В конце 70-х прошлого века служил я года два-три инструктором в секторе печати Красноярского крайкома партии. И вот, помню, однажды в июльскую благодать (где-то накануне дня Кирика и Улиты) мне, уже размагниченному предотпускным настроением, вдруг позвонил «сам» секретарь по идеологии Константин Чернов:
- Поднимитесь ко мне!
- Понял, - буркнул я и поплёлся на вызов, поневоле криво усмехаясь. Во-первых, потому, что из своего кабинета на пятом этаже должен был «подняться» на третий, где восседал шеф. А во-вторых, от предчувствия, что меня ожидало «участие» в подготовке его очередного доклада на очередном «мероприятии» либо статьи для газеты в столь неподходящее время. Но мои предположения оказались ошибочными. Едва я переступил порог высокого кабинета, Константин Михайлович, оторвавшись от бумаг, лежавших перед ним, огорошил меня вопросом:
- Вы косить умеете?
И при этом изобразил руками взмах косаря с литовкой.
От неожиданности я без приглашения присел на первый стул.
- Доводилось, в деревне рос, - ответил осторожно, ещё не понимая, куда гнёт секретарь. «Уж не завёл ли он корову или кроликов на даче?», - мелькнула шальная мысль.
- Вот и прекрасно, - продолжил главный идеолог. - Понимаете, восточные районы снизили темпы сенозаготовок, особенно Тасеевский. Поезжайте-ка туда нашим полпредом. Поживите пяток дней, разберитесь, в чём дело, поработайте с активом, с народом. Ну, и, возможно, придётся подать личный пример, в рядах косцов, так сказать, с литовкой наперевес...
«Замысел командира» стал предельно ясен. Из его монолога я понял также, что он давненько не бывал на селе, где уже не первую пятилетку косили травы и метали стога сплошь механизированные звенья, а ручные косы да стоговые вилы разве что хранили в сараях «на всякий случай» пенсионеры, державшие на подворье коровёнку. Но просвещать шефа на сей счёт не стал, козырнул и пошёл оформлять командировку.
Как я и предполагал, отставание «в темпах» было временным, вызванным затянувшимся ненастьем, нередким для подтаёжья в эту пору, а по прибытии в село Тасеево (самолётом, между прочим!) обнаружил там солнечную погоду и по-настоящему страдное оживление работ на покосах. Да и первый секретарь райкома с невесёлой фамилией Набеда бодро заверил: «Наверстаем в считанные дни. Зря они там, наверху, всполошились». Так что не пришлось мне ни народ агитировать, ни самому косу в руки брать. А чтобы даром не терять времени и не мешаться под ногами у занятых людей, я решил поближе познакомиться с глубинным районом, о достопримечательностях которого был наслышан.
Благо, здешний секретарь по идеологии Александр Кулёв, бывший механизатор, оказался незаурядным краеведом и вызвался помочь мне в этом. Мы с ним объехали весь район, по территории равный, наверное, какой-нибудь Бельгии или Швейцарии. Побывали в историческом селе Троицком, где в шахтах, таящих в глубине насыщенные «рассолы», веками добывается соль особенной чистоты и полезности, которую, по преданию, раньше поставляли аж к «царскому столу» чуть ли не с петровских времён. Заглянули на чудесное озеро Маслеево, «без берегов», похожее на этакое светлейшее окно или око, вставленное кем-то «сверху» прямо в гущу кондовых ангарских сосен. Полюбовались знаменитой таёжной речкой-красавицей Бирюсой, воспетой поэтом Львом Ошаниным и композитором Эдуардом Колмановским... Ну, и конечно, не один час провели в местном краеведческом музее, хранящем немало прелюбопытных историй, экспонатов, документов. К примеру, чего стоит хотя бы факт пребывания на тасеевской земле Феликса Дзержинского, определённого сюда в 1909 году «на вечное поселение», но уже через неделю совершившего отсюда свой не то шестой, не то седьмой побег из царских ссылок. Совершенно в духе будущего «Железного Феликса»...
Но всё-таки куда более увлекла меня главная тема здешнего музея - история уникальной Тасеевской партизанской республики и её вождя, выходца из батраков, Василия Григорьевича Яковенко. Когда в 1918 году под натиском колчаковских отрядов пала новая Советская власть в Енисейской губернии, он, вернувшийся из окопов Первой мировой в родное село полным Георгиевским кавалером, организовал партизанскую армию из местных мужиков. Они прогнали колчаковцев со своей земли и создали на ней Тасеевскую республику Советов во главе с общепризнанным народным вожаком Яковенко, который вскоре, тогда ещё беспартийный, был избран председателем Канского уездного ревкома...
К слову, в рядах его партизанской армии находился даже местный священник о.Вашкорин, который не только окормлял православных соратников, но и в нужный момент вставал рядовым стрелком в боевую цепь наравне со всеми. И, естественно, пользовался всеобщим доверием и заслуженной славой. Между прочим, в начале 60-х годов я, работая молодым учителем в канских школах, был наслышан о нём как об отважном «красном попе», почитаемом в народе и весьма уважаемом атеистической властью. По крайней мере, никогда не гонимом ею...
Василия же Яковенко, Георгиевского кавалера и недавнего батрака, ждала ещё более удивительная судьба. В 1922-м году его, делегата Всероссийского съезда Советов, при поддержке «самого» Ленина, выдвинули (33-летнего!) наркомом земледелия в Правительство России. И, говорят, наш сибирячок не подкачал, показал себя настоящим крестьянским народным комиссаром...
Увлекаясь историей района, я однако не забывал и о текущих его заботах. В том числе сенокосных. Старался посильно помогать на своём «идеологическом фронте». В основном через районную газету: где советом, где пером. И, помню, однажды на просьбу боевого редактора районки «Сельский труженик» Алиты Либрехт дать в очередную агитполосу «про покос» несколько «забойных строчек в тему» предложил стих, написанный мною ещё в юные годы, когда я впрямь хаживал с косой-литовкой «наперевес»:
«Я сегодня тоже взял литовку,/С косарями встал в единый ряд./У меня крестьянская сноровка,/Не кошу, а брею, говорят./Просолилась и набрякла майка,/Но упрямы взмахи и шаги./Я не допущу, чтоб молодайка/Крикнула мне: «Пятки береги!»/Пусть июльский зной печёт и парит,/Пусть плывёт в глазах цветастый луг,/Но, однако, не такой я парень,/Чтоб литовку выронить из рук».
