В Донбасс в сороковой раз

После окончания средней школы в 1974 году я ежегодно приезжал к родителям в Донбасс. В 2011-м году, по моим подсчетам, состоялась сороковая поездка.

Во время пребывания в Донбассе я, и, как всегда, группа моих прихожан, старались придерживаться берсеневского режима: вставали в 6 утра, в 6.30 — полунощница (иногда уже в дороге); если не были в храме, то дома вычитывали часы и обедницу, вечером — вечерню, павечерницу, чин 12 псалмов.

Побывали в станице Луганской. Это очень старинное поселение донских казаков, единственная, по словам атамана, станица на Украине.  На севере Луганской области нет шахт, там поля, леса — это часть Области Войска Донского. Как таковой  Луганской области раньше не существовало. Это такое искусственное образование из трех составляющих: части Области Войска Донского, части Харьковской губернии (в том числе город Старобельск, где был викарный епископ), части Екатеринославской губернии (нынешней Днепропетровской области). Вот из этих трех составляющих и возникла в советское время Луганская область.

В станице Луганской был престольный праздник — память преподобного Симеона Столпника. Он не является основным престолом для станицы. Это раньше был здесь молитвенный дом, посвященный этому святому. Храм, в котором было богослужение, новопостроен, находится при въезде в станицу. Большой храм, большая территория, обращают на себя внимание лики святых при входе на территорию храма, на вратах — такой интересный полуиконописный стиль. Вроде бы и не живописный, но и не дотягивает до иконописного стиля. В храме совершались утреня и Литургия. Мы пришли к концу утрени.

Настоятелем храма являлся протоиерей Николай. По национальности он якобы грек, хотя очевидный цыган. Матушка его, по словам одного казака, директора музея казачества Анатолия Кудаева, здесь хозяйка. Был там такой случай. Однажды Кудаев по делам пришел к о. Николаю. Встречает матушка: «Вам кого?» - «Настоятеля». - «Я здесь настоятель!» В ответ он складывает руки и говорит (нашелся казак!): «Благословите!» Она растерялась...

Две дочери у нее поют на крылосе. Внук, чернявый-чернявый, колоритный цыган, тоже священник на этом приходе. Я помню его еще мальчиком, когда он пономарил.

Есть там еще один батюшка, о. Игорь. Он имеет уральские корни, старообрядческие, и является духовником Общества донских казаков этой станицы.

После богослужения была небольшая проповедь о. Николая в таком необычном стиле, несколько сентиментально-слащавом: «Ой, вы знаете, когда преподобный Симеон Столпник жил в монастыре, к нему мама приходила, но он ее не встретил, не стал с ней общаться, говорил, что встретимся в будущей жизни, а потом она умерла...» - все с таким придыханием.

Обратила на себя внимание такая интересная особенность на службе. После «Отче наш», когда образуется пауза, чаще всего ее заполняют чтением молитв к причастию (в нашем храме это минута-две, нет необходимости какие-либо вставки делать), хор поет, что знает. На сей раз несколько хористов правого крылоса спустились с балкона, подошли к амвону и пропели духовные стихи.

Два слова о владыке Иоанникии, митрополите Луганском и Старобельском (+2020 г.). В прошлом он был келейником Патриарха Алексия I, затем преподавал литургику в Одесской духовной семинарии. До назначения в Донбасс был благочинным в городе Измаиле Одесской епархии. В конце 80-х его назначили викарным епископом на Луганщину, поскольку митрополит Сергий был Одесским и Херсонским, да к тому же еще и управляющим делами Московской Патриархии. Донбасс был в его подчинении.

И вот, естественно, когда начали открываться храмы, восстанавливаться епархии, которые были вакантными в советское время, то, как минимум, викарного епископа назначили в Донбасс. Он был очень ограничен в своих прерогативах. Позиция владыки во многом зависела от позиции власть предержащих, в том числе и по отношению к России, к Московскому Патриархату. При нем открылось много храмов — было 55 (по состоянию на 2011 год - около 300).

Потом мы поехали к о. Виктору (он у нас однажды был) в пригород под Стахановым, который называется Ломоватка. Приезжаем в храм — уже поют Херувимскую песнь. Мы думали, что с утра будет утреня. Нет, уже с вечера была вся служба. Литургия, Херувимскую поют... О. Виктор меня увидел, сразу в алтарь пригласил. Вместе мы прочитали после Литургии акафист Божией Матери. Я сказал пространное слово и о празднике, и о моих впечатлениях о Донбассе. Потом была трапеза. О. Виктор — человек молодой, ищущий, переживающий, интересующийся. У него осталось большое впечатление от посещения Москвы, нашего храма. Он попросил меня поделиться опытом общинного строительства. Потом мы с ним поехали в Святогорский монастырь.

Раньше это была Харьковская губерния, а теперь Донецкая область. Поехали мы на микроавтобусе, с нами матушка о. Виктора, дочь Маша — ей семь лет. Я обычно с детьми начинаю играть и говорю для начала: «Тебя зовут Маша». Сказал просто так, пальцем в небо. «Да, меня зовут Маша». Угадал сразу. Такая она бойкая девчонка, любит играть, прыгать, скакать. Матушка говорит, обращаясь к батюшке: «Батюшка, скажи ей, чтобы не баловалась». И батюшка говорит: «Маша, нарушаешь пятую заповедь, остановись!» - такой вот интересный штрих.

В монастыре мне очень понравилось. Очень солидное, серьезное впечатление произвел Святогорский монастырь. Во-первых, живописная местность, скала, меловые горы. Такие же лабиринты в этой горе, как в Киеве-Печерской Лавре, два подземных храма, один из которых на горе. Внизу протекает река Северский Донец. Монахи — серьезная молодежь, очень деятельные. Наместник монастыря - епископ Арсений (ныне митрополит). Отказались от ИНН, от кодов, строго стоят в Православии, за связь с Москвой, против автокефалии. В монастырь мы попали в воскресенье вечером, когда у них был перенос мощей старца Иоанна, подвижника прошлого века. Мощи переносили из Покровского храма в Успенский собор.

Впечатляющая процессия под колокольный звон вошла в собор. Потом в соборе была вечерня. Понравилось четкое чтение, два монашеских хора, человек по 25. В Даниловом, например, поют наемные певцы, а монахи просфорки вынимают, служат, или же находятся в пономарке. Тут же монахи на крылосах, в основном поют киевским распевом, хотя и знаменный распев имеет место. И что еще приятно было наблюдать — это масса икон в каноническом, древнерусском стиле. Видимо, это влияние владыки Алипия, известного иконописца, бывшего управляющего Донецкой епархией — он теперь уже в схиме. Масса икон, по стенам висят большие иконы праздников. Очень приятно, в Донбассе это не так часто встречается.

Было здесь собрание Донецкого отделения Союза Православных братств. Расположились на небольшой терраске над обрывом, у реки, напротив врат монастыря. Обратило на себя внимание то, что у стен монастыря и в самом монастыре была масса людей. Пансионат тогда еще не освободил некоторые монастырские помещения.

Поездка в Свердловку. Привезли мы сюда купель с большими трудностями. Купель предназначалась для о. Иоанна, моего давнего знакомца. Он служил неподалеку от Артемовска, где я родился, в Перевальске, районном центре. Потом его перевели в областной центр, в Луганск, в собор. Там пробыл он три года, тяготился служением в соборе, попросился на новый приход. Дали ему приход на окраине городка Свердловки, здесь он служит в бывшем профилактории. Часть помещения профилактория приспособили для храма. Ни иконостаса, ни царских врат — ничего не было.

Ехали очень долго, вошли, — «Тебе поем» завершали петь. Батюшка поворачивается - «Мир всем» - после «Отче наш» - увидел нас, заулыбался, немножко растерялся, поворачивается, потом произносит: «Главы ваши...», «Главы наши...», «Главы ваши»...» - ну, от волнения. Потом меня пригласил в алтарь. Думаю, надо как-то обставить вручение нашего дара, чтобы это не было так прозаично. Сказал слово, стали служить молебен. Про купель ни слова. Купель привезли на машине, и она, завернутая, стоит во дворе. После молебна батюшка поздравляет, приветствует меня, я свой ответ завершаю такими словами: «Сейчас идет духовное возрождение Донбасса, и как важно при этом крестить полным погружением. С этого надо начинать в храме служение. Мы долго думали, чем вас обрадовать, что вам преподнести, и решили подарить вам купель. Прошу купель внести!» Мои помощники раскрывают храмовые двери, все поворачиваются, смотрят — торжественно вносят купель.У многих на глазах слезы, батюшка растерян, обрадован — целая гамма чувств. Вручаем ему купель. Естественно, очень теплое отношение к нам: и храм показал, и домой к нему приехали, и трапеза, и беседа — все было очень хорошо.

На обратном пути посетили в Свердловке Духовное училище. Я там был лет пятнадцать назад, на этом месте тогда стоял молитвенный дом, который передали после войны (там раньше люди жили). Теперь здесь стоит прекрасный многокупольный храм. Есть еще один храм крестильный, жилой корпус для студентов. Батюшка сказал, что сейчас положение ухудшается, в частности, известно, что власти приняли решение больше не предоставлять земельные участки для строительства храмов Московского Патриархата на Украине.

Артемовск. Это небольшой поселок, куда переехали мои родители после войны, отец из Воронежской области, мать из Курской. В начале века это был Екатерининский рудник, основан в 1908 году. Донбасс в прошлом — дикая степь, здесь кочевали татары, казаки запорожские имели свои курени, а донские казаки — станицы. Пик расцвета этого городка пришелся на 50-е годы, когда он имел 25 тысяч населения, а сейчас — 14 тысяч (в настоящее время в 2 раза меньше). Город вымирает, люди уезжают, большая смертность. На улицах немало пустых домов, шахта (вскоре она закрылась).

И вот в этом Артемовске, где я родился и где прошло мое детство, и где я школу заканчивал, в конце 80-х годов по моей инициативе был открыт храм. Посвятили мы его всем святым в земле Российской просиявшим. Когда выбирали помещение для храма, было несколько вариантов, остановились на жилом доме рядом с шахтой. Расширили его, купол надстроили, алтарь долго строили. К сожалению, я в этом храме не бываю лет уже девять.  Там с нами произошел такой инцидент. Как-то были мы здесь на престольном празднике: я, наш староста Владимир Никанорович, несколько прихожан. Никанорыч, в силу своей непоседливости, стал метаться по городу, со всеми познакомился, побывал на шахте, пообщался с главным инженером и все записал в своем блокноте: сколько тонн угля добывается и пр. После службы была трапеза. Сидим, трапезничаем. Никанорыч что-то бурно рассказывает, советует. Матушка за стол не садится, ходит вокруг нас с недовольным видом, выглядывает из-за угла... И вдруг в какой-то момент раздаются ее вопли: «Что вы тут понаехали? Что вы тут нам указываете? Мы без вас знаем, что нужно делать. Приехали тут из своей гнилой Москвы!» И понесла, и понесла... Я так сжался, молчу, собираюсь с мыслями. Никанорыч сначала оторопел от неожиданности, потом стал оговариваться с ней. Мы медленно выходим, а она с крыльца нас поливает: «Вот вы тут понаехали, да кто вы такие, да что вы тут нам указываете, да мы сами знаем...» И с тех пор мы не стали в этом храме появляться. Батюшка — под ее влиянием. Внешний вид наших прихожанок — платки под булавку, сарафаны — тоже подлил масла. Вот такая непонятная тягостная обстановка, на матери она плохо отражалась, неприятно. Я решил пока не появляться там.

В Артемовске был заключительный концерт нашего певца, автора марша «Мы русские - с нами Бог» Алексея Познахарева. В Артемовске, в доме моих родителей, были неоднократные посиделки, приезжали ко мне священники, родственники. Почти ежедневно ходили в дубовую балку — природа здесь по-своему красива.

…Сидим в светлой горнице родительского дома. Стол ломится от яств. Я, как всегда, в своем обычном амплуа – пытаюсь как-то режиссировать, направлять беседу в организованное русло. Помню, «вещал» что-то заумное – «проблемы софиологии, кроме священника Павла Флоренского, касался о. Сергий Булгаков, который …» Тут «врывается» с очередным подносом мать и с порога: «Ой, гостюшки дорогие, та что ж Вы ничего не кушаете!»

Я пытаюсь продолжать: «У о. Сергия Булгакова, также как у Бердяева, …» Мать гостю: «Витюшенька, ну, что же  ты мало кушаешь!» Витя, только что «порубав» огромную «мыску» борща, интенсивно поглощал курицу. Он застенчиво: «Та Евдокия Ивановна, Вы не волнуйтесь, я «в прынцыпе» ем и т.д. и т. п.

Я: «Мам, ну, главное же пообщаться, я теряю мысль, когда вот такие громкие проговоры бывают». Мать сконфужено извиняется, обещает не создавать помех, однако через некоторое время все опять повторяется.

В целом поездка была насыщенной, долгой — в Донбассе мы провели две недели — и очень плотной. Здесь, несомненно, остался след и от наших служб, и от обращений с амвона, и, конечно же, от концертов Алексея Познахарева. Концерты производили колоссальное впечатление, давали мощнейший импульс. Алексей хорошо держался на сцене, такие у него были уместные краткие поучения, разъяснения после каждой песни — все это влияло на присутствующих.

Возвращаюсь к рассказу о положении в Луганской епархии. Мы неоднократно слышали недоумения по поводу форсирования открытия приходов, даже там,  где, в общем-то, открытие не совсем оправдано — просто нет людей. Происходит массовое рукоположение людей буквально с улицы. Вот такие, например, детали. Рукополагают в дьяконы в Стаханове, а кандидат даже крестится наоборот, слева направо. Может быть, волнение, но, к сожалению, похоже, что человек маловоцерковлен. Рукополагают очень молодых. Естественно, канонический возраст не принимается во внимание. В дьяконы положено рукополагать в 25 лет, в священники — в 30. Но вот, допустим, отец Дионисий – настоятель в Стаханове - иеромонахом стал в 22 года. Были случаи, когда женились молодые священники, целибаты и монашествующие — следуют запрещения. Непонятна такая ситуация. Спрашиваю отца Дионисия: «Когда Вас постригли, Вы сколько дней находились в храме?» В Даниловом — три дня, в Почаеве — 5 дней. «Нисколько, - говорит, - постригли — и тут же на службу с владыкой». Вот такая поспешность, такая сыроватость в этом очень серьезном вопросе. Мне рассказывали, что буквально высматривают в храме, есть ли на службе мужчины. Если есть — посылают кого-то из окружения владыки с поручением: «Спроси, не хочет ли быть священником?» А тот, может быть, в храм зашел в третий раз, в шахте работает. Помню, когда храм открывали в Артемовске, я ездил к владыке с ходоками. Позиция владыки такая: нужен священник, чтобы была полнокровная приходская жизнь. Я: «Может быть, в начале пусть будет приписным храмом, и пока мирянским чином в нем службы совершать?». Он: «Да нет, надо, чтобы был священник» - «Да, где ж его взять?» - «Да вот, может быть, Ваш спутник». Был со мной один молодой человек. «Да он же невенчанный» - «Ну и что ж? Пускай венчается и будет священником». А ведь невенчанный брак уже является нарушением целомудрия и служит препятствием для рукоположения согласно каноническим правилам.

Еще о концертах Алексея. Первый концерт был в станице Луганской, это место особое, там живут потомки донских казаков. Они очень болезненно перенесли отделение Украины от России. В день референдума казаки просто кричали, ревели, ходя по станице, предвидя, что произойдет отделение со всеми печальными последствиями. Через пару лет или на следующей год после отделения они принесли клятву, присягу на верность России исторической, императорской, царской. Естественно, власти были очень обезпокоены. На казаков было оказано большое давление, но они все-таки это совершили. Им говорят: «Раз вы такие нелояльные граждане, то убирайтесь с Украины». Они в ответ: «Хорошо, но только со своей землей». Вот такая ситуация...

В станице Луганской, по рассказам атамана станицы, нынешние станичники — официально их человек 80 — это потомки казаков. Конечно, вырубили под корень настоящих казаков, остались их потомки. Власти, в пику им, учредили некое казачество новой Украины, не запорожское, не донское, а просто казачество новой Украины. Получается, что это как бы некая альтернатива, параллельная структура. Проблем у казаков очень много. Главное - земля теряется, потому что приезжие скупают ее; корни утеряны во многом, хотя там у них два прекрасных коллектива, мы слышали их выступление. Выступал смешанный хор, затем молодежный казачий хор — неплохое оставили впечатление. Естественно, что казаки под особым присмотром властей, и это выразилось в том, что появились кое-какие сложности в проведении концерта у Алексея. Намечался концерт в Доме культуры, но там не получилось, какие-то были проволочки, пришлось перейти в казачий музей. Естественно, песня «Казаки» Алексея особенно восторженно была воспринята, были бурные аплодисменты... Затем приехали гости из Германии, мэр какого-то города с сопровождающими. Были казачьи игры и шуточные песни. Меня удивило, как немцы органично вписались в эту композицию — им даже фуражки надели набекрень. Они настолько артистично и творчески вошли в образ, такая раскованность у них появилась, и в то же время сказывалась сдержанность германская, интеллигентность — вот это подкупило в их поведении. И еще такая деталь: Анатолий Михайлович Кудаев, директор музея, зная обстановку, сложность ее, его неоднократно прорабатывали местные власти за какие-то нежелательные, с их точки зрения, моменты, заметно старался лавировать. Только мне дали краткое слово, хотя все концерты проходили под эгидой «Русское движение Украины», как значилось в рекламных афишах. И потом как-то наш концерт, который мыслился как доминанта этого вечера, вплели в общую программу, т. е. начало было казачье, и концовка тоже, а в середину Алексей был втиснут. Это было несколько искусственно после марша «Мы — русские, с нами Бог», который звучит, как заключительный аккорд, и после этого петь что-то лирическое казачье, - явно чувствовалась некая искусственность в схеме концерта. Но, впрочем, что сетовать, видимо, сложность обстановки диктует такое отношение…

Это что касается станицы Луганской. Следующая точка нашего пребывания на Луганщине — город Алчевск, Коммунарском назывался он в советское время. Именно здесь, в Никольском храме, который был основан в начале позапрошлого столетия, меня крестили в младенчестве. Храм находится у рынка, памятен он мне с детства без колокольни, без купола. Старенький звонарь-слепец дребезжал тогда в небольшие колокола храма, молодежи было мало, старенькие священники, дьяконы-семинаристы, проходящие практику, - вот такая картина. И это все в окружении огромного рыжего облака, нависающего над городом от металлургического завода. Сейчас другая обстановка. Сейчас Никольский храм превратился в собор: восстановлены колокольня, купол, построен еще один храм с нижним подземным, где совершалась некоторое время, раз в неделю, ночная служба. Есть часовенка и даже духовное училище. На Луганщине всего два училища: в Алчевске и Свердловке. Именно Алчевское училище закончили наши прихожане Дедух Александр и Тельтевской Роман (в настоящее время училище упразднено).

Кроме этого храма в городе есть еще церковь в новом микрорайоне - во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Служил там игумен Тихон (Жиляков). Построены еще два храма — Покровский и во имя великомученика Георгия Победоносца. Я там служил в субботу вечером.

Меня удивили в Георгиевском храме две вещи: во-первых — это богослужебный устав, он довольно полный. Ну, скажем, такая деталь: две кафизмы, канон на четырнадцать. О чем-то говорит? Где у нас в Москве такое встретите? Вот вам Донбасс, пожалуйста. Правда, многое читается, например, стихиры на «Господи воззвах...», стихиры на хвалитех. Второе, что меня удивило - это иконостас в древнерусском иконописном стиле, чуть ли не единственный в Донбассе. Смею думать, что в какой-то степени он был устроен под моим влиянием, как и баптистерий в Никольском соборе. О. Александр Устименко, настоятель Никольского собора и благочинный Алчевска, прислушивается к каким-то моим размышлениям, предложениям. В частности, помню, как я подарил икону Спасителя в рублевском стиле после молебна в Алчевске с пожеланием возрождать иконописный стиль, и вот, пожалуйста, целый храм, который я назвал «Донбасское чудо», появляется здесь.

В Алчевске мы посетили родителей наших прихожан Дедуха Александра и Инны Поповой. Родители довольны, благодарны, оставили о себе приятное впечатление. Чаю у них попили, пообщались, каждый поделился своим мнением об Александре и Инне, посмотрели семейные альбомы, закрепили контакт между собой.

В Луганске был концерт Алексея Познахарева в крупнейшем ДК на 700 человек. Здесь проходят гастроли известных артистов из Москвы и других городов.

Под праздник Рождества Божией Матери мы были на богослужении в Благовещенской церкви, у Луганского автовокзала. Настоятель этой церкви — о. Валерий Лазор. Он член нашего Союза Православных братств, очень симпатичный батюшка, безстрашный, инициатор крестных ходов за канонизацию Царской Семьи, за Русь единую, за чистоту Православия. После всенощной было собрание актива православных патриотических организаций Луганщины в помещении при храме. На собрании были представители и руководители таких организаций, как «Русское движение Украины», «Славянская партия», «Русская община Луганская», партии «За Русь единую», пять-шесть донских казаков, и естественно, активисты Союза Православных братств. Состоялся трехчасовой обстоятельный  разговор о ситуации, о том, как нам активизировать контакты. Если сказать вкратце, то вот что запомнилось: идет заметный процесс украинизации. Такая, например, деталь: нас не приняли в Луганском университете с концертом, потому что там националистические настроения. Удивительно, что русские по происхождению люди, учась там, воспринимают украинскую культуру, язык - и становятся апологетами украинства. В школах почти все первые классы, детские ясли, садики на украинском языке. Пять классов украинских и один русский. Это в самом Луганске. В области, может быть, несколько иначе. В моем Артемовске, например, только один украинский класс был тогда. Телевидение — на 90% украинские передачи. В песнях постоянно звучит: «Украина, Украина...» Наш канал ОРТ отключили без объяснения после визита папы — вот вам, пожалуйста, прямое следствие этого визита. Оценки на телевидении — весьма специфические. По поводу разрушения в Америке двух башен был поднят большой шум, реакция особая, заметно более активная, чем в России. Прозападные передачи нередки, о России говорится или очень мало, или с негативным подтекстом. О Чечне — вот еще потери, вот еще погибли, а вот наши парни не погибают, хорошо, что мы отделились, мы не ввязываемся в эти авантюры, и не погибает наша молодежь.

В субботу утром мы поехали на службу в Луганск, поскольку не во всех храмах области в субботу бывает Литургия, плюс еще День города в субботу и воскресенье. Однако на Дне города побывать не удалось, потому что перекрыли движение, и мы не знали программы. В Луганске была установлена стела «Богоматерь» - Луганская икона Божией Матери. В обрамлении массы шестиконечных звездочек, почему-то именно шестиконечных. Тут же и апостолы изображены в полувизантийском стиле. Приходилось слышать сомнения в отношении этой иконы, искусственности ее прославления под таким, как бы, предлогом: а чем мы хуже других, почему у нас не может быть своей чудотворной иконы Луганской, своего святого — некоего дьякона Филиппа, о котором, кстати, самые противоречивые мнения. Епархия активно продвигала его канонизацию.

Посетили мы также Петропавловский собор. Была Литургия, думали, может быть, молебен будет по случаю Дня города. Нет, ничего не было. Служил о. Василий, тогда секретарь епархии. О нем так говорят: «Если приезжаешь в епархию, и там дежурит о. Василий, то лучше возвращайся обратно, никаких вопросов не решишь, будут только разговоры». Приехали мы, не зная расписания, - уже Херувимская поется. Там, оказывается, очень рано начинают богослужение, буквально в половине седьмого утра. Мы думали по-московски, где-то около восьми утра начнут, нет, очень рано, в половине седьмого... Итак, приехали к херувимской песне. Я говорю своим: «Скромно постоим, не будем подходить к батюшке, тем более что о. Василий - приближенный владыки». Владыка как-то непонятно ко мне относится, несколько неопределенно, с прохладцей, с настороженностью, а позиция архиерея отражается на его ближайшем окружении. Думаю, не буду глаза мозолить, просто постою незаметно в уголочке, за крылосом, после службы уйдем и все. Никаких там знакомств, ни в алтарь, никуда, так просто помолимся и все.

Вот такое наблюдение, небольшая зарисовка. Передо мной стояли мужчина и женщина. Мужчина старенький стоит у крылоса, у него там свой уголок, он молится сам по себе. Кладет земные поклоны и перед этим крестит перед собой пространство. Женщина тоже в возрасте, периодически тоже кланяется земно по поводу и без повода, прикладывается к Голгофе, потом к изображению на стене, но оно высоко — целует стену - тоже своя комбинация, своя конфигурация молитвы. И вот перед моими глазами маячат оба: он крестится-кланяется, она совершает свой круг. Раздробленность, автономность молитвы, каждый сам по себе, не чувствуется единого подъема духа, соборности молитвы. Конечно, для нас все это как-то необычно после Берсеневки.

Отсутствие единого устава о поклонах людей дезорганизует, не чувствуется единого тела, единого порыва, Я во многом объясняю наши неурядицы таким вот разрывом в общей цепи молитвы. Кончилась служба. Батюшка всех поздравил, сказал несколько слов, хотя собор, суббота, можно было, видимо, какое-то  поучение произнести, и ушел в алтарь. Мы подошли к Луганской иконе и потом направились к выходу. Выхожу один, спутники мои ушли раньше. Я в подрясничке скромном, в черной кофте, скуфье. Иду себе к машине и вдруг слышу за спиной громоподобный голос: «Эй, человек в необычной одежде, остановитесь!» Я поворачиваюсь, смотрю — спускается со ступеней собора о. Василий в сопровождении крупного такого телосложения паренька — я его видел на крылосе. Останавливаюсь, немного в шоке. О. Василия я наблюдал неоднократно на всяких посиделках с владыкой в епархии. Благообразная внешность, борода, возраст - под 60. Владыка, скажем так, не очень яркая личность, поэтому он подбирает соответствующее окружение, создается некий фон. Естественно, такие люди, как о. Михей, бывший секретарь, эдакий Иоанн Грозный, не смотрится в окружении, владыка при нем теряется.

Итак, я был в шоке — такая властность, напористость, я просто не видел о. Василия таким. Подходит он ко мне, испытующе смотрит и спрашивает: «Вы откуда?» - «Из Москвы». Думаю, сейчас услышит «Москва», вздрогнет, вспомнит меня - так это тот самый игумен Кирилл, который приезжает сюда каждый год. Было однажды от СПБ письмо с критикой владыки. Один батюшка формально числился в Союзе братств. Его переводили и он обратился за помощью: «Помогите мне, защитите меня». Ну, из принципа солидарности многие подписали письмо в его защиту, и я подписал. Владыка обиделся. Письмо пошло на Патриарха, и, естественно, возникла какая-то настороженность насчет братств. «Из Москвы» говорю - нет никакой реакции, чувствую, что спокойно отреагировал. «Да, а Вы что здесь, как?» - «К родителям приехал».- «А куда?» - «В Артемовск, там родители живут, приезжаю каждый год». - «Вы не запрещены?» - «Нет, не запрещен». - «Да, я верю Вам. Внешность вызывает доверие, я верю Вам. А Вы вчера не были здесь?» - «Нет, не был». - «Да, ну ладно. Пойдете на трапезу?» - «Да , конечно, пойду». Потом подходит к моим прихожанам: «А вы что там стоите? Вы из Москвы, да? А батюшка ваш не запрещен? А какого вы патриархата, Киевского или Московского?» - «Московского». - «Да, я верю Вам, да, пускай будет так, поверю Вам. На трапезу идите». Я, в общем-то,  спокойно к этому отнесся, хотя, конечно, можно было обидеться, но ведь обстановка непростая. Был там такой случай накануне. В одном поселке временно не было священника, и вот появляется филаретовец. Местные бабушки говорят ему: «Иди к нам служить». - «А я же не вашего патриархата». - «Да нам все равно, лишь бы было богослужение». Стал служить, с ним было пять бабушек, навесили свой замок. Конечно, в епархии были в шоке, срочно прислали своего священника и навесили другой замок.

Еще я обратил внимание — митр там масса сияет, десятки священников с митрами. Это у нас тут Патриарх говорит, что существует опасность девальвации, снижения ценности наград, когда очень быстро и много их дают. А там — год-два послужил — уже митрофорный. В селах с митрами служат! У нас после Академии лет двадцать на приходе — и только крест с украшением, а то только желтый, здесь же сельские молоденькие батюшки в митрах красуются.

Был еще в с. Михайловке на престольном празднике. Селу исполнилось 350 лет. После благодарственного молебна была трапеза. Я не остался. Помню, был в Алчевске года три назад. Меня что удивило? Вот трапеза идет после службы престольного праздника. Четыре часа сидим, все деревенеет, ковыряешься уже по пятому разу в блюде. Был бы сценарий какой-то, режиссура. Этого нет, все происходит спонтанно. Вот помещение трапезной — крестильня. Во главе президиум: владыка, маститые священники, местные киты духовенства — у них междусобойчик. Масса присутствующих пребывает в пассивности. В президиуме между собой прикольчики, тосты, постоянно идет подогрев, потом уже начинается такое несколько дисгармоничное пение безконечных многолетий. Тосты такого примерно содержания: «А вот какой хороший настоятель — построил храм, крест позолотил, порядок у него и т.д. ...» Ну, раз побывать, может быть, и интересно, но еще раз себя обрекать на четырехчасовое сидение — это сверх сил. Мы привыкли к тому, что читается поучение, потом кто-то что-то рассказывает для всех, а здесь этого нет.

Стаханов. «Мертвый город» - говорят о нем. Производство остановлено. Неизвестно, как сто тысяч населения перебиваются. В одной из школ был намечен концерт. Школа вроде бы не в центре, как будто ближе к окраине, человек на 800. Верующий директор, есть верующие преподаватели. Боялись, что на концерте будет очень много людей, поэтому старшеклассников отсекли. Было человек 40-50, не более того. Содержанием концерта прониклись, пригласили на следующий день, и утром была уже вся школа. Через некоторое время после концерта директор школы мне говорит, что к нему подходили несколько учащихся, смущенные маршем « Мы – русские, с нами Бог!» - «Мы же украинцы». Да, массированная пропаганда не проходит безследно…

Какие еще населенные пункты посетили? Малоивановка. Это тоже знакомое мне село. Я начал ходить в храм Алчевска приблизительно в 13 лет. Позже ездил в Малоивановку, до которой от нашего города километров пять. Здесь очень видный храм, во имя Успения Пресвятой Богородицы, конец прошлого столетия. Мощный храм, барабан такой основательный. Помню его с детства. Были там в субботу. Ехали в Городище к старообрядцам, а по пути — Малоивановка. О. Вадим служит там. Очень много батюшек здесь сменилось. По его словам, это была такая, грубо говоря, дыра, куда ссылали всяких там неугодных, провинившихся, хотя как будто наоборот надо поднимать такие точки. О. Вадим жил там уже два года. Вот такая деталь - не все священники живут в таких селах, а обычно в городах: в Луганске, в Алчевске, в села же только наезжают. Живет батюшка с матушкой, ребенок у них нездоровый родился, врачи советуют делать ему уколы, а они только причащают его. По словам батюшки, ему досталось тяжелое наследство. Вот, допустим, был там до него о. М. (я учился, кстати, с ним в семинарии, он местный, из Донбасса). К сожалению, оставил он после себя неважное наследство. Ну, пил здорово, был груб с людьми. В частности, такая деталь: на свадьбах любил танцевать в этом селе. Естественно, что у людей о священниках представление негативное. Сторожка на территории храма, по словам о. Вадима, была ограблена девятнадцать раз! Там даже было убийство сторожа несколько лет назад в этой сторожке.

Подошел батюшка и говорит, что он задержался и что у них тут акафист Успению читается перед всенощной. Раньше там была только вечерня, утреня была с утра. Сейчас он служит всенощную с вечера. Почему задержался? Потому что по просьбе одного старенького прихожанина несколько часов безкорыстно разгружал тяжелые шпалы — такая вот деталь из жизни сельского священника. Стал он служить акафист Божией Матери. Мы решили остаться помолиться. Когда батюшка закончил — ему понравилось, что мы задержались, состоялся пространный разговор. Увидел он у меня лестовку на руке и говорит: «А вот мне бы тоже лестовку, нам бы штук десять». Меня удивило, что он очень четко представляет символику лестовки; простой сельский батюшка, а так это знает! Сам о. Вадим вроде бы учился в духовном училище, спортсменом был в прошлом, увлекался восточными единоборствами. Смущает то (один священник мне сказал), что он как бы с целью противодействия изучает в подлинниках книги по магии, оккультизму, а это не проходит безследно. Священник тот сетовал, что не укрепленному духовно, в подлиннике такие книги читать опасно, надо читать критику на них, комментарий, православный анализ. Чтение же в подлиннике оставляет в душе непоправимый след.

Далее поехали в Городище. Это большое русское село. Существует такая версия, связанная с названием села: объезжая новые владения на юге России, Екатерина II увидела с горки это поселение и воскликнула: «Ух, какое городище!» Здесь живут старообрядцы. Раньше было там два деревянных храма: Покровский и Успенский. Покровский я еще застал, но он был уже закрыт. Построен был храм в конце XVIII века. Был он таким уютным! Я помню еще в нем фрагменты икон и обрывки богослужебных книг. По словам моей троюродной сестры — она работала здесь учительницей - храм закрыли в хрущевское время. Его запечатали, а местные жители, молодежь, разбомбили все, ученики на носилках огромные книги в кожаных переплетах сдавали на макулатуру. Это было в конце 60-х - начале 70-х годов. Была еще каменная церковь, как они ее называют, «хохлацкая», т.е. православная, но она пострадала в годы войны, и никаких следов от нее не осталось.

И вот действующая Успенская церковь. Вошли мы втроем так скромненько, не крестились. Как раз заканчивали читать 17 кафизму, т. е. пик, кульминация богослужения. Батюшка сразу меня засек из алтаря, подошел, спросил: «Вы будете до конца?» - «Да, будем до конца». - «Хорошо». Ну, такая немножко домашняя обстановка. Допустим, такая деталь: батюшка идет, на меня смотрит, кадит нас, потом спрашивает прихожан: «А вас покадил?» - «Да, да». - «Ну, ладно». И пошел дальше. Так, что не так уж все жестко у них...

После службы, как всегда, тепло пообщались. Вот, в общем-то, и все.