Митрополит Питирим (Нечаев)

В Москву впервые я попал в 16 лет, в 1973 году после окончания 9 класса средней школы. Приезжал к старшему брату на каникулы. Потрясло благолепие Елоховского собора, неизгладимое впечатление произвело служение владыки Питирима – след остался на всю жизнь…

Митрополит Питирим сказал мне как-то в приватной беседе: «Дело Божие, отец Кирилл, делается без шума, потихоньку». Действенность этой методы владыка блестяще показал во время обретения мощей прп. Иосифа Волоцкого. Представляю, что было бы, если бы он начал согласовывать, уточнять и т.п. 

Владыка более 30 лет руководил издательской деятельностью Патриархии. Участвовал в подготовке Решения о снятии клятв со старых обрядов, которое Поместный Собор 1971 г. утвердил, признав их равночестность и равноспасительность наравне с обрядами общепотребляемыми. Вот свидетельство митрополита Питирима, записанное мной в начале 80-х годов во время учебы в Московских Духовных школах: «До Поместного Собора 1971 года я постепенно привлек к этой теме наших церковных лидеров и по моим разработкам на Соборе был сделан доклад об отмене клятв на старые обряды. С тех пор ничто не мешает мне креститься двуперстно».

В 1989 году, когда владыка был народным депутатом СССР, он написал письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС с просьбой вернуть Церкви Иосифо-Волоцкий монастырь, и эту просьбу удовлетворили. С тех пор митрополит созидал подвижническую деятельность в монастыре, выполнял закреплённый древним Уставом наказ его основателя прп. Иосифа Волоцкого: «Быть монастырю центром в миру». Староста нашего храма Владимир Никанорович Кузнецов (+2009 г.) был свидетелем деятельности владыки в течение более 40 лет и характеризовал его как человека многогранного, музыканта и кампанолога, человека, о котором слагают легенды. Служение владыки было величественным и проникновенным. Не было суеты, что всегда очень благотворно воздействовало на души и сердца людей, которые молились вместе с ним.

По окончании всенощного бдения под престольный день в нашем храме я преподнес в дар владыке колокол и подарки от наших благодетелей с фабрики КРОК и её директора Анатолия Даурского (ныне покойного, Царствие ему Небесное!). Митрополит Питирим сказал, что получил огромное душевное утешение в древнем московском храме Замоскворечья. Войдя в наш храм, и сразу почувствовав специфику, владыка спросил: «А что, у вас – так крестятся?» Изобразив пальцами правой руки двуперстие, он продолжил: «Ну и я буду так креститься».

Особо отметил он знаменные напевы нашего хора и облик прихожан.  После службы, к нашей радости, несмотря на поздний час, владыка проследовал в Набережные палаты, где разделил с нами праздничную трапезу. Во время трапезы я поделился своими воспоминаниями о встречах с ним в годы своего обучения в Сергиевом Посаде. Вспомнил, как однажды, в процессе осмотра Духовной семинарии после ее ремонта, владыка снял свой клобук и дал мне его подержать. При этом меня, послушника Александра (так меня звали до пострига), переполняли чувства волнения, радости, гордости за то, что я этого сподобился. Эти же чувства возникли у меня снова при встрече митрополита Питирима на Берсеневке. Я вспомнил, как в годы обучения бомбардировал владыку вопросами, старался максимально использовать редкое время, когда он вырывался от своих ответственных послушаний в стены Духовных школ, чтобы обогатиться от него знаниями. И это осталось у меня на всю жизнь.

Оказалось, что владыка хорошо помнит меня, “тогда ещё совсем хрупкого юного мальчика”.  По словам владыки, я дорог ему именно тем, что со студенческих лет был ревнителем древнего русского благочестия, тем, что мы поддерживаем непрерывающуюся традицию русского благочестия. Наша молитвенная одежда (есть такое понятие в народной среде, как молитвенный сарафан у женщин, косоворотка и пояс у мужчин) отражает тот русский образ, который наш народ пронёс через века, и владыка нашёл полезным нести этот благочестивый образ, напоминая тем самым, какой Русь была, есть и будет. Приглашая всех посетить Иосифо-Волоцкий монастырь, митрополит сказал: «Поднимаю чашу за всех вас: за косоворотки, за белые платочки под булавочку, за знаменное пение по крюкам, за вашу общину и за наше дальнейшее сотрудничество, сочувствие на помощь друг другу!»

Господь сподобил меня знать владыку в течение тридцати лет. В 70-е годы я часто посещал его службы в различных московских храмах и, прежде всего, в Богоявленском Патриаршем соборе. Учился у него в Духовных школах, Московской духовной семинарии и академии (1980-1987 гг.), соприкасался на богослужениях в Свято-Даниловом монастыре и, наконец, последние два года его жизни по его просьбе опекал подворье Иосифо-Волоцкого монастыря в селе Покровском Волоколамского района. Владыка Питирим своим внешним и внутренним обликом как бы символизировал, являл собой славу нашей Святой Церкви. Он не любил ничего искусственного, нарочитого, был строгим, но в то же время доступным и справедливым. Не любил крайностей. Очень страдал телесно последние недели своей земной жизни, отказываясь от всяких обезболивающих средств. Как говорят подвижники благочестия, большая милость будет тому человеку, который на смертном одре претерпит телесные страдания - они будут ему в очищение.

Меня в нашем богослужении притягивает «византизм» с его размеренной церемониальностью и величавостью, но в то же время без всякой искусственности и нарочитости. С простотой и аскетичностью в личной жизни и в общении с людьми. Именно таким был стиль покойного митрополита Питирима.

В начале 2000-х, как я уже написал ранее, я опекал подворье Иосифо-Волоцкого монастыря в с. Покровское. В один год была очень холодная зима, а храм практически не отапливался. Владыка мне говорит: «Надо бы воздержаться от служения в феврале, ведь это опасно для здоровья». Я горячо в ответ: «Владыка, я настроился на методичное возрождение храма, на регулярное, не менее одного раза в месяц, совершение в нем Литургии». Ну и что же? С того времени меня серьезно безпокоят бронхи. Кстати, там же заработал и остеохондроз.

Запомнился рассказ владыки об инославных общинах Москвы. О баптистах: «Нередко их активисты очень активно проникают в наши церкви. Много приходит к ним из любопытства. Серьезные не остаются. У них атмосфера назойливого радушия». О католиках: «Костел св. Людовика - очень красивый храм. Община здесь небольшая, службу совершаете священник из Литвы - Станислав Можейко. Он интересен, приятен в общении. У него сильный акцент. Всегда произносит проповеди. Православные гости присутствуют на Пасху и Рождество. С большими терзаниями переносят они тоскливость католического богослужения. Отношения православных и католиков дружелюбны, без захватнических намерений». Об иудеях: «Московская хоральная синагога - старое величественное здание. Я сдернул кепку по православному обычаю, а у них это не принято и меня выгнали. Здесь существовала молодая группа молодых раввинов, изучающая еврейский язык, некоторые из них ездили учиться в Венгрию. Теперь у них свои курсы, но слуша­телей очень мало. Никто не хочет изучать еврейский язык. На праздники, особенно на Судный день, очень много людей, а так посещаемость невелика». О мусульманах: «Мечеть находится рядом с крытым Олимпийским центром на Проспекте Мира. Красивая архитектура. Богомольцев много, особенно на праздники. Их два руководителя всегда присутствуют на молениях. Они очень приятны и хорошо воспитаны. Духовные школы имеются в Бухаре и Самарканде. Самое активное духовное управление мусу­льман - Ташкентское. Вместе с буддистами оно имеет свой  междуна­родный центр. При посольствах есть католические, лютеранские и англиканские священники. На праздники в посольствах они совер­шают богослужения».

Во время учебы в Московских Духовных школах я много читал дореволюционную церковную периодику. Запомнилась из одного журнала «Записка духовенства Гос. Думе» (1915 г.). Этот документ подписали представители разных партий, что свидетельствует о том, что он является выражением взглядов очень многих представителей духовенства. В ней много критики и печальных констатаций. К этой «Записке» я вернусь чуть позже, отмечу только, что, в частности, авторы выступали против сословности духовенства. Критика такого положения вещей встречается и в выступлениях Патриарха Алексия I  в послевоенный период.

Случай с митрополитом Питиримом один из многих исключений. 300-летняя духовная династия Нечаевых на Тамбовщине «отфилигранила» такой прекрасный цветок, с которым можно сравнить почившего архипастыря.

Помню, как входит в семинарскую аудиторию владыка Питирим и замирает, устремив взор на картину «Прения о вере», висящую над доской. Картина не могла не приковать к себе внимание – столько в ней было экспрессии, накала страстей. Долго не мог архиерей начать тему урока, переключившись на диалог со студентами по поводу изображенного на картине, в частности, на ревнителя старины священника Никиту. Какова же была судьба этого правдолюбца? На Лобном месте он был «главосечен и в блато ввержен и псам брошен на съедение». Кстати, о. Никита, названный своими оппонентами «Пустосвятом», был тихим священником, а не таким буйным, каким его представляли.

Ещё помню, как удивительно легко я проник в кабинет владыки и предложил ему опубликовать в «Журнале Московской Патриархии» фотографию с отпевания известного старообрядческого священника Евгения Бобкова.

Вскоре после снятия владыки с поста Председателя Издательского Отдела Патриархии, в беседе за чашкой чая с одним из насельников Данилова монастыря, я коснулся этой новости. Мой собеседник сетовал, что убрали владыку слишком жёстко, унизительно для него, что лучше бы поступить по-другому, щадяще. Я же несколько запальчиво возражал – мол, не справлялся он уже с современными задачами, не соответствовал новым требованиям и т.п. Сейчас мне за это неловко и стыдно. Я признаю правоту собрата. Кстати, Патриарх Алексий приезжал в больницу к умирающему владыке и, как говорят, просил у него прощение за своё решение. Грустно было в почти пустом храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке, где владыка прослужил много лет. У скромного гроба я прочитал несколько глав из Евангелия. Потом, в Елоховском соборе было отпевание почившего большим количеством духовенства во главе с Патриархом. Отпевание архиерея, бывшего живой летописью церковной истории нескольких десятилетий.

В заключение хотел бы сказать более подробно об упомянутой выше «Записке духовенства». В ней констатировалось оскудение религиозного духа и охлаждение к религии всех слоев общества. Успех сектантского движения и падение авторитета духовенства. Печальные последствия назначений на административные должности молодых ученых монахов, т.к. они малоопытны, смотрят на свою деятельность как на переходную ступень к архиерейству. Молодые люди редко принимают монашество по истинному сердечному призванию, да и можно ли в 20 лет определить свое истинное неизменное призвание? Значительная часть молодых людей идет в монахи просто по временному увлечению, которое так свойственно юности  и которое затем часто сменяется равнодушием, холодностью и даже отрицательным отношением к монашеским обетам. Но, что всего печальнее, большинство студентов принимает постриг только потому, что поддается соблазну легкого достижения служебных успехов и начальственного положения, житейских выгод. За постриг после 30 лет. Надменность епископов. У них вместо отеческого руководства, холодные, чисто официальные и преимущественно бумажные отношения. Против частого перевода священников, заключения их в монастырь. За выборы благочинных, постоянные собрания духовенства, введение в Синод белого духовенства, участие в Соборах белого духовенства и мирян. Против унизительного способа обеспечения духовенства. Миссионерство - обязанность скорее полицейская, чем религиозно-просветительская.

Не правда ли, весьма интересное содержание этой «Записки»?..