Вы, наверно, помните, друзья, историю Руже де Лиля, капитана мятежного полка времён Французской революции, который, вдохновившись, вдруг за ночь написал «Марсельезу», гимн революционеров, ставший гимном страны. Свой рассказ о нём немецкий классик Стефан Цвейг назвал «Гений одной ночи»...
А мне вот, простите, когда-то невольно пришлось стать «гением» одного утра... В середине 70-х прошлого века я вёл в «Красноярском рабочем» военно-патриотическую полосу «Отчизны верным сыном будь!» Естественно, с особым усердием подготовил приуроченную к 9 Мая (возможно, к 30-летию Победы). Сдал заранее. Ответсекретарь Григорий Симкин вроде одобрил. Но в самый канун выхода газеты, после утренней летучки, вдруг сунулся в мой кабинет и — с порога: «Слышь, старик, нужен забойный стих к портрету бывалого солдата. Хотя бы четверостишие. Поищи или сам вдохновись... Желательно до обеда...».
Советы начштабов не обсуждаются. Искать было некогда. Оставалось «вдохновиться». Замкнул я кабинет изнутри, присел к столу, обхватил голову руками... Вспомнился отец, уже ушедший, но для меня живой. По судьбе типичный представитель своего поколения, побывавший в последних окопах Первой мировой, красным партизаном сибирской армии Щетинкина ходивший на Колчака и Врангеля, отбухавший в пехоте Великую Отечественную до звонка в Кёнигсберге...Кстати, участник Сталинградской битвы, награждённый в ряду прочих медалью «За оборону Сталинграда»; был там тяжело ранен, и поныне имя Иллариона Щербакова значится на панорамной стеле, на Мамаевом кургане, среди имён погибших защитников города-героя (жаль, его забыла недавно помянуть на ленте соцсети ОК директор нашего сельского Дома культуры, перечисляя таскинских «сталинградцев»)...
Всплыли в памяти отцовские «дни Победы». Написал на чистом листке заголовок: «Девятого мая», затем пришли первые строчки: «Я знаю, что в сегодняшнее утро Отец проснётся раньше, чем обычно...»
Короче говоря, «до обеда» подал-таки Симкину «забойные» стихи. Правда, «белые», не до рифм было, но, похоже, мой первый в жизни «верлибр» вышел не комом. Стихотворение после появления в «Красрабе» не раз повторялось в разных коллективных сборниках, в центральных газетах и журналах, недавно мелькнуло даже в «Нашем современнике», наилучшем журнале России, и в престижном лауреатском списке... Пусть гимном не стало, как у Руже де Лиля, но всё же для сочинённого в один присест, считай — экспромтом, обрело, к удивлению автора, довольно солидный послужной список. Почти впрямь всё по мудрому Тютчеву: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся...»
***
Я знаю, что в сегодняшнее утро
Отец проснётся раньше, чем обычно,
Побреется с тройным одеколоном
И, сняв с гвоздя армейский старый китель,
Воинственно медалями блеснёт.
За завтраком нальёт в стакан гранёный
Настойки той, что с осени берёг,
И потекут его рассказы-были,
Которыми богата память ран.
Вот партизан, в папахе с лентой красной,
Отец стоит у штаба на дозоре,
И, подходя к калитке, сам Щетинкин
Ему, как другу, руку подаёт...
А вот отец в Крыму, в степи сожжённой,
Прижав к груди винтовку, как ребёнка,
Ползёт вперёд, до боли стиснув зубы,
Под пересвистом врангелевских пуль…
А вот его без чувств, едва живого
Под Сталинградом через Волгу-реку
Переправляет незнакомый парень,
Чтобы в ближайший госпиталь отдать…
И, человек суровый и неробкий,
Отец заплачет тягостно и мокро
И станет сокрушённо удивляться
Тому, как смог остаться он в живых.
Потом закурит, по избе пройдётся,
Молодцевато ус седой подкрутит
И скажет бодро: «Да, несутся годы…
Но только у солдата порох сух.
И если что (не дай тому случиться) –
Ещё тряхну, ей-Богу, стариной!».
Отец с фронта
.jpg)
