Но человеку свойственно оттягивать время своего спасения. Опасная игра с Творцом. Ведь Он придет за Своей невестой, и девы должны будут сопровождать Жениха.
«Тогда подобно будет Царство Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не взяли с собою масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосудах своих. И как жених замедлил, то задремали все и уснули. Но в полночь раздался крик: вот, жених идет, выходите навстречу ему. Тогда встали все девы те и поправили светильники свои. Неразумные же сказали мудрым: дайте нам вашего масла, потому что светильники наши гаснут. А мудрые отвечали: чтобы не случилось недостатка и у нас и у вас, пойдите лучше к продающим и купите себе. Когда же пошли они покупать, пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились; после приходят и прочие девы, и говорят: Господи! Господи! отвори нам. Он же сказал им в ответ: истинно говорю вам: не знаю вас. Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (Мф. 25: 1-13).
И те, кто оказались бережливыми, вошли в брачный чертог, нерасторопные – остались вне его. Отсутствие Духа Господня в естестве ведет к тому, что Свет, который может обитать в нас, гаснет. Тьма души бывает настолько объемлющей, что светильник, едва зажегшийся в сознании, по нерадению затухает. Вспомним, что сон разума рождает чудовищ. Поэтому Господь настаивает на бодрствовании, о постоянном памятовании о Свете Господнем, Который необходимо поддерживать в своей душе. Не поддерживают те, кто предается стихиям мира сего, занимается необоснованным самокопанием. Таковые особенно, до животного ужаса, бояться Суд Господень. Но этот Суд обращен в первую очередь к тем, кто называет себя последователем Христа, кто находится в Его Ограде, но может быть извержен из Нее.
«Тогда: в тот день, когда Господь придет на суд.— Царство Небесное (ср. 3, 2): церковь Христова на земле; при пришествии Христовом с членами церкви Его будет нечто подобное тому, что случилось с десятью девами и пр.—Вышли на встречу жениху: пришествие Христово представляется под образом пришествия жениха в дом отца невесты, во время брачных пиршеств. В продолжение семидневного (когда выходила замуж девица, и трехдневного, когда—вдова) празднества, совершавшегося с большою торжественностью, по вечерам или ночам жених из дома отца своего провожал невесту в дом отца ея с возможною пышностью. Родители, родственники и друзья сопровождали их в большем числе; часть их сопровождала жениха, другая, вероятно родные и друзья невесты, выходили из дому встречать их. При этом употреблялись светильники для большей торжественности и чтобы освещать путь. Девы, имевшие встретить жениха с невестою в доме сей последней, не зная точно, когда придут ожидаемые, выходили заранее из дому и ожидали около него жениха с невестой. На востоке доселе сохранились некоторые из этих церемоний брачных пиршеств. „При одном браке индусском, где и я был, говорит один миссионёр, жених посещал свою невесту. В полночь, после того как прибытия его ждали часа два или три, возвестили о прибытии его словами почти евангельскими: вот жених идет; выходите на встречу ему. Каждый спешил зажечь свой светильник, который держал в руках, и занять свое место в процессии. Многие растеряли свои светильники, и некогда было искать их, потому что шествие приближалось к дому невесты. Все общество взошло на крыльцо, убранное и великолепно освещенное, где ожидали их другие родственники и друзья в лучших одеждах. Жених, несомый своими спутникам, помещен был на великолепном седалище посреди собрания. Чрез несколько времени все взошли в дом, двери которого были затворены вслед за тем, и их охраняли сипаи. Я, и другие со мною, тщетно просили этих стражей—пустить нас туда. Никогда величественная притча Спасителя не поражала меня более, как в ту минуту, когда затворились двери" ^ (у Barues в прим. к этому стиху). ,.Но почему Христос в этой притче представляет не просто какое-либо лице, а дев? Он превознес девство, когда сказал: есть скопцы, которые оскопили сами себя, ради Царствия Небесного, и: могущий вместить да вместит (19, 11). Кроме того, Ему известно было и высокое мнение многих о девстве, ибо оно по природе своей есть великое дело... И так, поелику девство есть дело великое и многие имеют о нём высокое понятие: то, дабы кто-либо, храня оное, не предался беспечности так, как бы уже все исполнил, и дабы не стал нерадеть о прочем, Иисус Христос приводит эту притчу, которая может убедить в том, что девство и все другие добродетели, чуждые дел милосердия, осуждаются" (Злат.)» (Епископ Михаил (Лузин)).
Итак, Богочеловек придет, чтобы спросить Своих последователей о их вере и любви. И увидит то, что увидит. Как истинный Жених Он будет спрашивать о даре, врученном невесте.
«Ибо Он поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью;
итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф. 25: 14-30).
Каждому дано по мере, и с каждого спросится. Владыка Михаил (Лузин) отмечал: «Притча о талантах (14—30) имеет целью показать, как будет Господь судить людей при втором пришествии Своем. Конечно и на частном суде по смерти каждого люди будут судимы по тому же закону правды Божией; но здесь продолжается речь собственно о последнем суде. Притча сия научает, что те, которые употребляют свои, Богом данные им дарования, а равно и внешние блага, в пользу себе и другим, во славу Божию, получат соответственное их усердию мздовоздаяние; а нерадивые будут наказаны. Бог поступит в сем случае подобно тому, как поступил в притче человек со своими рабами.—Отправляясь в чужую страну: выражение образно означает отшествие Иисуса Христа от земли на небо и пребывание там (ср. 21, 33), или—то, что Он долготерпит, не вдруг требуя от нас, но ожидая отчета (Феофил.).—Поручил им имение: Бог-Господь дал каждому человеку известные душевные способности и духовные дарования, а равно и внешние блага, употребляя которые должным образом, можно делать добро и себе и ближним, во славу Божию».
Часто данную притчу любят вспоминать деятели искусства, лелеющие свои таланты, превращая дар Господень в ярмарку тщеславия, ошибочно полагая, что Бог отправил их в мир, чтобы они услаждались своим мнимым величием и выказывали миру свое эгоистическое начало. Все мы со школьной скамьи изучаем жизнь различных поэтов и писателей, вникаем в их судьбы, но зачастую не уроки извлекаем из их духовных побед и поражений, но оправдываем их не всегда достойную жизнь, кивая на то, что тому, кому Господь дал талант многое можно и многое простится. Однако простится, если талант употребил в дело Божье, а не радовал сердце темными страстями эгоцентризма, если стремился в своем естестве объединить ум, познание Бога, волю, веру и любовь.
«Вера воссиявает в душе от света благодати, свидетельством ума подкрепляет сердце, чтобы не колебалось оно в несомненности надежды, далекой от всякого сомнения. И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которые видят сокрытые в душе тайны» (Преп. Исаак Сирин).
Узнавание сокрытого приводит человека к пониманию, рассуждению, совершению положительного деяния, можно сказать, способствует бесстрашию. Отсутствие страха было у первых двух избранников Божьих. Только тот, кто не боится, способен отдать свой талант в дело Божье, тот же, кто заражен страхом – зарывает его в землю. Кто не боится, не только совершенен в любви, но – весь в области Духа, в познании идеальных смыслов и образов.
«Родина духа – одно только место. И оно смысл вещей. Так же как храм – смысл камней. Дух радуется не предметам, но тому единственному Лицу, которое он умеет читать сквозь предметы и которое их сводит в единое целое» - писал в «Военных записках» Антуан де Сент-Экзюпери. К Лику Пресвятой Троицы обращал Господь Своих последователей. Вера и любовь к Богу рождает желание не просто спасти свою душу, но быть полезным Божественному домостроительству. Это желание полезности учит человека различать нравственные ориентиры. Апостол Павел скажет, что «у совершенных чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5,14). Таким образом, можно говорить о том, что в мире отсутствует нейтральная полоса, по которой можно пройти, не повредив своей душе. Такую позицию пытался занять третий раб. Что из этого получилось, мы увидели. Те же, кто употребили талант, согласно своей бесстрашной вере, получили обетование Господне, обрели Смысл, совершив в себе духовный переворот. Чтобы совершить переворот, необходимо усилие, труд, с помощью которого обретаем Благодать Божью.
Труд же питается глубокой верой. Когда кажется, что Господь уже не вернется, только вера помогает сохранять духовное спокойствие. Хорошо сказал Карл Ясперс: «Бытие Бога настолько очевидно, что неверие в Него оказывается грехом, и оно настолько неочевидно, что вера в Него оказывается заслугой».
Верили первые два раба, потому что вся их жизнь проходила в постоянном памятовании своего долга перед Богом, сумму которого они стремились приумножить. Третий же раб также помнил о своем долге. Но, памятуя о долге, он совершенно не думал о том, Кто дал ему этот талант. Он погрузился в самокопание своего существа, он занимался только своей персоной, поэтому его память пошла ему не во спасение, но погубление, что в конечном счете и произошло. Ему бы надо было перемениться, встав на путь покаяния, непрерывность которого дарит нерушимое единство и отрицает смерть, как самостоятельную субстанцию. Но для этого необходимо обладать религиозным мышлением. Третий раб явно поражен левиафаном материализма: он пребывает в области видимых вещей, и эти вещи управляют им. Суггестивные и сакральные основы Бытия ему недоступны. Но это Бытие несомненно, и Оно придет, чтобы вернуть даренное.
«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25: 31-46).
Как спастись? Ясно и просто показывает Христос путь спасения. Сердечная вера и любовь, которые нужно собирать по крупицам на своем жизненном пути. Бог вручил нам жемчуг, осталось его отгранить, отшлифовать, чтобы вернуть самородок не как неотесанный камень, но как драгоценность. Спасение в деятельном движении души, которая следует Божественному велению. Животворное движение спасительно.
Собственно, исполнение заповедей Божьих решает практически все социальные задачи, которые человечество издревле ставит перед собой. Но, к сожалению, не узнаем этих задач, путаемся в философских и социологических дебрях, и не можем узнать дня пришествия Спасителя.
«Господь не прежде подвергает грешников мукам, чем рассудится с ними, почему, разместив их, и произносит обвинения. Они отвечают ему с кротостью, но уже без всякой для себя пользы; и это вполне справедливо, так как они пренебрегли то, чего всего более Он желал. Ведь и пророки везде говорили: милости хощу, а не жертвы (Ос. VI, 6), и Законодатель возбуждал к тому всеми мерами, и словом, и делом, да и самая природа учила тому. Заметь при этом, что у осуждаемых не было не одной или двух только добродетелей, но всех. Они не только не напитали алчущего, не одели нагого, но даже, что гораздо легче было исполнить, и больного не посетили. Смотри также, как легки Его заповеди. Он не сказал: Я был в темнице, и вы освободили Меня; Я был болен, и вы воздвигли Меня с одра болезни; но сказал: посетисте Мене, приидосте ко Мне. Но и тогда, как Он алкал, не трудно было исполнить Его требование. Он просил не пышной трапезы, но только самого нужного, пищи необходимой, и притом просил с мольбою. Таким образом все делало их достойными наказания: и удобоисполнимость просьбы, так как Он просил хлеба; и жалобный вид просящего, так как Он был нищ; и естественное сострадание, так как Он был человек; и привлекательность обещания, так как обещано царство; и страх наказания, так как угрожала геенна; и достоинство получающего, так как сам Бог принимал в лице нищих; и величие чести, так как удостоил снизойти; и законность подаяния, так как Он принимал Свое. Но при всем том сребролюбие совершенно ослепило плененных им, даже и при столь великих угрозах. И как выше сказал Он, что не принимающие бедных будут наказаны более, нежели содомляне, так и здесь говорит: понеже не сотвористе единому сих меньших братий Моих, ни Мне сотвористе (Матф. XXV, 45). Что ты говоришь? Они твои братья? И почему их называешь меньшими братиями? Потому они братья, что уничижены, что нищи, что отвержены. Таковых Он в особенности призывает в Свое братство, то есть, незнаемых, презираемых, разумея не одних только монахов и живущих в горах, но и всякого верующего. Он хочет, чтоб и мирской человек, когда жаждет, алчет, наг или странствует, получал от нас всякое пособие. Крещение и общение в божественных тайнах соделывает нас братьями» (Свт. Иоанн Златоуст).
Творение братства во Христе – вот то Новое, что творил Господь, рассказывая свои эсхатологические притчи. И в этом братстве рождалась ответственность перед Творцом.
О. Александр Мень писал: «Итак, если для мира в целом время Суда скрыто непроницаемым покровом будущего, то каждый человек и сегодня уже стоит перед Сыном Человеческим и каждый испытывается Им. Царство Его здесь, “среди нас”. Тонкая грань отделяет нас от горнила Божия. “Не знаете,— говорит Христос ученикам,— когда придет господин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или утром. Чтобы, придя внезапно, не нашел вас спящими: и что вам говорю — всем говорю: БОДРСТВУЙТЕ!”»
В бодрствовании совершается духовное становление личности, осознание своего Божественного происхождения. Происходит историческая драма индивидуальности, стремящейся к встрече с Христом. Когда-то, размышляя о переломе эпох, Леонид Долгополов сказал, «что мир вступил в полосу, когда формируется новая личность, главное в душевной организации которой – ощущение непрекращаемого драматизма бытия в каких бы формах оно не выступало». В этом драматизме приходилось делать выбор, который на переломе эпох всегда сопровождается испытаниями.
«Когда Иисус окончил все слова сии, то сказал ученикам Своим: вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие. Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы,
и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф. 26: 1-5).
Достигнув встречи с Христом, став частью единого церковного тела, неожиданно для себя наталкиваемся на недоброжелательство окружающей действительности. Тяжело было Апостолам слышать сказанное Господом. Они привыкли находиться под Его сенью, Он стал часть их жизненного путешествия. Им трудно было принять, что через два дня в их жизнь ворвется разрыв бытия. Хотя, это надо признать, они еще продолжали верить, что с наступлением Пасхи наступит всемирное торжество Божественного Учителя, Он станет Царем иудейским и поведет полки против неверных язычников (в будущем так будет вести себя знаменитый бедуинский пророк и аравийский поэт). Им еще грезилось всемирное израильское царство.
Но меч разделения уже ковался в иудейском синедрионе. «Закон повелевал, чтоб один был архиерей во всю свою жизнь; но иудеи, вопреки закону, делали у себя многих архиереев, сменяя их каждый год. Итак к архиерею того года приходят на совет о убийстве те, которые должны были удерживать других от убийства и наказывать убийц. А многих архиереями называет Евангелист тех, которые окончили уже свою годичную службу. Намереваясь совершить преступное убийство, они боялись не Бога, а народа. Боялись же того, чтобы народ, в случае убиения ими Христа в праздничное время, не восстал к отмщению за то; или вместе и того, чтоб убийством своим не отвлечь народа от узаконенных жертвоприношений, а самим не лишаться бы выгод от жертв. Опасались, может быть, и того, чтоб смерть Христа не соделалась общеизвестною и славною, если убьют Его в праздник; им хотелось истребить и память о Нем. Таким образом сделавши совет пред праздником, они положили убить Его после праздника; но Он, желая показать, что страждет не тогда, когда они хотели бы, но когда Сам Он восхотел, попускает взять Себя накануне самого праздника пасхи, дабы в тоже самое время совершилась и пасха истинная, в которое обыкновенно бывала пасха пробразовательная. Нельзя при сем не заметить, что они еще осквернили себя убийством; потому что они не хотели было убить Его в праздник, и однако ж убивают, лишь только нашли предателя. Чтобы только исполнить волю свою, они на народ уже не обратили внимания» (Бл. Феофилакт Болгарский).
Поразительное лицемерие! Готовя убийство Праведника, пытаются соблюсти определенные приличия. Но даже это им не удастся. Господь готовил своим последователям переход не только от смерти к жизни, но и смешение вектора сознания, формируя в них новое отношение к бытию, в основе которого было ветхозаветное предание, очищенное от человеческих фантазий. Христос в душах своих последователей возрождал дух ветхозаветных пророков, их пламенное отношение к религиозному мироощущению избранного народа.
Господь переворачивал сознание, можно сказать, выворачивал изнутри мировоззрение Апостолов. Обычным сознательным действием это совершить было нереально, необходимо было событие, способное перевернуть духовный мир учеников. Конечно, ученики еще не были готовы к тому пути, который приготовил Господь, но Его пример впоследствии совершит чудесное превращение с людьми, еще недавно и не помышлявшими о столь великом служении, выпавшем на их долю.
А это доля – будет путь вослед Иисусу Христу, Который зримо показывал к чему следует готовиться.
«Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову. Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете; возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению; истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала» (Мф. 26: 6-13).
«Откуда родилась в учениках эта мысль? Они слышали, как Учитель говорил: милости хощу, а не жертвы (Ос. VI, 6), и порицал иудеев за то, что они оставляли важнейшее - суд и милость и веру, как на горе рассуждал с ними о милостыне, и из всего этого выводили заключение и рассуждали друг с другом: если он не допускает всесожжений и древнего богослужения, то тем менее допустит помазание елеем. Но так думали ученики, Иисус же, видя мысли жены, попускает ей приблизиться. И, так как благоговение ее было велико и усердие невыразимо, то Он, по величайшему снисхождению Своему, позволил ей излить миро и на главу Свою. Если Он не отказался соделаться человеком, быть носимым во чреве, питаться млеком, то чему удивляться, если и этого не отвергает? Как Отец Его принимал курение и дым, так и Он принял блудницу, одобряя, как я прежде сказал, ее расположение» (Свт. Иоанн Златоуст).
В доме Симона происходило удивительное событие: еще живого Иисуса приготавливали к погребению. Но нет страха ни в женщине, неосознанно знавшая то, что знал Господь, ни в Богочеловеке. В малом доме творилась великая история. Фактически начиналось событие, которое завершилось Голгофой. Но эта гологофская история была только прелюдией к переходу пространственно-временного бытия в Вечность. Готовя Христа к погребению, женщина фактически совершала крещение. Это крещение отныне необходимо было проходить всем христианам. Чтобы войти в Новое Бытие надо было пройти через погребение. Смерть становилась смыслом, без которого не могло быть жизни. Событие в доме Симона прокаженного стало образом (эйдосом), которое есть «живое бытие предмета, пронизанное смысловыми энергиями, идущими из его глубины и складывающимися в цельную живую картину явленного лика сущности предмета» (А.Ф. Лосев. «Музыка как предмет логики»).
Все предметы, явленные в евангельском событии, приобрели не просто глубокий смысл, но побудило сознание к действию, оставили неизгладимый след в памяти. То миро, которое возливала женщина на Христа, стало частью общей духовной метаистории, формирующей мироощущение последователей Христа. Миро станет не просто символом святости, но Святыней, чрез которую будет происходить приобщение к жизни и смерти Иисуса Христа. В эпоху вошла личностная история, способная не только рассказать о самой себе, но преобразить человеческое существо, а вместе с ним и всю природу, пострадавшую вследствие древнего грехопадения.
Иуда не понял этой истории, и его предательство стало закономерным итогом его позитивистских исканий. Его философские оттенки вели неизбежно, по слову драматурга Киршона, сказанные по другому случаю, к стенке. Лишенный истории личности он вел себя к саморазрушению и самоуничтожению.
«Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его» (Мф. 26: 14-16).
«Раз вступив на путь предательства, Искариот не мог остановиться. Теперь уже он был намерен извлечь выгоду из своей измены» (Прот. Александр Мень).
Извлекать выгоду любят представители материализма. Их взгляд на мир настолько примитивен, что, когда решаются жизненно важные вопросы бытия, они не находят ничего лучшего, как опуститься до низкого предательства. Уровень восприятия мира чудовищно бесплоден и глуп. В глазах Иуды его низменное предательство видится естественным. Наверно, он еще и Христа винил в том, что вынужден Его предать: ведь Господь не оправдал его мессианских ожиданий.
Неоправданно видеть в Иуде умного героя, знавшего Христа, и потому сознательно идущего на предательство ради спасения мира, уверенного в том, что Иисус выйдет сухим из воды. «По учениям офитов, каинитов, манихеев, Иуда является самым сильным, чистым и самым посвященным из всех учеников Христа.
Агнец должен быть принесен в жертву твердой и чистой рукой первосвященника, и из всех апостолов Христос для этого подвига избрал Иуду» (Максимилиан Волошин).
Пройдет двадцать веков и великий русский писатель Леонид Андреев также попытается оправдать поступок Иуды какими-то высшими целями. Все однако представляется намного прозаичнее. Иуда – вор, и это точная характеристика его духа, он пытался украсть у Спасителя Его мессианское служение. Хорошо писал об иудином предательстве римский папа Лев Великий: Иуда «оставил Христа не вследствие страха, а по причине жадности к деньгам. Ибо любовь к деньгам есть самая низкая страсть. Душа, преданная корысти, не страшится гибели и из-за малого; нет никакого следа правды в том сердце, в котором любостяжание свило себе гнездо. Вероломный Иуда, будучи опьянен этим ядом, пока жаждал корысти, так глупо был нечестив, что продал своего Господа и Учителя».
Почему пытаются его оправдать? Причина, видимо, в том, что, по словам Рудольфа Штейнера, «наша материальная культура стоит под знаком Иуды…»
Сугубая привязанность к материальной культуре приводит к нравственным искажениям, психологическим надломам. Человек, лишивший себя собеседования с Богом, свое собственное существо возводит в некий моральный императив; каждое свое действие считает правильным и незыблемым, что ведет к неоправданной твердолобости сознания, укореняя ложные представления о Бытие не только в самом себе, но и в окружающем мире. Таковой уже не способен адекватно воспринимать свои действия, его мироощущение не может объективно воспринимать субъектные отношения, где он однозначно неправ. Его эго – судья всех, но не себя. Смирение совершенно чуждо такому человеческому типу, потому ему невозможно попасть в Божественный ряд. Лик Иуды темный, и все попытки высветить его, оканчиваются неудачей. Оправдание предательства неизбежно ведет к еще большему предательству (в сознании высвечивается повесть Василя Быкова «Сотников», в которой психологически верно показано нравственное и духовное падение Рыбака, цеплявшегося за свою несчастную жизнь вплоть до убийства друга).
«Если бы мы поставили мысленно на одну гору искушения Христа, а на другую Иуду, то нашли бы, что ответы Иуды на диавольские искушения были бы совершенно противоположны ответам Христа. По внушению диавола, Иуда не отказался бы ни превратить камней в хлебы, ни обнаружить пред народом чудодейственной силы и поклониться диаволу за царства мира. Но рядом с этим основным мотивом действий Иуды, любовью к деньгам, в Евангелиях очень тонко, но совершенно ясно выступает и другой, добавочный мотив, на который можно смотреть, как на следствие главного мотива. Это — стремление примкнуть к сильным людям, к их партиям. Обыкновенно бывает так, что о нравственном достоинстве сильных партий и проповедуемых ими принципов в таких случаях вовсе не бывает речи. На лету улавливаются самые дикие, сумасбродные их идеи и затем выдаются как нечто данное, непреложное, не подлежащее оспариванию или сомнению. Критика совершенно отсутствует. Пока Иуда видел, что Христос, как необыкновенный Учитель и Чудотворец, должен войти в силу, он примыкал к Нему и не отходил от Него. Но когда ясно увидел, что возобладать и войти в силу должен был не Христос, а враждебная Ему партия первосвященников, старейшин и книжников, партия, которая, в глазах Иуды, должна была похоронить все дело Христа и Его личность, то примкнул к ней, и это совершилось так же легко, как легко Ирод I заявлял о своей преданности то одному римскому полководцу, то другому. Евангельские заметки об Иуде и вообще о последних событиях земной жизни Христа слишком кратки. Мы не можем уловить действительных моментов, когда именно для Иуды стало ясно, что внешняя сила — не на стороне Христа, а на стороне Его врагов. Собственные неоднократные заявления Христа о страданиях, крест, и потом все более и более усиливающаяся злоба иудейских начальников, говоря вообще, со временем ясно показали Иуде, на какую сторону выгоднее стать, и он смело оставляет Христа и пускается в водоворот политической ненависти и убийств» (А.П. Лопухин).
Предав Христа, Иуда совершает еще одно предательство: он участвует в общей трапезе вместе с Иисусом Христом, Которого только что предал.
«В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему: Учитель говорит: время Мое близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими. Ученики сделали, как повелел им Иисус, и приготовили пасху. Когда же настал вечер, Он возлег с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились, и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня; впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться. При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал. И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое.
И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего. И, воспев, пошли на гору Елеонскую» (Мф. 26: 17-30).
Зная Свое отшествие, Господь совершает Великую Вечерю, которая станет впоследствии смыслом жизни исторического христианства. На Вечери Господь, преломляя хлеб и возливая вино, возвещает великое Таинство Евхаристии.
«Священное событие Великого Четверга, которому предстояло жить в Таинстве Литургии, стать средоточием Церкви и которое будет запечатлено в молитвах и гимнах, в творениях Джотто, Дионисия, Леонардо, происходило в обстановке непритязательной простоты. Только присутствие Искариота, если бы апостолы знали о предательстве, могло омрачить вечерю. Но они пока ни о чем не догадывались» (Прот. Александр Мень). еди с амвона, чтобы после удалиться в домом грехе?ои сердца. арцев.аспадать столь негативные поступки, что мир начинает от них содрог
«Какой смысл имели слова Самого Христа при установлении таинства? Каким образом хлеб и вино могут претворяться или пресуществляться в тело и кровь Христовы? В ответ на эти вопросы скажем, прежде всего, что ни Сам Иисус Христос, ни Его апостолы не разъяснили того, как это происходит. Но не подлежит сомнению, что, преподавая хлеб и вино, Сам Христос считал всех, действительно, Своим телом и Своею кровью; никакое иное толкование невозможно, если обращать внимание на прямой смысл Его слов и не пускаться в тонкости средневекового или какого бы то ни было богословия. Понять, каким образом это происходит, мы не можем, это — таинство; не можем и объяснить значения слов Христа по самому их существу» (А.П. Лопухин).
С этого момента пришло понимание, что возможность обладания жизни во Христе, может быть только тогда, когда принимаешь участие в Святом Таинстве Евхаристии. И это участие должно носить искренний характер. Участие в евхаристическом событии означает переход от человеческого пространства в Вечность Божественного Бытия. Христос – Хлеб жизни, а Его ученики становятся частью Его Святого Тела. Человеческое естество, обремененное грехами, получает возможность стать соучастником великой мистерии. Причем эта мистерия носит вполне зримый и осязаемый характер.
«Но для нас теперь в понимании самого существа таинства не представляется и надобности. Обратим внимание лишь на то, какой естественный, доступный и понятный смысл заключается в развитом после учении о пресуществлении. Не объяснение значения самого таинства, а объяснение того, каков был психологический и религиозный процесс, при котором люди дошли до мысли о transubstantiatio, представляется глубоко интересным. Длинный исторический процесс, который привел к понятию о “пресуществлении,” поможет нам отчасти разъяснить и то, какое учение правильнее, учение ли о пресуществлении или учение о “существовании” и другие учения. Из самых слов Христа, который преломил хлеб и держал его в Своих руках, и затем повелел пить из чаши, было ясно, что этот хлеб не был простым, обыкновенным хлебом, а вино — обыкновенным вином. Но первоначально, по-видимому, на это не обращали особенного внимания. Мы мало знакомы с “сущностями” вещей; они нам недоступны, и потому даже теперь мы не можем о них рассуждать. Древние христиане не рассуждали об этом совсем. Все, что мы видим, суть только явления. Но, не зная ничего о сущностях, мы, однако, весьма часто рассматриваем одни и те же предметы с разных точек зрения и потому оцениваем их различно. Если, может быть, в первоначальное христианское время действительная сила и смысл слов Христа не были вполне понятны, то с течением времени это стало понятнее, и значение хлеба и вина все более и более оценивалось соразмерно тому, насколько выше и выше представлялась сознанию людей сама заслуга Христа. Чем выше эта заслуга, тем, следовательно, выше и тот дар, который был завещан Им “в Его воспоминание» (А.П. Лопухин).
Интересно, что Иуда покинул Христа, не приняв участие в Таинстве Евхаристии. Вместе с хлебом, который он принял в себя, в него вошел сатана, как повествует Святой Евангелист Иоанн. Глубина его падения достигла адской бездны, из которой нет возврата.
Можно сказать, что Иуда присутствовал только тогда, когда Христос начинал праздник, первый день опресночный, символизировавший ветхозаветную Пасху. Иуде не суждено было совершить переход. Вместе с Иудой, к сожалению, в этом недопереходном состоянии остался и еврейский народ.
О. Александр Мень отмечал: «Издавна заключение Завета сопровождалось окроплением верующих кровью животного, посвященного Богу. Все, на кого падали ее капли, обретали новое духовное родство и связь с Богом. Таков был смысл заклания пасхального агнца. Подобные обряды знал не только Израиль, но и большинство древних народов. Христос заменяет кровь жертвы соком виноградной лозы, вином трапезы, которая знаменует богочеловеческую жертву, страдания и торжество Мессии-Искупителя.
Пасхальное воспоминание об Исходе было перенесением прошлого в настоящее. Мудрецы Израиля говорили, что каждая Пасха есть освобождение от рабства, совершающееся вновь и вновь. Точно так же и новозаветная Евхаристия означает причастность к спасению, которое Христос приносит людям, пребывание Господа с любящими Его. “Всякий раз,— скажет позднее апостол Павел,— когда вы едите хлеб и пьете эту чашу, вы смерть Господа возвещаете, доколе Он придет”. Время побеждено. Остается лишь таинство Воплощения, Присутствие Бога, явившегося в мир...»
Итак, наступило реальное освобождение человека. Евхаристическая Тайна дает нам возможность не только духовно причащаться Божеству, но и телесно. Можно даже констатировать, что христиане в этом Таинстве достигают единства материи и Духа, чего не могла осуществить ни одна древняя религия, ни одно философское учение. В этом Таинстве происходит умирание ветхого человека, чтобы восторжествовал Новый. И эти перевороты будут происходить в историческом христианстве, видимо, до скончания века.
Г. Честертон в своем «Вечном человеке» писал, что «христианский мир претерпел немало переворотов, и каждый из них приводил к тому, что христианство умирало. Оно умирало много раз и много раз воскресало: наш Господь знает, как выйти из могилы… Время от времени смертная тень касалась бессмертной Церкви, и всякий раз Церковь погибла бы, если бы могла погибнуть. Все, что могло в ней погибнуть, погибало… Да, много раз – при Арии, при альбигойцах, при гуманистах, при Вольтере, при Дарвине – вера, несомненно, катилась ко всем чертям. И всякий раз погибали черти».
Вера и Любовь, явленные в Таинстве Причастия, вели человеческое естество в мир Абсолютной свободы. Но и заставляли совершить отчетливый жизненный выбор: с Христом или Иудой? Третьего пути не дано. Данное Евангельское повествование напоминает, что есть путь отречения и предательства, который ведет и к нравственному и физическому уничтожению, и путь Свободы, достижение которой предполагает стесненность до смерти и великие скорби.
«Тогда говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада; по воскресении же Моем предварю вас в Галилее. Петр сказал Ему в ответ: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь. Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Говорит Ему Петр: хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили и все ученики» (Мф. 26: 31-35).
Каждому неофиту знаком порыв Петра. Только что приобщившись Тела Христова, готовы горы перевернуть, нет ничего невозможного. «По причине большой самоуверенности, Петр один обещает не соблазниться. Посему Христос попустил ему пасть, чтоб научить его надеяться не на себя, а на Бога, и слова Христовы почитать достовернейшими собственного сознания. Притом слова: аще и вси соблазнятся, аз никогда же, - отзываются высокомерием и обнаруживают в Петре гордость и незнание собственной немощи. Посему Господь предсказывает ему и время отречения - "в сию самую ночь, и притом прежде нежели алектор возгласит"; предсказывает даже и число отречений, то есть что он отречется три раза.
Петр прекословит Спасителю, желая показать, что он вполне предан Ему. Освободившись от страха предательства, он, по сильной любви и чувству чести, начал теперь восставать на других и сопротивляться Христу. Впрочем и другие ученики, не испытавши еще искушения, по неведению своему обещали то, чего не имели исполнить. Христос идет помолиться в уединенное место, потому что для молитвы нужно отрешение от всего и уединение» (Бл. Феофилакт Болгарский).
Лопухин скажет: «Желая обнаружить свою любовь, Петр теряет здесь веру в истинность слов Христа и возражает Ему только с теплотою любви. Ошибка Петра основывалась на недостаточном и неточном знании характера предстоящих событий. Даже самая смерть со Христом показалась Петру менее страшною, чем то, что скоро произошло в действительности. Апостолы заявили о своей преданности по примеру Петра. Можно предполагать, что злодеяние Иуды, ушедшего с вечери, теперь для них, по крайней мере, отчасти, разъяснилось, и они спешат выразить свой протест против его действий, заявляя, что они не поступят “яко Иуда.” В заявлениях Петра и учеников можно видеть косвенное указание на то, какой казалась им личность Спасителя. Он не был в глазах их обыкновенным человеком, но таким, с которым можно было даже умереть (συν σοι άποθανεΐν — Матфей; συναποθανειν σοι — Марк)».
Но, даже приняв участие в Таинстве Евхаристии, Апостолы еще не были вполне свободны. Еще не понимают того, что произойдет. Да и не мог этого никто из людей понять. Это выше всякого человеческого разумения. Судить не имеем никакого морального права. Но Евангелие напоминает, чтобы стало сутью нашего Бытия преданность Богу, чтобы знали, потому что все, что происходит в истории после этих событий, несет определенный смысл. Этот смысл либо возвращает нас к Богу, либо обрекает на иллюзорное существование. Чтобы быть в Божественном Бытии необходимо воспевать Песнь Господу, восходя Горе.
«Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели. И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы всё еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников; встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня» (Мф. 26: 36-46).
«Слово Гефсимания Иероним объясняет vallis pinguissima (долина плодороднейшая), вероятнее производство от гет шемет — масличное точило. Место находилось на западной стороне горы Елеонской, внизу, и было первым по выходе из Иерусалима и переходит через поток Кедрон» (А.П. Лопухин).
Кто в силах понять Гефсиманскую молитву Христа? На молитве стоял Сам Бог, Сын молился Отцу, испытывая глубокую скорбь. Только представим, что Господь знал, что Его творение будет вести Его на распятие, самую позорную казнь, которую только придумали люди с древних времен. Можно сказать, что дети шли убивать своего отца, который дал жизнь, спасал в различных ситуациях. И для чего? Неужели для того, чтобы творение имело право совершить Богоубийство. Конечно, Господь знает меру человеческой подлости. Но, любя Свое творение, Он хочет нашего возрождения. Но, как Человеку, Ему тяжело идти на страдания. Поэтому Он просит Отца, чтобы миновала Его Чаша сия. Сын Божий понимает, что это невозможно, ибо Он пришел, чтобы послужить делу спасения человеческого рода. Исполняя волю Отца, Христос показывает, что истинная жизнь заключена в безусловном следовании воли Отца вплоть до смерти. И каждое Евангельское событие учит христианский мир бороться со слабостью и немощью, предаваясь во всех своих делах и поступках Божественному Провидению.
«Те, которые прежде решались умереть с Ним, теперь не могли бодрствовать и сострадать Ему в Его скорби, но побеждены были сном. Он же прилежно молится, чтобы это действие не показалось притворством. По той же причине истекает из Него и пот, чтобы еретики не сказали, что Его скорбь была лицемерною. Поэтому и пот истекает из Него в виде каплей крови, и для подкрепления Его явился ангел; и было много других признаков страха, чтобы кто не сказал, что это слова ложные. По этой же причине Он и молится. А когда говорит: аще возможно, да мимоидет, то показывает этим Свое человеческое естество; словами же: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты, показывает Свое мужество и твердость, научая нас повиноваться Богу, не смотря на противодействие природы. А так как для неразумных не довольно выражать скорбь на одном лице, то Он прибавляет и слова. Опять, так как недостаточно было одних слов, а требовались самые действия, то Он со словами соединяет и самое дело, чтобы самые притязательные противники поверили, что Он и вочеловечился, и умер» (Свт. Иоанн Златоуст).
Действительно, Господь вочеловечился, чтобы наше естество получило Божественную прививку, переосмысливая происходящее, согласно своему сердечному движению. Но то, что мы стали участниками Божественного домостроительства только Христа заслуга. По большому счету человеку свойственно засыпать тогда, когда необходимо совершить действие. Мы молим Бога стать реальностью в нашей жизни, но когда Он отвечает на нашу молитву, мы вдруг засыпаем, отстраняясь от Него.
Трагедия Гефсиманской ночи была в том, что, как это не покажется странным, это было историческое мгновение, когда Господь нуждался в совместной молитве со Своими учениками. Но эта Его нужда на самом деле была необходима человеку более, чем Богу. Господь являл свою скорбь, чтобы мы научились сострадать своему Творцу. Он шел на смерть не ради Себя, но ради человеческого рода. Ради человека Он просит человеческой поддержки, Он просит человека исполнить первую ветхозаветную заповедь Любви. Но человек в лице Петра не смог ответить на Любовь Христа. Видимо, отчасти и это было причиной Его вселенской скорби. Человек, к сожалению, не мог постичь высоты своего небесного происхождения. Более того, в эту ночь человечество пало так низко, что даже грехопадение Адама не идет с этим падением ни в какое сравнение. Ибо падение Адама принесло смерть и потерю вечной жизни. Но это касалось конкретно человека. В Гефсиманскую же ночь человек не только себя предавал, но своего Творца и Отца, Который послал Сына Своего Единородного искупить древнее отступление от Свободы и Любви. Трагедия Гефсиманской ночи потрясает: человек совершает акт насилия и предательства не только над себе подобным, но над Господом. И Бог, видимо, поэтому скорбит смертельно. Но как велик Сын Божий! Если после столь гнусного предательства, Он идет на Крест ради предающих Его. Возможно ли после этого быть неблагодарным Богу? Задумаемся, что было с человеческим родом, если бы Христос отстранил от Себя Чашу? По-человечески вполне понятно, что произошло бы. Строгий Отец наказал бы преступников и злодеев. Но в который уже раз. И изменилось ли наше естество, вследствие Божественного отказа? Стали бы мы свободными, или вновь вернулись в свое рабское состояние? Ответ очевиден.
Христос, будучи воплощенной Свободой и Благом, не мог позволить рабству господствовать над Его творением. Суть Божественной Свободы, воплощенной во Христе – это победа жизни над смертью. Сын Человеческий идет на смерть, чтобы разрушить древний плен и дать человеку Свободу, которую он потерял. Но обретение Свободы зависит от человека, от каждой конкретной личности, от его выбора, от его способности присоединиться к самотворящей Любви. Христос показывал путь, по которому следовало идти Его ученикам.
Они еще не могли идти вослед Ему. Впереди еще ужас. Находясь рядом с Ним, Апостолы верят, что Он победит Своих врагов одним Божественным ударом. Они не могли еще понять, что тогда этот Святой удар должен был бы быть обрушен и на них, вследствие их нерадения и слабости. Потому-то Господь ожидает надвигающееся, понимая, что каждое Его движение и слово начинает новый отсчет исторического бытия человека.
Размышляя о трагедии Гефсиманской ночи О. Александр Мень писал: «Что испытал Сын Человеческий, когда лежал на холодной земле в томлении духа? Мог ли то быть лишь естественный страх перед пытками и смертью? Но ведь его побеждали и более слабые. Почему же поколебался Тот, Кто будет опорой для миллионов?
Нам не дано проникнуть в глубину смертного борения, свидетелем которого был старый оливковый сад. Но те, кому Христос открылся в любви и вере, знают самое главное: Он страдал за нас, Он вобрал в Себя боль и проклятие веков, мрак человеческого греха, пережил весь ужас и ад богооставленности. Ночь, лишенная надежды, обступала Его; Христос добровольно спускался в пропасть, чтобы, сойдя в нее, вывести нас оттуда к немеркнущему свету...
Что проносилось перед Его мысленным взором? Картины будущего? Гонения, войны, насилия? Отступничество Его последователей, их неблагодарность и маловерие, их жестокосердие и фарисейство? Это было искушение более тяжкое, чем то, через которое Он прошел в пустыне. Никогда еще человеческое сознание Христа с такой силой не противилось ожидавшему Его кресту, как в час Гефсиманской молитвы. Вот почему Он просил любимых учеников не оставлять Его.
“Симон, ты спишь? - пытался разбудить Иисус Петра. - Не мог ты один час пободрствовать?” Тот поднимался, видел лицо Учителя, изможденное, покрытое, как кровью, каплями пота, но дремота вновь одолевала его. Другие попытки оказались тоже напрасными.
Так, всеми покинутый, страдал Иисус один на один с надвигающимся. Евангелист Лука говорит, что лишь ангел укреплял Его. Это значит, что, не найдя земной поддержки, Он обрел ее в Небе.
Наконец Иисус поднялся. Любовь к Отцу восторжествовала и утвердила в Нем согласие человеческой и божественной воли.
Теперь Его заботили только апостолы. Подойдя, Он заставил их стряхнуть с себя сон. “Что вы спите? Встаньте и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение... Идем. Вот предающий Меня близко”. Они встали, ошеломленно озираясь».
«И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть? В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Сие же всё было, да сбудутся писания пророков. Тогда все ученики, оставив Его, бежали» (Мф. 26: 47-56).
«Согласно славянский версии “Иудейской войны” Иосифа Флавия, при аресте Иисуса погибло множество народа. Не оказались ли вблизи некоторые галилеяне, сделавшие попытку отбить Учителя? Однако в Евангелиях без всякого смягчения сказано, что, когда Иисус был схвачен врагами, все друзья Его скрылись. При виде Учителя, Который покорно дал увести Себя, их охватила паника, и они забыли, как обещали идти за Ним на смерть. Только Петр и Иоанн, придя в себя после первого потрясения, осмелились последовать за стражей на безопасном расстоянии» (Прот. Александр Мень).
Кротостью и смирением встречает Господь Своих мучителей. Любовью пытается спасти предающего Его Иуду. Бог снисходит даже до предателя, но это начало восхождения к горнему Сына Человеческого. То, что творил Христос невозможно объять человеческому разуму. На малую обиду по-человечески отвечаем грубостью и оскорблениями. Если не явно, то в помышлении вырабатываем план мести. Иной путь предлагает Христос, тот путь, который был предначертан еще Адаму. Но человек сошел с этого пути, предпочитая окунуться в вакханалию преступлений. И эту вакханалию не мог уже остановить ни Ной, ни Моисей, которому Бог вручил Синайское законодательство, ни Святые праведники и ветхозаветные пророки. Несовершенство человека мог спасти только Сам Господь, воплотившийся в человека. Грустно наблюдать, как несовершенный человек пытается спасти Совершенного Богочеловека. Человек еще в области языческого закона, он готов сражаться, не понимая, что уже началась другая история.
Бл. Феофилакт писал: «Извлекший нож был Петр, как говорит Иоанн (Иоан. 18, 10). А имел он при себе нож потому, что незадолго пред сим закалал агнца, которого снедали на вечери. Мы не осуждаем Петра, потому что он поступил так, ревнуя не о себе, а об Учителе. Впрочем Господь, приучая его к Евангельской жизни, дает наставление не употреблять меча, хотя бы и за Бога кто думал совершать мщение. Отсечением уха Петр показывает, что иудеи болели непослушанием. Потом Господь приводит изречение закона, что убийца, в возмездие, сам должен быть убит: ибо закон говорит, что приимшии нож ножем погибнут (Быт. 9, 6). А указывает этим на то, что иудеи, поднявшие на Него меч, будут истреблены от меча Римлян. Далее, не сказал - могу представить двенадцать легионов Ангелов, но - могу умолить Отца Моего; так говорит, как человек, по Своей благопромыслительности, ради немощи учеников. После того, как Он показал тогда в Себе много человеческого, напр. пот, страх, моление. Он не уверил бы, если бы сказал: Я сам могу представить легионы Ангелов. Вместо двенадцати учеников Мне представил бы Отец, говорит Он, двенадцать полков Ангелов, если бы Я захотел (легион есть самый больший полк, состоящий из шести тысяч всадников). Но всему этому надлежит быть, чтоб исполнились писания, предвозвестившие все сие. Впрочем иудеи не потому злы, что предвозвестили о сем писания: но поелику иудеи имели все это совершить по собственной злой воле, то в писаниях и изложено так пророками по внушению Духа Святого».
«Видя бесполезность сопротивления и почувствовав страх, ученики разбежались. Это бегство непрямо показывает, как страшны и серьезны были наступившие события и как страшны были те люди, в руки которых был предан Христос. Из Евангелий не видно, чтобы учеников в самом начале взятия Христа кто-нибудь трогал или даже подозревал в чем-либо. Однако на них напал такой ужас, что они считали нужным бежать. Разбежались все ученики, не исключая самых преданных. Христос, среди Своих врагов, остался один. Это было им предсказано (Мф. 26:31). Исполнение предсказания носит на себе такие внутренние и внешние признаки исторической достоверности, что сомневаться в действительности передаваемых событий могут только немногие» (А.П. Лопухин).
Ученики разбежались, потому что рухнули их иллюзии. Под покровом Гефсиманской ночи группа иудеев совершали очередную подлость. Сколько их еще будет, этих гнусных измен в истории человечества!? Но эта! Превосходит все мыслимые и немыслимые пределы. Это была страшная попытка сатаны руками человеческими уничтожить Божественное творение, и, тем самым, в который раз, доказать Богу, что человек не способен понимать Бога, не способен достичь Его горних вершин. Тьма лукавства пыталась не просто Бога убить. Сатана прекрасно понимал, что это невозможно, но присутствовало желание исказить Божественное Провидение о человеке, повернуть вспять историю Бытия, неразрывно связанную с человеком. Ради этого и устраивалось судилище над Богочеловеком.
«А взявшие Иисуса отвели Его к Каиафе первосвященнику, куда собрались книжники и старейшины. Петр же следовал за Ним издали, до двора первосвященникова; и, войдя внутрь, сел со служителями, чтобы видеть конец. Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и, хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли. Но наконец пришли два лжесвидетеля и сказали: Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его. И, встав, первосвященник сказал Ему: что же ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют?Иисус молчал. И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его!как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти. Тогда плевали Ему в лице и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя?» (Мф. 26: 57-68).
Саддукейский трибунал подозревает, что перед ними простой человек? Трудно понять действия иудейских судей. Иисуса Христа судил «малый синедрион», т.е. группа из 23 человек. Это были саддукеи, не верящие в воскресение человека, не признающие бытие Ангелов. Как могли святотатцы судить Бога? Можно с уверенностью говорить об окончательном искажении религиозного восприятия жизни иудейского народа. Этот народ в лице своей элиты практически пал в атеистическое безумие и невежество. Их бог заключался в обрядовой форме, в заунывных песнопениях, где развивалось народное творчество, но не Божественная правда.
«Говоря об этом событии, Мерке рассуждает: “зачем им (т.е. судьям Христа) нужно было искать лжесвидетельства, когда они были убеждены, что Иисус виновен? Ложных свидетелей приглашают раньше, чтобы действовать наверняка, а здесь все представляется делом случая. Восточные знают очень хорошо, как добывать свидетельства, даже ложные. Ψευδομαρτυρία есть древний (uralte), проникший во все греческие, латинские, армянские и мемфитские кодексы, тенденциозный подлог.” (Falschung). Однако уже при первом знакомстве с показаниями евангелистов видим, что у них все дело представляется как бы implicite совершенно естественным. Первоначально враги Христа желают подождать, взять Его после праздника, чтобы не произвести народной смуты. Но предательством Иуды доставляется им неожиданный и благоприятный случай привести свой замысел в исполнение на самом празднике. Не нужно забывать при этом, что для предания смерти требовался утвердительный приговор Пилата. Все это побуждает их искать немедленно же “лжесвидетельства.” Оно необходимо, и без него нельзя обойтись. Вопреки мнению Мерке трудно предоставить и изложить более живую и ясную картину того, что было, чем как это сделали евангелисты. Тут всякий, знающий, каковы бывают злые, бесчестные, подлейшие люди, найдет совершенно объективное и точное изложение событий. Все заставляло врагов Христа спешить, и ввиду приближавшейся пасхальной субботы, и вследствие опасений, как бы Обвиняемый не избег заранее определенного Ему наказания. Собрание состоялось, вероятно, после 12 часов (по нашему счету) ночи, после вкушения пасхального агнца. Забыто было, как и часто забывается при подобных обстоятельствах, что наступил праздник Пасхи, и что спорадические и небесные постановления устного и письменного закона предписывали в день опресноков, следовавший за пасхальной вечерей, ничего не делать. Все это так глубоко характеристично и понятно, что не требует даже и объяснений» (А.П. Лопухин).
Итак, Саддукейский трибунал сам последовательно нарушал закон, осуждая Иисуса в праздник. Преступление вершилось в тот момент, когда народ радовался освобождению. Это освобождение было мнимое, но даже и этого освобождения лишали народ его вожди. Саддукеи судили Того, Кто Сам обитает в Храме, судили за желание разрушить сей Храм. Более абсурдного обвинения трудно было придумать. Но первосвященникам нужно именно святотатство. И Анна, и Каиафа прекрасно знают, что пред ними не просто человек, но Мессия (хотя это с трудом укладывается в их голове). Но это-то и внушает опасения. Они боятся, что Этот Человек, провозглашенный царем, увлечет за Собой Израиль. Когда-то такие же опасения были у Ирода Великого, приказавшего устроить избиение Вифлеемских младенцев. Бестолковость решения очевидна, но атеистическое невежество настолько поразило сознание первосвященников, что они готовы совершить Богоубийство, не понимая бесперспективности своего решения. Их разум весь в конкретной ситуации. И это ситуация требует ложных свидетельств, чтобы подвести под закон о святотатстве, против которого трудно выступать будет приверженцам Иисуса. Но даже в этих обстоятельствах, ложь проигрывает, она не способна одолеть правду. И тогда, видя бесперспективность своих попыток, ложь спрашивает Правду. Совершенно ясно, что лжи не нужна правда, ей нужен повод для обвинения. И Правда отвечает так, как Она должна отвечать, Она свидетельствует о Себе. Выдержать такое первосвященники не в силах. Услышав Правду, ложь ожесточилась еще более, впав в неописуемую ярость. Это ярость была хорошо сыграна. Первосвященники прекрасно разыгрывали представление, цена которому была жизнь Спасителя. Они не хотели видеть, что театр, который они устраивают себе и своему народу не будет иметь для них катарсиса. Впереди предсказанная Господом смерть, но в страшное пятничное предутро они пытались уничтожить Рассвет.
Наверно, этого Рассвета не мог понять Петр, в ужасе наблюдавшего за происходящими событиями на первосвященническом дворе.
«Петр же сидел вне на дворе. И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином. Но он отрекся перед всеми, сказав: не знаю, что ты говоришь. Когда же он выходил за ворота, увидела его другая, и говорит бывшим там: и этот был с Иисусом Назореем. И он опять отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека. Немного спустя подошли стоявшие там и сказали Петру: точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя. Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И выйдя вон, плакал горько» (Мф. 26: 69-75).
«В то время, как Спаситель подвергался оплеваниям, заушениям и другим оскорблениям, Петр, пришедший во двор первосвященника (Мф. 26:58), в течение всего допроса, по-видимому, сидел вместе с первсовященническими служителями и грелся у огня (Мк. 14:54; Лк. 22:56). Как много страшного трагизма и реализма в этом простом выражении! То, что происходило внутри, в душе Петра, не было никому заметно; а во вне было только видно, что он грелся у огня! Естественно, если, находясь около вещественного пламени, Петр должен без усиленно гасить и сдерживать всякое внутреннее пламя, просто потому, чтобы не выдать себя и своих намерений. Он находился в положении человека, который видит с берега утопающего и не имеет ни сил, ни средств, чтобы хотя чем-нибудь ему помочь. Это вообще одно из самых мучительных состояний всех добрых и любящих людей. Какие душевные муки переживал Петр, греясь у огня, это сокрыто от глаз людей. Иоанн, показавшись на мгновение (18:15,16), быстро накидывает завесу на свою собственную личность и скрывается в ночной мгле. Остается один Петр со своим наружным спокойствием. “Власть тьмы,” охватившая его Учителя и завладевшая Им, как грозная туча во время темной ночи, блещет молниями и поражает громовыми ударами, и скоро распространяется и над головою Петра. Это — искушение. Петр постепенно, сам ничего не подозревая, входит в ограниченную область искушения. Никогда для него не была нужна молитва: “и не введи нас во искушение.” В рассказах евангелистов о первоначальном искушении Петра нет противоречий; повсюду у них на первом плане — какая-то неизвестная “служанка” (μία παιδίσκη, μία των παιδισκων, παιδίσκη τις), которую Иоанн называет “придверницей” (παιδίσκη ή θυρωρός — 18:17). Это — совершенно неизвестная ни нам, ни, вероятно, первым христианам, личность, как будто невзначай выставляющая свое смуглое лицо среди ночной мглы. Она вглядывается в Петра (Мк. 14:67; Лк. 22:56) и затем подозрительно говорит вслух: “и ты был с Иисусом Галилеянином.” Если бы даже все эти рассказы были вымышлены, то и тогда мы должны были бы сказать, что тут чрезвычайно искусный, в высшей степени художественный, подбор всех обстоятельств. Зачем эта служанка, придверница? Почему составители вымыслов не заставили говорить с Петром кого-нибудь из мужчин, например, хотя бы того же Малха, которому Петр отсек ухо? Это было бы гораздо естественнее во всяком вымысле, даже художественном. Но действительность всегда мало отвечает всякому вымыслу. Мужчины заняты были другими делами и мыслями; а наблюдательность, острое зрение и несдержанный язык женщин всем известны. Судя по выражениям (παιδίσκη), это была молодая рабыня, может быть, даже взрослая девочка. Смелый и отважный Петр поставлен был в крайне затруднительное и опасное положение не занесенным над ним мечом, не направленной прямо против его сердца стрелой или пикой, а легкомысленным вопросом какой-то неизвестной и болтливой молодой рабыни. Евангельское καί (у всех евангелистов) здесь многозначительно: “и ты был.” Если “и ты,” то, следовательно, и еще кто-нибудь, он, из бывших с Галилеянином, был там, и вместе с Ним Петр. Кто был этот другой? Одни предполагают, что служанка указала здесь на Иоанна, другие — на Иуду. Но, может быть, слова служанки означают: “ты вместе с многими другими, которых теперь нет на этом дворе"» (А.П. Лопухин).
Действительно, страшная ночь! Отступление и предательство Иуды еще можно понять, но отречение Петра?! Кто-то скажет, что может быть это вовсе и не отречение, просто-напросто Петр не хочет раскрывать свою тайну, так сказать, охраняет свою духовную свободу, мистическую связь с Учителем. Но Петр не просто молчал, он отрекся, исполнив предначертанное о нем. Его разум спал, забыв сказанное Господом. Петр постыдился сказать правду, и тем самым, отрекся от Правды. Это уже была не слабость, но фундаментальное отступление. Это, конечно, не иудино предательство, которое не имеет аналогов в истории цивилизации, но это нравственное падение сильного и любящего Учителя ученика.
Христианство делало первые шаги, и они были такие человеческие! Но на падении Петра начиналось восхождение Церкви Христовой. Все происходящее промыслительно. Победа над адом, как это не парадоксально, начиналось с малодушного отречения. Но за этим отречением, знаем, впоследствии будет великий покаянный плач великого подвижника Церкви.
Надо признать, что путь человека практически всегда начинается с ошибок. Осмысление своих ошибок и помогает найти правильную дорогу. Но, чтобы произошло осмысление, необходимо иметь сердце, связанное видимыми и невидимыми нитями с Божеством. Петр, несмотря на свое падение и ошибку, духовно был близок Господу. Его связь с Христом – на уровне сердца. Это спасет Христа, Которого уже вели на суд Пилата.
«Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти; и, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю.
Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребренники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови» до сего дня.
Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: и взяли тридцать сребренников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь. Иисус же стал пред правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился» (Мф. 27: 1-14).
Мог ли обрести спасение Иуда? Из Евангельского повествование видим, что сердце его сокрушилось от увиденного и содеянного.
Отец Александр Мень размышлял: «Среди людей, ждавших у ворот, был еще один из Двенадцати.
Что пережил он, когда увидел дело своих рук? Все было кончено. Холодная озлобленность ренегата сменилась неподдельным отчаянием. Пусть Иуда и обманулся в своих ожиданиях, но заслужил ли Иисус те мучения, которые ждут Его, заслужил ли смерть?
Быть может, Иуда втайне ждал, что сторонники освободят Христа или Он Сам чудом ускользнет от врагов. Но ничего подобного не произошло. От слуг бывшему ученику стал известен приговор, мог он и видеть, как связанного Учителя повели в резиденцию прокуратора. Не вынеся этого, Иуда отправился к тем, кто вручил ему деньги, чтобы вернуть их.
— Согрешил я, предав кровь невинную, — заявил он. Но в ответ услышал равнодушные слова:
— Какое нам дело. Смотри сам.
Иуда, бросив деньги в Храме, повесился».
Повесился, потому что, видимо, не было той внутренней связи с Иисусом, которая была у Петра и других Апостолов. Человек, лишенный внутренней связи со своим Творцом, неизбежно приходит к самоуничтожению. Жизнь теряет всякий смысл. В ситуации бессмыслия человек не находит ничего лучшего как устранить ситуацию. Но эта ситуация представляет собой собственную жизнь. Почему Иуда дошел до такого края? Наверно, его свобода была настолько прикована земным притяжением, что душа не могла вскочить на ступеньку, с которой начиналось бы духовное восхождение. Инерция его душевного движения неуклонно вела вниз. Внизу еще остались остатки стыда, но уже не было сил на покаяние, отчаяние становится частью душевного уклада, или лучше сказать разлада. Все, что так разумно выкладывалось в системе иудиных координат, выпадало из привычного ряда. Истина, по словам Льва Шестова, лежала по ту сторону разума и мышления, она была в области сердца. Но сердце Иуды далеко отстояло от Бога. Он весь в своих выдуманных построениях. И, когда его карточные домики рухнули, он рухнул вместе с ними. Бл. Феофилакт скажет:
«Поздно одумывается Иуда, и хотя раскаивается, но не на добро. Сознаться в вине, конечно, есть дело доброе, но удавиться - диавольское. А он, по дьявольскому внушению, не терпя будущего бесславия, сам себя лишил жизни, тогда как надлежало ему плакать и умолять Преданного, а не предавать себя бесам. Некоторые, впрочем, говорят, будто Иуда, как человек сребролюбивый, думал, что и денег он приобретет, продав Христа, и Христос не будет умерщвлен, но избегнет иудеев, как не раз избегал прежде; но теперь, увидев, что Его осудили и приговорили к смерти, раскаялся, потому что на деле вышло не так, что он предполагал. Почему и удавился, намереваясь будто бы предварить Иисуса во аде и там умолить Его и получить спасение. Все же это было по научению вражию. Кроме того, да будет тебе известно, что хотя Иуда надел себе на шею петлю и повесился на каком-то дереве; но дерево наклонилось, и он остался жив, ибо Бог хотел сохранить его или для покаяния, или в притчу и поношение. И говорят, что он впал в водяную болезнь и тело его так отекло, что там, где свободно проходила колесница, он не мог пройти, а впоследствии, упавши ниц, разорвался, или проседеся, как говорит Лука в Деяниях (Деян. 1, 18)».
Ужасна судьба этого человека. Но эта судьба – предостережение. Интересно, что св. Евангелист в одном фрагменте связывает Иуду и Христа, предстоящего перед Пилатом. Иуда, видимо, символизирует иудейский народ, который готов к самоуничтожению, в то время, когда даже язычник, прокуратор Иудеи, понимает, что Этого Человека явно предают из зависти и ненависти (к тому же Пилату совершенно не хотелось вмешиваться в религиозные вопросы иудеев, в которых он мало, что понимал, его волновал вопрос государственной безопасности, за нее же он мог быть вполне спокоен, услышав, что Царство Христа не от мира сего). Можно сказать, что предательство Иуды и его смерть фактически завершили историю израильского народа как Богоизбранного. Начиналась Новая история, к которой еврейский народ имел отдаленное отношение. А после разрушения Иерусалима, причем как при Флавиях, так и при Адриане, можно говорить о полной ликвидации народа как такового. Тот народ, который будет создаваться талмудистами, к народу пророков не имеет никакого отношения. Возможно, кровное родство еще присутствует, но не более. Народ же пророков прекратил свое существование в тот момент, когда потребовал убийства Бога, променяв Его на разбойника.
«На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели. Был тогда у них известный узник, называемый Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? ибо знал, что предали Его из зависти. Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него. Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали: Варавву. Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие. Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу;
и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове» (Мф. 27: 15-30).
В который раз мир отворачивается от Добра и Любви? Даже те, кто думают, что властны над человек не могут остановить неизбежное.
«Пилат хотел освободить Его, если бы Он стал защищать Себя, а потому и сказал это; когда же Иисус ничего не отвечал, он вымышляет другое средство. Какое же? У них был обычай - отпускать одного из виновных. Этим-то средством Пилат и попытался освободить Его. Если вы не хотите, сказал он, отпустить Его, как невинного, то отпустите хотя как виновного - для праздника. Видишь ли извращение порядка? Обычай был такой, чтобы народ просил об осужденных, а игемон должен был отпускать. Теперь же происходит наоборот: игемон просит об этом народ, и однако они не укрощаются, а еще более свирепеют и подымают крик, неистовствуя от зависти. Они ничего не могли сказать в обвинение Его, несмотря даже на то, что Он молчал; так много было доказательств правоты Христа, что они изобличались и при молчании Его. Молчавший побеждал без умолку говоривших и неистовствовавших. Седящу же ему на судищи, посла к нему жена его, глаголющи: ничтоже тебе и Праведнику тому; много бо пострадах днесь во сне Его ради (ст. 19). Смотри, вот и еще обстоятельство, которое могло всех их отвлечь от их намерения. После доказательств, заключавшихся в делах, не маловажная вещь была и сон. Но почему же не сам Пилат видит его? Или потому, что жена была более достойна его, или потому, что если бы видел он, то не поверил бы ему, и даже, быть может, не сказал бы о нем. Поэтому так и устрояется, что видит этот сон жена, чтобы это сделалось известным для всех. И не просто видит она сон; но и страдает много, чтобы муж, хотя из сострадания к жене, помедлил совершать убийство. Тому же содействовало и самое время: она видела в ту же ночь сон. Но для него, скажут, не безопасно было отпустить Иисуса, так как говорили, что Он творит Себя царем. Поэтому следовало потребовать и рассмотреть доказательства, улики, все признаки властолюбия, какие только могли быть, - например, не набирал ли Он войска, не собирал ли денег, не заготовил ли оружия, или не замышлял ли что-нибудь подобное. Но Пилат просто склоняется на их сторону, а потому Христос не оставляет безвинным и его: предавый Мя тебе, говорит, болий грех имать (Иоан. XIX, 11). Итак, слабость была причиною того, что он уступил и, бив бичами, предал. Он не имел мужества, был слаб; архиереи же были злобны и лукавы. После того, как он нашел некоторый предлог, именно закон о празднике, повелевающий отпускать осужденного, что предпринимают против этого они? Убедили народ, сказано, да Варавву испросят (ст. 20)» (Свт. Иоанн Златоуст).
О слабости Пилата кто только не писал. Действительно, Пилат не был трусом в обычном понимании этого слова. Его военная карьера изобиловала храбрыми поступками на войне. Как римлянин он достойно ведет себя в боях с германцами и другими врагами римской империи. Но, оказавшись в Иудее, этот воин становится игрушкой в руках первосвященников и черни, которых он откровенно презирал. Почему человек, которых мог перерезать четверть города, идет на поводу у черни и первосвященников. Ведь это уже первый век, это уже империя, когда охлос не имел такой власти, какой обладал еще совсем недавно. Но именно презираемому охлосу потакает всадник Понтий Пилат. Наверно, власть такой империи, как римская, вынуждена была потакать низменных инстинктам толпы, чтобы сохранять державное величие на просторах огромного государства. Кроме того, Пилат понимает, что если до Рима дойдет слух, что он не устранил возможного претендента на иудейское царство, то его ожидают большие неприятности. Личное благополучие оказалось важнее Истины. Характерно, что впоследствии Пилат все равно претерпел гонения от императора Тиберия, который оказался недоволен правлением слабодушного прокуратора. Человек, не послушавший своей совести, неизбежно приходит к крушению. При этом Пилат оказался в стане презираемых им иудеев, сердца которых пылали жуткой ненавистью.
Иисус из Назарета не оправдал их земных надежд, не вписался в их представления о бытии. Они были так разочарованны, что были согласны взять Кровь Праведника на свои головы. Целый народ берет на себя Кровь Господа. Безумие, которому нет оправдания! Или своим странным куражом этот народ заглушал в себе мучительный страх? Возможно, и так. В этой Евангельской истории наблюдаем, как человек низводит себя до шутовского положения. Истина же остается неизменной.
И эту Истину меняли на разбойника. «Заметим, что Варавва был первой личностью, которая, вследствие своей случайной связи с Христом, была освобождена от этой страшной казни. Если бы Христос совершил Свое дело искупления, не освободив людей от крестной казни, то оно было бы неполно. Поэтому Его крестная смерть есть одна из важнейших сторон Его искупительного дела. Впоследствии крестная казнь в христианских государствах была уничтожена. Спаситель был осужден на крестную казнь. Бичевание совершалось пред распятием. “У римлян был обычай бичевать осужденного узника, и Иисус Христос отдан был воинам для этой цели — это было чудовищной несправедливостью и жестокостью, потому что Он дважды объявлен был невинным. Страшное наказание пред распятием производилось с таким варварством, что было известно под названием “близкой смерти.” И действительно, жертва часто лишалась чувств во время наказания и нередко умирала до распятия. Удары наносились бичами, а не палками, потому что Пилат не имел у себя ликторов. Ragellis caedebantur apud Romanos servi (liberi virgis) etfere capite damnati, nudi et columnam adstricti, antequam in crucem agerentar" (бичеваниям подвергались у римлян рабы (свободные наказывались розгами), обыкновенно осужденные на смерть, нагие, привязанные к столбу, пред тем, как отводились на крест — Cicero, Virr. V, 66). Бич состоял из кожанных ремней, снабженных иногда свинцовыми наконечниками или острыми гвоздями и косточками, которые изборождали спину и грудь и покрывали изнемогающую жертву массою ран и синяков. "Ragella erant aculeata, ossiculis pecuinis fere catenata, unde "havribile flagellum" dixit Horatius (бичи были снабжены остриями, обыкновенно привязывались к ним скотские косточки, откуда — “страшный бич,” как выразился Гораций — Сат. 1:3, 119). Обнаженный, со связанными руками и наклоненный, осужденный привязывался к столбу в то время, когда удары наносились палачом. Капитан Уоррен приписывал себе открытие в одной подземной комнате в Иерусалиме места бичевания Спасителя. Бичевание производилось обыкновенно corpore denudato. Слово φραγελλώσας есть латинизм (с изменением I на p) от flagellare, бичевать. Собственное греческое слово для этого есть μαστιγοΰ. Бичевание совершено было, как думают, пред Преторией, на виду у Пилата и народа. Слова αύτοΐς после παρέδωκεν нет в лучших рукописях. Смысл тот, что Пилат “отпустил им” (άπέλυσεν αύτοΐς), т.е. иудеям Варавву; но Иисуса Христа предал на бичевание и распятие не “им,” а своим воинам. Поэтому слово “им” после “предал” в русском выпущено правильно. Попытки представить дело несколько иначе и доказать, что иудеи пользовались правом совершать крестную казнь (Александр Ианней), что Пилат только согласился на эту казнь, а распяли Христа сами иудеи независимо от Пилата и его воинов, не выдерживают критики ввиду ясных показаний всех Евангелий, что не сами иудеи принимали участие в распятии Христа, а только воины Пилата» (А.П. Лопухин).
У кого бы не дрогнуло сердце после стольких издевательств. Из истории знаем, что таким наказаниям подвергались рабы. И, кстати, бичевание была формой наказания, после которой узника отпускали. Не всякий выдерживал удары «скорпионов», этих бичей с железными шипами, вживую вырывающие человеческое мясо из тела; не всякий мог перенести терновый венец, иглы которого впивались в человеческий мозг, в результате чего, не выдержав боли, узник сходил с ума. Ко всем этим издевательствам физическим добавлялись издевательства нравственные. Мало было убить, хотели еще и унизить.
Это было страшное утро. Но в это страшное утро, через Богоотступление рождалось Богоусыновление. Воистину милость Господня безмерна. Как же надо любить Свое творение, чтобы идти не только на смерть ради его спасения, но быть готовым принять поношения и издевательства. После таковой любви, трудно оправдать свое нежелание идти вослед Богу. Не идущие – в стане шутов и куражников, участвующие в страшной сатанинской пляске, конец которой вечная смерть. И в этой вечной смерти вряд ли есть даже лунная дорожка, так блестяще показанной Михаилом Булгаковым в своем размышлении «Мастер и Маргарита». Недаром его Пилат и жить не мог, придавленный необходимостью. Что может быть ужаснее: желать смерти и не получать ее, ибо немолчащая совесть все время напоминает о совершенном нравственном выборе. Нет спасения, если разумная душа не находится в созвучие с совестью, дарованной нам Богом. Потерявшие созвучие ведут своего Творца на распятие.
«И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его. И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место, дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить. Распявшие же Его делили одежды его, бросая жребий; и, сидя, стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский. Тогда распяты с Ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую. Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста. Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын. Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его. От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим. Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий. Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых» (Мф. 27: 31-56).
арованной богомусом в военномтью Наступила пятница. Эта пятница станет частью истории человека. Уже ничто и никто не вычеркнет из истории цивилизации это событие.
«Что же такое распятие? Цицерон эту казнь называл самой ужасной из всех казней, которые придумали люди. Суть ее состоит в том, что человеческое тело повисает на кресте таким образом, что точка опоры оказывается в груди. Когда руки человека подняты выше уровня плеч, и он висит, не опираясь на ноги, вся тяжесть верхней половины тела приходится на грудь. В результате этого напряжения кровь начинает приливать к мышцам грудного пояса, и застаивается там. Мышцы постепенно начинают деревенеть. Тогда наступает явление асфиксии: сведенные судорогой грудные мышцы сдавливают грудную клетку. Мышцы не дают расширяться диафрагме, человек не может набрать в легкие воздуха и начинает умирать от удушья. Такая казнь иногда длилась несколько суток. Чтобы ускорить ее, человека не просто привязывали к кресту, как в большинстве случаев, а прибивали. Кованые граненые гвозди вбивались между лучевыми костями руки, рядом с запястьем. На своем пути гвоздь встречал нервный узел, через который нервные окончания идут к кисти руки и управляют ей. Гвоздь перебивает этот нервный узел. Само по себе прикосновение к оголенному нерву - страшная боль, а здесь все эти нервы оказываются перебиты. Но мало того, чтобы дышать в таком положении, у него остается только один выход - надо найти некую точку опоры в своем же теле для того, чтобы освободить грудь для дыхания. У прибитого человека такая возможная точка опоры только одна - это его ноги, которые также пробиты в плюсне. Гвоздь входит между маленькими косточками плюсны. Человек должен опереться на гвозди, которыми пробиты его ноги, выпрямить колени и приподнять свое тело, тем самым ослабляя давление на грудь. Тогда он может вздохнуть. Но поскольку при этом руки его также прибиты, то рука начинает вращаться вокруг гвоздя. Чтобы вздохнуть, человек должен повернуть свою руку вокруг гвоздя, отнюдь не круглого и гладкого, а сплошь покрытого зазубринами и с острыми гранями. Такое движение сопровождается болевыми ощущениями на грани шока» (диакон Андрей Кураев «Школьное богословие»).
На такую казнь отправили люди своего Спасителя, при этом признав за Ним царское достоинство. «Краниево, или, по нашему, лобное место, называлось так потому, как говорят по преданию отцы, что тут погребен был Адам. Это значит, что как в Адаме все мы умерли, так во Христе нам должно ожить. Далее, не смущайся тем, что от евангелистов слышишь разное, что по словам сего Матфея принесли Господу уксус с желчью, по сказанию Марка - вино со смирною, а по "свидетельству Иоанна - уксус с желчию и иссопом. Разными делаемо было разное, как обыкновенно бывает в беспорядочной толпе, где всякий делает свое. Посему надобно думать, что один принес вино, другой - уксус с желчью. Много родов смерти: но Христос умирает на кресте, чтоб и древо освятить, чрез которое мы подверглись проклятию, и благословить все - и небесное, означаемое верхнею частию креста, и подземное, означаемое подножием, и пределы земли, как восточный, так и западный, знаменуемые поперечными частями креста; а вместе и для того, чтоб, распростерши руки, призвать и собрать расточенных чад Божиих. Воины делят одежды Его, как человека бедного и ничего более не имеющего. Что другой Евангелист называет титлом, то у Матфея называется виною, ибо враги в оправдание свое надписали над Ним, за что распят, именно, что Он распят, как царь иудейский, то есть как похититель царства иудейского и мятежник. Таким образом слово царь надписали они для оклеветания; но не смотря на то, свидетельство это верно, как свидетельство представленное врагами. Господь действительно есть Царь, Который для того именно и пришел, чтобы спасти иудеев. Поелику же плотские иудеи не восхотели иметь Его царем над собою, то Он соделывается царем духовных иудеев, то есть исповедующих, ибо иудей значит исповедующий» (Бл. Феофилакт Болгарский).
Иоанн Златоуст скажет: «Вот то знамение, которое Он прежде обещал просившим! Род лукав и прелюбодей, - так говорил Он, - знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка (Матф. XII, 39; Лук. XI, 26), - то есть крест, смерть, гроб и воскресение. И опять, иным образом указывая на силу креста, говорил: егда вознесете Сына человеческаго, тогда познаете, яко Аз есмь (Иоан. VIII, 28), - то есть, когда распнете Меня, и подумаете, что уже победили Меня, тогда-то особенно узнаете Мою силу. Действительно, после того как Он был распят, их город истреблен, иудейство кончилось, гражданское бытие и свобода их исчезли; напротив евангельская проповедь процвела и простерлась до пределов вселенной: земля и море, обитаемые и необитаемые страны, повсюду возвещают силу слова Христова. Итак, вот что говорит Он, и вот что случилось во время распятия на кресте! И это тем более удивительно, что случилось в то время, как Он пригвожден был ко кресту, а не тогда, когда ходил по земле. Но не это одно дивно; дивно то, что знамение, которого они искали, было и с неба, и явилось во всей вселенной, чего прежде никогда не случалось, разве только в Египте, когда надлежало совершить пасху, поскольку то было образом настоящих событий. Заметь и то, когда это происходит: в полдень, когда по всей вселенной был день, дабы знали все обитатели земли. Этого достаточно было, чтобы обратить их к истине, не только в виду величия чуда, но и в силу его благовременности. В самом деле, оно совершается уже после всех дел безумия их, после беззаконного издевательства, когда они уже оставили свое неистовство, когда перестали насмехаться, когда насытились бесстыдными ругательствами, и высказали все, что хотели: только после всего этого показал Он тьму, чтобы по крайней мере теперь они укротили гнев свой, и извлекли себе пользу из чуда. Совершать такие знамения на кресте было гораздо удивительнее, нежели сойти с креста. Если они думали, что эти чудеса совершал Он, то необходимо надлежало верить и трепетать; а если думали, что не Он, но Отец, - и тогда им надлежало придти в сокрушение, так как мрак этот свидетельствовал о том, что Отец прогневан был их преступлением. А что это не было затмение, а гнев и негодование, это видно, кроме того, и из самого времени: тьма продолжалась три часа. Затмение совершается в несколько минут, как это известно тем, кто наблюдал это явление; таково и в наше время случилось затмение. Отчего же, скажешь, не пришли в изумление все, и не признали Христа Богом? Оттого, что тогда род человеческий погружен был в беспечность и нечестие; чудо, это было одно, и едва явилось, вскоре окончилось; а ни у кого не было ревности изыскать причины его; явные беззакония находили себе извинение и в обычаях. Не хотели и знать, что за причина этого явления, а думали, что оно было следствием или затмения, или другой какой естественной причины. И что дивиться внешним, которые ничего не знали, и по своей великой беспечности не старались узнать причины события, когда жившие в самой Иудее, после стольких чудес, продолжали поносить Иисуса, хотя им явно было, что Он это сделал? Для того Он и говорит после этого чуда: Или, Или, лима савахфани, чтобы они знали, что Он еще жив, и что Он совершил его, и таким образом укротили бы свою ярость. Из этого они могли видеть, как Он даже до последнего издыхания чтит Отца, и не есть богопротивник. Он взывает пророческим голосом, свидетельствуя до последнего часа о истине ветхого завета, и не только пророческим, но и еврейским, чтобы им было понятно и внятно. Во всем этом показывал Он Свое единомыслие с Отцом Своим. Но заметь и здесь их дерзость, необузданность и безумие. Они подумали, говорит евангелист, что Он зовет Илию, - и тотчас напоили Его оцтом. А другой, подошедши, пронзил копьем бок Его. Что может быть нечестивее этого, что звероподобнее? До того простерли свое неистовство, что и над бездыханными останками ругаются. Но смотри, как Он и их нечестие обращает к нашему спасению. За ударом истекли источники спасения нашего. Иисус же, возопив гласом велиим, испусти дух (ст. 50). Вот то, о чем Он говорил: область имам положити душу Мою, и область имам паки прияти ю. Аз полагаю ю о Себе (Иоан. X, 18). Для того Он и возопил, чтобы показать, что дело совершается по Его воле. Марк говорит: яко дивися Пилат, аще уже умре (ст. 14, 15), и что сотник особенно потому уверовал, что Иисус умер с знамениями власти. Голос этот раздрал завесу, отверз гробы и сделал храм пустым. И это учинил Он не для того, чтобы обесчестить храм (мог ли сделать это Тот, Кто говорил: не творите дому Отца Моего дому купленаго - Иоан. II, 16), но показывал этим, что они недостойны пребывания в нем; подобно тому как когда Он предал его и вавилонянам. Кроме того настоящее событие было еще и предречением будущего запустения и перемены на лучшее и высшее и знамением Его могущества».
И что важно: Христос шел на смерть, отказываясь от дурманящего напитка. На самом деле это не только доказательство Его Божественной силы, но и пример Своим последователям, которые должны помнить, что смерть нужно принимать в полном сознании, даже если это кажется невозможным, но не уходить в наркотическое забвение, когда реальность и иллюзия смешиваются в сознании.
«Едва только влага коснулась воспаленных губ Иисуса, Он проговорил: “Совершилось”. Он знал, что смерть уже рядом, и снова стал молиться, повторяя слова, которые Мать учила Его произносить перед сном: “Отче, в руки Твои предаю дух Мой...”
Внезапно у Страдальца вырвался крик. Потом голова Его упала на грудь. Сердце остановилось. Он был мертв.
Сын Человеческий выпил Свою чашу до дна.
В это мгновение люди почувствовали, как вздрогнула земля, и увидели трещины, пробежавшие по камням. Воздух был душным, как перед грозой. Центурион, который долго всматривался в лицо Распятого, воскликнул: “Поистине этот Человек — сын богов!”. Что-то таинственное открылось римлянину в последние минуты казни.
Грозные явления природы подействовали на всех угнетающе. Смущенные и испуганные возвращались люди в город. Они били себя в грудь в знак скорби, догадываясь, что совершилось нечто ужасное.
На фоне сумрачного неба высились контуры трех крестов. Но не только о жестокости и злобе человеческой говорили они. Отныне это орудие казни станет символом Искупления, символом жертвенной любви Бога к падшему человечеству» (Прот. Александр Мень).
Смерть Христа разделила мир на Ветхий и Новый Завет. Даже завеса в Храме разодралась надвое, символизируя это разделение. Но это разделение на самом деле не было против Ветхого Завета, ибо то, что произошло было предсказано пророками именно этого Завета. Отныне мир уже не мог быть другим, и не заметить того, что произошло.
Но что удивительно в этом событии и что потрясает: почти все мужи, за исключением юноши Иоанна, покинули Христа не только во время страшной Гефсиманской ночи, но и боялись приблизиться к Нему, когда вершилась жуткая голгофская казнь. Только женщины оказались рядом с Богом. Неужели они не испытывали страха перед иудеями? Наверно, им было страшно по-человечески, но материнская любовь такова, что бывают моменты, когда своя жизнь совершенно не дорога. Мать готова жертвовать собой, только чтобы быть рядом с Сыном. Весь мир покинул Господа, но не Его Святая Мать. Она находилась рядом до последнего земного вдоха Иисуса. Однако понять поведение Матери все-таки можно. Но откуда взялась смелость у женщин, следовавших за Христом в течение Его земной жизни и не пожелавших Его оставить в самые страшные и трагические минуты. Это выше разумного понимания. Ответом может быть только сердце. Неужели они знали дальнейшее и предвидели скорое воскресение? Возможно. догадывались, но полной уверенности не было и быть не могло. Наверно, какая-то немыслимая женская верность вела их за Господом. История знает много примеров необъяснимой женской верности, но верность этих жен не имеет аналогий. Верными бывают в силу каких-то определенных обстоятельств, верны те, кто помнит благодеяния того, во имя которого готовы страдать. Кто шел с гордой головой на смерть с сознанием выполненного долга. Но Господь был настолько унижен и оплеван, что ожидать какой-то благодарности от народа было более чем проблематично, поэтому преданность первых христианок была воистину необъяснимой никакими доводами разума. Они видели Бога на Кресте, но не отреклись.
По большому счету доводами разума можно только, с большими оговорками, понять сестер Лазаря, видящих своего брата воскресшего после того, как он уже четыре дня был во гробе и смердел. Но и здесь трудно было понять желание смерти Иисусом Марфе и Марии. Это за гранью человеческого разумения, которое могло дойти только до того, чтобы делить Его одежды, не понимая, что эти одежды прошедшего бытия, взошедшему на Крест уже не нужны. На Кресте – находилась Суть, та духовная нищета, которая была способна преобразить мир.
В этой духовной нищете человек обретал истинное богатство. Узрев крестные страдания Христа, человек начинал понимать глубинность Нагорной проповеди, ее потрясающую суть. Заглянувшему в эту глубину уже ничего не страшно. Он становится участником творения Нового мира. Еще кликушествуют и насмехаются язычники и иудеи, не понимающие, что, вознесся Господа на Крест, не унизили Его, но возвысили, приближая победу Добра над злом. На Кресте Христос разорвал порочный круг ненависти и лжи. Когда-то Господь уничтожил Содом и Гоморру за их нечестие и страшную попытку совершить насилие против Ангелов. Но человек не вразумился. На Кресте Христос окончательно побеждал зло. Побеждал тогда, когда, казалось, что даже Бог оставил Своего Сына. Но это не так. Господь оставил, чтобы придти в славе и торжестве. В этом мгновении Богооставленности мы увидели, что на Кресте Личность. Не философское правило, не логическая игра ума, но Личность, Которая скорбит и сострадает Своему творению, не ведающего того, что творит. Эта Личность способна понять то, что происходит в естестве человека, потому что Сама есть Человек.
Взирая на Крест, необходимо совершить выбор: с жизнью или смертью идти следует далее? Христос умер, умер реально для этого мира. Состояние, когда Бог умер в нас, наверно, знакомо каждому. Пустота становится страшной реальностью. Но из пустоты восходим к Богу или погружаемся в окончательную тьму.
«Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба. На другой день, который следует за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого. Пилат сказал им: имеете стражу; пойдите, охраняйте, как знаете. Они пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать» (Мф. 27: 57-66).
Согласно римскому закону, тело казненного должно было висеть на кресте, пока не станет добычей птиц, но еврейский обычай требовал, чтобы труп преступника снимался вечером, после чего его погребали в нечистом месте. Видимо, так и произошло бы. Но казненный – Бог. И, конечно же, Господь не мог допустить осквернения Своей Святыни.
Тот человек, который при жизни боялся назваться учеником Христовым, совершает на самом деле человеческий подвиг. Иосиф из Аримафеи пришел к Пилату просить Тело любимого Учителя. Трудно сказать, чем руководствовался Иосиф, когда шел к Пилату. Было ли это обычное проявление милосердия или нечто запредельное? Можно только предполагать, но, видимо, несмотря на тьму, в которую погрузился мир, сердце Иосифа принадлежало Иисусу. Это был героический поступок. В то время, когда толпы народные, израильская элита, буквально упивались ненавистью, показать себя учеником Христа, наверно, казалось безумием. И обратим внимание, что не Апостолы рядом с Господом, но ученики (Св. Иоанн Богослов называет еще Никодима) тайные, которые всех чудес не знали и обстоятельства жизни Христа для них были неведомы. Иосиф пришел не просто как ученик, но как родственник, потому что тело казненного, согласно римскому обычаю, отдавали родственнику, если он пожелает.
Надо знать, что это времена Тиберия, когда казнили людей в больших количествах, и родственники боялись напоминать о себе, чтобы не подвергнуться той же участи. Но для Иосифа уже не существовало доводов разума, им управляло сердце, которого коснулось Царство Божье. В этот вечер Иосиф из Аримафеи прикоснулся Святая Святых, не будучи в скинии Завета, находящейся в иерусалимском храме. Обвивая пеленами своего Учителя и Бога, аримафейский последователь становился достоянием Вечности, исполнив закон совести и чести. Он не боялся исповедовать Христа Богом, причем это исповедь была действенна, в то время, как Апостолы прятались, боясь, что их объявят поджигателями храма. Истинная вера, таким образом, проявляла себя в активном действии.
«Было уже поздно, и все это происходило с большой поспешностью. Место для окончательного погребения не было еще в то время выбрано. Сверх того, перенесение тела могло бы затянуться до позднего часа, и тогда пришлось бы нарушить субботу; между тем ученики в то время соблюдали еще вполне добросовестно предписания еврейского Закона. Поэтому решились положить тело во временной гробнице (Ин.19:41-42). Такая находилась поблизости, в саду, в недавно высеченной в скале пещере, и еще не была в употреблении. <…> Погребальные гроты, если они предназначались лишь для одного трупа, состояли из небольшого покоя, в глубине которого место для тела устраивалось в виде выступа или ниши, высеченной в стене и увенчанной аркою. Так как такого рода гроты устраивались с нависшей стороны утеса, то вход в них находился на уровне земли; вместо двери вход обыкновенно заваливали большим, тяжелым камнем. В такой пещере и положили тело Иисуса (1 Кор.15:4); ко входу в нее прикатили камень и условились вернуться для более полного погребения. Но следующий день был субботой, имевшей особенно торжественный характер, и потому погребение было отложено до послезавтра (Лк.23:56).
Женщины удалились, заметив хорошенько, как тело было положено. Оставшиеся свободные часы этого вечера пошли на новые приготовления для бальзамирования. В субботу все отдыхали (Лк.23:54-56)» (Э. Ренан «Жизнь Иисуса»).
Наступала ночь, ночь Богооставленности. Трудно представить, что человек в эти мгновения был совершенно вне Божественной Ограды. Ученики в страшном недоумении, почему Христос покинул их, почему Бог оставил Своего Сына на Кресте?
«Некоторые раввины говорят, что Мессия должен быть смертен, как и прочие люди. Но почему Иисус погиб в расцвете сил, а не отошел в мире, «насыщенный годами»? Почему Он так мало успел сделать? Ведь Он не оставил скрижалей, как Моисей, не написал книг, как пророки, не создал школы, как Гиллель. Единственное Его наследие — они сами: простые, слабые люди, которые оказались недостойными Учителя и бросили Его в решительный час. Архиереи, когда торопились, знали, что делали. Дерево срублено, не поднявшись высоко над землей, не успев принести плода.
Он умер. Но умер не как Помазанник Божий, а как отверженец, ибо сам Закон почитает проклятыми тех, кого настигла подобная смерть. Его осудил и еврейский, и римский суд.
Он умер даже не как мудрец, перешагнувший грань обычных человеческих чувств, победивший страдание силой духа. Он мучился, как миллионы людей, как каждый ребенок или раненая птица, как любое живое существо. Никто не помог Ему, когда Он истекал кровью на страшном кресте. Никакой ангел не облегчил агонии. Правы оказались те, кто говорил: «Других спасал, а Себя не может спасти».
Но, значит, Иисус не тот, за кого они Его принимали? Не Избавитель Израиля и мира? И, следовательно, напрасной была их вера в Него, а Петр, сказав: «Ты Мессия», произнес лишь пустые слова? Это было крушение окончательное, непоправимое. Рухнули надежды и ослепительные мечты. Никогда еще люди не испытывали более тяжкого разочарования.
Что оставалось им делать? Бежать, скорее бежать из этого зловещего города! Вернуться в Галилею к своим домам и лодкам. Забыть о Человеке, Который обманулся Сам и ввел в заблуждение Своих простодушных последователей...» (Прот. Александр Мень).
Ко всему прочему иудеи требуют, чтобы Пилат охранял гроб, в котором положили Иисуса. Но это уже слишком для римского всадника. Иоанн Златоуст скажет:
«Ложь везде обличает себя, и как бы невольно защищает истину. Смотри: надлежало верить тому, что Он умер и погребен и воскрес, - и все это чрез самих врагов становится достойным всякого вероятия. Вникни в эти слова, которые вполне подтверждают все это. Помянухом, говорят, яко льстец он рече еще жив сый, - следовательно Он скончался; по триех днех востану: повели убо утвердити гроб, - следовательно погребен Он; да не како приидут ученицы Его и украдут Его, - следовательно, если гроб запечатан, то обмана уже не будет. Невозможное дело! Итак, в самой вашей же просьбе дано непререкаемое доказательство Его воскресения. Если гроб был запечатан, то не было никакого и обмана; если не было обмана, а гроб найден пустым, то явно, что Он воскрес, - нельзя и прекословить этому. Видишь ли, как и против воли подвизаются в пользу истины? Рассмотри также, как дорожат истиною и ученики, - как ничего не скрывают из того, что говорено врагами, хотя бы то было и позорное. Вот они называют Его обманщиком; и ученики не умалчивают об этом. Это показывает и жестокость врагов, доходивших до того, что даже и по смерти не оставляли своего гнева, и вместе простоту и правдолюбие учеников. Надлежит при этом исследовать и то, где сказал Он: по триех днех востану. Более ясных слов об этом нигде не найдешь, кроме примера Ионы. Беззаконные иудеи знали, следовательно, и понимали слова Его, и сознательно злодействовали. Что же отвечает им Пилат? Имате, говорит, кустодию: утвердите якоже весте. И утвердиша, знаменавше гроб с кустодиею (ст. 65, 66). Он не позволяет воинам одним печатать. Как бы узнавши о его делах, он не хочет более действовать с ними за одно; а чтобы освободиться от них, позволяет им оградить гроб, и говорит: вы, как хотите, печатайте, чтобы после не винить других. Подлинно, если бы одни воины запечатали, то иудеи могли бы сказать (хотя это и была бы невероятная ложь; но все же они как в других случаях бесстыдно клеветали, так и теперь могли бы сказать), что воины позволили унести тело, и дали ученикам возможность измыслить весть о воскресении. Теперь же, когда они сами утвердили гроб, не могут сказать и этого».
Да и кто смог бы украсть Тело Иисуса, когда ученики находились в страхе и сомнениях? Иудеи приваливают камень и ставят печать, чтобы разбить свои буйные головушки об этот камень и гробовую печать. И это в о время, когда Господь по Своей великой милости все так же не оставляет людей без спасения. В те мгновения, когда иудейская иерархия пребывала в радостном самообольщении, Христос спускается в ад, чтобы вывести праведников из страшного узилища смерти, пострадав, по слову Апостола Петра, «за неправедных, быв умерщвлен во плоти, но ожив духом, Которым Он и находящимся в темнице духам, сошед, проповедовал» (1 Петр. 18-19).
Такой любви не встретишь в человеке до пришествия Христа. Только после великого таинства Боговоплощения можно говорить о новом качестве человеческого естества. В этом качестве присутствовала Божественная Плоть. Причем, эта была реальная, а не призрачная плоть, как впоследствии пытались представить последователи гностических сект. Тертуллиан писал: «Христос, по крайней мере, возлюбил человека в его нечистоте, образовавшегося во чреве, появившегося посредством срамных членов, вскормленного с прибаутками. Ради него Он сошел с небес, ради него проповедовал, ради него подверг Себя уничижению даже до смерти, и смерти крестной (Филипп. 2,8). Конечно, Он возлюбил того, кого искупил такой ценою. Если Христос – от Творца, то Он возлюбил Свое, как и подобает. Если же Он – от другого Бога, то Он явил еще большую любовь, ибо искупил чужое. Стало быть, с человеком Он возлюбил и рождение его и даже плоть его. Ничто нельзя любить без того, что делает его тем, чем оно является».
В великой любви суть Боговоплощения, суть Его крестных страданий и смерти, сошествия в ад, который отныне станет разрушенной темницей с возможным выходом в небесные выси. В Великую Субботу совершалось это разрушение, в эту же Субботу Господь ежедневно будет являть Благодатный Огонь Своим последователям, чтобы утвердить неуверенных в истинности Его обетований. И это происходит и доныне.
За Великой Субботой последует величайшее событие, в которое с трудом верит разум, но, которое, тем не менее, произошло.
