Петровские реформы в области религии, упразднение Патриаршества, секуляризация церковного имущества, ускорили исход монахов из России. Те, кто особенно желал строгой монашеской жизни, шли в Молдавию, в Мерлополянский скит, где их принимал, без преувеличения сказать, великий Паисий Величковский.
На Святую Гору он ушел в 1746 году. В 1757 году основал скит пророка Илии, Ильинский, для «братии молдавского и словенского языка». Для прославления преподобного Паисия хватило бы уже и того, что, вернувшись в Россию, он возобновил в ней монашескую жизнь, но надо перечислить и его труды, хотя бы основные. Ведь именно он перевел на русский «Добротолюбие», сочинения Исаака Сирина, «Огласительные слова» Феодора Студита, сочинения Григория Паламы, Максима Исповедника, Варсонофия, сборник «Восторгнутые класы», то есть колосья, собранные с нивы Господней, в который входили тексты Иоанна Златоустаго, Мелетия, Фотия, Марка, Зосимы, Феогноста…
Годы, в которые прибыл на Афон преподобный Паисий, были печальны для Святой Горы. Примерно в это время посещает Афон уже упомянутый Василий Григорович-Барский. Он указывает на причину упадка монашеской жизни – это притеснение от турок. Честно сказать, и не только. Притеснение русских было и от греков. Славянкое племя на Афоне тиранилось и одноверцами. Наши соотечественники, пишет Барский, вынуждены были «семо и овамо по горам скитаться, и от труда рук своих зело нуждно и прискорбно питаться, от всех презираемы. Лиси язвины имут, и птицы гнезда своя, россы же не имут, где главы приклонити на столь прекрасном, уединенном и иноческому житию весьма приличном месте».
Широко известно житие святого Паисия. Не мыслящий спасения души и монашеской жизни без наставника, старца-духовника, он был лишен этого, и спасался с помощью святоотеческих книг. Молва о его святой жизни не могла укрыться. К нему притекали отовсюду. Почти в отчаянии он взывал к инокам, что он и сам чает наставничества, но число их все увеличивалось.
Все прошел святой Паисий: и крайнюю нищету, когда иноки, получив милостыню, от истощения едва могли ее донести, и наветы и клевету. Преподобный Паисий исследовал все виды монашеского пребывания на острове: и общежительный, и особножительный, и уединенный,отшельнический. Ставя новоначальным в пример труды святого Григория Синаита, он предупреждал об опасности перехода отшельничества в самочиние и самомнение. «И великий Варсонофий, - назидал преподобный Паисий, - говорит, что преждевременное безмолвие бывает причиной высокоумия».
У монастыря Пантократор святой Паисий выпросил пустующую келью пророка Илии, ибо уже негде было селиться приходящим братиям, и возобновил, а вернее сказать, основал Ильинский скит. Здесь, с помощью жертвователей и трудами братии он выстроил церковь, трапезную, пекарню, странноприимный дом и кельи для иноков.
Претерпевши еще многие и многие злоключения, святой Паисий принял решение – уйти с Афона, ставшего для него негостеприимным. Для России это решение было спасительным. Несколько десятков монахов, ушедших с Паисием в Нямецкий монастырь, близ Кишинева, стали именно тем костяком российского монашества, который с конца восемнадцатого века возродил и усилил влияние Слова Божия на российскую паству.
В малое время насельников Нямецкого монастыря стало до тысячи человек. Так велика была слава афонского пастыря. Святой Паисий принимал всех. «Идущего ко Господу не изждену вон», - говорил он. Когда братия роптала, что им и самим-то нечего есть, старец отвечал: «Прибыл брат, прибыла и молитва, пошлет Господь и на него пищу».
Но и взыскивал старец строго. Увидев послушника, идущего по монастырскому двору неблагочинно, размахивающего руками, он не его наказывал, а его духовника. «Как ты наставляешь учеников? Монах ступает кротко, руки на груди, очи в землю, главу склонить, каждому встречному поклон. Иеромонаху или монаху до земли, равному себе – в пояс. Послушник еще не монах, но он уже в монастыре, пострижен или нет, должен соблюдать монашество».
Протоиерей Сергий Четвериков, исследователь жития святого Паисия, приводит список лавр и монастырей, которые основали или в которые принесли афонские уставы, ученики преподобного. В списке сто семь обителей. Причем протоиерей Сергий извиняется за то, что список далеко не полный. Здесь и Александро-Невская лавра, и Пафнутьев -_Боровский монастырь, и Александро-Свирский, и Валаамский, и Арзамасский, и Свято - Вознесенский Нямецкий, и Елецкий, и Коневский, и Козельщанский, и Николо-Угрешский, и Тихвинский, и многие другие. И родная нашему сердцу Саровская Пустынь.
В «Надгробном рыдании старцу Паисию от всех чад его духовных», составленном по стихотворным размерам того времени, пишется:
«Удивляхуся страны предивному слову,
Стекахуся приятии пользу душ готову.
С надеждою твердою к тебе притекаху,
С радостию полною от тебе исхождаху»
.
И, как утверждение трудов преподобного:
«Память твоя, блаженне, во славе пребудет
Блистающа, дондеже мир стояти будет».
То есть, пока мир наш будет еще жив, память о великом старце Паисии будет нас спасать и согревать.
ОТЕЦ КЛЕОПА И ДРУГИЕ
Справедливо и уместно рассказать о старце Клеопе. Это еще один, и очень основательный, мостик меж Афоном и Россией. Отец Клеопа может быть назван и учеником преподобного Паисия Величковского, и его соработником. Они вместе подвизались на Святой Горе. Уроженец Киева отец Клеопа служил до Афона и в монастырях Молдавии, но Господь судил ему главным делом служения определить среднюю Россию, владимирские, покровские леса, остров на озере Вятском.
Екатерининские времена. Отношение к монастырям еще очень прохладное. Хотя в их пользу говорит то, что «прожекты» Петра Первого – превратить монастыри в мануфактуры провалились, и пушки, отлитые из металла колоколов, составили весьма малое количество вооружения. Но при дворе бытует мнение, что монашество в России не прижилось, что оно где-то. Светлейший князь Потемкин Таврический, беседуя с влиятельным епископом Переяславским Сильвестром, высказывает мнение, что в России нет старцев, таких, как в Молдавии и Греции. Владыка Сильвестр горячо возражает, указывая на отца Клеопу. Светлейший, прознакомясь со старцем, восхищается умом и хочет немедленно представить его императрице. Но старец смиренно уклоняется от такой чести.
В основанной старцем Клеопой Введенской пустыни учреждается богослужебный афонский устав. И взято не только внешнее подражание афонцам, но и сама суть молитвы. Вот слова старца: «В голову камень класть, поститься, на голой земле спать – это пустое. «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем», - сказал Господь, а не чудес каких-нибудь обещал».
Крестьяне украли монастырских коней. Были пойманы. Отец Клеопа заступился за похитителей, говоря, что они решились на грех от крайней нужды, и одного коня отдал просто так.
Через духовное окормление афонского старца прошло множество тогдашних российских монахов: архимандрит московского Симонова монастыря Игнатий, архимандрит Кирилло-Новоезерского монастыря Феофан – это его ученики. А ученик Макарий, впоследствии настоятель Пешношского монатыря и сам стал родоначальником многих обителей. Как и его наставник, отец Клеопа, Макарий, был неутомим в подвигах духовной жизни, любви отеческой.
В Пешношской обители был также устав Афонской Горы. И по этому уставу устроялись и прочие обители: Давидова, Берлюковская, Екатерининская, Медведева, Кривоезерская, монастыри Голутвинский, Сретенский и, наконец, Оптина пустынь. Московский митрополит Платон всегда приводил в пример монашествующим подвиги отцов Клеопы и Макария. А это как раз и был тот незримый, но прочный мост, по которому в Россию шла благодать со Святой Горы.
ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК
Время Афона, несмотря на нестроения в братии и нападения извне, продолжаются течением времени, переходом в девятнадцатый, грозовой век, предтечу еще более страшного, двадцатого.
Ярчайший представитель Афона этого времени, несомненно, Никодим Святогорец. Годы жизни 1749 – 1809. Придя в двадцать пять лет на Афон и получив через два года постриг, Никодим, по данной ему от Господа книжной премудрости, подготовил к изданию «Добротолюбие», издал также «Собрание богопрореченных слов и поучений богоносных святых отцов», трактат «Апология веры». Несомненную пользу для души несет его книга «Невидимая брань». Она достигла России и ее пределов, когда, по Божией благодати, через преподобного Паисия Величковского, знание о Святой Горе стало не только монашеским, но и общим достоянием. Никодим Святогорец составлял и афонский патерик. Позднее к «Добротолюбию» добавилось издание «Древних иноческих Уставов».
В 1955 году по ходатайству афонских монахов Константинопольский Патриархат причислил преподобного Никодима к лику святых. К пятидесятилетию со дня прославления преподобного и у нас, и в Греции вышло к радости его почитателей подробное описание жизни и творчества святого.
«Он трудился до самой смерти над просвещением народа, - пишет Мануил Гедеон и восклицает: - О, если бы в каждом веке являлось по Никодиму!». Современный нам афонский монах Феоклит Дионисатский, описавший жизненный путь святого Никодима, в завершение изумленно вопрошает его: «Святейший отче Никодиме, скажи нам, какими жалами было уязвлено чистое твое сердце, что ты был возведен на толикую высоту любви? Скажи нам, где пас ты овец твоих чистых помыслов?».
Есть выражение – Богодухновенные писания. Это о трудах свтого преподобного Николима Святогорца.
ВЕЛИКИЙ СТАРЕЦ С ВЕЛИКОЙ ВОЛГИ
Игумен Парфений, писавший о Святой Горе, был еще и искусным художником. Он оставил после себя гравюры, на коих запечатлел афонских монахов. Одна из запоминающихся – изображение иеросхимонаха Арсения. Склонивши голову, прижимая правой рукой к сердцу монашеские четки, держа в другой свиток со словами: «Твой есмь аз, спаси мя», старец молитвенно устремил взгляд в ему одному видимое пространство.
Нижегородская губерния, город Балахна, волжские просторы дали миру сего дивного исповедника веры Христовой. От роду он был наречен Алексеем, затем, при пострижении, Авелем, и уже потом, на Святой Горе, Арсением. А на нее он рвался всем сердцем, услышав рассказы о ней. И в Песношской пустыни, и в молдавском Балашевском скиту, он говорил о желании пойти на Афон. Но уж очень время было неподходящее, Греция была под турками, кишели они и на Святой Горе. Не сумевши навязать монахам мусульманство, проливши при этом много неповинной крови, турки обложили монахов многими данями, поборами, да и просто грабили. А что взять у монаха? Нечего? Тогда избивали. Эти рассказы доходили до России. И все равно, горячее желание уйти на Афон и разделить там с монахами их участь, не проходило.
В Молдавии Алексей принял постриг и обрел верного друга, монаха Никандра, с которым они и двинулись в спасительный, скорбный путь. Но перед этим долгое время, во имя отсечения своей воли, они повиновались духовному отцу и служили Господу в монашеском звании, не дерзая без благословения уходить в Грецию
Турецкая разнузданность дошла до того, что в 1821 году в Константинополе был убит захватчиками Патриарх Григорий. Греческая кровь лилась по улицам столицы Византии. Греки говорили монахам Авелю и Никандру: «Зачем вы, отцы, приехали к нам теперь? У вас, в Молдавии, так не режут баранов, как здесь режут православных. По сто, по двести в день. И это на площадях. При всех, а сколько гибнет всего, неизвестно. И на Святой Горе полно грабителей. По морю корабли не ходят, а вся суша забита разбойниками».
Но монахи решили разделить участь страдальцев. Зиму провели в Константинополе. Просили милостыню, делились ею с греками. «Сколько скорбей претерпели, про то только Тот знает, Кто их послал в дорогу», - пишет святогорец Антоний в книге о подвижниках благочестия на Афоне в девятнадцатом веке.
На Святой Горе что увидели они? «Монастыри стоят запертые, а монахи, иные разбежались по разным странам, иные скрылись по непроходимым лесам и вертепам, и мало где кого видно было. Отцы наши пошли к Самой Игуменье Афонской в Иверский монастырь».
Там они узнали чудо, которое ободрило их и дало силы на начало жития в монастыре. Главная икона обители вся была убрана в золото и серебро и драгоценности. Но стояла в целости и сохранности. Как так? Монахи объяснили, что на такое богатство турки зарились непрестанно долгое время, пока не убедились, что какая-то необъяснимая для них сила не подпускает их к иконе и даже вообще не дает зайти в храм.
Новопришедшим из России выделили келию и благословили самим искать пропитание, ибо едоков у монастыря было с избытком, одних турок приходилось кормить несколько десятков. «Отче, - спрашивал я старца, - чем вы питались?». – Он же отвечал мне: «А что Господь сказал? Ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам». (Матф. 6, 33). И не мы одни пропитались, но более тысячи оставалось на Святой Горе, и всех Господь пропитал».
Отошла смута, и стало полегче. Хотя деньги, выручаемые за выделывание ложечек, старцы отдавали еще более нуждавшимся.
В великой схиме отец Авель был наречен Арсением, а Никандр Николаем. Поселились в одном часе ходьбы от Иверона в непроходимой пустыни, в келлии во имя святого Иоанна Златоустаго. Инок Парфений вспоминает:
«Многажды мне случалось у них ночевать… С той поры как они пришли на Святую гору, отец Николай прожил 19 лет, отец Арсений 24 года, и не вкусили они ни рыбы, ни сыру, ни вина, ни масла. Пища их – сухари, моченые в воде, и те носили на своих плечах из Иверского монастыря в гору. Еще любили красный стручковый перец. Вот повседневная их трапеза: сухари, перец и баклажаны, случался и лук, ежели кто принесет. Соленые маслины и смоквы (инжир) предлагали только гостям. И всегда кушали однажды в день, в третьем часу пополудни, а в среду и пяток оставались без трапезы. По келлиям занимались чтением духовных писаний. Вечерню правили по уставу, читали всегда со вниманием и со слезами, не борзясь, тихо и кротко, потом повечерие с каноном Богородице, и на сон грядущим молитвы. Ночь всю провождали в бдении, молитвах и поклонах. Если сон их преклонял, сидели не более часу во всю ночь. Часов у них не было, жили по времени, которое отбивал колокол Иверского монастыря, хорошо слышимый. В полночь соборно читали полуночницу, а потом утреню по уставу. После утрени читали всегда канон с Акафистом Пресвятой Богородице. Потом предавались безмолвию. Когда рассветало, занимались рукоделием. Разговоров меж собой не имели. Читали часы и молебен Божией Матери, а потом трапезовали. И так проводили дни и ночи».
Радостен для иноков Арсения и Николая 1836 год. Великий постник, иеромонах Аникита (князь Ширинский-Шихматов), обошедший всю Афонскую Гору, посетил и наших отшельников. Полюбил их, просил отца Арсения стать его духовником и пригласил в поездку во Святой град Иерусалим. Проведя во Святой Земле зиму, встретивши Святую пасху, они вернулись в свои келлии.
Первым из друзей отошел ко Господу старец Аникита. Через три года он явным образом явился старцу Николаю. «Исполнилась вся келлия света. Муж в облачении говорит мне: «Узнал ли, кто я?» Я ему ответил: «Воистину, ты – отец Аникита, наш друг и спутешественник во Иерусалим, и уже третий год как помер». Отец Аникита предсказал, что после четырех дней и отец Николай освободится от всех скорбей и болезней. «Меня Господь послал утешить тебя».
Так и случилось. Отец Арсений остался один, затворился в келлии и не выходил ни к кому целый год. Потом получил от Господа извещение, что остался пожить в сем мире ради братий.
Вышел из затвора, и успел еще принять к себе в ученики достаточное число монахов. А под старость случилось ему предпринять длительное путешествие по делам монастыря в Константинополь. Пройдя тысячу километров, Арсений явился пред Патриаршими очами. Почему не на корабле, спросил тот старца. Арсений честно признался, что не имел, чем заплатить за проезд. Патриарх просил старца взять денег на обратную дорогу.
В начале 1846 года, когда стало тепло, и уже можно было копать землю, старец Арсений все свободное время проводил в огороде. Когда ему сказали, чтобы он и учеников привлекал к работе, он ответил. «Они без меня еще накопаются». Из чего монахи убедились, что старец готовится к исходу. Он был очень болен, но каждую седмицу служил четыре литургии.
Марта, 23 числа призвал к себе учеников, просил подходить по одному, всем давал наставления, каждого прощал, у каждого просил прощения. Потом просил оставить его одного. Они не могла слышать, что он говорил, но понимали, что он молится. Издали увидели, что он трижды воздевал руки к небу, потом сам лег на свое ложе и затих. Вернувшись, поняли, что душа его отошла к Царю Небесному.
«Отец Арсений, - пишет святогорец Антоний, - лицом был чист и весел, очи наполнены слез, был весьма сух, но на лице всегда играл румянец, во время литургии лицо его было яко огненное. Речь его была кроткая, немногословная, весьма начитан был Священного и отеческого, писания, свидетельства из них всегда говорил наизусть. Ученики, с ним жившие, никогда не видели его спящего, а больше на ногах, и мало сидящего… Через три года, по афонскому обычаю, откопали его кости, они оказались желтыми, как воск, и испускали благоухание».
