Нестеров необыкновенно чувствовал святость, будто разлитую особой субстанцией в духовном воздухе, и – концентрирующуюся в определённых людях, остающихся в истории носителями её…
…Приглушённый северный свет, никакого экстаза, ни малейшего захлёба: картины М. Нестерова умиротворяюще-спокойны, будь то пейзаж, или «Видение отроку Варфоломею».
Великолепна вереница женских образов: тонких, кротких девушек и женщин, точно с раненой душой, так отражающейся в зеркалах глаз.
Нечто затаённо русское: мечтательность, соединённая с тишиной, поиск откровения в себе, в недрах неба собственного душевного устройства.
Кажется, красота и страдание союзны, и, используя подобное сочетание, Нестеров создаёт особый поэтический образ: русский насквозь, народный в высшей степени.
… религиозно-патриархальный уклад интеллигентной, просвещённой, купеческой семьи, в которой родился и жил Нестеров, несомненно оказал влияние на его душу, строй мыслей, мировосприятие.
Из двенадцати детей, родившихся в семье, жить остались только двое; отец, хотя дела и шли не плохо, казалось, стал купцом по необходимости, больше увлекаясь историей, литературой, гуманитарной сферой духа…
До двенадцати лет Михаил жил в Уфе, учился в мужской гимназии; потом – по распоряжению отца – переехал в Москву, чтобы поступить в коммерческое училище: но с коммерцией у него явно не задалось.
Есть полюса, в большей степени противоречащие друг другу, нежели торговля и святость?
Но Михаил думал о живописи: он поступает в Московское училище живописи, ваяния и зодчества; Перов, любимый преподаватель, оказывает изрядное влияние на формирование Нестерова.
Влияние – изначальное, преодолённое собственным даром и быстро наработанным мастерством.
…жена Нестерова умирает родами: что ломает его мировосприятие, однако, странным образом, проявляет в сознание живописца торжественно-спокойный лад: три варианта «Царевны», потом «Христова невеста» - в этих работах запечатлён образ ушедшей…
…вот портрет Ивана Павлова: седовласый, лысоватый учёный сидит за столом, откинувшись, кулаки его сжаты: кажется, он запечатлён в момент героической работы мысли, приводящей к открытию; и цветы на столе, гармонируя с цветом волос, словно опровергают напряжение – тишиной и покоем.
Жизнь строится на полюсах: и сколько надобно пережить, чтобы прийти к скиту – сложно измерить в каких бы то ни было единицах.
«Пустынник» Нестерова задумчив, но не растерян: старик знает дорогу: раз много прошёл их, опирается на посох, и разлив русско-нестеровской реки на заднем плане дышит непостижимой мудростью.
Реки Нестерова особые: их неповторимость словно способствует медленному вызреванию души – до состояния чуда.
Реки живописца лучатся тихим серебром; излучины их – при этом – очевидно сильны…почти ощущаемой мускульной силой.
Старое, русское расцветает – и одеждами, и всем точным восстановлением антуража: как, например, в картине «Благословление Сергием Радонежским Дмитрия Донского на Куликовскую битву»…
Лес копий застыл; палаты на заднем плане переданы фактурно: в них, кажется, можно войти.
«Под благовест» движутся монахи: худой, тонкий послушник читает на ходу – и столь же тонки берёзы заднего плана.
Прозрачность и тишина; особые, ни на кого не похожие портреты священнослужителей…
Кажется, Нестеров запечатлел русскую душу: в лучшем её аспекте: высоты, стремлении к святости…
