Кровавая заря Ходынки

СКРЫВАЕМЫЕ ПРИЧИНЫ ОБЩЕИЗВЕСТНЫХ СОБЫТИЙ

Книга 1

ПЕРВАЯ ТОЧКА НА ГРАФИКЕ РЕВОЛЮЦИИ

V

СХОДНЫЕ КАТАСТРОФЫ

Часть V-9б

Король − препятствие на пути «прогресса и просвещения»

МОСКВА 2023

СОДЕРЖАНИЕ

КРОВАВАЯ ЗАРЯ ХОДЫНКИ

КНИГА 1. ПЕРВАЯ ТОЧКА НА ГРАФИКЕ РЕВОЛЮЦИИ

V СХОДНЫЕ КАТАСТРОФЫ

Часть V-9б

Король − препятствие на пути «прогресса и просвещения»

Одурачить желающих можно и по типовым схемам

,,L'Autrichienne!"

По одному лекалу

Болтовней, сплетнями, клеветою и ложью

Не стоило тратить пороху…

Одурачить желающих можно и по типовым схемам

,,L'Autrichienne!"

Долгое время, повторим, король Людовик XVI был любим и уважаем большинством своих подданных. Для успеха грядущей революции следовало любым способом снизить, погасить моральный облик короля, дискредитировать Его в глазах собственного народа.

Поставленная задача была успешна решена. Энциклопедисты все-таки, просветители. Многие даже академики. Решалась задача в два этапа.

Начать решили с Королевы, как потом в России – с Царицы.

«„L'Autrichienne" Так злобно стали звать французы Марию-Антуанетту, когда она еще была Супругой Дофина.

Мария-Антуанетта

Так звали ее, и когда она стала Королевой.

Тем же злобным криком − ,,L'Autrichienne!" − провожала Ее иступленная толпа, когда, с гордо поднятой головой, стоя в страшной телеге, так хорошо знакомой Парижанам того времени по ужасу, каким от нее веяло, Она проезжала Своим последним триумфальным шествием к эшафоту, к месту Своей последней муки и Своего освобождения»^[1].

Проезжала, как отмечали все – не дрогнув, по-королевски. И также по-королевски держала себя до последней секунды на эшафоте.

Учитывая, что при этом ударение шло на второй слог, то для французского уха звучал этот крик как «Австрийская сука!». В салонах говорили, что она гуляет от Короля, что тратит на наряды полбюджета королевства. Когда такое реально происходило при фаворитках Людовика XV, то вызывало лишь одобрительные, иногда завистливые усмешки. Свои − друг друга понимали.

Но моральные ублюдки, отвергшие Бога ради религии «разума», не могли физически терпеть веру, благочестие и чистоту Короля. Вдобавок, Людовик был вовсе не в восторге от «прогресса» и его плодов, что делало его уже ненавистным для всех борцов с троном и алтарями.

«Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется».

Королеву начинают ненавидеть. Часть этой ненависти переходит и на Короля. Если деревня остается сравнительно незатронутой, то городская Франция становится врагом своего Монарха.

Когда стандартно говорят, что предреволюционная Франция была в кризисе, то надо четко понимать, что этот кризис был не в экономике и не в международном престиже страны, а в головах, причем для того времени в весьма образованных головах.

Незаменимую роль в этом процессе дискредитации может быть, лучшего французского сюзерена последних веков сыграли французские писатели и философы.

Французская интеллигенция, одним словом.

По одному лекалу

Об удивительном сходстве «сестер» − революций французской и русской говорит и «улан Ее Величества» полковник Федор Викторович Винберг, стараясь выявить роль однотипных факторов в их организации и протекании.

Улан Ее Величества. Полковник Федор Викторович Винберг

«Для лучшего уяснения всего ныне происходящего, мне кажется также полезным шире обнять губительную деятельность […] масонства, не ограничиваясь одним этапом этой деятельности, т.е. нашей революцией.

Если время не позволяет мне углубиться дальше в глубь веков, чтобы проследить и менее яркие проявления той же деятельности, то, во всяком случае, я не считаю возможным не упомянуть о таком ярком образце, каким была, так схожая с нашей, французская революция…

Эта революция, как мы уже говорили, во всех подробностях своего течения, представляет так много общего с нашей, что не обратить внимания на это сходство нельзя… В этом сходстве, кроются источники уразумения того, что ныне претерпевает Россия.

Надо подробно остановиться на вопросе о том, почему в России могло повториться, через столетие с лишним, явление, тождественное французской катастрофе, между тем как трудно найти два народа менее сходные между собой по отличительным свойствам народного характера, чем народы французский и русский. Условия жизни и государственной эволюции обоих народов также совершенно различны.

Чем же объяснить те удивительные совпадения, которые, в ходе нашей революции, наблюдаются теми, кто хоть несколько знаком с историей французской революции? Часто эти совпадения так тождественны, что невольно приходишь к догадке о том, не представляют ли они простых повторений уже раз испробованного и оказавшегося удачным опыта?

Так оно и есть на самом деле, ибо оба опыта произведены одним и тем же вивисектором, не считавшими нужным изменять приемов действий, когда те же приемы могли одинаково быть с пользой применены и в том, и в другом случае, и экономия сил требовала понапрасну но изощрять своей изобретательности, согласно французской пословице которая учит, что „1е mieux еst l′ennemi du bien"^[2]…

По тому же лекалу, по какому свершена была французская революция, замышлена была и русская, потому так часто и напоминающая, отдельными эпизодами и целыми сплетениями фактов, свою предшественницу»^[3].

Болтовней, сплетнями, клеветою и ложью

«Если вспомнить еще французскую „интеллигенцию" эпохи, непосредственно предшествовавшей революции, и современную нашу.

Если вспомнить, что обе они, болтовней, сплетнями, клеветою и ложью, подготавливали наступление нового времени, с нетерпением ждали его и с восторгом (сначала) приветствовали, то сходство между обеими „сестрами" станет выделяться еще более ярко и являть одинаковые образчики одинаково развращавших влияний»^[4].

«В своем последовательном росте и усилении, масонству нужен был союзник.

И таким оно избрало английский народ, до самого последнего времени пребываний в каком-то особливом, таинственном соглашении с масонами, о чем нам можно судить отчасти по сочинениям Бэкона, а главным образом по тому, что до сих пор все политически и социальные победы масонства были вместе с тем и победами Англии.

Выходит, по-видимому, так, что „рука руку моет", и что оба союзника, на взаимных уступках и взаимной выгоде обосновав свое многовековое соглашение, неукоснительно друг другу помогают, часто настолько сливая свои интересы в одно, что не всегда легко бывает разобраться, где и как разграничиваются эти интересы»^[5].

«Не всем известно, что Вольтер, Дидро, д-Аламбер и некоторые другие писатели были настолько тесно связаны с масонской Англией, что каждый из них, в трудные или сомнительные моменты жизни, ездил туда для получения поддержки (между прочим, и денежной, как например Вольтер) и указаний, обнаруживая таким образом свою зависимость.

Французские писатели того времени казались Англии чрезвычайно полезными, ибо, лучше могучего флота и первоклассной армий, они постепенно разрушали национальное и государственное могущество своей родины, многовековой соперницы властолюбивого Альбиона.

Служа каким-то туманным, якобы „общечеловеческим", идеалам, французская литература XVIII века яростно ополчилась на два устоя Франции того времени, бывшие гарантией ее счастливого существования и преуспевания − на католическую церковь и на королевскую власть. В несколько десятилетий эти два начала были в достаточной степени надорваны и расшатаны в общественном мнении, так что облегчен был путь для революционного, удара»^[6].

Тоже самое происходило и в России в течение всей второй половины XIX века, как раз начиная с Эпохи Великих Реформ!

Не говоря уж о начале XX, когда нападения нашей литературы на Царскую Власть, на Церковь, на все идеалы Христианской Культуры, происходили уже вполне явно.

Роль Вольтера, Жан-Жак Руссо, наиболее талантливых и сильных развратителей народных, вполне уподобляется роли Толстого и Горького, наносивших последние губительные удары нашему старому строю, после стольких более или менее талантливых и малочестных писателей, начавших использование своей литературной работы на дело разрушение России…

К сожалению, в отношении тщеславия, Толстой страдал той же слабостью, что и Вольтер: как и французский разрушитель и осквернитель всего, до чего прикасался, и наш великий писатель и обанкротившийся философ был чрезвычайно падок на всеобщее поклонение и лесть толпы.

Что касается „проповеди" Толстого о непротивлении, о прощении, отрицании государства и Церкви, то в этих черт он представлял большое сходство с Руссо.

[Немецкий доктор психиатр Вильгельм Ланге-Эйхбаум в своем исследовании «Гений, безумие и слава», вышедшем в Мюнхене в 1928 году[7], анализируя личность идеолога «Великой французской революции», (заодно и масона, конечно), отметил:

«Руссо неоднократно объявляли сумасшедшим. Дегенерация с колыбели. Эксгибиционизм. Мазохизм. Фетишизм. Клептомания. Мания преследования с манией величия. Ипохондрия. Шизофрения, к 40 годам принявшая хроническую, параноидальную форму».

Добавим к этому, что Руссо был то ли дважды, то ли трижды вероотступником. Переходя из вполне прагматических соображений из лютеранства в католичество, потом в опять в протестантство и так далее, сдав в конце концов и своих друзей-энциклопедистов.

Впрочем, судя по характеру основных событий его жизни, единственной религией, которой во всех своих ипостасях был верен Руссо – это сатанизм. Причем вывод этот можно сделать даже не обращаясь к трудам немецкого психиатра, а просто ознакомившись во вполне политкорректной Википедии, основанной на не менее политкорректном Брокгаузе и Эфроне с биографией литературного предтечи якобинцев и иных палачей французского и других народов.

Отчетливое ощущение прикосновения к чему-то скользкому и холодному.

И то, что такой субъект был властителем дум европейского «образованного класса» и не только в XVIII веке, говорит о «морально-политическом», а также духовно-нравственном облике этого общества лучше любых социологических исследований. Которые вдобавок и сфальсифицировать несложно.

Любопытно, что «зеркало русской революции» Лев Толстой, в 15 лет сорвал с груди православный крест, заменив его медальоном Руссо[8]].

«Даже и в подробностях частной жизни, сомнительная нравственность Руссо соответствовала подобной же сомнительной Толстовской морали, которого „amitie amoureuse" с Чертковым была бы предметом большого соблазна и причиной падения престижа имени великого писателя Земли Русской, если б Государь Император Николай Александрович, после его смерти, не приказал уничтожить некоторые компрометировавшие документы.

Спасая таким образом доброе имя Своего заклятого врага, в котором Он ценил и берег частицу „Русской Славы"…

Я взял наиболее яркие примеры, с громкими именами.

Но разумные русские люди, понимающее смысл происходящих событий и значение не только преступных явлений, но хотя бы мелочей нашей современности, могут привести много подтверждений тому, что русская литература нашего времени, как и французская литература XVIII века, была под очень скверными влияниями.

И распространяла по всей стране не облагораживающее, стойкое и животворное воздействие религиозно, нравственно, политически и общественно честных и здоровых, производительных настроений, но систематически развращала все классы общества, разбивая идеалы, которыми оно жило, и ничего, кроме трескучих фраз и беспочвенных теорий, не давая взамен»^[9].

Не стоило тратить пороху…

С отчетливостью воинского донесения отмечает Федор Викторович успехи деятельности масонских «мудрецов».

Замечая при этом, что особой новизной приемов они не увлекаются: общество, что Франции, что России настолько не желает знать подлинную историю, что можно не озабочиваться поиском новых решений.

Мы, пережившие перестройку, 1991, 1993 и последующие годы, можем только подтвердить правоту слов «Улана Ее Величества»:

«Мудрецы только немного приспособились к требованиям времени, внеся необходимый изменения и дополнения; но в общем, вероятно хорошо зная свою „публику", они не сочли нужным изменять раз уже составленную и хорошо удавшуюся программу действий, которую применяли к новой революции, часто до смешного не трудясь замаскировать своих действий, нисколько не боясь вызвать подозрении слишком точным повторением приемов.

Оказалось, что они были правы.

Наше образованное и полуобразованное общество так мало и плохо знало историю, так на веру принимало подтасованные выводы, ему подносимые отчасти подкупленной, отчасти слепой и одураченной официальной наукой, что действительно не стоило для таких простаков тратить лишнего пороха.

Их отлично можно было обморочить и надуть все теми же старыми способами»^[10].