится больше всех злаков, и пускает большие ветви, так что под тенью его могут укрываться птицы небесные. И таковыми многими притчами проповедывал им слово, сколько они могли слышать. Без притчи же не говорил им, а ученикам наедине изъяснял все» (Мк. 4: 30-34).
Маленькая горсточка учеников перевернула всю Вселенную, предлагая изначальное Слово и первобытную Суть. Царствие Божье постепенно овладевало сознанием людей, вытесняя греховное вещество из нашего естества. Кстати, именно из-за этой греховности субъективная воля не может быть благом. Она способна совершить выбор между Добром и злом, и в этом ее особенность. И, когда она сделала выбор в пользу Добра, то происходит ее преображение и преображение действительности.
Критерием же Истины остается Христос. Он является основанием всего Сущего и Незыблемого. Зыбкое и промежуточное умирает. Поэтому в зыбком нет Истины. Она возможна только в Постоянном, Которое приходит к нам, совершая глобальный переворот.
Иногда задаешь себе вопрос: как такое малое количество людей могло преобразить весь мир? Видимо, только безусловная преданность Христу, явилась фундаментом победы Божественного Бытия. Человек обретал свою первоначальную самость. Возвращение к изначальному образу, побуждаемое Христом, невозможно было остановить. Это противоречило бы заложенному в человеке Божественному семени.
Диавол исказил нашу природу, не без нашего, конечно, участия. Христос, придя в мир, приглашал нас к истинному возрождению того дара, который получили Адам и Ева. И тот, кто совершал выбор, получал древнюю драгоценность, становясь одухотворенным созданием, приобщая к своему выбору ближних своих. Старый мир уходил – Новый наступал. Господь удалял от нас ущербное состояние души, чтобы мы обрели Вечность. При этом Господь сохранил нашу уникальную личность, подчиняя физические законы духовному Бытию.
«Вечером того дня сказал им: переправимся на ту сторону. И они, отпустив народ, взяли Его с собою, как Он был в лодке; с Ним были и другие лодки. И поднялась великая буря; волны били в лодку, так что она уже наполнялась водою. А Он спал на корме на возглавии. Его будят и говорят Ему: Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем? И, встав, Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И сказал им: что вы так боязливы? как у вас нет веры? И убоялись страхом великим и говорили между собою: кто же Сей, что и ветер и море повинуются Ему?» (Мк. 4: 35-41).
Господь совершал творческий акт. Это был шаг Богочеловеческой Личности, показывающий способность к совершению чуда, что поражало и приобщало к Его вершителю. Без всякой философии сознание начинало богословствовать. Отброшены обходные пути и во всей Красоте открылась Истина. Просто и красиво Божественная Суть вошла в человеческое естество. После увиденного и узнанного чуда жизнь человека становилась по определению другой. Новое Бытие становилось частью нашего существа.
Конечно, не сразу приходит осознание происходящего. Постепенно ясность и простота осветит сложнейшие вопросы Бытия. Каждый получит то, что будет соответствовать его мировоззрению. Произошло главное: для христиан завершилось время, отныне оно было Христовым. И само время стало интересовать только потому, что духовное состояние того или иного человека или сообщества еще не перешло в Вечность. Поэтому-то так интересна эпоха пришествия Христа, эпоха перехода, возвращения и Рождения.
Глава 5
Господь не только рождал, но и творчески преображал мир, в который пришел.
«И пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую. И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни; увидев же Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему,
и, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? заклинаю Тебя Богом, не мучь меня! Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той. Паслось же там при горе большое стадо свиней. И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море. Пасущие же свиней побежали и рассказали в городе и в деревнях. И жители вышли посмотреть, что случилось. Приходят к Иисусу и видят, что бесновавшийся, в котором был легион, сидит и одет, и в здравом уме; и устрашились. Видевшие рассказали им о том, как это произошло с бесноватым, и о свиньях. И начали просить Его, чтобы отошел от пределов их. И когда Он вошел в лодку, бесновавшийся просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус не дозволил ему, а сказал: иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобою Господь и как помиловал тебя. И пошел и начал проповедывать в Десятиградии, что сотворил с ним Иисус; и все дивились» (Мк. 5: 1-20).
Изменяемое становилось неизменяемым. Помешанная и жуткая эпоха начинала приобретать осознанные черты. Сила зла вынужденно отступала, отдавая за пядью пядь человеческую душу. Зло оказалось беспомощным в борьбе с Добром. Эпоха еще содрогалась, еще билась в судорогах; бесы, ушедшие в свиней, еще пытались ухватиться за человеческие сердца. Люди не понимали значения, совершаемого Им действия: они удивлены и в страхе; генезис первородного греха не отпускает. Но деяние произошло, начиналось освобождение. Процесс освобождении будет мучительно долгим. Слишком тяжела историческая ноша греха и прелести, тяжела найти свою первоначальную суть и сбросить Каинову печать.
Приземленность и приспособляемость к обстоятельствам мешали открыть духовное зрение и вдохнуть горнего воздуха. Но шаг был совершен, обретение Вечности совершалось.
Еще будут Калигулы и Нероны, Домицианы и Каракаллы, Гелиогабалы и Галлиены, но это будет пир во время чумы. Ничто уже не могло остановить надвигающийся Свет.
И то, что тьма сопротивлялась, давало возможность, при увеличении сопротивления, расширить влияние Света, а значит Любви и Свободы.
Свободу во Христе, конечно, не следует ассоциировать с политической или социальной свободой. Поиск внешней свободы без внутреннего освобождения приводит к тому, что человек боится заглянуть в тайники своей души, перевязанной невидимыми цепями. Увидев же освобожденного человека, люди не возрадовались, а испугались: их совесть затвердела, а ум отупел. Рабство устраивало, хотя, уверен, вопросы внешней свободы подымались постоянно. Чем лучше они бесноватого? Разве что тихим помешательством: они люди душевные, но не духовные.
Слава Богу, что так называемая внешняя свобода не восторжествовала в то переходное время. Принципат наступал, и человек Римской империи совершал выбор: либо внешняя видимость свободы, либо внутреннее господство Царства Божия в человеческом естестве. Тот, кто выбирал первое, шел на смерть, убивая тирана и обрекая на гибель близких, с удивлением обнаруживая, что сражался за фикцию. Тот же, кто выбирал второе, уже тирана и не замечал, ибо Свободу духовную невозможно ограничить никакими земными установлениями. Можно убить тело, но не душу. Внешнее при таком положении вещей третьестепенно.
Обретший Свободу неизбежно приходит к Божественной Любви, в которой отсутствует страх. Любовь становится радостным смыслом бытия. Поэтому Господь разрешает возвестить бывшему бесноватому о своем чудесном исцелении. Он возвещал о своем приобщении к Любви, что, в принципе, было понятно еврейскому народу. Сложнее это понималось язычниками, для которых любовь зачастую понималась некоей формой досуга.
Но именно в этот языческий мир пошел освобожденный и возрожденный человек. Он призывал стать частью целого. Конечно, вряд ли он везде нашел понимание, но это и не удивительно. Но произошло главное: душа открыла для себя духовные врата, чрез которые устремились первенцы Свободы и Любви. Дорога к Вратам была длинной, но и благодарной. Человек избавлялся от груза прежних согрешений и похотливых чувствований. Приняв в себя Любовь, он стал изнутри освещенным Ее, соучаствуя триединому Свету.
Безусловно, Любовь пришла не на пустое место. За полвека до описываемых событий в римском обществе происходило узнавание любви не только как инстинкта, но как великого чувства, идущего изнутри человеческого естества. В этом огромная заслуга Катулла, Проперция и других их современников. Но все-таки это было еще чувство, которое хоть и избавляло от досуга, но не давало Свободы и Любви. Они еще не достигали совершенства, но были ступенькой к Нему. Почему ступенькой?
Да потому что любовь их стала деятельной, ответной, а не только жаждущей наслаждений. В их любовь вошли вдохновение и чувство поклонения. Любовь становится религиозным чувством, что до Катулла было практически неприемлемо в эллино-римском мире (разве что гомеровский Одиссей обладал этим чувством к Пенелопе). Он даже вынужден искать новые слова, чтобы выразить новые отношения, ибо «любовь» для римлянина означало «желать». И эти отношения будут выражаться словом «благожелательность», несущем в себе явный религиозный оттенок. Благожелательность и станет ступенькой, возводящей естество эллина и римлянина к духовному миру.
Свою Клодию Катулл не желает унизить чувственной страстью, но восклицает: «Не так, как простых подружек, а так, как отец любит сыновей и зятьев».
В этом творении нет места низменному и похотливому чувству: здесь начальная высота, с которой начнется путь к Абсолютной Свободе.
Конечно же, в основном языческий мир еще пребывает в чувственном плену. Но уже есть вестники нового бытия. К этим вестникам и пришел Господь.
Его ждала стенающая плоть и скорбящая душа. Христос пришел спасти всякого, но не всякая душа могла вместить в сознание Его воплощение. Кто не вмещал, просил отойти от пределов своих. Их не тронуло вестничество поэтов, не могло быть понято и духовное освобождение. Для них ценность материи безусловна, потому что сиюминутно выгодна. В их душах еще царствовал инстинкт желания.
Узнавшие же Свободу двинулись особым путем. Этот путь предполагал, конечно же, доверие. Господь не позволил быть, получившему Свободу, рядом с Собой. Видимо, Он хотел убедиться в верности этого человека. Часто, получив просимое, забываем свое прежнее состояние, становясь неблагодарными и, тем самым, фактически возвращаясь в это самое плененное состояние. И тогда второе хуже первого.
Поэтому Свобода и Любовь немыслимы без веры в Них.
«Когда Иисус опять переправился в лодке на другой берег, собралось к Нему множество народа. Он был у моря. И вот, приходит один из начальников синагоги, по имени Иаир, и, увидев Его, падает к ногам Его и усильно просит Его, говоря: дочь моя при смерти; приди и возложи на нее руки, чтобы она выздоровела и осталась жива. Иисус пошел с ним. За Ним следовало множество народа, и теснили Его. Одна женщина, которая страдала кровотечением двенадцать лет, много потерпела от многих врачей, истощила всё, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние, — услышав об Иисусе, подошла сзади в народе и прикоснулась к одежде Его, ибо говорила: если хотя к одежде Его прикоснусь, то выздоровею. И тотчас иссяк у ней источник крови, и она ощутила в теле, что исцелена от болезни. В то же время Иисус, почувствовав Сам в Себе, что вышла из Него сила, обратился в народе и сказал: кто прикоснулся к Моей одежде? Ученики сказали Ему: Ты видишь, что народ теснит Тебя, и говоришь: кто прикоснулся ко Мне? Но Он смотрел вокруг, чтобы видеть ту, которая сделала это. Женщина в страхе и трепете, зная, что с нею произошло, подошла, пала пред Ним и сказала Ему всю истину. Он же сказал ей: дщерь! вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей. Когда Он еще говорил сие, приходят от начальника синагоги и говорят: дочь твоя умерла; что еще утруждаешь Учителя? Но Иисус, услышав сии слова, тотчас говорит начальнику синагоги: не бойся, только веруй. И не позволил никому следовать за Собою, кроме Петра, Иакова и Иоанна, брата Иакова. Приходит в дом начальника синагоги и видит смятение и плачущих и вопиющих громко. И, войдя, говорит им: что смущаетесь и плачете? девица не умерла, но спит. И смеялись над Ним. Но Он, выслав всех, берет с Собою отца и мать девицы и бывших с Ним и входит туда, где девица лежала. И, взяв девицу за руку, говорит ей: "талифа куми", что значит: девица, тебе говорю, встань. И девица тотчас встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати. Видевшие пришли в великое изумление.
И Он строго приказал им, чтобы никто об этом не знал, и сказал, чтобы дали ей есть» (Мк. 5: 21-43).
Обретая Свободу и Любовь, верующий в Них получает и жизнь. Смерть – этот страшный бич рода человеческого, это ужасное проявление несвободы и насилия отступает от тех, кто вверил свой путь Христу.
Господь не просто воскрешает дочь Иаира, но побеждает смерть. Примечательно, что воскрешается девочка 12 лет, только начинающая свое вхождение в греховный и похотливый мир. Возраст, когда девочка превращается в девушку, когда начинается пора очищения и боли, полученные вследствие грехопадения Евы. Но если Ева была изгнана из рая и обрела смерть, то ее дочь, умерев, возвращалась на землю, на которой присутствовал Сам Бог. Она получала не только жизнь, но и Свободу. И от нее зависело, как она ее распорядиться. Эту же Свободу обрела и женщина, страдавшая кровотечением. На ее веру Христос ответил Любовью и милосердием. Обретая, таким образом, Веру, Свободу и Любовь, человеческое естество побеждало смерть и сопутствующие ей болезни.
Но почему Господь не разрешает рассказать о произошедших чудесным событиях? Причина, видимо, в том, что еще не все были готовы принять Царствие Божие в свое сердце: они еще смеются. Им ли сообщать об освобождении?
Здесь тайна великого сотворения. Исцеление бесноватого невозможно было скрыть, да это и не нужно было. Слишком значима его радость. Воскрешение же дочери Иаира было дело сугубо личностное, как и исцеление кровоточащей. Происходила личная встреча творения с Творцом. И нарушать духовную интимность было бы делом не Божеским. Именно прямые личностные отношения между Богом и человеком устраняли вековые препятствия на пути человека к Богу.
Древний мир из-за своей эпичности, порой, терял важное: драгоценную нить, связующую относительность с Вечностью. Но, когда пришел Христос, относительность приобрела духовную самость, уже лишенную языческих представлений. Душа, узревшая Бога, стала узнавать первобытие. Происходило возвращение в первобытную реальность. Человек избавлялся от вековых наслоений подлости и греха, становясь тем, кем был задуман Творцом.
В античный мир действительно пришла Свобода. И это Свобода была не мнимая.
Конечно, не все ее ожидали. Рабство так прилипло к естеству человека, что он не готов был от него отказаться. Но ищущие Добро, были рады пришествию Абсолютной Свободы и Истины. В мир пришла Гармония и Красота, и отвергнуть Их представлялось чудовищным бессмыслием. Причем, эта была не только внешняя Гармония и Красота, чего, в принципе, языческий мир достиг, но Красота и Гармония внутренняя, приводящая к духовному единению с Богом. В мир пришел Свет, излучающий изнутри нашего существа. Начиналась Новая эра человеческой истории. Мелкое и ненужное устранялось, чтобы уступить место великому. В человеческую цивилизацию вошла Божественная Плоть, животворящая и спасающая. Еще не наступило пасхальное торжество, но весомый шаг к нему был сделан.
Великое и таинственное дело Любви постепенно завоевывало сердца, вступая в область человеческого подсознания и мироощущения.
Но тьма не собиралась сдаваться без боя. Она начинала воздействовать мнимой очевидностью, пытаясь вырвать из сердец доверие, посеять сомнение.
Глава 6
«Оттуда вышел Он и пришел в Свое отечество; за Ним следовали ученики Его. Когда наступила суббота, Он начал учить в синагоге; и многие слышавшие с изумлением говорили: откуда у Него это? что за премудрость дана Ему, и как такие чудеса совершаются руками Его? Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли, между нами, Его сестры? И соблазнялись о Нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников и в доме своем. И не мог совершить там никакого чуда, только на немногих больных возложив руки, исцелил их. И дивился неверию их; потом ходил по окрестным селениям и учил» (Мк. 6: 1-6).
То, что не приняли Господа, конечно, печально, но ужаснее, что не желали даже замечать Его, стремясь продолжать свое жалкое существование, как будто в мире ничего не произошло.
Тьма замыслила сделать все возможное, чтобы Свет как бы прошел мимо. Более того, лишенный Божественной сущности Он как бы превратится в имитацию самого себя. И, таким образом, станет не опасным, но даже союзным ночи. Этот коварный план во многом удался. Ибо сознание было настолько язычески приземленным, что дьявольский успех казался несомненным. Забыть, закрыть пылью веков, не упоминать пришествие Абсолютной Свободы и Любви. Если внимательно всмотримся в рукописи тех лет, то не обнаружим упоминаний об Иисусе Христе. А если и писали, то, как бы вскользь, как о незначительном, не заслуживающем внимания событии.
Великими были не этот странный Проповедник, но цезари, вершившие, как им казалось, судьбы мира и людей. В Анналы попадали события, в которых героическое соседствовало с подлостью. Римский мир особенно любил историю предков. Они никогда не забывали галльского короля Бренна, сказавшего знаменитую фразу – горе побежденным. Но, изучая историю, на самом деле были побеждены сиюминутностью. Эта цивилизация, в момент пришествия Христа, еще занималась гекзаметрами и верлибрами.
Это был хитроумный план: замолчать, чтобы потом сказать, что Христа на самом деле не было, это всего лишь легенда, дурной сон. Имя Господне пытались удушить на задворках истории, вычеркнуть из каждого пергамента. Не Деяния Христа будут предлагать народам, а, безусловно, поучительные мартовские иды Юлия Цезаря, так печально для него завершившиеся. Эти иды объявят переломом, началом новой истории. И не Христос, при лукавом советовании, будут утверждать совершил революцию духа, а те, кто убивал Цезаря, выковывая новый человеческий тип. Дела Брута и Кассия будут объявлены важнейшими; логии арамейского Проповедника и Странника будут старательно замалчиваться. Недаром все антихристианские революции будут брать этих римлян в качестве примеров для подражания, на них опираться в своей разрушительной деятельности. В какой-то степени даже был порожден новый психологический тип. Но этот тип потому существовал, что явился противовесом Добру и Справедливости, воплощенных во Христе.
В принципе, исторической перспективы этот тип не имел. Он и интересен только тем, что имел место во времена, предшествовавшие земной жизни Иисуса Христа. Как и Цезарь при всей громадной исторической роли не мог совершить того переворота в сознании, какой совершил Христос. Тем и удивительнее, что, не обладая информационной мощью, каковой обладали римские общественные деятели, Учение Христово доходило до сознания античного мира. Господь не приходил насильно. Не желающие общения с Ним, становятся отверженными, но эта отверженность - результат их права выбора. Более того, Бог сам уходит, разве что, удивляясь тому, что люди отказываются быть здоровыми. Те же, кто пошел за Ним, составили Первенствующую Церковь.
«И, призвав двенадцать, начал посылать их по два, и дал им власть над нечистыми духами. И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд. И сказал им: если где войдете в дом, оставайтесь в нем, доколе не выйдете из того места. И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу. Они пошли и проповедывали покаяние; изгоняли многих бесов и многих больных мазали маслом и исцеляли» (Мк. 6: 7-13).
Церковь, несущая в мир Добро и Справедливость. В мир пришла Истина и одновременно Слово. Последователи Христа стали истинными филологами, преображая человеческое естество. Небольшое сообщество христиан творило великое дело, чем все дела, удостоенные анналов великих историков. Христианский мир обоживал человеческую душу, претворяя прах в огненное естество, сжигая доселе царствовавший в человеческой плоти грех. Не принявшие Божественного огня, оставались в Содоме и Гоморре, где огонь был адского свойства, где человек обрекал себя не на мнимое, но реальное забвение.
Разве после свершенных чудес можно было отрицать, что в преходимый мир пришла Вечность и Жизнь. И эта Вечность не могла быть не замеченной. Это все равно, что не признать собственное бытие. Хотя именно это и делают противники Христа. Впрочем, и не только Его. Все, что не вписывается в круг своеобразно понятых и эгоистичный представлений подвергается глумлению и смерти. Не так ли поступил Ирод?
«Царь Ирод, услышав об Иисусе, — ибо имя Его стало гласно, — говорил: это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Другие говорили: это Илия, а иные говорили: это пророк, или как один из пророков. Ирод же, услышав, сказал: это Иоанн, которого я обезглавил; он воскрес из мертвых. Ибо сей Ирод, послав, взял Иоанна и заключил его в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что женился на ней. Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего. Иродиада же, злобясь на него, желала убить его; но не могла.
Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берёг его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его. Настал удобный день, когда Ирод, по случаю дня рождения своего, делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, — дочь Иродиады вошла, плясала и угодила Ироду и возлежавшим с ним; царь сказал девице: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе; и клялся ей: чего ни попросишь у меня, дам тебе, даже до половины моего царства. Она вышла и спросила у матери своей: чего просить? Та отвечала: головы Иоанна Крестителя. И она тотчас пошла с поспешностью к царю и просила, говоря: хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя. Царь опечалился, но ради клятвы и возлежавших с ним не захотел отказать ей. И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел, отсек ему голову в темнице, и принес голову его на блюде, и отдал ее девице, а девица отдала ее матери своей. Ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе» (Мк. 6: 14-29).
Трусливое подобие человека, достойное идумейской династии. Строили дворцы и храмы, не забывая при этом убивать праведников и пророков. Удивительная близорукость мышления! Строят гробницы Святым, исправляя Закон Божий себе в угоду. Закон Абсолютной Свободы понимали как свое субъективное право. Звезды притягивали за воображаемые уши к земле, но они, согласно законам физики, бесстрастно наблюдали на свершаемые безобразия. К Ому же, весьма странным выглядел этот идумейский мир, пытавшийся войти в римскую цивилизация, сохраняя какой-то непонятный даже иудейскому сознанию иудаизм. Идумейское царство представляла собой кашу, в которой варилась многообразное варево. Эти кашевары не отличались чистоплотностью и порядочностью, достаточно вспомнить Ирода Великого и недалеко ушедшего от него Ирода Антипу. Эти цари вели образ жизни, присущий языческим царям, но никак не благочестивым царям Израиля. Завершалось для них это плачевно. Ирод Великий умер, заживо гния и прося, чтобы его поскорее убили. Его предсмертные муки сводили с ума видавших многое его приближенных. Царь хотел покончить жизнь самоубийством, но при этом не забывал отдавать приказы об устранении собственных сыновей.
Ирод Антипа был повторением Старшего, правда, повторением блеклым и тусклым. Но, если Ирод Великий убил мучеников-младенцев, положив основание Небесной Церкви, то Антипа убивал Начаток Царствия Божьего на земле Иоанна Крестителя и Предтечу Христа. Лукавый пытался уничтожить Новую Эпоху в зародыше. Но темная сила способна только на имитацию, она не может быть светом, но только тенью, не имея творческой и самостоятельной силы. Она - злобная реакция. Но не более.
Потому спор ее с Богом безнадежен. Об этом неустанно говорили Св. Отцы, предлагая творческое соучастие в Божественном Бытии. Ибо отрицание вело к имитации, лишению благодатного содействия, искажению образа и его пародии.
Разве танцующая Саломея не представляет собой жалкую имитацию и пародию Образа Божия? Но страшно и то, что она не понимает своего искривленного положения. В ее душе нет даже намека на раскаяние. Внучка достойная своего деда. Если Антипа хоть иногда просыпался, то его падчерица и жена были погружены в духовную тьму безвозвратно.
Многих удивляла и казалась недостоверной просьба Саломеи. Но разве умершие духовно способны к соучастию и состраданию? Пребывая в трупном состоянии и мать, и дочь были способны посылать в мир только ядовитые испарения на живых. Жизнь же спокойно предавалась в руки своего Создателя, обретая вечное упокоение и Благо.
Тот же, кто совершил преступление навеки утерял безмятежный сон и тихое времяпрепровождение. Конечно, Ирод Антипа человек переходного периода, и в этом часть его трагедии; другая же часть – была в нем самом.
С одной стороны, он хотел бы соблюсти Закон Божий, хотя бы видимо; но инстинкт плоти и похотливое чувство овладели его душой. Какое-то время он обуздывал свои инстинкты и с удовольствием (обратим на это внимание) слушал пророка. Т.е. дорога Света и Правды не была закрыта и для него. И этот Свет пробивался, давая тепло, в принципе, бессмысленному царствованию и жалкому существованию.
Но стоило попасть в ситуацию, когда необходимо было сделать выбор между Светом и тьмой, как выбирается более привычная тьма, ибо вся жизнь протекала практически в сумерках. Оказалось сложным отказаться от бунтующей в приятной истоме плоти.
Событие, разыгравшиеся в Махеране, напоминало пир во время чумы, временное торжество сиюминутного над Вечным, Которое впоследствии ответит возмездием (вспомним смерть царя, павшего на глазах народа, изъеденный червями).
Впрочем, само зло вернулось тому, кто его позвал. Не погибла ли Саломея, потеряв голову? Хотя погибли (она и ее мать) окончательно в ту ночь разудалого пира.
Не лучше были и те, кто равнодушно взирали на Святую Главу, принесенную царю на блюде. Духовная слепота поразила этих людей. Они были способны воспринимать только нервические пляски и судороги, но не смерть: они уже давно стали мертвыми душами.
Но эта смерть в ночи все-таки отрывала дорогу к пробуждению. Античный мир бился в судорожных конвульсиях, но сквозь эти судороги ищущее сердце пыталось найти выход. Не случайно, именно в это время Апостолы творят свои чудеса, и именно в это время Господь дарует Свой хлеб.
«И собрались Апостолы к Иисусу и рассказали Ему все, и что сделали, и чему научили. Он сказал им: пойдите вы одни в пустынное место и отдохните немного, — ибо много было приходящих и отходящих, так что и есть им было некогда. И отправились в пустынное место в лодке одни. Народ увидел, как они отправлялись, и многие узнали их; и бежали туда пешие из всех городов, и предупредили их, и собрались к Нему. Иисус, выйдя, увидел множество народа и сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря; и начал учить их много. И как времени прошло много, ученики Его, приступив к Нему, говорят: место здесь пустынное, а времени уже много, — отпусти их, чтобы они пошли в окрестные деревни и селения и купили себе хлеба, ибо им нечего есть. Он сказал им в ответ: вы дайте им есть. И сказали Ему: разве нам пойти купить хлеба динариев на двести и дать им есть? Но Он спросил их: сколько у вас хлебов? пойдите, посмотрите. Они, узнав, сказали: пять хлебов и две рыбы. Тогда повелел им рассадить всех отделениями на зеленой траве. И сели рядами, по сто и по пятидесяти. Он взял пять хлебов и две рыбы, воззрев на небо, благословил и преломил хлебы и дал ученикам Своим, чтобы они раздали им; и две рыбы разделил на всех. И ели все, и насытились. И набрали кусков хлеба и остатков от рыб двенадцать полных коробов.
Было же евших хлебы около пяти тысяч мужей» (Мк. 6: 30-44).
В безнадежность и творческое бесплодие явился Хлеб, Который есть Слово и Божественная Полнота. Человеческая эпоха оплодотворялась и из душевной становилась духовной. Из чувственных ощущений она переходила в доселе невиданное состояние духа. В эпоху вошла неземная любовь, нечувственная, созидающее иное Бытие. То уже была не Катуллова ступенька к высшим мирам. Сам Господь, Высший мир, вошел в низшие материальные миры, одухотворяя человеческое естество. Совершался акт причащения и обретения истинной Свободы. Свободы как раз и ожидал античный мир.
От древности эллины и римляне жили надеждой на осуществленную свободу. Они пытались совершить освобождение в политической жизни, но наталкивались на тупик, из которого не было физического выхода. Наиболее последовательные искали свободу в области духа. Но в этой области сознание оказывалось в плену мифологии, уводящей мыслителей в сферу искусства.
В этом уходе заключалось и положительное и отрицательное. Исследование человеческой души объективно и неизбежно должно было привести к Творцу всего сущего. Поиск Свободы, по логике движения, приводит к Создателю сей Свободы.
На пути познания возможны и процессы отрицания Абсолюта. От мифологии с ее страстями и чувствованиями направились к философии, пытаясь объяснить совокупность и разность физико-космических явлений. И это объяснение неизбежно приводило к действованию и изменению сознания. Так что не Маркс начинал действовать первым, а его далекие предшественники. Кроме того, объяснение уже предполагает некую форму изменения, созданию разнообразных форм и стилей существования.
Но философия все-таки не дала окончательных ответов, и человек испытывал постоянный творческий голод. Это было закономерно, ибо Бог еще не воплотился в человеческое естество, которое, и это надо признать, долго еще не было готово к встрече со своим Создателем: сильно удерживало земное притяжение. Одна из причин, из-за которой был затруднен поиск Свободы. М поэтому стенал и впадал в отчаянье ищущий мир. Ведь если нет Свободы, то нет и Любви. Земная же любовь так переменчива.
«Как! Иль страшилище ливийских скал, Львица, Иль Сциллы лающей поганое брюхо Тебя родило с каменным и злым сердцем? В тоске последней смертной я тебе крикнул, И рассмеялась ты жестокая слишком!»
Это Катулл отчаивается. И душа молила о том, чтобы навстречу ей вышло спасение. Этим спасением мог быть только Христос. Апостолы в простоте душевной не сразу это могли осознать, но на уровне сердечного знания вносили в мир творческую и преображающую силу Свободы и Любви. Их действия не требовали каких-либо политических перемен, и не несло бунтарского зерна раздора: они совершали нравственный переворот, человек духовный становился центром мироздания, в котором небо и земля становились неразрывным единством.
Конечно, вместить это, дано не каждому сознанию. Видимо, поэтому происходит возвращение в странную относительность. Но тот, кто вкусил меда, уже никогда не забудет его вкуса. Возвращение будет означать собственное саморазрушение.
Идущие вослед Богу находятся в другой системе координат. Дезорганизованный и хаотичный мир начинал приобретать первозадуманные очертания, даже более того, первобытный мир не имел Божественного присутствия в человеческом естестве. Физические законы подчинились духовным не только внешне, но изнутри; философское объяснение бытия принимало в себя чудесную личностную историю. Эта история была в мифологических временах, но с приходом Христа она стала не только человеческой, но Богочеловеческой. История цивилизации становилась осмысленной. Действия героев были не мнимые, но реальные. Эпоха Гераклов и Ясонов уходила в далекое прошлое, чтобы стать поучительной мифологической сказкой.
Христос пришел, в отличие от героев древности, чтобы не только начать войну за человеческую душу, но изменить все человеческое естество. В мире стала происходить война, в которой человеческой личности суждено было либо погибнуть, либо воскреснуть.
В греко-римскую эпоху вошла Правда, и необходимо было сделать выбор. Осуществлению этого выбора помогала чудесная история, творимая Христом. Недаром рыба станет символом первых христиан, возвещая, таким знаковым образом, начало Нового Бытия. Чудесная история, творимая Христом, утверждала и испытывала веру новых последователей.
«И тотчас понудил учеников Своих войти в лодку и отправиться вперед на другую сторону к Вифсаиде, пока Он отпустит народ. И, отпустив их, пошел на гору помолиться. Вечером лодка была посреди моря, а Он один на земле. И увидел их бедствующих в плавании, потому что ветер им был противный; около же четвертой стражи ночи подошел к ним, идя по морю, и хотел миновать их. Они, увидев Его идущего по морю, подумали, что это призрак, и вскричали. Ибо все видели Его и испугались. И тотчас заговорил с ними и сказал им: ободритесь; это Я, не бойтесь. И вошел к ним в лодку, и ветер утих. И они чрезвычайно изумлялись в себе и дивились, ибо не вразумились чудом над хлебами, потому что сердце их было окаменено. И, переправившись, прибыли в землю Геннисаретскую и пристали к берегу. Когда вышли они из лодки, тотчас жители, узнав Его, обежали всю окрестность ту и начали на постелях приносить больных туда, где Он, как слышно было, находился. И куда ни приходил Он, в селения ли, в города ли, в деревни ли, клали больных на открытых местах и просили Его, чтобы им прикоснуться хотя к краю одежды Его; и которые прикасались к Нему, исцелялись» (Мк. 6: 45-56).
Тяжело было прорваться сквозь окамененную толщу исторического греха и вины. Но Бог совершает шаг, превращающий историю в метаисторию, в которой главным действующим лицом становится Христос и Его Церковь. Церковь воинствующая, вступившая в непримиримую борьбу со злом. Каждое деяние отныне будет сверяться с Вечностью. Придет осознания своего места в истории бытия. Христианский социум будет творить мир, где стихии перестанут быть хозяевами человеческой души.
Однако пройдет еще много времени прежде, чем христиане одержат победу над стихиями этого мира, который, предчувствуя свое поражение, будет будоражить сознание всякого рода потрясениями.
В мир, в который вошел Христос, продолжал свою непрестанную игру, меняя только декорации и актеров. После Тиберия пришел Калигула, задушивший своего предшественника подушками, его же убил собственный префект претория. И это будет продолжаться в мире, не желающим знать, что уже завершилась история и началась метаистория. Отсутствие Бога в действиях людей приведет их движения к полнейшей бессмыслице и духовному плену. Они будут радоваться убийству Калигуле, надеясь на обретение свободы, но наступит очередной обман и иллюзия.
Кстати, эти обманчивые иллюзии даже ученикам Христовым тяжело было с себя сбросить. Достоинство истинной Свободы в полной независимости от окружающего мира и физической природы. Господь повелевает ветрами и морями, чтобы в сознание Его последователя вошла мысль: Бог избавляет человеческое естество от животного страха. Страха не только перед человеком, но и разного рода призраками и фантомами, которые имеют обыкновение преследовать наше сознание, более того, овладевать им, самоликвидируя наше духовное бытие, а значит и свободы.
Но, слава Богу, что Он послал Сына Своего Единородного, чтобы остановить наше больное саморазрушение, даруя здоровье и жизнь. В обретении жизни начинается совокупность познания, веры и любви, настоящей неживотной свободы.
Глава 7.
И эта свобода вне всяких условностей – она безусловна. Получивший эту свободу, уже не в области возможного, но действительного. Человек становится носителем Абсолютной Свободы. И лишать этой Свободы, значит совершить преступление против человеческого естества. Это преступление и совершают, что вчерашние, что и нынешние фарисеи.
«Собрались к Нему фарисеи и некоторые из книжников, пришедшие из Иерусалима, и, увидев некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, то есть неумытыми, руками, укоряли. Ибо фарисеи и все Иудеи, держась предания старцев, не едят, не умыв тщательно рук; и, придя с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей. Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим. Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание? Ибо Моисей сказал: почитай отца своего и мать свою; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: кто скажет отцу или матери: корван, то есть дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался, тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей, устраняя слово Божие преданием вашим, которое вы установили; и делаете многое сему подобное. И, призвав весь народ, говорил им: слушайте Меня все и разумейте: ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека. Если кто имеет уши слышать, да слышит! И когда Он от народа вошел в дом, ученики Его спросили Его о притче. Он сказал им: неужели и вы так непонятливы? Неужели не разумеете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его? Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища. Далее сказал: исходящее из человека оскверняет человека.
Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства,
кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, — всё это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк. 7: 1-23).
Разве не преступление искажение Божественной заповеди и вместо воли Бога навязывать предания сего мира? Вместо творческой любви и реальной свободы человек сам себя (не без помощи, конечно, лукавого) приглашает на театральное представление, где Божественную Суть рядит в бездушный буквенный алфавит, отдавая предпочтение сиюминутной моде. В этом – опасность душе. Любовь и свободу пытаются заговорить и занавесить. Люди втягиваются в навязанную им фантасмагорическую игру с удивительным изяществом. Форма становится важнее содержания. Разумеется, Творец не может быть в среде вещей и манекенов – это в высшей степени оскорбительно. Но театральные игроки этого не желают замечать. Более того, сознательно играют формой, надеясь, таким образом, выявить содержание. Игра превращается в самоцель, т.е. игра ради игры, трансформируя в нее свободу и любовь. Истинная же цель превращается в некий идеал, который только тем и хорош, что не вмешивается в театральное действие, находясь на недосягаемой вершине.
Таким образом, игрок лишил себя со-бытия, объективно обрекая себя на духовную пустоту. И печально, когда из одной игры попадаешь в другую. Такая опасность была у представителей эллинской цивилизации. Разочаровавшись в своих богах, они приходили к Храму, но вместо Создателя, вступали в общение с Его мнимыми служителями, которые вместо соучастия в Божественном действии, тащили за рукава на карнавал, где имитировали Истину.
В таком случае, уж лучше остаться в античном театре, чем стать участником иудейского искусства, против которого сама природа вопиет, умоляя человека вернуться к своей первозданной сущности, к образу Божьему.
Но, чтобы придти к нему, необходимо было сбросить ветхое предание, оставив позади и иудейское блудословие, и эллинскую философию, претворив жизнь в Богословие.
Для богословствования необходимо простое и ясное отношение к бытию. Но человеку свойственно замутнить свой собственный взор, усложнить взгляд на существо вещей, обостренно воспринимать прелести мира сего. Простоту обзывать глупостью, а надутое чванство – глубокомыслием.
В чем причина наших блужданий? В нас самих: в нашем внутреннем человеке. А все ответы на мучительные вопросы содержатся в Святом Евангелии. Тома человеческих размышлений не стоят Божественной фразы. И тот, кто придерживается иного взгляда, ошибочно или намеренно, например, пытаясь переложить вину на общество, природу и другие внешние факторы, объективно пренебрегают Божественным Словом, Которое и, это поразительно, одерживает победу над сердцем человека.
И это сердце пойдет против обычаев своей страны и, казалось, навечно установленного мировоззрения. Сердце, освещенное Светом Христовым, становится свободным, каждым своим ударом, изживая первородный грех.
Две тысячи лет назад человеческое сердце, наконец-то, стало освобождаться от иллюзий, фантастической моды, лживых театральных нарядов и масок. Был обозначен путь всеобщего освобождения. Но придти к нему можно было личностным путем: через рождение внутреннего человека. Осознание данного факта – прямой путь к блаженству.
Удел же упорствующих – фарисейство, в котором царствовало неприкрытые извращения и глумления. Им было не понять логической непристойности, которую совершал Господь. Никакой социальный закон не действует, если Господь совершает свое чудесное действие.
«И, отправившись оттуда, пришел в пределы Тирские и Сидонские; и, войдя в дом, не хотел, чтобы кто узнал; но не мог утаиться. Ибо услышала о Нем женщина, у которой дочь одержима была нечистым духом, и, придя, припала к ногам Его; а женщина та была язычница, родом сирофиникиянка; и просила Его, чтобы изгнал беса из ее дочери. Но Иисус сказал ей: дай прежде насытиться детям, ибо нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она же сказала Ему в ответ: так, Господи; но и псы под столом едят крохи у детей. И сказал ей: за это слово, пойди; бес вышел из твоей дочери. И, придя в свой дом, она нашла, что бес вышел и дочь лежит на постели» (Мк. 7: 24-30).
Свет освещает тьму и языческое помутнение. И мутный источник, под воздействием Слова, становится чистым. Язычница в одночасье обрела свободу и спасение, ибо в ее оскверненный внутренний мир вошли ростки чудодейственной веры. И эта чудодейственная вера перевернет весь мир. Несмотря на свою языческую развращенность, женщина была способна на искреннюю встречу с Истиной. Ее сердце станет частью этой Истины. Именно к сердцу обращается Господь, сердцу, не ведающему расовых и религиозных преград и умствующих установлений, придавая нашему сердечному движению чувство милосердия и покаяния, Которое Он испытывает, напоминая о детях Ветхого Завета. И любящая мать явила удивительный образец покаяния. Это потрясающий момент человеческой истории, когда начиналось реальное возвращение к Богобытию. Стиралось национальное и языческое: мир разделялся отныне на христиан и нехристиан.
Нехристиане продолжали и продолжают жить по законам человеческого естества, подчиняясь искаженной и больной природе; христиане же, разумею искренних, говоря на разных языках, сохраняя культурное наследие и многообразие, созидали и созидают духовное единение и братство.
Видимо, поэтому Господь воплотился в римскую эпоху, когда национальное мышление уступало место имперскому сознанию. В имперском сознании объективно присутствует тяготение к всеобщности, что не могло не способствовать единству. Большой мир предполагает в человеке большую широту мышления и души, мировоззрение становится глубже, а мироощущение масштабнее. Такому сознанию чужд провинцианализм и мелко поместный эгоизм. Это не значит, что имперскому мышлению, порой, не присуще такие отрицательные качества как чванство и высокомерие. Но это скорее накипь этого мышления, разъедающая невежественные души.
Основной смысл имперской идеи – все-человечность. В этот смысл вошел Христос. Сирофиникиянка же стала провозвестницей Нового Царства, главный нерв которого в сердечном осознании того, что мы братья и сыновья одного Отца.
Осознавший это может называть себя последователем этого Царства. Тот же, кто национальное ставит выше Вечности, можно сказать, до сих пор одержим бесом (это бесовщина особенно ярко проявляет себя последние двести лет, когда на смену Христу пришли революционные идеалы, а на смену братству во Христе, мнимое братство на знаменах).
Конечно, римская империя руководствовалась не братством во Христе, но стремление к всеобщности было определяющим. Чтобы всеобщность стала не призрачной, ей необходима была жизнетворная идея. Такой идей могло быть только Учение Христа. Причем, эта идея своим фундаментом имела не философские рассуждения, а реального Богочеловека, способного освободить человеческий разум от груза прежних несущественных размышлений.
«Выйдя из пределов Тирских и Сидонских, Иисус опять пошел к морю Галилейскому через пределы Десятиградия. Привели к Нему глухого косноязычного и просили Его возложить на него руку.
Иисус, отведя его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его;
и, воззрев на небо, вздохнул и сказал ему: "еффафа", то есть: отверзись. И тотчас отверзся у него слух и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто. И повелел им не сказывать никому. Но сколько Он ни запрещал им, они еще более разглашали. И чрезвычайно дивились, и говорили: всё хорошо делает, — и глухих делает слышащими, и немых — говорящими» (Мк. 7: 31-37).
Истинная вера чиста и ясна в своем изложении. Торжество духовное сопровождается и физическим исцелением. Языческий мир умирал от прикосновения Божьего, дабы возродиться в новом облике. Но, надо признать, этот мир уходил, но сознание людей еще не совсем было в Новом. Наверно, поэтому исцеленные громогласно разглашали о своем исцелении. Переходный этап – самый опасный в истории любой цивилизации.
Но главное – свершилось! В мир вошла Благодать, и человек принимал Её. Трудно, в муках, но принимал. И это, видимо, не должно удивлять, ибо роды не бывают безболезненными. В результате этих родов на свет являлся человек, обладающий цельным мировоззрением и мироощущением. Не напрасно Св. Предание повествует о Св. Игнатии Богоносце, сердце которого изображало Христа.
Вот образец единства Бога и человека! Ни одно философское учение не способно привести человека к Божественной гармонии. Философия все еще пребывала в поисках истины, но создавалось впечатление, что ее лучшие представители словно боялись достичь ее. Эта старушка, казалось, хотела остаться недосказанной мудростью. В этом ее лукавство и притягательность. Человеку свойственно более любить путь к совершенству, чем само совершенство. Собственно философия и есть порождения человеческого ума.
Чтобы не предаться своеволию, необходим поводырь к Истине, которому следует довериться. Таким поводырем и является Церковь, Главой которой – Христос.
И, входящий в Неё, соединяет в себе Начало и Конец пути. Христианин становится обладателем сущностной Истины. Это не отменяет познания прикладных истин. Но это познание уже четко разделено на фундаментальное и прикладное. Фундаментальное познание, естественно, не останавливается на каком-то одном предмете, ибо Бог – непознаваем. Оно представляет собой восхождение от одной ступени к другой, более совершенной. Но самое важное – это познание становится свободным.
Не один философ по большому счету не мог сказать о себе, что он свободен окончательно. Даже великие стоики, уходя в небытие, уверяли себя в спокойствии, ибо ничего не могли противопоставить безысходности. И можно было, как Сенека, констатировать предчувствие смерти, что вызывает уважение, но оставаться в незнании относительно самой смерти и посмертии. А это значит, что великий стоик, вследствие своего незнания оставался несвободным. Его ощущения перед уходом хороший научный материал для психолога, но не для него самого.
Видимо, одна из причин, побудившая эллинскую мудрость взглянуть на Христа, была их безысходность. Ужасно состояние заключенного, знающего, что никогда не будет освобождения. Он будет пытаться найти выход. Но в его случае: либо терпеливое ожидание смерти, либо самоустранение, либо, и это спасение, обратить внимание на Свет, идущий чрез окошко. Человек, обретший свет, уже не подвластен физическим законам. Он переходит в инобытие. Но самое потрясающее, что это Бытие действует в привычном для нас быте.
Глава 8
«В те дни, когда собралось весьма много народа и нечего было им есть, Иисус, призвав учеников Своих, сказал им: жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть. Если неевшими отпущу их в домы их, ослабеют в дороге, ибо некоторые из них пришли издалека. Ученики Его отвечали Ему: откуда мог бы кто взять здесь в пустыне хлебов, чтобы накормить их? И спросил их: сколько у вас хлебов? Они сказали: семь. Тогда велел народу возлечь на землю; и, взяв семь хлебов и воздав благодарение, преломил и дал ученикам Своим, чтобы они раздали; и они раздали народу. Было у них и немного рыбок: благословив, Он велел раздать и их. И ели, и насытились; и набрали оставшихся кусков семь корзин. Евших же было около четырех тысяч. И отпустил их» (Мк. 8: 1-9).
Собственно человек возвращается к своему исконному и истинному бытию, где царствует Божественная Благодать, а значит, Свобода. И эта Свобода не имеет ничего общего с так называемыми социальными свободами. Она приходит во внутренний мир человека, рождая нового человека, который, придя в социум, выстроит мир по примеру Божественного Бытия. При этом Господь для укрепления нашей свободы, являет удивительное чудо, чтобы через него еще более сблизить человека с горним миром.
Тот, кто этого не осознает, продолжает пребывать в мире пошлости и филистерства, уподобляясь фарисеям, требующих знамения и не понявших произошедшего чуда.
«И тотчас войдя в лодку с учениками Своими, прибыл в пределы Далмануфские. Вышли фарисеи, начали с Ним спорить и требовали от Него знамения с неба, искушая Его. И Он, глубоко вздохнув, сказал: для чего род сей требует знамения? Истинно говорю вам, не дастся роду сему знамение. И, оставив их, опять вошел в лодку и отправился на ту сторону» (Мк. 8: 10-13).
Для них Господь не Богочеловек, но пророк, призванный вмешиваться в дела современной Ему эпохи. Они услышали о Царствии Божьем, но ассоциировали Его со своими земными представлениями, предвосхищая современных социалистов и коммунистов. Материальное ставилось наперво, что очень было похоже на бесовщину.
В жажде знамений, к сожалению, огромное количество людей пытались найти спасение. Но вместо спасения – ложность пути и крушение иллюзий. Вместо доверия Богу, человек часто предпочитает внешнее обстоятельство, которое оглушает и оглупляет.
Чтобы этого избежать, следует углубиться в себя творя, молитвы и посты. Но молитва и пост возможны, если признаешь Бога своим Творцом. И истинного Бога, а не того, которое рисует наше воображение, и который будет удобен, целесообразен и созвучен нашему душевному устремлению. Если предадимся своему воображению, то будет еще худший обман. Поэтому следует помнить, что Царствие Божие в сердце нашем, его и необходимо слушать. Сердце поможет избавиться от воздушных замков и освободить сознание, чтобы вести его к Абсолютному Разуму.
Другого пути нет. Если вернуться к обману и иллюзии, то это приведет к войне с самим собой и со всем миром. Не могу не вспомнить Иудейскую войну и разрушение Иерусалима римскими войсками, которыми командовал император Веспасиан Флавий.
В обмане и иллюзии – попытка заменить Бога революционными идеалами, или устроить театр, чтобы совершить прыжок в фантастическое бессмертие с нераскрытым парашютом, а потом с треском упасть в декорации, показывая искусственную смерть. Или же – надежда на разумную составляющую человека, забывая, «что наш разум не представляет собой высшего и неизменного блага» (Бл. Августин).
Остается только один верный путь, который проложил Христос и Его ученики.
«При сем ученики Его забыли взять хлебов и кроме одного хлеба не имели с собою в лодке. А Он заповедал им, говоря: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и закваски Иродовой. И, рассуждая между собою, говорили: это значит, что хлебов нет у нас. Иисус, уразумев, говорит им: что рассуждаете о том, что нет у вас хлебов? Еще ли не понимаете и не разумеете? Еще ли окаменено у вас сердце? Имея очи, не видите? имея уши, не слышите? и не помните? Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч человек, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят Ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч, сколько корзин набрали вы оставшихся кусков. Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете?» (Мк. 8: 14-21).
Этот путь их горных отрогов и вершин. На этом пути непонимание близких и даже родных тебе людей. Сложно покинуть систему земных координат. И часто, не замечая произошедших изменений, продолжаем мыслить старыми категориями. И ведь у каждого человека когда-то была встреча с чудом, но вновь начинаем задавать вопросы, на которые уже когда-то получили ответы. Из древности за нами туманным шлейфом вьется за нами наша забывчивость и прибавляемая к этому слепота. Видим преходящие тела, их изменения, но не способны увидеть Вечности, не способны почувствовать Святой Дух, которым дышим и живем. Но и этот общепринятый факт не можем принять и постигнуть.
Но, слава Богу, и это важное, Господь не покидает Свое творение, а как заботливый Отец освещает дорогу детям.
«Приходит в Вифсаиду; и приводят к Нему слепого и просят, чтобы прикоснулся к нему. Он, взяв слепого за руку, вывел его вон из селения и, плюнув ему на глаза, возложил на него руки и спросил его: видит ли что? Он, взглянув, сказал: вижу проходящих людей, как деревья. Потом опять возложил руки на глаза ему и велел ему взглянуть. И он исцелел и стал видеть все ясно. И послал его домой, сказав: не заходи в селение и не рассказывай никому в селении» (Мк. 8: 22-26).
Именно как заботливый. Ибо, увидев Его Свет, можно мгновенно из одной слепоты попасть в другую. Божественный Свет настолько ярок, что ослепляет. Поэтому Его просвещение постепенно. Собственно, оно соответствует нашей вере. Вначале слабой, а потом, при помощи Христовой, все более укрепляется, дойдя до совершенства.
Как же похоже исцеление слепого на людей античной эпохи. Бесконечные блуждания и едва-едва заметные прозрения. Философы изрекают истины, которые таковыми не являются. Они лишь слегка приближаются к ней. Они познавали природу и видели «проходящих людей, как деревья».
Гомер, Гесиод пытались художественно осмыслить непонятную им землю и еще более непостижимое небо. В человеческой природе хотели узреть Бога, но это удавалось лишь отчасти, ибо Образ Божий уже был искажен. Сочиняли песни о богах и героях, но оставались в области смутного мифотворчества. Эсхил, Софокл, Еврипид пытались приподнять дух от земли, даруя вдохновение и творческую радость. Но все это оказывалось сиюминутным, и к душе возвращалась вселенская тоска по горнему, которую пытались разрешить Сократ, Аристотель и Платон. Но они, выводя человека из пещер, не указали небесного пути. Их утешение – философия. Идущие вслед им, будут комментировать, искать, дойдут до великой нравственной Стои, чтобы окончательно удостовериться, что зашли в тупик. Марк Аврелий – последний великий стоик уйдет вместе со своим учением. И вместе с ним уйдет эпоха, пытавшаяся спорить с христианством и выстроить свой параллельный мир. Спор с Божественной Благодатью был обречен, но римский мир пытался удержаться в привычных представлениях. Марк Аврелий в своем заключительном аккорде античной цивилизации пытался с нравственных позиций оспорить христианство. Сентенции великого римлянина, при этом, поразительным образом были сходны с Учением Христа. Вчитаемся: «Лучший способ отомстить недобрым состоит в том, чтобы им не уподобляться».
Но уже никакая нравственная Стоя не могла спасти языческий мир. Этот мир не принимал чудо, то есть отрицал Божественное вмешательство в природу. Чудо открыло глаза, чтобы человек увидел истинное небо. И тот, кто не отвернулся, не стал спиной к свету, познал смысл всякого Бытия, познал великое и вдохновенное состояние, которое называем блаженством. Блаженный, значит, свободный, лишенный сомнений, чего не мог сказать о себе античный мир. Этот мир воспевал добродетель, но при этом, не забывал отправлять на Крест христиан или устраивать из их тел огненные факелы, а самой большой добродетелью была ссылка в рудники, где осужденные медленно удушались.
К сожалению, в третьем веке римоэллинский мир еще в человеческих представлениях и суевериях. Даже Марк Аврелий не избежал суеверия, участвовавшего в жертвоприношениях Александра, известного обманщика и заклинателя. Мудрость завершалась по аккомпанемент жадного и похотливого суеверия. Да и мудрость ли? Истинную мудрость уже исповедовал Его ученик.
«И пошел Иисус с учениками Своими в селения Кесарии Филипповой. Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же — за Илию; а иные — за одного из пророков.Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос. И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем» (Мк. 8: 27-30).
Перед нами Господь, Сын Божий. Вот водораздел между философией и Богословием. На исповедании Иисуса Христа Сыном божьим зиждется новое понимание человеческой истории и Бытия. Все попытки оспорить Божественность Иисуса есть ни что иное как самая обыкновенная и бессовестная ложь, или хитро расставленные дьявольские сети, что одно и тоже.
Спустя триста лет уже в эпоху торжествующего христианства, найдется человек, который посчитает, что Христов – это великая ложь. И Его можно победить Верой в Диониса и философией. Он призовет платоников, эпикурейцев, стоиков и скептиков в надежде одержать верх над Словом Божьим. Но вместо нового Сократа явилась пародия, а вместо благочестия вакхические пляски обнаженных проституток. На место храма Юлиан хотел поставить театр, с его гримасничаньем и ужимками. Но эта имитация жизни не могла устроить тех, кто достоверно знал, что Иисус не просто Галилеянин, но Сын Бога Живаго. И тот, кто поднял пяту на Господа, ушел в небытие, признав свое поражение.
Но сомневающихся будет много в человеческой истории. Впереди будет еще исламская буря, признающая Христа пророком, но не Сыном Божьим. И это глубоко ошибочное мнение, пораженное фанатизмом, до сих пор смущает Вселенную.
Причины этих ошибок в фарисействе, не способного признать в человеке воплощенного Бога, Который жил среди нас, ходил, кушал, сидел рядом с нами, возлежал, рассуждая с людьми разных сословий и общественных положений.
Для них Мессия – это тот, кто мечет громы и молнии, уничтожает нечестивых и блудников, кто восседает подобно царю Ироду в Иерусалимском дворце. Их Мессия – вождь толпы, охваченной необдуманным и поверхностным рвением. Их Мессия – великий господин и попиратель внутренней свободы.
Наверно, поэтому Господь требует, чтобы ученики не говорили о том, что знают, ибо их представления были еще так схожи с представлениями иудаизма. Это подтверждает и противоречие Петру Господу.
«И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое. И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8: 31-38).
Петр любит своего Учителя и желает Ему добра. Но это с человеческой точки зрения, так близкой философии, но не Богословию. Христос показывает путь, по которому следует идти Его последователям. На этот путь может стать только внутренне свободный человек, понимающий смысл служения Мессии.
Безусловно, это не было новостью, ибо закон и пророки писали о таком служении. Но иудей вообразил себе человеческого бога, и свои представления переносил на Иисуса Христа. Учение Христа вступает в данном моменте в резкое противопоставление с житейской психологией, рождая новый крестоподвижнический смысл жизни, который строится исключительно на примере Божественного Учителя. Жизнь христианина становилась Евангельским текстом, буквы которого наполнялись духоносным содержанием. Мир, в своей приземленности не мог вместить в себя Слово Божье.
К тому же расслабленный мир боится требовательности Божественного Учителя. Было очевидно, что в конкретное человеческое время пришла не расплывчатая философия, но реальное действие. Признающий это действие входит в Благодать Божью, отступивший – лишается оной. Ставший частью Христова действа побеждает смерть, спасая не мифическую, а свою собственную душу.
Собственно для христианина перестала быть некой самостоятельной субстанцией; она стала пониматься как необходимый переход из одного бытия в другое, в котором отсутствует саморазрушение и изменение, присущим человеческому естеству во временном пространстве.
Но путь к Вечности не усыпан цветами: это тяжелейший мученический подвиг. И первые христиане стали участниками этого подвига, свидетельствуя Истину Христову. Уже со времен Тиберия начались преследования, продолжились при Калигуле и Клавдии, но особенно усилились при Нероне.
Причем последователей Истины пытались победить ложью. Христиан обвинили в поджоге Рима. И самое интересное, что чернь поверила этой чудовищной лжи. Даже умный Тацит верит этой глупости (хотя прекрасно знает, кто истинный поджигатель), писавший: «И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виновных и предал изощренейщим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть, и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все самое гнусное и постыдное и где были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому».
Воистину, гнусность настолько заполонила Рим, что уже были не в состоянии увидеть Святость и Непорочность. И гнусность неистовствовала, устраивая из христиан живые факелы, бросая на съедение львам, распиная на крестах и усекая головы мечем.
Рим не мог понять внутреннего света этих людей. Их раздражал ангельский лик, идущих на смерть христиан. Они знали, что пройдет мучительное мгновение и Сам Господь примет их в Свои объятия.
Были ли не выдержавшие? К сожалению, были. Видимо, это происходило оттого, что некоторые христиане приняли спасительную идею Христа, но не стали частью Господа, не соединились с Ним в любви: в них еще были живучи человеческие, философские представления о бытие. Но двум господам служить, как известно, невозможно. Те же, кто остался с Богом до конца, узрели Царство Его во плоти.
