Куропаты — дорога смерти

Часть 1

Часть 2

Великая Отечественная война

Идентификация местности

Топоним Куропаты в широкий обиход был впервые введён Позняком во время раскопок в 1988 году. В годы войны жители Минска это место называли в привязке к наиболее известным на то время ориентирам: «в хмызняке за Зелёным Лугом», «в районе совхоза «Зелёный Луг», «возле Логойской дороги», «возле Заславской дороги», «за Комаровкой», «за Выставкой», «за городом». Местные же жители иногда использовали название Сергеева гора.

Необходимо пояснить, что вошедшее в широкий обиход название Выставка происхождением обязано I Всебелорусской сельскохозяйственной и промышленной выставке, приуроченной к 10-летию освобождения Беларуси от польских войск, проходившей в Минске в 1930 году. Для размещения павильонов экспозиции были отведены Комаровские лесные угодья общей площадью 75 га. Выставка занимала территорию между нынешними улицей Академической и площадью Калинина. Рядом в то время уже были выделены участки для строительства 1-й клинической больницы и политехнического института.

Иногда в документах употребляли и краткое описание территории Куропат: «там, где тренировали войска», «удобно выбранная (для расстрела) местность». Визитной карточкой для идентификации расстрелов в Куропатах может служить упоминание о вырытых для захоронения ямах, вместо огромных котлованов и рвов, используемых обычно карателями в подобных случаях. Ведь именно отсутствие подобных котлованов послужило когда-то одним из аргументов, что это расстреливали не оккупанты.

Начало оккупации

В документах Национального архива Республики Беларусь сохранилось достаточное количество упоминаний о массовых расстрелах, проводившихся гитлеровцами вскоре после оккупации Минска в так называемых Куропатах. Очевидцы во всех подробностях описывают ужасы, происходившие в то время в нашей столице. Становится понятным, как в первые дни войны минская тюрьма наполнилась новыми заключёнными, как их жизненный путь вместе со многими тысячами узников гетто завершился в «хмызняке за Зелёным Лугом» и в других местах массовых расстрелов. Привожу выдержки из беседы с партизаном 3-го отряда Никитина Рафаэлем Моносовичем Бромбергом, находившимся в Минске по 2 сентября 1942 года. Беседу проводили в октябре 1942 года в деревне Хворостовьево.

Он поведал, что вскоре после оккупации Минска военно-полевая комендатура издала приказ, который предписывал всему мужскому населению города и близлежащих деревень явиться для регистрации. Явке подлежали все мужчины с 15 до 65 лет. Первую группу мужчин в возрасте до 45 лет регистрировали в здании Большого театра оперы и балета, а вторую – свыше 45 лет – в воинских казармах (кажется, 40-го кавполка) на улице имени Фрунзе. Все явившиеся для регистрации должны были иметь при себе воинский билет и паспорт. Когда люди пришли на так называемую регистрацию, здание театра было окружено немцами. Всех находившихся там мужчин погнали на Сторожевское кладбище… Сюда были согнаны не только жители Минска, но и окружающих деревень, а также беженцы, возвращённые немцами с дорог, то есть не успевшие выбраться на незанятую территорию…

Как в первый, так и во второй день в лагере на Сторожевском кладбище никакой пищи не давали. В конце второго дня, когда всех перегнали в новый лагерь, расположенный у реки в районе дачи «Дрозды», туда выехала немецкая автомашина, гружёная мешками с нашими армейскими сухарями из НЗ. Немцы стали разбрасывать сухари толпе. Изголодавшиеся люди набросилась на еду, произошла свалка. Немцы это фотографировали. Потом в немецких журналах появились снимки с подписью, как они кормят голодных людей в СССР. Многим не удалось взять сухари, брошенные оккупантами на землю, и они потянулись к машине с мешками. Этих людей немцы били прикладами по рукам, по голове. Если это не помогало – стреляли в упор. Таким образом появились первые убитые и раненые. В лагере начался голод. Некоторые женщины сумели пробраться к заключённым и доставили воду. Её делили на всех буквально ложками…

Партизан вспоминал: «Когда нас переводили со Сторожевского кладбища в Дрозды, гнали под охраной автоматчиков и двух танкеток, заставляли бежать бегом весь путь. Придя в Дрозды, народ бросился к реке. Все спешили напиться. Немцы за это расстреливали из автоматов, стреляли по краю реки. Кто попадал в эту полосу огня – погибали. Но жажда была слишком велика, люди тянулись к воде и погибали…

В лагере «Дрозды» произошло отделение гражданского населения от военнопленных. Раньше все были вместе. Часть военнопленных, более догадливых, стала переодеваться в гражданскую одежду. Гражданскому населению пришлось поделиться одеждой с военнопленными…

После этого стали вызывать железнодорожников и бухгалтеров. Их из лагеря убрали, приказав на другой день явиться в комендатуру за получением направления на работу. В случае неявки – расстрел. Когда отделили железнодорожников и рабочих хлебозаводов, немцы натянули верёвку, разделившую территорию лагеря…

Днём пьяные эсэсовцы с засученными рукавами вошли в расположение лагеря и приказали всем евреям пройти по одну сторону веревки. Некоторые евреи не хотели уходить, прятались. Их тут же на месте расстреливали по указанию предателей. Некоторые пытались переправиться через реку, но и там их ждала смерть, так как бронемашины и пулемётные расчёты из точек, установленных по ту сторону реки, их убивали на месте…

Когда немцы отделили евреев от людей других национальностей, то сразу приказали отделить советскую интеллигенцию еврейской национальности – инженеров, техников, врачей, студентов. Отделили также квалифицированных рабочих. Во время пребывания в лагере были расстреляны и многие русские, просто ни за что: не понравится немцу какая-либо физиономия – станет стрелять.

С евреями было так. Отделили советскую интеллигенцию, посадили на автомашину и увезли куда-то. Вначале ходили слухи, что увезли на работу, а в действительности уничтожили. (Более подробно об этом будет рассказано в главе «Айнзатцгруппа «В», – прим. авт.). В лагере осталось небольшое количество евреев, которые жили потом в организованном гетто. Там же поселили и основную массу рабочих-специалистов.

Из лагеря военнопленных ежедневно выносили сотни трупов. Если раньше военнопленные умирали от жажды, то здесь от голода и шальных пуль, которые беспрерывно сыпались на их головы. Достаточно было встать во весь рост, как немцы стреляли. Уборных не было, ходили под себя. В этом лагере были только мужчины…

Вскоре русский лагерь был распущен. Евреи были определены в гетто, мужское еврейское население согнали в минскую тюрьму. Из тюрьмы их вывозили пачками по 100 примерно человек и расстреливали»¹.

Далее Р. М. Бромберг показал, что приблизительно в последних числах августа «мой товарищ, работавший в тюрьме, сказал, что была очередная разгрузка тюрьмы. Вывезли 9 машин людей. Расстреливали обычно за Выставкой в лесу. Тяжелораненых клали в яму вместе с убитыми и засыпали землёй. В последний погром (26–29 августа) немцы стаскивали трупы в ямы, посыпали каким-то порошком и сжигали»².

Литература:

1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 55–57об.

2. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 67об.

Айнзатцгруппа «В»

В июле 1941 года немцы создали в Минске разветвлённую сеть концлагерей для военнопленных и мирных жителей. Первым был концлагерь в Масюковщине – шталаг № 352, более известный как «Лесной лагерь», затем ещё 22 его филиала. Непосредственно на территории Минска располагались гетто, дулаг № 131, пересыльный лагерь СС для гражданских лиц (на улице Широкой), сортировочный лагерь для гражданских лиц «Дрозды»¹. Другие филиалы располагались на станциях: Минск, Колодищи, Михановичи, Седча, Руденск, Дричин, Пуховичи, Талька, Верейцы, Осиповичи, Смолевичи, Жодино, Фаниполь, Койданово, Негорелое, а также на разъезде Домашевичи².

В шталаге № 352 «Лесной лагерь» за годы войны было уничтожено 80 000 человек, в гетто – 80 000, в пересыльном лагере СС для гражданских лиц – 20 000, в Тростенце – трудовом лагере СД и месте массового уничтожения советских граждан – 206 000³.

Для зачистки ближнего тыла от нежелательных элементов на территории Белоруссии за группой армий следовал мобильный спецназ полиции безопасности и СД айнзатцгруппа (оперативная группа) «В». В её состав входили сотрудники полиции безопасности и СД, полиции правопорядка, подразделения войск СС. Из показаний Коха и других военных преступников известно, что айнзатцгруппу «В» организовали перед началом войны Германии с Советским Союзом, для чего подготовили большое количество переводчиков. Она была мобильной, то есть с момента начала войны Германии с Советским Союзом постоянно продвигалась за передовой линией фронта⁴. Айнзатцгруппа и её подразделения – айнзатцкоманды – по пути следования при участии армейской контрразведки (абвера) фильтровали все лагеря военнопленных.

Порядок фильтрации лагерей детально излагался в Директиве командам полиции безопасности и СД, откомандированным в стационарные лагеря военнопленных (шталаги), подписанной 17 июля 1941 года⁵. Положения директивы успешно применяли не только в лагерях военнопленных, но и для фильтрации мирных жителей в сортировочном лагере для гражданских лиц «Дрозды». В задачу айнзатцкоманды входила политическая проверка всех содержащихся в лагере людей и решение их дальнейшей участи. Особое внимание обращалось на выявлении всех ответственных государственных и партийных функционеров, в особенности:

профессиональных революционеров;

функционеров Коминтерна;

всех ответственных партийных функционеров КПСС и её филиалов;

членов ЦК партии, областных и районных комитетов;

всех народных комиссаров и их заместителей;

всех бывших политкомиссаров Красной Армии;

руководящих деятелей центральных и средних инстанций государственных учреждений;

руководящих деятелей хозяйственного аппарата;

советских интеллигентов;

всех евреев;

всех коммунистических смутьянов и фанатиков.

В директиве также была отмечена необходимость временного сохранения жизни тем лицам, которые могут быть использованы для выяснения общих, интересующих захватчиков вопросов. В это число входили высшие государственные и партийные деятели, которые с учётом прежнего положения и знаний в состоянии были дать сведения о мероприятиях и методах работы советского государства и Коминтерна⁶.

Вопреки расхожему в настоящее время мнению, в Директиве обращали особое внимание, что экзекуции не должны проводить в лагере или в непосредственной близости от него. Оговаривалось, что проведение экзекуций непосредственно в лагере допускается в случае необходимости укрепления лагерной дисциплины, причём после согласования этого вопроса начальником оперативной команды полиции безопасности и СД с комендантом лагеря⁷.

Айнзатцгруппа «В» была первой, что в годы Великой Отечественной войны начала заливать землю кровью мирных жителей нашей столицы. Все её преступные действия подробно отражены в «Сводках событий из СССР». Кроме беспрецедентной жестокости оккупантов, эти сводки раскрывают ряд фактов халатности и бездействия советской власти во время организации отступления из Минска, значительно облегчившие работу фашистским палачам. Так в сводке № 20 среди сообщений айнзатцгрупп и команд указано, что в Доме правительства захвачены почти все документы, касающиеся государственного управления БССР, в том числе:

перечень членов правительства БССР с адресами жительства и указанием состава семьи;

перечень членов Верховного Совета БССР и их семей;

перечень ответственных работников Народного комиссариата местной промышленности;

перечень важнейших государственных учреждений БССР;

перечень ответственных работников ЦК комсомола Белоруссии.

Далее были захвачены все мобилизационные документы БССР⁸.

Установлено, что уже 13 июля 1941 года в Минске проходящие ранее части вермахта создали лагерь гражданских заключённых, в котором содержали почти всё мужское население города. Айнзатцгруппа получила приказ совместно с тайной полицией профильтровать этот лагерь. Под освобождение подпадали только те лица, которые могли гарантированно удостоверить свою личность и не являлись политическими (с точки зрения оккупантов) или уголовными преступниками. Оставшихся в лагере лиц подвергли скрупулёзной проверке, их дальнейшую судьбу решали в зависимости от полученных результатов⁹.

Сначала было ликвидировано 1 050 евреев. Остальных ежедневно доставляли на казнь. Что касается оставшихся в лагере неевреев, то ликвидации подлежали уголовники, партийные функционеры, азиаты и так далее. Потом под руководством немцев был создан еврейский совет, начато строительство гетто и введены опознавательные повязки для евреев.

Перед отступлением большевики освободили уголовных преступников, находившихся в Минской тюрьме, а по отношению к лицам, приговорённым к высшей мере наказания, приговор был приведён в исполнение. Поэтому оккупанты организовали розыск освобождённых уголовников.

Как отмечалось в отчёте, деятельность всех команд протекала удовлетворительно. В первую очередь производили ежедневно и массово расстрелы. Палачи заверяли, что «проведение необходимых ликвидаций, во всяком случае, при любых обстоятельствах будет обеспечено»⁹. 24 июля 1941 года было продублировано сообщение айнзатцгрупп и команд о том, что в Минске ликвидированы все слои еврейской интеллигенции (учителя, профессоры, адвокаты и т.д., исключая медицинских работников)¹⁰.

Имея на руках списки всех советских и партийных работников, оставленные по халатности при отступлении советским руководством, айнзатцгруппы и команды приступили к планомерному поиску и ликвидации этих специалистов. Из сводки событий из СССР от 28 июля 1941 года: «В Минске и в дальнейшем будет ежедневно расстреливаться 200 человек. Речь идет о большевистских функционерах, агентах, уголовных элементах, азиатах, и т.д., которые отсортировываются из лагеря гражданских пленных»¹¹. Но гарантированное количество ежедневных расстрелов в две сотни человек айнзатцгруппа успешно перевыполняла. Так 29 августа 1941 года в сводке № 67 сообщали, что в Минске при прочёсывании лагеря для гражданских лиц расстреляли ещё 615 советских граждан. И ни капли сожаления: «Во всех экзекуциях речь идёт о расово неполноценных низших элементах»¹². В сводке № 73 от 4 сентября 1941 года айнзатцгруппа доложила о рекордных успехах: «Была продолжена фильтрация лагерей для гражданских лиц в Минске. В ходе фильтрации ликвидировано 733 человека. Речь идёт о совершенно неполноценных элементах преимущественно азиатского происхождения, оставлять которых на оккупированной территории ни при каких обстоятельствах невозможно»¹³.

Большинство людей, расстрелянных в лагере «Дрозды», было захоронено в приспособленной под братскую могилу огромной траншее длиной 350 метров. Упокоение здесь нашли около 10 тысяч человек. Исключение составили только те евреи, которых на казнь немцы куда-то вывозили на машинах. Ориентиром для определения места их расстрела могут стать воспоминания Бориса Хаймовича, который подробно рассказал о днях пребывания в лагере: «В один из дней подъехал автомобиль, оттуда в рупор объявили: военнопленные должны отделиться от гражданских. Искали коммунистов, переодетых командиров Красной Армии… На следующий день до нас очередь дошла. Снова сортировка – на евреев и прочих. Окружили отсеянных евреев. Набралось нас тысяч десять – больше, меньше, поди сосчитай. Явился комендант лагеря и такую речь держал. Немецким властям, мол, требуются евреи-специалисты: инженеры, врачи, юристы, учителя, артисты и так далее. Короче, люди интеллигентных профессий, а также квалифицированные рабочие. Всех специалистов надо переписать и списки передать ему, коменданту. Кое-кто засомневался: провокацией, чудовищным обманом попахивает. Около половины инженеров, врачей и прочих, тем не менее, записались. Мы с Евсеем тянули до последнего момента, потом посовещались и решили записаться в рабочие. Рабочих стали сгонять в одну колону, служащих, то есть интеллигенцию, – в другую…

А на рассвете понаехало гитлеровское начальство. Приказали построиться. Колонну служащих стали в машины запихивать. Три-четыре машины набьют битком и отъезжают. Минут через двадцать слышны пулеметные и автоматные очереди. Возвращаются машины пустые и снова погрузка…»¹⁴

Итак, исходные данные для анализа есть: приблизительно двадцать минут езды гружёного автомобиля и слышимость пулемётных выстрелов.

Наиболее распространенный немецкий грузовой автомобиль для военных с 1938 года до начала войны выпускался компанией «Büssing-NAG» в двух модификациях: «Bussing-NAG 500-А» (полноприводный) и «Bussing-NAG 500-S» (заднеприводный). Он имел 6-цилиндровый дизельный двигатель мощностью 105 л.с., грузоподъемность – 4,7 т и максимальную скорость – 65 км/ч. Качество покрытия минских дорог позволяло этим автомобилям ездить значительно быстрее 40 км/ч. Об этом можно сделать вывод из приказа комендатуры стационарного лагеря № 352 («Лесного лагеря») от 25 апреля 1942 года: «Принимая во внимание бережное отношение и сохранение галечного покрытия улиц во время таяния снега, устанавливаются ограничения скоростей и конкретно: для легковых автомобилей не более 50 км в час, для грузовых автомобилей не более 40 км в час»¹⁵.

Исходя из этих данных, грузовой автомобиль за 18–20 минут должен был проехать приблизительно 12–13 км, с учётом того, что необходимо прибавить 1–2 минуты для выгрузки людей и подведения их к месту расстрела. Но с такого расстояния звук пулемётных выстрелов уже не будет слышен. Это значит, что автомобили, выехав на Заславскую трассу, не поехали дальше на север, а повернули на запад или восток. Массовые захоронения западнее Дроздов на расстоянии слышимости выстрела есть в районе Масюковщины, но… В Директиве командам полиции безопасности и СД, откомандированным в стационарные лагеря военнопленных, подписанной 17 июля 1941 года, о которой шла речь выше, особое внимание обращалось на то, что экзекуции не должны проводить в лагере или в непосредственной близости от него. А в то время в Масюковщине уже был создан «Лесной лагерь» – шталаг № 352. Поэтому ни при каких обстоятельствах немцы не стали бы там расстреливать евреев!

В случае поворота колонны на восток место прибытия по времени как раз вписывалось в так называемые Куропаты. С такого расстояния в Дроздах пистолетные выстрелы уже не будут слышны, но при безветренной погоде пулемётные очереди или винтовочные выстрелы доноситься могут. Хорошему распространению звука способствовал равнинный рельеф местности между Дроздами и Куропатами, а также господствующее расположение участка возвышенности, на котором происходили расстрелы евреев.

Подводя промежуточный итог изучения преступлений айнзатцгруппы «В», можно с уверенность сказать, что начиная с первых дней оккупации Минска, в так называемых Куропатах немцы регулярно расстреливали мирных жителей еврейской национальности.

Литература:

1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1396, л. 18.

2. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1396, л. 20.

3. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1396, л. 18–19.

4. НА РБ, ф. 1363, оп. 1, д. 66, л. 367.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 1–4.

6. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 2–3.

7. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 4.

8. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 53–54.

9. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 59–60.

10. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 93.

11. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 101–102.

12. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 159.

13. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 182.

14. Д. Гай. Десятый круг. Москва, 1991. С. 159–161.

15. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 104.

Августовские погромы в гетто

Согласно переписи евреев, проведённой в середине июля 1941 года в Минске, их численность составляла около 80 тысяч человек, из них примерно 55 тысяч минчан и 25 тысяч беженцы из Польши и западных областей Беларуси. Таким образом, несложно сосчитать, что приблизительно 30 % проживавших в Минске в начале войны евреев были выходцами из Польши¹.

Через три недели после захвата белорусской столицы, 19 июля 1941 года, немцы, реализуя гитлеровскую программу уничтожения евреев, решили создать в западной части города гетто. На следующий день эту новость довели до жителей столицы. Уже в первых числах августа в гетто было сосредоточено около 80 тысяч человек. Всего же через него прошло около 100 тысяч человек.

Многочисленные материалы о минском гетто, размещённые в интернете, доказывают, что физическое уничтожение евреев началось фактически с первых дней его существования: «Первая облава на жилища людей прошла уже в августе 1941 года». В Википедии это событие описывают чуть подробнее, с указанием количества жертв: «Август 1941 года – первый крупный погром. Было убито около 5 000 евреев». В обоих случаях трагедии пяти тысяч евреев авторы статей посвящают всего строчку!

Документы Национального архива Республики Беларусь во всех деталях «из первых уст» описывают картину тех страшных событий. В них записаны воспоминания очевидцев, переживших весь ужас существования в гетто, в том числе и о событиях августа 1941 года. Так участница коммунистического подполья Слава Соломоновна Гебелева-Асташинская рассказала, что в августе 1941 года немцы организовали облавы на молодых мужчин и женщин. В течение месяца таких акций было три: 14, 26 и 31 августа. Во время их проведения гитлеровцы уничтожили более 10 тысяч человек. Кроме этих дневных облав, фашисты устраивали ночные налёты на гетто, во время которых также было уничтожено большое количество населения².

Воспоминания Розы Афроимовны Липской: «С первых дней создания гетто фашисты начали систематически истреблять его население. Сначала были облавы на молодых мужчин и женщин. Такие облавы были в течение августа 1941 года – 14, 26 и 31 августа. В этих облавах было уничтожено более 10 тысяч»³.

Воспоминания Арона Герцовича Фитерсона, участника Гражданской и Великой Отечественной войн, минского подпольщика: «Население гетто пережило очень многое. Запомнились три погрома: 14, 18 и 31 августа 1941 года были облавы на мужчин. 14 августа отправили на Широкую улицу, часть расстреляли, часть оставили. 18 августа – уничтожили большое количество евреев мужчин. 31 августа – всех окружили, уничтожили»⁴.

Из материала к процессу над Эйхманом: «В августе месяце фашистские власти начали вылавливать и истреблять работоспособных людей, особенно мужчин. Три массовые облавы были организованы 14-го, 26 и 31 августа 1941 года. Их вывели в неизвестном направлении и уничтожили»⁵.

Из беседы с партизанами бригады «Дяди Васи» – Ентой Пейсаховной Майзлес и Фридой Шлмеовной Гурвич, которая состоялась 29 октября 1942 года в деревне Хворостовье: «Немцы проводили массовые облавы на мужчин, проживавших в гетто… Облавы были 14-го, 16-го, 24-го, 26-го
и 31-го августа 1941 года»⁶.

Подытоживая показания свидетелей, можно констатировать, что речь идёт о шести погромах, происходивших в различных частях гетто в августе 1941 года. Сопоставляя количество жертв во время августовских погромов с немецкими документами, убеждаешься, что число 10 тысяч евреев, указанное очевидцами, представляется явно завышенным. Согласно опубликованным данным, за время августовских погромов немцы расстреляли около 5 000 человек.

Описывая эти страшные события, очевидцы вспоминали, что 14 августа по гетто разнесся слух: «Ловят мужчин». Часть гетто была окружена, многих мужчин погрузили в машины и увезли. Немцы объяснили, что вывозят людей для работы на военных объектах. То, что у гестапо называлось работой, на всех других языках означало смерть.

Необходимо отметить, что при описании большинства погромов узники гетто демонстрировали хорошую осведомлённость о месте уничтожения их соотечественников, если это происходило в пределах Минска. А в выше изложенном случае известно только направление: «отправили на Широкую улицу». В то время там находился пересыльный лагерь минского СС. Сейчас это улица Куйбышева, недалеко от Комаровского рынка.

Из лагеря на улице Широкой был предусмотрен маршрут вывода заключённых на расстрел по улице Цнянской, которая переходила в полевую дорогу к деревням Подгорное и Цна-Йодково. Именно этим путём обычно двигались колонны обречённых на смерть евреев. Других мест массовых захоронений вдоль этого маршрута до настоящего времени не найдено.

Литература:

1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 140.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 14.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 63.

4. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 150.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 169.

6. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 168.

Генрих Гиммлер

Ключевым событием, превратившим «хмызняк за Зелёным Лугом» в фабрику смерти, стал приезд в Минск Генриха Гиммлера 14–15 августа 1941 года. В минском аэропорту группенфюрер СС Артур Небе лично встретил Гиммлера и сопровождавшего его начальника личного штаба рейхсфюрера СС обергруппенфюрера СС Карла Вольфа и отвёз в Дом правительства – свою штаб-квартиру. Там их уже ждали офицеры айнзатцгруппы «В» с руководителем айнзацкоманды № 8 Отто Брадфишем. Они курировали минский лагерь для военнопленных и гражданских лиц.

О чём точно говорилось на встрече Гиммлера и Небе, к сожалению, неизвестно, но, по словам Вольфа, визит проводили в рамках выполнения указания Гитлера об усилении борьбы с партизанами. Приезд наиболее влиятельной фигуры Третьего рейха в Минск в первую очередь был связан с изучением опыта реализации личного приказа Гитлера по уничтожению больших групп евреев. Ещё раньше, узнав, что в Минск собирается приехать рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, генерал-комиссар Генерального округа Белоруссия гауляйтер Вильгельм Кубе решил порадовать высокого гостя захватывающим зрелищем и одновременно продемонстрировать уже отлаженную, четко работающую систему уничтожения рас. Вместе с бригаденфюрером СС Артуром Небе он разработал подробный сценарий расстрела приблизительно 120 евреев из минского гетто.

К удовлетворению Кубе, Гиммлер охотно принял предложение да ещё пригласил с собой высшего руководителя СС и полиции в Центральной России обергруппенфюрера СС Эриха Юлиуса Эбергарда фон дер Бах-Зелевски, штаб-квартира которого тогда находилась в городе Могилёве. К тому же сам рейхсфюрер СС хотел лично разобраться в методах массовых расправ, вызвавших некоторые жалобы в армии.

В свою очередь Карл Вольф утверждал, что всё получилось случайно: почти сразу после речи Гиммлера перед высшими офицерами айнзатцгруппы «В» им сообщили о предстоящей казни «сотни еврейских шпионов и саботажников», и рейхсфюрер СС решил присутствовать на ней. «Хорошо, что я смогу хоть раз увидеть всё сам», – сказал он. По утверждению Вольфа, до этого дня Гиммлеру никогда не приходилось наблюдать, как убивают человека. Неудивительно, что по такому случаю в минском гетто был устроен погром, и большое количество евреев вывели в лагерь СС на улице Широкой, который Гиммлер посетил в ходе визита.

Из записей адъютанта Г. Гиммлера Вернера Гротманна за пятницу, 15 августа: «Утро. Присутствовали на казни партизан и евреев в окрестностях Минска. Инспектировали лагерь для заключенных. 14.00 – обед в Доме правительства. 15.00 – поездка в минское гетто. Инспекция психиатрической больницы. Вечером – возвращение в Минск, ужин и ночлег в Доме правительства». В тот же день фотограф Вальтер Френтц записал в своём дневнике: «Завтрак с рейхсфюрером СС в Минске, лагерь для заключенных, казнь, обед в Доме правительства, психбольница, колхоз. Рейхсфюрер СС взял с собой двух белорусских мальчиков (для отправки в Берлин). Принят в ряды СС генерал-лейтенантом Вольфом».

Общую картину казни частично можно восстановить из показаний, данных на суде К. Вольфом, присутствовавшим во время расстрела. Он рассказывал, что евреев ударами принуждали спрыгивать в яму и приказывали лечь на живот, после чего 8–10 палачей стреляли одновременно в голову или шею, затем следующую партию людей заставляли спрыгивать и ложиться поверх только что убитых.

Гиммлер упивался картиной казни ставших ненужными, непригодными к работе узников гетто, любовался слаженными, отработанными действиями эсэсовцев. Следует отметить, что в то время часто тяжелораненого узника закапывали вместе с убитыми без лишних формальностей. Именно так происходило и во время той казни. Всё шло чётко, строго по сценарию. И никто, разумеется, не ожидал, что Гиммлер оплошает: ему стало дурно от вида льющейся крови и от того, что две еврейки были только ранены, а не убиты сразу. Когда рейхсфюрер СС увидел, как несчастные женщины продолжают шевелиться и звать на помощь, Гиммлер утратил вдруг вошедшую в поговорку бесстрастность и впал в полуобморочное состояние. Трясясь в истерике, он кричал на эсэсовцев, обвиняя их в плохой стрельбе, и чуть было совсем не потерял сознание, но его ловко подхватил на руки Карл Вольф¹.

Интересными являются воспоминания командира айнзатцкоманды № 8 штурмбанфюрера СС Отто Брадфиша, который задал Гиммлеру вопрос: кто же несёт ответственность за массовое уничтожение евреев? Брадфиш написал: «Гиммлер сделал из своего ответа целую речь, в которой просил офицеров айнзатцкоманды № 8 не беспокоиться, так как все приказы отданы лично Гитлером. Стало быть, всё сводилось к гитлеровскому приказу, имеющему силу закона, и только он (Гиммлер) и Гитлер несут ответственность за его исполнение». Чуть не потеряв сознание во время расстрельной акции, Гиммлер на совещании долго возмущался, кем же мы воспитываем исполнителей расстрельных акций, и ратовал за то, чтобы найти другие, «более гуманные способы» ликвидации ненужных людей.

После этого эсэсовцы старались пачкать руки кровью как можно реже, поручая карательные и расстрельные акции местным и заезжим предателям из Украины, Латвии и Литвы. Поскольку эти подразделения вооружали трофейным советским оружием, то неудивительно, что в ходе раскопок на Сергеевой горе, так называемых Куропатах, в могилах были найдены гильзы от советского оружия. По приезду в Германию Гиммлер дал указание доставить в Минск около полдесятка «душегубок», что и было исполнено. Но до этого евреев продолжали уничтожать в огромных количествах «традиционными» способами.

Описание расстрела евреев 15 августа 1941 года будет логически не завершенным, если не упомянуть материалы допроса Отто Адольфовича Матонога, проведённого в июне 1945 года: «В июне месяце 1941 года, по приказу Гиммлера от 25 мая, в районе Дибена Гайда вблизи Лейпцига, со всех городов Германии и проректората были сосредоточены 4 группы гестапо, так называемые айнзатцгруппы «А» – направление Ленинград, «B» – Москва, «C» – Крым и «D» – Кавказ. В каждую группу входило 600–700 человек гестаповцев. Я попал в группу «B» с направлением Москва, в 8-ю айнзатцкоманду… В каждой айнзатцкоманде было по 120 человек гестаповцев. Айнзатцгруппой «В» руководил генерал-майор гестапо Небе…

В Белостоке, Барановичах, Минске, Орше и Могилёве капитан Прип, которого я возил, насаждал полицию и староство. Во всех этих городах разграбили склады, музеи и некоторые квартиры, отправляя в Берлин и другие немецкие города всё это добро. Часто после опустошения поджигали дома, так сожгли музей в Минске. По приказу Гиммлера, переданному через генерала Небе, во всех этих городах расстреливали сотнями и тысячами евреев и население, настроенное против Германии. Расстреливали людей из русского станкового пулемета «максим» оберштурмфюрер Шенфлюк и Папе, штурмбанфюрер майор Дирлевангер (этот воевал против Второй Испанской республики, которая опиралась на поддержку Советского Союза, в частности, военнослужащих Красной Армии, – прим. авт.). В Минске расстреливали людей три дня, при этом присутствовал сам Гиммлер, эти расстрелы фотографировали на пленку для кинофильма. Расстреливал также лейтенант шуцполиции Динтер, который в Минске убит на улице неизвестно кем. Расстреливал приближенный Небе – Шмидт, потом гуаптштурмфюрер Гассе, оберштурмфюрер Гарнишмахер².

В начале августа 1941 года, какого числа не припомню, наш отряд приехал в город Минск, здесь нами устанавливалась власть и наводился порядок, здесь я заболел, но от моих сослуживцев я узнал, что в Минске на следующий день после нашего приезда было арестовано 800 человек и в последующие дни в разное время один раз арестовано 700 евреев, а в следующий раз 600 евреев. Все эти люди спустя один день, якобы за поджог какой-то фабрики, были вывезены за город и на какой-то площади, где раньше обучались войска, были расстреляны… Мне известно со слов моих товарищей, работников гестапо, о том, что в Минске при расстреле присутствовал сам Гиммлер»³.

Для определения места расстрела евреев необходимо объединить в единую картину все эти показания. Как следует из записей адъютанта Гиммлера В. Гротманна и фотографа В. Френтца, два мероприятия – казнь евреев в окрестностях Минска и инспектирование лагеря для заключённых на улице Широкой – прошли до обеда. Евреи, вывезенные после погрома из минского гетто 14 августа, находились в лагере на Широкой. Из показаний Отто Матонога следует, что этих людей расстреляли там, «где раньше обучались войска». Таким образом, указание места расстрела дано предельно точно и ясно. В окрестностях Минска других полигонов для тренировки советских военнослужащих, находящихся вблизи лагеря на улице Широкой и используемых для массового захоронения людей, просто нет! Поэтому можно однозначно утверждать, что августовские расстрелы, описанные О. Матонога, на которых присутствовал Г. Гиммлер, происходили на территории урочища, называемого в настоящее время Куропатами.

Литература:

1. Э. Иоффе. Чем занимался Гиммлер на белорусской территории. Рэспубліка, 02.07.2011.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 218–219.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 120–121.

322-й полицейский батальон

Ещё одним свидетельством массового расстрела евреев в Куропатах является дневник боевых действий 322-го полицейского батальона. Весь «славный боевой путь» этого подразделения палачей был обильно полит еврейской кровью вперемешку с таковой многочисленных большевиков и комиссаров. Полицейский учебный батальон «Вена-Кагран» 15 апреля 1941 года реорганизовали в 322-й полицейский батальон¹. Затем из Вены его передислоцировали в Варшаву, где он и находился до начала Великой Отечественной войны.

Для проведения карательных акций в августе 1941 года 322-й полицейский батальон передислоцировали в Минск. До этого времени его личный состав занимался «рутинной работой» в Белостоке и его окрестностях: прочёсывал город, проводил обыски, в ходе которых выявлял крупные склады, а у населения конфисковывал большие запасы кожи, резины, продовольствия и прочих предметов. При этом полицейские выявляли и изымали всевозможное оружие, разыскивали большевистских комиссаров и коммунистов. Журнал боевых действий батальона сохранил достаточно подробное описание их, так сказать, подвигов. Небольшие выдержки из него дают достаточно полное представление о службе подразделения.

«2 августа 1941 года.

В результате быстро проведённой батальоном специальной акции по аресту коммунистов в Беловеже и окрестностях из 72 перечисленных в списке коммунистических функционеров удалось арестовать и расстрелять 36 человек.

Во время проведения этой акции батальон получил радиограмму от группенфюрера СС: «Командиру 322-го полицейского батальона и унтерштурмфюреру Гертелю. Батальон из Восточной Пруссии отправлен в Беловежу, так как 322-й полицейский батальон срочно необходим восточнее Минска...»

11 августа 1941 года.

В частях батальона пристрелка трофейного оружия и изучение материальной части².

13 августа 1941 года.

…По приказу высшего начальника СС и полиции 1-я рота сегодня выступает в Минск. В течение трёх дней рота должна там нести различную караульную службу и выделять команды сопровождения.

16 августа 1941 года.

1-я рота сегодня, в 20.30, прибыла из Минска. Во время пребывания в Минске 1-я рота выполняла задачи по охране различных зданий, а также выделяла охрану в связи с прибытием в Минск рейхсфюрера СС Гиммлера.

30 августа 1941 года.

Место расположения не изменилось.

Батальон без 8-й роты занимается стрелковой подготовкой. В 16.30 предварительное совещание командира батальона с оберштурмфюрером Кохом из СД в присутствии командиров рот по вопросу проведения акции против евреев 31 августа и 1 сентября 1941 года в еврейском гетто Минска. Срок проведения антиеврейской акции 31 августа 1941 года, начало в 15.00. Для проведения акции батальон выделяет две роты.

31 августа 1941 года.

7-я и 9-я роты проводят еврейскую акцию в Минске, во время которой арестовано примерно 700 евреев, в том числе 64 женщины. Все арестованные доставлены в тюрьму г. Минска^{3, 4}.

1 сентября 1941 года.

9-я рота совместно с СД и НСКК (национал-социалистский автомобильный корпус) участвовала за Минском в расстреле 914 евреев, в том числе 64 евреек. Среди этих лиц находилось около 700 чел. евреев и евреек, арестованных вчера 7-й и 9-й ротами во время акции в минском гетто и доставленных в тюрьму. Расстрелы прошли без особых эксцессов. Попыток побега благодаря удобно выбранной местности для расстрела, осмотрительности руководства и уже приобретённому опыту со стороны мужчин евреев не было. Благодаря решительным и надёжным действиям 9-й роты, вся работа закончена в кратчайший срок. 64 еврейки расстреляны за то, что во время акции оказались без еврейских нашивок»^{5, 6}.

В описании действий батальона обращает на себя внимание факт, что незадолго до проведения карательной акции его личный состав был вооружён трофейным оружием. Поэтому неудивительно, что в ходе раскопок в Куропатах были найдены гильзы от советского оружия! Об этом же расстреле упоминал в беседе партизан Рафаэл Моносович Бромберг. Сославшись на рассказ товарища, работавшего в минской тюрьме, он сообщил, что приблизительно в последних числах августа была очередная так называемая разгрузка тюрьмы. Вывезли девять машин людей. Расстреливали их за Выставкой в лесу. Тяжелораненых клали в яму вместе с убитыми и засыпали землёй⁷.

О том, что описанный расстрел евреев происходил в Куропатах, подтверждает упоминание об «удобно выбранной местности». Те, кто ходил по территории Куропат, без лишних слов поймут, о чём шла речь. Проходя по гребню холма вдоль Заславской дороги, приблизительно через равные промежутки с южной стороны склона, обращённого в сторону так называемой дороги смерти, можно видеть следы от четырёх пулемётных точек. Эти позиции пулемётчиков не могли использовать для обороны красноармейцы, поскольку они направлены в противоположную от фронта сторону! В их сектор обстрела входила территория низины, ограниченная спереди холмом, так называемой Голгофой. В настоящее время возле некоторых пулемётных точек активистами заботливо установлены католические кресты (неужели в память тех фашистов, которые оттуда расстреливали находящихся внизу евреев?). Если рассматривать открывшуюся взгляду низину, то с противоположной стороны, слева, недалеко от еле заметных остатков рва, видна ещё одна пулемётная точка. Таким образом, пространство этой гигантской чаши простреливалось пулемётами с различных позиций, и вся территория была видна палачам как на ладони.

Но это ещё не все пулемётные точки, направленные в гигантскую чашу! Как оказалось, был ещё один особенный пулемёт – легендарный «максим». Именно из него в первые месяцы оккупации расстреливали в Куропатах евреев. Находился он в паре десятков метров западнее от памятника, установленного ныне на вершине Голгофы. Чуть ниже вершины холма, недалеко от проходившей здесь когда-то просёлочной дороги, остались следы окопчика с двумя пулемётными гнёздами. Активисты заботливо их отметили установкой католического креста.

О том, кто и как проводил расстрелы, после войны давал показания один из нацистских преступников – Отто Адольфович Матонога. Его информация уже приводилась ранее⁸. А о том, что именно отсюда расстреливали из пулемёта «максим», утверждал в воспоминаниях чудом выживший М. И. Позняков, рассказ которого будет приведён в следующей главе. Несложно представить, насколько были прагматичны немецко-фашистские захватчики: по просёлочной дороге машины поднимались почти к самой вершине холма, останавливались возле пулемётного расчёта, людей выгружали и здесь же расстреливали. Ничего лишнего, никакой пустой траты времени! Настоящий конвейер смерти. Оставалось только по-быстрому бросать трупы в ямы и закапывать, а затем рыть новые могилы…

Стоя возле пулемётного гнезда и глядя вниз, где оборвалось столько жизней, начинаешь душой понимать, что стоит за сухими строками отчёта палачей о расстреле евреев в Куропатах: «Попыток побега благодаря удобно выбранной местности для расстрела... не было». Безусловно. Сбежать оттуда было невозможно… Обобщая все вышеуказанные данные, можно с уверенностью утверждать, что 1 сентября 1941 года личный состав 9-й роты 322-го полицейского батальона совместно с СД и НСКК именно в Куропатах расстрелял 914 евреев.

Литература:

1. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 7.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 40.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 45.

4. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 928, л. 3.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 46.

6. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 928, л. 5.

7. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 55–57об.

8. НА РБ, Ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 120–121.

Куропаты

Одним из ключевых моментов фальсификации истории расстрелов является происхождение топонима «Куропаты». Для наглядности обратимся к свидетельским показаниям, приведённым З. С. Позняком: «А ці мела раней назву тое месца, што было потым абгароджана, той бор на ўзгорках, спыталіся мы ў жыхароў Драздова. Так, адказалі яны, мясьціна называлася Курапаты. «А чаму?» – «Бо вясной там скрозь расьлі белыя кветкі – «курапаты». – «Курасьлепкі хіба?» – «Ага, курасьлепкі – курапаты (дыялектная назва белых пралесак)». Как просто! В трёх предложениях сформулированы три ложные концепции, за которыми замаскированы преступления фашистов. Разберём каждое из них по отдельности.

Во-первых, обратим внимание на ту ложь, которую изначально заложили в сам вопрос: «той бор на ўзгорках». Ранее уже рассматривались факты и свидетельские показания, указывающие на то, что никакого «бора на ўзгорках» перед войной там уже не было. Что касается забора, то он ограждал войсковое стрельбище, на котором не было и не могло быть бора по определению. Поскольку в тире на мишенном поле не может быть ни деревьев, ни кустов: они помешают огневой подготовке.

Следующая ложь заложена в утверждении Позняка, что эта местность называлась Куропатами. Местная жительница Екатерина Николаевна Богойчук рассказала: «В деревне Цна я проживаю с самого рождения. Лес, который расположен между кольцевой дорогой и Заславской, называют Брод. Я не слышала, чтобы его называли Куропатами». Как поведала жительница деревни Дроздова Екатерина Ивановна Авдеенка, жители соседних деревень это место называли Сергеева гора. Но ни прокуратура, ни тем более Позняк на эти показания не стали обращать никакого внимания! Эти люди оказались для них неправильными свидетелями, поскольку они разрушали придуманную Позняком кровавую историю расправы органов НКВД над мирными жителями в Куропатах! Но численность «неправильных» свидетелей постоянно увеличивалась. Показания давали люди, которые пережили весь ужас немецкой оккупации и сами были участниками многих событий, связанных с Куропатами.

Третья ложь, вложенная в уста свидетелей, связана с происхождением самого топонима. Нелепая легенда, придуманная, самим Позняком или его консультантами, несмотря на национальный колорит, в реальности маскировала страшные преступления, совершённые фашистскими захватчиками в годы оккупации. Слово «Куропаты» никогда не являлось топонимом и официально не употреблялось ни до, ни после войны. Его не удалось найти ни в послевоенных, хранящихся в архивах показаниях свидетелей, ни на советских, ни на немецких картах. Это слово впервые официально было обнародовано З. С. Позняком для описания местности возле деревни Цна-Йодково. Соответственно, так называемые Куропаты не могли упоминаться ни в архивах НКВД, ни в немецких архивах, чтобы подтвердить или опровергнуть версию о расстрелах. Настоящая история возникновения этого образчика сленга была описана в газете «Во славу Родины» 23 июня 1994 года (также в газете «Мінская праўда» № 5, 1994 г.). Её рассказал бывший командир партизанского отряда «Ленинец» бригады «Дяди Коли» Иван Харитонович Загороднюк.

…За успешно продвигавшимися на восток фашистскими войсками следовала айнзатцгруппа «В», зачищавшая оккупированную территорию от евреев, комиссаров, коммунистов и прочих «неполноценных элементов». После взятия Москвы для обеспечения оккупантов рабочей силой в безлюдный город планировали направить большое количество обслуживающего персонала, преимущественно еврейской национальности, в первую очередь переводчиков, а также врачей, парикмахеров, стоматологов, сапожников и других специалистов. Ответственность за подбор и доставку всех этих людей, хорошо владеющих немецким и русским языками, была возложена на айнзатцгруппу «В». Специалисты перемещались вместе с айнзатцгруппой «В» вслед за наступающими немецкими войсками. Но случилось непредвиденное: под Смоленском оккупанты встретили ожесточённое сопротивление Красной Армии, и наступление немецко-фашистских захватчиков застопорилось на неопределённое время. Поэтому все отобранные люди были брошены в Оршанскую тюрьму для уголовников, которых отпустили на все четыре стороны при отступлении советских войск. Часть их даже организовала партизанский отряд с шуточным названием «Гоп со смыком». Долго в тюрьме переводчики и прочие не просидели. Их погрузили в товарные поезда и направили в сторону Минска, подальше от фронта. В одном из эшелонов месте с ними отправили и несколько вагонов с советскими гражданами, которых немцы арестовали после взятия Орши.

С сентября 1941 по май 1942 года на перекрестке Логойского тракта и дороги Боровая – Заславль, а также в том месте, где улица Цнянская переходила в полевую дорогу к деревням Подгорное и Цна-Йодково, можно было видеть стрелочные указатели военного типа с надписью на немецком языке «Курпатен юден». Так называлась немецкая операция по ликвидации евреев-переводчиков. Die Kur – лечение, der Pate – крестный отец. Что-то вроде лечения крестным отцом евреев. В роли крестного отца выступали палачи из подразделений СС и СД, а единственным способом их лечения был расстрел. Этими указателями обозначалось направление доставки 7,5 тысячи переводчиков еврейской национальности, которые перед нападением на СССР были мобилизованы айнзатцкомандой «В» в Австрии, Германии, Чехословакии и Польше для работы в Москве после её оккупации.

Вагоны с советскими гражданами, которых немцы арестовали после взятия Орши, прибыли первыми. Арестантов под охраной литовского и латышского батальонов, вооружённых советским оружием, пешком провели через весь Минск в сторону расположения немецкого гарнизона «Зелёный Луг». Там их заставили на холмах, расположенных в 400 метрах от гарнизона, копать ямы, сооружать проволочные заграждения, строить насыпную стенку для улавливания пуль и другие объекты фортификации.

В начале сентября 1941 года стали прибывать колонны переводчиков, которых партиями подводили к ямам и расстреливали. Первым расстреляли какого-то австрийского еврея-миллионера, у которого сначала вымогали его сокровища, обещая сохранить ему жизнь, а потом застрелили. Под наблюдением немцев евреев и тех, кто рыл им могилы, расстреливали латышские и литовские легионеры, вооружённые трофейным советским оружием. В живых остались лишь единицы: те, кто владел прибалтийскими языками и сумел выдать себя за литовцев или латышей. Более подробно о расстреле евреев-переводчиков рассказал непосредственный участник этих событий, чудом спасшийся от расстрела Михаил Иванович Позняков, бывший подпольщик города Орши, партизан-разведчик отряда «Дяди Коли». В письменных обращениях в прокуратуру Беларуси, общественную комиссию и средства массовой информации он подчёркивал, что является живым свидетелем массовых расстрелов гитлеровцами и их латышскими прислужниками на этих холмах лиц еврейской национальности, привезённых в на нашу землю из стран Западной Европы.

После установления мин на Савенском шоссе и подрыва на них немецких транспортных средств в августе 1941 года М. И. Познякова вместе с отцом и двумя родственниками немцы арестовали и заключили в Оршанскую тюрьму. Он вспоминал: «...Гитлеровцы ворвались в дом и начали грабить. Забрали всё съестное, а потом принялись за нас: как так, почему не убыли в Германию, здоровые мужчины отсиживаются дома. Отец прикинулся больным, другие тоже жаловались на здоровье. Тогда они вытолкали нас из дома и бросили в машины. Всех нас доставили в оршанскую тюрьму. Здесь в основном были евреи из Гамбурга, Польши и Австрии. Двое суток нам не давали ни воды, ни еды. В камерах – ни сесть, ни лечь, так как было битком набито народу.

Затем начали сортировать. Русских и белорусов отдельно, евреев – отдельно, погрузили в вагоны-телятники. Евреев отдельно, а нас, русских и белорусов, всего 120 человек, – отдельно загнали в два вагона. Вначале мы думали, что повезут в Германию, но мы прибыли в город Минск. Ночью всех пригнали на северо-восточную окраину города. Здесь уже были лопаты, кирки и топоры. Нас заставили вбить колья и натянуть металлическую сетку. Это была ограда, чтобы мы не убежали. Затем по два-три человека мы принялись под ударами плёток рыть ямы. Наша группа, как потом выяснилось, рыла могилы. Другая группа русских и белорусов рыла землянки, окопы и траншеи. Вскоре пригнали огромную толпу евреев. Нам приказали лечь ниц. Началась пальба. Когда несколько сотен евреев было расстреляно, нам приказали их засыпать землёй. Страшная казнь продолжалась несколько часов. Латыши были вооружены наганами, карабинами, автоматами. Стреляли в голову, давали очереди из пулемётов по большим группам евреев. Первых раздевали догола, а потом с жертв снимали только хорошую одежду. Мы скрыто наблюдали весь ход казни.

Я уже рассказывал, что моя бабушка была латышкой. Она научила меня этому языку. Получилось так, что нам в тюрьме ни воды, ни еды не давали, и когда везли в вагоне – также. И вот, когда я выпрямился, чтобы отдохнуть, ко мне подошел один из командиров карателей в немецкой форме, хромовых сапогах, а на боку кобура с наганом, и хотел ударить плеткой. Он закричал на меня по-латышски, что я хочу? Я ему по-латышски сказал, чтобы дали воды и еды. «Ты откуда знаешь латышский?» – спросил он и опустил плеть. У меня как-то машинально вырвалось: «Я из Риги, был в Орше у родственников, и нас застала война». «Вас всех расстреляют после окончания Курпатюден, – сказал каратель. – Мы в таких делах убираем и свидетелей».

Этот их командир хвастался награбленным золотом и пообещал выпустить земляков, сказал, что примет нас в их батальон, который стоит в Риге. Он доставал и показывал нам деньги, золотые пятёрки и червонцы (николаевские), коронки золотые и зубы. Офицер, гестаповец или эсэсовец, увидел, подошёл к нему и рассматривал. Затем вынул из сумки кожаный мешок и ему показывал тоже золотые деньги, коронки, часы, браслеты… Затем латыш поинтересовался, почему с ним не разговаривают мои родственники, на что я ответил, что они очень обижены таким обращением с ними. Он, довольный собой, улыбался. Пообещал нас выпустить.

Однажды он сказал мне: «Иди и говори своему отцу, брату и родственнику, чтобы шли к часовому». А часовому сказал, чтобы тот поднял сетку и выпустил нас. Потому мы все четверо остались живыми. Так знание латышского языка спасло меня и моих родственников.

Узнав о Куропатах из публикаций, я изложил письменно всю правду и направил обращение первому заместителю председателя Верховного Совета БССР тов. Шушкевичу С.С. Но как это письмо оказалось в прокуратуре г. Майкопа Адыгейской автономной области, я до сих пор не знаю. Ко мне уже трижды приходили двое, приехавшие из Белоруссии. Угрожали, требовали, чтобы я отказался от своих слов и явился в прокуратуру к тов. Соболеву, изменил показания. А иначе обещали изъять материалы из архива о моей подпольной работе в г. Орше и партизанской борьбе. Говорили: «Если ты этого не сделаешь, то мы тебя вообще уберём». Последний раз ко мне домой приезжали 25 июля 1991 года».

История Михаила Ивановича Познякова неоднократно публиковалась в средствах массовой информации: в газетах «Вечерний Минск» за 2 и 13 августа 1991 года; «Во славу Родины» за 3 августа 1991-го, 30 июля 1992-го, 23 июля 1994-го; «Политика. Позиция. Прогноз» № 10 (14); «Белорусская нива» за 9 июня 1999 года.

Лагерь СС на улице Широкой – 1941 год

Вскоре после проведённой фильтрации жителей Минска в лагере «Дрозды» штаб айнзатцгруппы «В» 5 августа 1941 года передислоцировали в Смоленск. По указанию Г. Гиммлера, посетившего столицу Белоруссии
14–15 августа 1941 года, к проведению карательных и расстрельных акций немцы всё чаще стали привлекать заезжих предателей из Украины, Латвии и Литвы. Вкратце остановимся на палачах из Литовского охранного батальона.

Первым из Каунаса в Минск 6 октября 1941 года прибыл 2-й Литовский охранный батальон под командованием майора А. Импулявичюса в составе 23 офицеров, 464 унтер-офицеров и рядовых. После чего их присутствие в Минске стало постоянным. Главной их задачей была борьба с партизанами. По мере поступления многочисленных сообщений об усиливавшемся партизанском движении в Белоруссии военный начальник СС и полиции при имперском комиссаре по восточным областям решил дополнительно передислоцировать из Каунаса в Минск 11-й резервный полицейский батальон¹. С 31 октября 1941 года 11-й резервный полицейский батальон направил для дальнейшего использования 1-ю роту литовского полицейского батальона в Койданово. С того времени литовские батальоны стали именоваться литовскими полицейскими батальонами с добавлением пункта их формирования. Подчинённые подразделения называли ротами. Например, 1-я рота литовского полицейского батальона Кауена.

После отвода двух немецких рот 11-го резервного полицейского батальона в Минске остался литовский полицейский батальон Кауена, который находился в распоряжении начальника минского гарнизона в первую очередь для несения караульной и охранной службы. Исключение составляла рота этого батальона, которая в соответствии с пунктом 5 приказа от 27 октября 1941 года была откомандирована в Койданово².

По приказу коменданта в Белоруссии, командующего вермахтом «Остланд» № 21 от 10 ноября 1941 года 11-й полицейский батальон Кауена со штабом и двумя немецкими ротами поступил в подчинение начальника СС и полиции³. После его прибытия в Минск 2-й Литовский охранный батальон перешёл в подчинение 11-го резервного полицейского батальона майора И. Лехтгаллера, получив новый номер – 12-й. Он активно участвовал в карательных действиях против партизан и мирного населения до лета 1944 года. Согласно отчетному докладу, большинство карательных акций этот батальон проводил в пределах Минской области, но и сама столица не осталась без их внимания.

В трёх сотнях метров от Московского шоссе, на улице Широкой, 5 июля 1941 года оккупанты создали концентрационный лагерь СС, который просуществовал до 30 июня 1944 года. Его территория площадью 60 500 м² была обнесена деревянным забором, поверх которого натянули колючую проволоку. Первоначально в нём содержали евреев мужчин и военнопленных. Потом военнопленных вывезли в лагерь в Масюковщине, а на Широкой остались работоспособные евреи.

К сентябрю 1941 года инициативная группа из коммунистов Главнефтесбыта во главе с И. Казинцом по мере установления её участниками связей с членами партии других групп переросла в подпольную партийную организацию. В середине сентября для руководства подпольной работой был создан дополнительный комитет к предполагавшемуся городскому партийному комитету, сокращённо – Доппартком.

Согласно свидетельству подпольщика Николая Афанасьевича Юркова (кличка Пижон), в августе 1941 года пленный полковник (подпольная кличка Майоров) передал, что у них в лагере на улице Широкой организовано более сотни человек проверенных бойцов, готовых стать на защиту Родины. Мол, он поднимет лагерь на ноги по первому сигналу и желает связаться с подпольной организацией Минска. Для связи офицер хочет направить коменданта барака Глушко (Галушко). Подпольщик Юрков рассказал: «Я передал К. Д. Григорьеву, получил через некоторое время согласие от оперативной группы «Нефтяников» о встрече. В первых числах сентября 1941 года произошло знакомство подпольщиков с помощником коменданта Комаровского лагеря. Присутствовали Григорьев и Казинец. Это был худой с рыжими усиками, но стремительный в движениях пожилой человек. Он сразу же заговорил сам:

– Мне всё известно! Николаю Юркову как коммунисту я вполне доверяю. Сам я член партии с 1919 года. Уговоримся: на работе я буду подбирать надёжные группы. Они сами будут расправляться со своей охраной. Вам надо только указывать направление, чтобы не напороться на заставы, доты зенитчиков, и выводить их за город. Уйдя в лес, они будут создавать партизанские отряды.

Исай обсудил условные знаки. Решили, что вдали от места проведения работ появится женщина с вязанкой хвороста за плечами и будет уходить в определённом направлении. Это будет означать, что только по тому маршруту нужно двигаться беглецам – до тех пор, пока она не сбросит с плеч хворост. Это будет знак, что они уже за городом. Во время прощания помощник коменданта горько усмехнулся и сказал:

– Моя судьба предрешена, и никто уж мне не в силах помочь. Но когда-нибудь вы узнаете, что я не был подлецом. Я сам с Украины, фамилия моя – Глушко…»⁴ О существовании в лагере на улице Широкой подпольной партийной организации вскоре стало известно немецкому командованию. Для её ликвидации силами 11-го резервного полицейского батальона в лагере были проведены две крупные карательные акции.

Из отчётного доклада о карательных операциях известно, что 15–16 октября 1941 года две роты литовской охранной полиции под командованием немецкого офицера произвели облаву в лагере для гражданских арестованных лиц в Минске. При этом ликвидировано 625 коммунистов⁵. Следующий погром в этом лагере был произведен 18 октября силами роты охранной полиции. В ходе облавы ликвидировано 1 150 коммунистов⁶…

В послевоенное время недалеко от расположения лагеря было обнаружено два захоронения людей. Одно находилось на месте бассейна «Горизонт», второе – на месте школы возле подземного перехода к Комаровскому рынку. Идентифицируя эти захоронения, необходимо отметить, что обычно рядом с лагерем немцы хоронили умерших от болезней, голода и холода узников. Принимая во внимание требования директивы к командам полиции безопасности и СД, подписанной 17 июля 1941 года, в которой указывалось, что экзекуции не должны проводиться в лагере или в непосредственной близости от него, можно с уверенностью утверждать, что всех евреев-коммунистов ликвидировали и похоронили в другом месте. Наиболее близким к лагерю захоронением евреев являются Куропаты.

Литература:

1. НА РБ, ф. 651, оп. 1, д. 1, лл. 2, 8.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 952, лл. 32, 33, 38, 39.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 952, л. 45.

4. НА РБ, ф. 1346, оп. 1, д. 156, лл. 5–6об.

5. НА РБ, ф. 651, оп. 1, д. 1, лл. 4, 10.

6. НА РБ, ф. 651, оп. 1, д. 1, л. 5, 10.

Украинские батальоны

Летом 1941 года немцы издали секретный приказ по формированию украинских батальонов из числа военнопленных, находящихся в лагерях. Основным критерием отбора было желание служить оккупантам и способность самостоятельно стоять на ногах и не падать от голода, то есть иметь «более или менее свежий вид». Немцы не стремились разбираться в истинной национальности военнопленных. Если на вопрос «Украина?» давали утвердительный ответ, то в батальон попадал и белорус, и русский, но преобладающее большинство всё же составляли украинцы. Этой категории пленных предоставляли несколько лучшие условия жизни, обмундирование и питание. Из этих людей формировали батальон СС. В дальнейшем им были предоставлены права почти наравне с немецкими солдатами – по питанию и правовому положению¹. Так в Минске был организован 2-й украинский батальон под названием «рабочий батальон». Его личный состав размещался в артиллерийской полковой школе на Комаровке.

Чуть раньше по такой же схеме 10 июля был сформирован 1-й украинский батальон в Белостоке. Украинцам обещали, что их направят на родину для работы. Александр Васильевич Ларионов, назначенный поваром в батальоне, рассказывал, что вместе с ним поварами работали Орёл и Павел Галущенко, врачом был Цицория. Численный состав 1-го батальона составлял 481 человек. В августе началась его передислокация. Планировали направить людей на машинах до Минска, а из Минска на Украину. Сначала увезли 30 человек, а через неделю всех остальных. Первые из отправленных имели белые повязки с надписью по-немецки «шуцман». Когда приехала остальная часть батальона, эти 30 человек несли службу по охране людей. Уже по прибытии в Минск 1-й батальон был переименован в 41-й.

При организации 2-го батальона пленные минских лагерей из него часто убегали. Но через месяц он был сформирован и переименован в 42-й украинский батальон. Его численность составляла 1 086 человек. Это точное число, поскольку такое количество людей состояло в батальоне на довольствии². 41-м батальоном командовал лейтенант Александр Яловой. До войны он окончил артиллерийскую школу. После перевода батальона в Минск, его полностью перевели на солдатский режим. 42-м батальоном командовал бывший лётчик лейтенант Крючков. Личный состав 41-го и 42-го украинских батальонов располагался отдельно и при выполнении служебных задач не пересекался³.

Размещались солдаты украинско-литовского батальона в зданиях бывших казарм на Сторожевской улице, недалеко от пивоваренного завода «Беларусь» (современный завод «Аливария», – прим. авт.)⁴. Форма бойцов в основном была красноармейской, за исключением кокарды из жёлтого материала на пилотках. Впоследствии личному составу 41-го батальона красноармейскую гимнастерку заменили на литовский мундир. Бойцы ходили в пилотках и зимних шапках, вооружены все были советскими винтовками⁵.

Ключевым событием, повлиявшим на выполнение задач украинскими батальонами, стал приезд в Минск Генриха Гиммлера 14–15 августа 1941 года. После первых казней, как уже подчёркивалось выше, немцы старались пачкать руки кровью как можно реже, доверяя карательные и расстрельные акции местным и заезжим предателям, в том числе и из Украины. Поскольку немцы вооружали их подразделения трофейным советским оружием, то неудивительно, что в ходе раскопок в так называемых Куропатах в могилах были найдены гильзы от советского оружия.

После произошедших 7–8 ноября 1941 года массовых расстрелов евреев местное население стало относиться к украинскому батальону с ненавистью. Раньше на рынке люди продавали товар всем покупателям. Но с осени если к продавцу подходил кто-либо из батальона, то ему отказывали. Такое же отношение было и к литовцам, которых в Минске находилось до двух сотен. Население заявляло им: «Пусть вас кормят немцы!»⁶ Не слишком баловали украинцев и сами немцы. Когда на октябрьские праздники (!) 12 человек из батальона выпили и стали петь советские песни, немцы посадили их на гауптвахту, а после пороли розгами. Если кто-нибудь не являлся в батальон или не отдавал при встрече честь – били палками.

По-разному сложилась дальнейшая судьба бойцов украинских батальонов. На базе 41-го батальона открыли офицерскую двухмесячную школу, а остальные курсанты обучались строевой подготовке. Начальником штаба 41-го батальона был назначен Кузьмин, бывший старшина РККА, командиром 1-й роты – лейтенант Григорий Кадуков, симпатизировавший советской власти. Когда ему доверили немецкий автомат, он расстрелял из него несколько полицейских. В результате Кадукова убили...

42-й батальон зимой по большей части работал на железной дороге: чистил снег, разгружал и грузил вагоны. За зимний период оба батальона несколько раз вооружали, а затем разоружали, что объяснялось неустойчивым политико-моральным состоянием бойцов. Очень часто у них находили листовки. Рядом с казармами украинских батальонов был расположен карательный отряд из литовцев, но в марте их расположение подверглось бомбардировке советской авиацией, во время которой погибло много литовцев⁷.

В марте 1942 года партизаны хотели вывести из украинского батальона 200 человек с условием, что они перебьют командиров и захватят оружие, в том числе миномёты. Но среди этих двух сотен оказались предатели. Так что смогли сбежать только 47. Полторы сотни человек расстреляли или повесили⁸.

Литература:

1. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 58об.

2. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 163–163об.

3. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 165.

4. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 206.

5. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 209.

6. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299 л. 54.

7. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 163–165об.

8. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 54.

Ноябрьский погром 7–8 ноября 1941 года

«Боевое крещение» первая рота 41-го украинского батальона (личный состав 100 чел.) получила, расстреливая евреев 7–8 ноября¹. В архивных документах, впрочем, как и в интернете чаще всего можно найти описание ликвидации евреев 7 ноября возле Тучинки. Его особенностью было то, что людей вели туда колонной, поскольку расстояние до места казни измерялось несколькими десятками минут ходьбы. Под могилы использовали огромные карьеры, оставшиеся после добычи глины. Однако рассказы очевидцев доказывают, что это было не единственное место уничтожения людей. Во время массового погрома, приуроченного ко Дню Великой Октябрьской социалистической революции, расстрелы происходили ещё в двух точках.

В документальной повести Давида Гая «Десятый круг» указано, что перед ноябрьским погромом в гетто из лагеря на Широкой прибыл Городецкий, чернявый, статный, в кожанке, до скрипа затянутой ремнями, как всегда, с улыбочкой на красиво вылепленных губах. Его уже знали в гетто. Частенько он врывался сюда со своей ватагой. Избивал, насиловал, грабил. И всегда с улыбочкой. Хмурым его никто не видел.

На сей раз Городецкий не разбойничал, был по-деловому сосредоточен. Предъявил юденрату список мастеровых, узнал, кто где живёт, обежал дома, забрал нужных ему людей и увёз с собой в лагерь. Туда же перебралась и часть юденратовцев. На рассвете 7 ноября в гетто въехали большие чёрные закрытые машины. Следом прибыли полицейские и гестаповцы. И началось… Оцепив часть улиц, врывались в дома, всех выгнали и начали погрузку. Набивая машины до отказа, вывозили людей за город, в Тучинку, в старые бараки и возвращались².

Сохранилось подробное описание, как расстреливали евреев бойцы 1-й роты 41-го украинского батальона на территории 6-й колонии НКВД по Танковой улице, за железнодорожным переездом. Привожу выдержки из беседы с партизаном 3-го отряда Никитина Рафаэлем Моносовичем Бромбергом³: «Нет слов и нет красок для того, чтобы описать все ужасы погромов. Вот кратко, как расстреливали евреев в бывшем помещении 6-й колонии НКВД по Танковой улице, за железнодорожным переездом (в бывшей тюрьме на улице Кальварийской, в настоящее время тюрьма снесена, – прим. авт.). Мне это известно со слов солдата украинского батальона. Это был первый массовый погром. В колонию привезли евреев из гетто на машинах, держали сутки во дворе под навесом. Затем приказали снять с себя всю одежду и привели к краю вырытых ям. Выстроили в шеренгу 1-ю роту украинского батальона СС полиции, которая стоит в Минске по Широкой улице, в здании казарм 38-го кавполка, и приказали солдатам открыть огонь.

После первой команды не было ни одного выстрела. Подали вторую команду «огонь» – раздалось 2–3 выстрела в воздух. После этого немцы отвели украинцев, привезли две бочки спирта и напоили их. Затем вторично построили украинцев, за их спинами встали немецкие автоматчики. Тогда украинцы открыли огонь. Многие стоявшие у ямы просили: «Окажи услугу, бей в голову, чтобы не мучиться».

Детей раздевали. Финны, литовцы и немцы ломали детям хребет и бросали в яму. Многих бросали живыми. Одна девушка-еврейка, студентка медицинского института, не ожидая своей очереди, повесилась. Немцы очень удивлялись и говорили, что это единственный человек с такой силой воли, а остальные – стадо баранов.

Не все брошенные в ямы были добиты. В город начали стекаться тяжелораненые женщины с детьми. Обезумевшие матери несли на руках маленьких мёртвых детей. В первый погром у ям в 6-ой колонии, за городом на Комаровке, было уничтожено свыше 12 тысяч человек»³.

Описывая события массового погрома в гетто 7 ноября 1941 года, партизанки бригады «Дяди Васи» Ента Пейсаховна Майзлес и Фрида Шлмеовна Гурвич рассказывали: «7-го утром, в 7 часов, немцы начали бить прикладами по окнам и кричать: «Выходи!» Стоял шум от большого количества машин. Затем стали заходить в квартиры, выгонять жителей на улицу и сажать в автомашины… Того, кто не мог двигаться, расстреливали на месте. А остальных массами возили на машинах к месту расстрела. Причём немцы пошли на такую провокацию, что всем отправляемым на машинах насильно вручали красные знамена и заставляли петь «Интернационал», желая этим показать, что везут людей на расстрел за попытку организовать демонстрацию. Увезли на машинах около 14 000 человек за город, где заранее были приготовлены ямы. Стреляли в толпу. Кто раненый, кто убитый, а кто живым сам бросался в яму, а вечером некоторые вылезли из ям и приходили обратно. Особенно приходили обратно дети. Уйти можно было только в гетто, так как население города в дома не пускало, а некоторые даже выдавали евреев»⁴.

О ноябрьском погроме писали в разведывательной сводке, представленной секретарю ЦК КП(б) Белоруссии товарищу Эйдинову, по состоянию тыла противника на 1 июля 1942 года: «Перед праздником Октябрьской революции немцы вывесили приказ о том, чтобы никто из русских не прятал в своих квартирах евреев, в противном случае будут уничтожены все хозяева квартир и сами квартиры, где будут обнаружены евреи. По городу распространился слух, что немцы решили «поздравить евреев с праздником», перед этим за городом заготовили большие ямы, а с утра 7-го ноября и до вечера на грузовых автомашинах к ямам подвозили еврейские семьи. Женщины кричали: «Зачем вы нас убиваете, что мы вам сделали плохого, пожалейте детей!» Фашисты, не обращая внимания, раздевали всех, сталкивали с машин, сопротивляющихся били прикладами, детей насаживали на штыки и бросали с машины. Дети кричали и с таким общим криком, машины шли по всей улице к ямам, там всех выстраивали вокруг ям и расстреливали из пулеметов. Детей, пытавшихся убегать, накалывали на штыки и бросали ещё живыми в ямы»⁵.

Более подробно о происходивших в тот день событиях рассказал Михаил Иосифович Брейтман-Петренко: «…При первом массовом расстреле евреев 7 ноября 1941 года, когда их выводили за город, было вырыто 14 ям. Загоняли людей в ямы и расстреливали, а на их трупы заставляли становиться других, которые разделили участь первых. При таком массовом расстреле, когда раздаются предсмертные крики, когда кровь льётся рекой, эти кровожадные убийцы преспокойно объявляют перерыв и около ямы кушают и пьют, мучения недобитых представляют им удовольствие.

Одна женщина подошла со своим ребенком к украинцу, который стоял на посту, и обратилась со следующими словами: «Слушайте, я вас прошу, спасите моего ребёнка, он у меня русский!» Ребёнок же уцепился за шею матери и говорит сквозь слезы: «Нет, мама, никуда я не пойду, я хочу быть с тобой вместе!» Ребёнку этому не больше 4–5 лет. Стоявший поблизости немец из СС спросил, о чём она говорит. Ему перевели, что говорил ребёнок и что говорила мать. Тогда он велел этой женщине рыть яму, потом положил туда ребёнка и велел ей засыпать его. Мать не могла этого сделать, тогда он облил ребенка бензином и живым спалил его. Мать там же сошла с ума, голой она бежала по всему полю, а немцы смеялись и стреляли из винтовок и автоматов – кто первым попадёт»⁶.

В приведённых выдержках из документов указывается, что евреев расстреливали возле 14 вырытых ям. Соответственно, ни Тучинка, ни Копище Второе этим местом быть не могли, поскольку в Тучинке для захоронения использовали глиняные карьеры, а в Копище Втором было восемь огромных котлованов. А как сообщалось раньше, именно ямы были, так сказать, визитной карточкой, для куропатских захоронений!

И обратите внимание: «При таком массовом расстреле, когда раздаются предсмертные крики, когда кровь льётся рекой, эти кровожадные убийцы преспокойно объявляют перерыв и около ямы кушают и пьют...». Вспомните, как археологи в раскопе № 3 нашли остатки куриной грудки: «Сярод чалавечых рэшткаў знойдзеныя косьці птушкі (грудзінка), хутчэй за ўсё курыцы». Позняк сходу нашел этим остаткам курицы своё, противоречащее всякой логике объяснение: «Пэўна, рэшткі харчовых прыпасаў, узятых у дарогу». Также давайте вспомним и о найденной в ходе раскопок стеклянной бутылке. Тогда Позняк не стал комментировать, как она попала в могилу. А вот приведённое выше свидетельство даёт понятное и однозначное объяснение данным находкам: во время расстрелов палачи сделали перерыв на обед, а ёмкость – предмет, так сказать, сервировки их пикника на фоне трупов.

Необходимо также ещё раз напомнить свидетельские показания Н. Карповича, когда он рассказывал следствию, что сотрудники НКВД «на расстрел привозили людей на грузовых машинах с будкой чёрного цвета». Описание «чёрных воронков» НКВД И. И. Бетанова: «Я не знаю, почему их называли «чёрным вороном», но выкрашены они были в серый, мышиный цвет». Вот так Н. Карпович в показаниях врал, описывая фашистские грузовые машины, говоря, что это «чёрные воронки» НКВД.

Ещё важным среди показаний свидетелей является рассказ о криках женщин: «Зачем вы нас убиваете, что мы вам сделали плохого, пожалейте детей!» А ведь нечто подобное упоминали и свидетели, найденные Позняком, когда пытались представить ноябрьский погром 1941 года как беззакония НКВД.

Для того, чтобы развеять всякие сомнения по поводу нахождения места расстрела евреев «за городом», привожу ещё несколько свидетельских показаний. О том, что в Куропатах были жертвы немецко-фашистских оккупантов, прямо свидетельствуют показания партизанки Т. А. Устиловской, которая неоднократно ходила (её путь пролегал недалеко от урочища) из Минска в Логойск и обратно, скрывалась одно время в гетто. Она подтверждала факт массовых расстрелов в 1941–1942 годах немцами и их прислужниками людей на северо-западной окраине Минска, в районе Боровой. Там нашли упокоение, отмечала Татьяна Андреевна, многие узники гетто и лагеря, что был на улице Широкой.

Бывшая партизанка Л. П. Салтанович, выступая 25 января 1995 года по белорусскому радио в передаче «Мост», рассказывала, что Рахиль Глатхенгауз, которую она у себя прятала в русской печи зимой 1941–1942 годов, после очередной казни в минском гетто искала тело брата Абрама в районе деревни Цна-Йодково. Рахиль нашла труп брата в месте, которое сейчас называют Куропатами: там были незасыпанные ямы с телами расстрелянных. Она утверждала, что вывозили туда людей на больших чёрных машинах по Логойскому тракту. Вместе с этим рассказом стала известна первая фамилия из того длинного списка жертв гитлеровцев – Абрам Глатхенгауз…⁷

В 1950 году в Минске проходил судебный процесс по делу изменников Родины. Был сделан запрос в Москву, и оттуда в Прокуратуру БССР поступило вот такое сообщение: «Анализ материалов уголовных дел № 1857 по обвинению Минковича И. И., № 18305 по обвинению Лошицкого С. В., № 3451 по обвинению Рыбко А. К., осуждённых в послевоенные годы за измену Родине и службу в гитлеровских карательных формированиях, показал, что они засвидетельствовали о расстрелах в 1941–1944 гг. фашистскими оккупантами граждан на окраине г. Минска в районе совхоза «Зелёный Луг» и деревень Дубовляны, Кожухово, Паперня Минского района». И это, обратите внимание, было сказано осуждёнными задолго до появления Куропат. Об этом 8 сентября 1988 года писала и газета «Советская Белоруссия» – статья под заголовком «Остаются в памяти народной». Больше того, тот же И. И. Минкович, несший охрану минского гетто до начала 1942 года, «на окраине Минска по направлению к Зелёному Лугу расстрелял еврейку по имени Дора»⁸. Разве из этого не ясно, что упомянутый полицай конвоировал евреев из гетто к Зелёному Лугу и по дороге застрелил женщину?

В газете «Мы и время» (№ 5, 1991 г.) на всю полосу была опубликована статья под заголовком «О чём молчат брустверы?» (рубрика «Тропинка памяти уходит в страшный год»). Её авторы – Б. Буцевич, Е. Гарблюк и Е. Яковлев. Привожу показания так, как они даны в газете.

«Очевидец З., 1920 года рождения, ссылаясь на авторитетные источники, прямо указывает, что в Куропатах в 1941–1943 годах немецко-фашистские оккупанты расстреливали узников минского гетто, в их числе гамбургских евреев».

Другие свидетели вспоминали, как осенью 1941 года фашисты гнали колонну из гетто по улице Горького на расстрел за Болотную станцию. Пригоняли евреев в ту осень и на принудительные работы в подсобное хозяйство торфопредприятия «Цна». Проживавший в войну в д. Затишье (2–2,5 км севернее Болотной станции) 85-летний гражданин Р. отмечал, что узников минского гетто гнали и возили в район деревень Цна-Йодково – Зелёный Луг. Из города в продолжении улицы М. Горького в том направлении была прямая дорога, по которой ездили не только подводы, но и автомашины. «…Во время войны от Болотной станции к Зелёному Лугу тянулась траншея и забор из колючей проволоки. В окрестностях деревень стояли гарнизоны»⁹.

Уточняя численность уничтоженных в начале ноября 1941 года евреев, в книге «Война немецкого вермахта и полиции в 1941–1944» приводят донесение зондеркоманды «1В» в Минске. Там указано: «С 7 по 11 ноября 1941 года по приказу штаба айнзатцгруппы «А» было расстреляно свыше 6 тысяч евреев из минского гетто, чтобы высвободить место для немецких евреев, прибытие которых вскоре предстояло. Эта массовая экзекуция была проведена полицией порядка, сотрудниками СД и украинскими добровольцами, участвовали в этих расстрелах СС ПФ Белоруссии, бригаденфюрер СС Реммер...»¹⁰ Исходя из приведённого донесения, количество евреев, расстрелянных в период с 7 по 11 ноября 1941 года, исчисляемое 14 тысячами человек, представляется явно завышенным.

Подводя итог всех этих многочисленных показаний, сохранившихся в архивных документах и опубликованных в разное время в книгах и периодической печати, задаёшься вопросом: какие, скажите, нужны ещё доказательства тому, что в Куропатах лежат расстрелянные в годы Великой Отечественной войны евреи? Кроме того, эти показания откровенно указывают на то, что свидетели, подобранные Позняком, увиденное во время погромов 1941 года, приписали на счёт НКВД. Как машины гитлеровцев «с чёрными будками» они называли «чёрными воронками» НКВД, хотя последние красили в серый цвет. Как доносившиеся из этих машин крики обречённых на смерть евреев из осени 1941 года они ничтоже сумняшеся перебрасывали в довоенное время. Как украинских карателей, одетых в военную форму советских солдат и вооружённых советским оружием, называли сотрудниками НКВД. Так почему истинные сведения до сих пор замалчиваются? Почему для них не нашлось места ни в книге «Куропаты: следствие продолжается», ни тем более на страницах так называемой демократической прессы? Хотя вся эта информация находится в свободном доступе. Любой желающий может записаться в Национальную библиотеку или Национальный архив Республики Беларусь и по ссылкам найти все указанные источники.

Литература:

1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 165.

2. Д. Гай. Десятый круг. Москва, 1991. С. 195–196.

3. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 66об.

4. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 167об.

5. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, № 1299, лл. 220–221.

6. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1288, лл. 1–2.

7. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 56.

8. Там же, с. 57.

9. Там же, с 15.

10. Там же, с 142.

М. Б. Осипова

Отдельного внимания заслуживают показания Героя Советского Союза Марии Борисовны Осиповой, человека из числа наиболее осведомлённых о событиях, происходивших в оккупированном Минске. Будучи руководителем подпольной группы, она вошла в историю Беларуси как участница приведения в исполнение приговора, вынесенного партизанским судом от имени Белорусской Советской Социалистической Республики гитлеровскому палачу Вильгельму Кубе. Разветвлённая сеть минских подпольщиков, входивших в её группу, постоянно информировала своего руководителя обо всём, происходившем в городе. Показания М. Б. Осиповой публиковали в периодической печати: в газетах «Правда-5» (№ 122 от 10.12.1996) и «Во славу Родины» (от 20.11.1996).

Итак: «Я из числа немногих, кто остался в живых, свидетелей тех страшных дней фашистской оккупации. Мне достоверно известно, что в первые месяцы оккупации 1941-го, в 1942-м и 1943-м годах немцами и их пособниками из белорусских, латышских, литовских и украинских предателей проводились массовые расстрелы советских граждан и граждан многих стран Европы в районе Зелёного Луга, вблизи деревни Цна-Йодково, которую именуют теперь Куропатами. («Правда-5» № 122 от 10.12.1996, – прим. авт.)

Я руководила подпольной группой в оккупированном Минске. По моему совету двое подпольщиков – Михаил Алесионок и Фёдор Сибиряков поступили на службу в полицию. На нашу организацию работали и двое немцев. От них я получала подробную информацию о планирующихся акциях против населения и партизан. Эти двое подпольщиков докладывали мне о периодических расстрелах заключённых минской тюрьмы, в которой два раза в неделю проводились «чистки», а также евреев из минского гетто, среди которых были и местные, и так называемые гамбургские. Всех этих людей, по сообщениям наших подпольщиков, вывозили на расстрел в хмызняк за Зелёным Лугом, то есть в так называемые Куропаты. Леса там в то время не было. Такие же сведения неоднократно получала от Марии Скомороховой, работавшей в минской тюрьме заведующей кладовой. Она держала меня в курсе всех событий, проходящих в тюрьме, информировала о предателях. И ещё. Я сама несколько раз видела, как гнали евреев и наших военнопленных на расстрел в сторону Зелёного Луга, нынешних Куропат. Есть этому и другие свидетели («Во славу Родины», 20.11.1996, – прим. авт.)».

Иностранные вещи

Возвращаясь к «Справаздачы» З. С. Позняка, отмечу, что пришло время проанализировать происхождение найденных в захоронениях вещей. О колюще-режущих предметах, эмалированных кружках, фарфоровых блюдечках, опасной бритве, ювелирных украшениях, охотничьих боеприпасах, ремнях и прочих запрещённых вещах, которые должны изыматься при предварительном осмотре ещё на стадии ареста органами НКВД, до того, как люди попадали в тюрьму, ранее уже писалось. Здесь всё предельно просто и ясно: эти вещи ни при каких условиях не могли попасть в камеру заключённых во время репрессий НКВД!

В ходе проведённых раскопок среди множества вещей личного пользования были найдены маркированные предметы ширпотреба, произведённые в Польше, Франции, Австрии, Чехословакии, Германии – обувь, зубные щётки, расчёски, посуда и другие. Согласно заключению эксперта: из 25 обнаруженных в захоронении № 5 расчёсок 18 изготовлены в Австрии, одна – в Польше, одна – в Чехословакии, а из девяти галош три изготовлены в Германии, одна – в Польше, остальные – также иностранного производства. Кроме того, обнаружены зубные коронки, изготовленные из платины. Известно, что этот металл в зубопротезной практике СССР никогда не применялся.

Необходимо отметить, что в 1930-х годах иностранные предметы широкого потребления в СССР не ввозились. Поэтому в своей книге «Куропаты: следствие продолжается» прокурор Тарнавский делает единственно возможный вывод: иностранные вещи пересекали границу СССР, как правило, вместе с хозяевами. В соответствии с данным выводом невольно возникает очередной вопрос: откуда могли появиться эти иностранцы в БССР в 1930-х годах да ещё в таком количестве?

Не будет лишним подчеркнуть, что в ходе последнего расследования с сентября 1997 по апрель 1999 года при эксгумации было в общей сложности извлечено 70 наименований предметов из драгоценных металлов: мостиковые протезы, коронки, обручальное кольцо, цепочка с кулоном и многое другое общим весом 168,83 г. И экспертиза этих вещей, как стало известно от следователя, не проводилась¹.

Обилие запрещённых да ещё к тому же иностранных предметов З. Позняк объяснил просто: в Куропатах сотрудники НКВД расстреливали перебежчиков из Западной Белоруссии, прямо, как говорится, с колёс, даже не обыскав их. Получается, что после присоединения Западной Белоруссии и вхождения республик Прибалтики в Советский Союз людей арестовывали, сразу же везли в Куропаты и расстреливали. Абсурдное утверждение, прозвучавшее из уст сотрудника института истории Национальной академии наук (!), нашло сторонников. И как здесь снова не вспомнить крылатую фразу Йозефа Геббельса, министра пропаганды третьего рейха: «Чем невероятнее ложь, тем быстрее в неё поверят»?!.

В свою очередь в книге «Куропаты: следствие продолжается», авторы которой генеральный прокурор республики Г. Тарнавский, начальник прокуратуры В. Соболев, а также минский журналист Е. Горелик, отрицался факт депортации в Белоруссию, в том числе и в Минск, бременских, гамбургских, варшавских и прочих евреев из стран Западной Европы! Авторы объяснили обилие найденных в захоронениях чешских, австрийских, польских, германских вещей тем, что органы НКВД расстреливали там жителей Западной Белоруссии, переходивших границу до 1939 года.

Однако приведённые в книге несколько историй о перебежчиках даже в то время были неубедительны. В них нет реальных сообщений о массовых расстрелах, а большинство фигурантов уголовных дел приговаривали к различным срокам заключения. Так согласно архивной справке, 20 сентября 1938 года помощником начальника 1-го отделения штаба 18-го погранотряда НКВД БССР за переход границы были арестованы Павел Артёмович Киричук, Иван Варфоломеевич Ковальчук, Владимир Николаевич Денисюк и Любовь Даниловна Прокопчук. Приговором военного трибунала БВО 23 июня 1939 года они были признаны виновными в том, что являлись польскими агентами, тайно перешли Государственную границу СССР для сбора шпионских сведений о воинских частях и о строительстве шоссейных дорог. Денисюк, кроме того, будучи конфидентом польской полиции, выдал дефензиве несколько человек.

Киричука и Ковальчука приговорили к 10 годам лишения свободы каждого, Прокопчук – к 8 годам лишения свободы, Денисюка – к расстрелу. Необходимо отметить, что в результате девятимесячного следствия из четырех человек был вынесен лишь один приговор к высшей мере наказания! Столь длительное следствие и избирательный подход никак не вписываются в созданную З. С. Позняком концепцию массовых расстрелов жителей Западной Белоруссии в Куропатах. Понятно, что данный пример не только не подтверждает, но, скорее, опровергает эту гипотезу.

В качестве следующего примера, якобы подтверждающего расстрелы жителей Западной Белоруссии в Куропатах, Г. Тарнавский приводит показания Василия Демьяновича Волошко и Анастасии Игнатьевны Игнатчик. Они рассказали о том, как в августе 1938 года, спасаясь от очередного ареста, вместе с односельчанами Герасимом и Яковом Красовскими, Сидором Лоско и другими, «фамилий уже не помню», перешли советскую границу. Их леденящие душу рассказы о дикости и беззаконии, которые пришлось пережить в советской тюрьме в 1939 году, убедят любого скептика в правдоподобности происходившего.

В период гласности и перестройки, когда все жители постсоветского пространства находились под воздействием антикоммунистической эйфории, никто даже и не пытался перепроверить «правдивое печатное слово», написанное прокурором Г. Тарнавским, да и не было тогда такой возможности. В настоящее время, когда в интернете в свободном доступе имеются списки всех жертв НКВД, не составляет большого труда убедиться в том, что Яков Красовский, его брат Герасим, Павел Волк и Сидор Лоско не были расстреляны! Неудивительно, что автор книги акцентировал внимание на том, что это были показания очевидцев – какой, мол, с них спрос? Точно так же не был расстрелян Викентий Осипович Гринкевич, которого Иван Николаевич Рапацевич «больше… не видел, о его судьбе ничего не знаю».

Таким образом, примеры, приведённые прокурором Г. Тарнавским в качестве доказательства массовых расстрелов перебежчиков из Западной Белоруссии, по своей сути являются опровержением данной концепции. Они только подтверждают, что никаких массовых расстрелов этих перебежчиков ни в Куропатах, ни в других местах не производили!

Судя по документам, приведённым в книге В. И. Адамушко «Палітычныя рэпрэсіі 20–50-х гадоў на Беларусі», к расстрелу в Западной Белоруссии в 1939–1941 годах было приговорено около четырёх сотен человек. В основном их судили как польских террористов, участвовавших в уничтожении советских военнослужащих и работников органов власти. Приговорённых содержали в тюрьмах Западной Белоруссии. И только в первый день войны, 22 июня 1941 года, было решено привести приговоры в исполнение.

Необходимо также отметить, что перебежчиками в БССР, как правило, являлись жители приграничных районов, бедные крестьяне. Откуда у них были иностранные вещи? А ведь именно для объяснения происхождения этих предметов и была придумана история с расстрелами перебежчиков. Между тем, в братских могилах найдены зубные протезы, мосты, коронки из золота, серебра, платины. В СССР многие из подобных сплавов и металлов для протезирования не применялись. Версия З. С. Позняка не даёт логичных ответов на возникающие вопросы. Например, откуда у крестьян-перебежчиков дорогие вещи, украшения и кожаные пальто? Как у них с собой оказались эмалированные кружки и миски, другие запрещённые в местах заключения предметы? А ведь все эти, так сказать, тайны открываются сами собой при изучении истории минского гетто…

Вскоре после возникновения минского гетто, количество его жителей превысило 80 тысяч человек. Для приёма евреев из Западной Европы в ноябре 1941 года немцы провели так называемую зачистку местных евреев, отделили колючей проволокой часть территории города – на улицах Республиканской (сейчас Романовская слобода), Опанского и Шорной и назвали её зондергетто № 1. Зондергетто № 2 было создано между улицами Кустарной (не сохранилась), Димитрова, Шпалерной, Островского и Немига. Всех прибывающих евреев из западноевропейских стран селили только в этих двух местах.

В уголовном деле бывшего начальника полиции безопасности и СД в Минске оберштурмбанфюрера СС Г. Хойзера (в ведении которого находился Тростенецкий лагерь смерти) фигурировал график прибытия эшелонов с обречёнными на смерть евреями из разных европейских городов за период 8–28 ноября 1941 года и за время от 11 мая до 9 октября 1942 года. Станцией назначения был Минск.

Первую партию депортированных 8 ноября 1941 года составляли жители Гамбурга численностью 990 человек: по этой причине всех иностранных евреев стали называть гамбургскими. Вслед за ними прибывали в Минск всё новые и новые эшелоны с евреями, где их ждало уничтожение:

10 ноября – 993 чел. из Дюссельдорфа;

11 ноября – 1 042 из Франкфурта;

14 ноября – 1 030 из Берлина;

16 ноября – 999 из Брно;

19 ноября – 408 из Гамбурга;

19 ноября – 500 из Бремена;

28 ноября – 1 001 из Вены.

С того времени Минск стал центральным пунктом прибытия и ликвидации евреев, депортированных из Германии и других западных стран. Сюда эшелонами привозили обречённых на муки и смерть людей из Франции, Польши, Чехословакии, Венгрии, Австрии и Греции.

По официальным данным, с ноября 1941 по октябрь 1942 года, из Западной Европы в Минск было направлено семь транспортов с евреями из Германии (6 428 чел.), 11 транспортов из Австрии (10 476 чел.) и семь транспортов из Чехии (7 000 чел.). Всего в 25 транспортах было депортировано 23 904 человека. По последним уточнённым данным израильского учёного Шалома Холявского, в период с ноября 1941 по октябрь 1942 года из третьего рейха и протектората в Минск депортировали 35 442 еврея.

Как установлено подлинными немецкими документами, по указанию главного управления имперской службы безопасности СД в Минске осуществляли массовое уничтожение евреев, которых в специальных эшелонах, в каждом по тысяче человек, привозили из разных стран Европы. Организацию этих операций и их руководство осуществлял непосредственно начальник отдела минского СД Георг Хойзер. Подтверждением этих фактов служат многочисленные немецкие железнодорожные документы, а также личное распоряжение Хойзера от 21 июля 1942 года, адресованное в главную железнодорожную дирекцию: «По причинам технического порядка я приказал моему отделению в Барановичах (унтерштурмфюреру СС Амелюнгу) разгрузить упомянутый поезд с евреями в Барановичах. Прошу дать соответствующие указания железнодорожной дирекции вокзала Барановичи. Последующие поезда с евреями будут снова приниматься мною в Минске»².

Таким образом, разобравшись, как и откуда в Минске в массовом количестве появились евреи из Западной Европы, попытаемся найти в документах объяснение, почему в могилах с их телами оказались вещи личной гигиены, кружки, блюдца и так далее. Обратимся к материалам судебного процесса над фашистскими преступниками. Подсудимый унтер-офицер Франц Карл Гесс дал показания, что участвовал в расстреле 2 000 узников минского гетто 10 или 11 декабря 1941 года. А было так. Утром погрузили узников гетто на машины. Чтобы евреи не волновались, им говорили, что везут на работу или же в баню. Так что люди, которых отправляли на расстрел, не зная о такой цели нацистов, собирали соответствующие вещи с собой в дорогу. На самом деле их вывозили на то место, где проводили расстрелы³. Потому неудивительно, что в куропатских захоронениях было найдено так много вещей повседневного домашнего пользования. Кто-то считал, что едет на работу и брал с собой большую кружку в надежде, что днём во время перерыва на обед ему нальют похлебки, кто-то надеялся, что помоется в бане…

Как видно из приведённого выше материала, бесполезно фантазировать и вводить людей в заблуждение, ведь факты – вещь упрямая. Правда уже давно была установлена и описана в документах и материалах судебных процессов над немецко-фашистскими преступниками.

Литература:

1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 74.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 961, л. 15–16.

3. Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР (15–19 января 1946 г.). Госполитиздат БССР, Минск, 1947. С. 175–179.

Зима 1941–1942 гг.

С наступлением лютых морозов «ликвидация евреев замедлилась, так как земля замёрзла и многие трупы в настоящее время не могут быть погребены. Всеобщее уничтожение невозможно, так как многие из них требуются в качестве рабочей силы». Эта фраза взята из отчёта центрального управления в Людвигбурге от 29 января 1942 года¹.

О промежуточных результатах палаческой работы по окончании 1941 года можно судить из отчёта айнзатцгруппы «А». Количество еврейского населения, уничтоженного в ходе операции против евреев в Минске, – 41 828 человек. Примерное количество ещё оставшихся евреев на тот период составляло 128 000.

Количество экзекуций, проведённых оперативной группой «А» до 01.02.1942 в Белоруссии:

евреев уничтожено – 41 828 (на восточной территории уничтожено 3 600 евреев);

коммунистов – 311;

партизан – 221;

душевнобольных – 298;

прочих – 203².

К этим почти 42 тысячам расстрелянных евреев необходимо добавить ещё тех, кого расстреливала айнзатцгруппа «В». В сводке от 13 июля 1941 года сообщали, что из лагеря гражданских пленных в Дроздах вывезены и ликвидированы 1 050 евреев. С середины июля палачи брали обязательство уничтожать по 200 человек в день. Плюс к этой цифре необходимо добавить, согласно сводке от 29 августа 1941 года, 615 человек, сводке от 4 сентября 1941 года, – 733 человека. Бойцы 9-й роты 322-го полицейского батальона расстреляли 1 сентября 1941 года 914 евреев. Не нужно забывать и о расстреле латышскими коллаборационистами 7,5 тысячи западноевропейских переводчиков в начале сентября 1941 года. Силами 11-го литовского резервного полицейского батальона провели две крупные карательные акции. 15–16 октября 1941-го после поведённой облавы в лагере для гражданских арестованных лиц на улице Широкой в Минске ликвидировано 625 человек, 8 октября – 1 150.

Ввиду того, что в настоящее время численность всех жертв и места расстрелов точно не установлены, можно вести речь лишь о слишком приблизительном количестве евреев, расстрелянных в 1941 году в Куропатах. Необходимо отметить, что в том году ещё не было лагеря смерти в Тростенце, и подразделения СС расстрелы производили преимущественно в Куропатах.

Весной 1942 года, когда земля оттаяла, расстрелы продолжились...

Литература:

1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 142.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 35.

Тростенец

С наступлением весны массовые расстрелы евреев под Минском, в «хмызняке за Зелёным Лугом», возобновились. Но созданный в Куропатах комплекс для уничтожения людей и традиционные способы их доставки к месту расстрела не позволяли удовлетворить всё возрастающие потребности гитлеровцев в ликвидации «юде».

В конце марта – начале апреля 1942 года Гейдрих, посетив Минск, встретился с Циннером и Штраухом, недавно оправившимся после ранения и прилетевшим в Белоруссию. Разговор шёл о новых эшелонах с евреями из Западной Европы и оборудовании лагеря смерти в Тростенце¹.

Вскоре задуманное было реализовано. В Тростенце уже существовала почти готовая инфраструктура. Рядом находилась железная дорога, по которой подвозили новые жертвы, а также с её помощью решали другие вопросы, например, материального обеспечения. Лес позволял фашистам скрытно проводить массовые расстрелы. Сараи и поля бывшего советского колхоза имени Карла Маркса дополняли весь этот комплекс. Для обустройства лагеря немцам оставалось только натянуть по периметру колючую проволоку. Здесь в конце апреля 1942-го оккупанты начали массовое уничтожение людей. Большинство эшелонов с евреями из Западной Европы направляли прямо в Тростенецкий лагерь смерти для их уничтожения. О том, как это всё буднично происходило для нацистских преступников, дают представление их отчёты:

«2-й взвод

Минск, 17 мая 1942 года

Отчет о деятельности

Деятельность взвода, т.е. 1 унтер-офицера и 10 человек, после отъезда сначала состояла в том, что мы руководили, вернее, надзирали за рытьём рвов в 22 км перед Минском. Работы продолжались 8 дней и закончились акцией 30.04.1942, в которой принимал участие весь взвод. (Очищение тюрьмы.)

04.05. Мы снова приступили к рытью новых рвов вблизи имения командира и выполняли эту работу сами. На это понадобилось 4 дня.

11.05. В Минск прибыл из Вены транспорт с евреями (1 000 шт.) и сразу с вокзала был доставлен к указанному выше рву. Здесь взвод непосредственно использовался у рва.

13.05. Надзирали за 8 чел., которые рыли новый ров, так как в ближайшее время сюда должен прибыть ещё один транспорт с евреями из рейха...

Унтершарфюрер СС²

2-й взвод войск СС

Минск, 19 июня 1942 года

...Оставшаяся команда численностью один командир и 8 подчинённых 20.05 надзирала за копанием рва недалеко от имения.

26.05. Прибыл транспорт с 1 000 евреев из рейха в Минск, которые были ликвидированы в упомянутом выше рву, в чём принимала участие и команда СС…

28.05 и 29.05 был вырыт ещё один ров.

30.05. Минск посетил рейхсминистр Розенберг, учреждение взяло на себя охрану личности рейхсминистра.

01.06. Сюда прибыл ещё один транспорт с евреями.

04.06. Готовились к проведению крупной операции против партизан. Для участия в операции сюда прибыла группа унтершарфюрера Липпса из Вилейки…

10.06. Группа Липпса снова возвратилась в Вилейку…

15.06. Сюда прибыл ещё один транспорт с 1 000 евреев из Вены…

Унтершарфюрер СС Арльт³

Группа Арльта

Минск, 3 августа 1942 года

Отчёт о деятельности

Работа оставшихся в Минске членов группы остаётся по-прежнему в основном та же. Транспорты с евреями прибывают регулярно в Минск и обрабатываются нами. Так 18 и 19.06.1942 мы снова занимались рытьём рвов на территории посёлка…

26.06. Прибыл ожидаемый транспорт с евреями из рейха…

02.07. Снова копались рвы для приёма транспорта с евреями…

17.07. Прибыл транспорт с евреями, которые были доставлены в имение…

21, 22 и 23.07 были вырыты новые рвы…

24.07. Снова прибыл транспорт с 1 000 евреев из рейха.

С 25.07 по 27.07 копались новые рвы.

28.07. Проведена крупная акция в минском русском гетто. 6 000 евреев были доставлены ко рву.

29.07. 3 000 немецких евреев были доставлены ко рву.

Следующие дни снова заняты чисткой оружия, подгонкой амуниции.

Позже моя группа несёт дневную службу по охране здания тюрьмы…

Поведение людей здоровое, в неслужебное время хорошее и не даёт повода к осуждению.

Унтершарфюрер СС Арльт⁴

Группа Арльта

Минск, 25 сентября 1942 года

Первая половина августа месяца, за исключением двух транспортов с евреями, прошла довольно спокойно. После 15.08 началась подготовка к крупной операции против партизан на территории Белоруссии…

Моя группа, т.е. Сковранек, Тайхман, Хампе, Ауер и я приданы разведкоманде д-ра Хойзера.

Команда Хойзера насчитывает 75 человек, большая часть из которых латыши.

25.09.1942 сюда снова прибыл транспорт с евреями»⁵.

Из приведённых документов следует, что с конца апреля 1942 года основным местом ликвидации евреев стал лагерь смерти в Тростенце. В первые несколько месяцев существования узилища там уничтожали заключённых минской тюрьмы, евреев, привезённых из стран Западной Европы, и жителей минского гетто. В Куропатах продолжили расстреливать и хоронить заключённых из трудового лагеря СС на улице Широкой.

Литература:

1. Г. Д. Кнатько. Ведомство полиции безопасности и СД в Минске. Минск, 2003. С. 11–12.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 146.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 150–152.

4. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 152–152а–152б.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 153–156.

Лагерь СС на Широкой

Что представлял собой концентрационный лагерь СС на улице Широкой? Уже 21 июля 1944 года, после освобождения Минска от оккупантов, специальная комиссия обследовала его территорию. Внутри находилось: два барака, в которых размещалось четыре тысячи заключенных, карцер, контора немецкой комендатуры, мастерская, баня, амбулатория и погреб, на крыше которого обнаружено большое количество мужской, женской и детской обуви. Установлено, что обувь принадлежала заключённым, уничтоженным в деревне Малый Тростенец, её привозили обратно в лагерь¹. Всего в том концлагере за годы войны было уничтожено 20 тысяч человек. Найти однозначное обоснование этого количества ликвидированных людей не удалось. Члены комиссии нашли и опросили тех немногих свидетелей из числа заключённых лагеря, которым посчастливилось остаться в живых и дожить до освобождения Минска. Практически все они попали в лагерь после августа 1943 года.

В связи с переполнением минской тюрьмы с августа 1943 года для её разгрузки в лагере стали размещать политических заключённых, исключительно мужчин с незаконченным и законченным следствием. С момента освобождения города Смоленска впервые в лагерь стали поступать старики, женщины и дети, отдельные группы крестьян из так называемых партизанских районов. После этого он был превращён из еврейского лагеря в узилище для представителей всех национальностей.

Как вспоминал очевидец, нет ничего ужаснее, чем концентрационный лагерь. Каждая новая партия прибывших заключённых подвергалась унизительным оскорблениям и избиению: «…беги, ложись, вставай, беги»; …садистскому обыску (лишь оставляли на себе пару нательного белья и верхнюю одежду); …пришиванию для идентификации меток различных цветов – жёлтых, красных, розовых, голубых, белых и номера. Впоследствии остались только одни номера: красные цифры – незаконченное следствие, чёрные цифры – законченное.

Кормили очень плохо, особенно в 1943 году. Тот считался счастливым, кому удавалось сварить для себя кружечку картофельной шелухи. Пайку хлеба давали исключительно чёрствую, зачастую заплесневевшую и поеденную крысами. Баланда была жидкая, грязная, ведь картофель не чистили, варили с прилипшей землей. Даже попадались кусочки кирпича. Состав продуктов, входивших в обед, не меняли до тех пор, пока они были на складе. Люди хотели есть, но не могли, пухли от голода. Били исключительно за всё и за то, что попался на глаза: поясным ремнём, резиновым шлангом, кожаной нагайкой, палками, досками и черпаком для раздачи пищи. Особенно любимым удовольствием для начальства было битьё при раздаче хлеба: получай пайку хлеба и удар по голове.

Приезжавший в лагерь главный врач минского СД в то время говорил: «Больных с температурой выше 37 градусов не лечить, им капут: пулемёт-наган». Медикаменты лазарету лагеря не отпускали. Использовали лекарства и перевязочный материал, оставшиеся в чемоданах от вывезенных и уничтоженных врачей – гамбургских и венских евреев. Лагерь служил резервом для отправки людей на каторжные работы в Германию; для уничтожения в отместку за военные неудачи, сопротивление трудящихся, партизанские акции. Систематически производили изъятие из лагеря больных, беременных, инвалидов, стариков, женщин с детьми. Знаменитого профессора Клумова с женой немцы погрузили в «чёрный ворон» вместе с разложившимися тифозными трупами и отвезли в Тростенец.

В связи с наступлением Красной Армии на Минск под видом перевозки узников в другое место и необходимости освобождения территории для размещения немецких войск 29 июня 1944 года началась ликвидация лагеря. Под впечатлением общей паники по настоянию главврача лазарета лагеря Бермана (Воробьёва) немцы два раза выпускали из лагеря больных, беременных, женщин с детьми, стариков и инвалидов, мол, нетрудоспособный элемент. Боясь, что их поведут на расстрел, при выходе часть больных, на свою беду, стала в колонну здоровых. К колонне больных самовольно примкнула стоявшая у шлагбаума небольшая часть заключённых, постоянно работающих в мастерских, так под видом больных они вышла из лагеря. Берман покинул лагерь в 3.00 30 июня 1944 года. Здоровых заключённых на «чёрном вороне» и газовых машинах с прицепом, крытым брезентом, вывезли до 16.00 30 июня 1944 года. Последних из лагеря отправили евреев, в том числе и Розенбаума. После отъезда последних машин со двора лагерь, вместилище зла и страданий, перестал существовать.

Надо отметить, что на Широкой существовала подпольная организация. В конспиративную большевистскую группировку лагеря входили евреи: главврач Берман, переводчик Розенбаум, завхозяйством Шая (политработник Красной Армии) и Мойсиевич².

Из показаний Софьи Мефодьевны Гаралевич, 1925 года рождения, по данным комиссии 17 июля 1944 года: «В Минске немцами был создан ряд лагерей для военнопленных, но я знаю только один – это лагерь, расположенный на улице Широкой, в котором сначала были заключены военнослужащие Красной Армии, попавшие в плен к немцам, и евреи…

Мне хорошо известно, поскольку я жила напротив лагеря, что в нём ежедневно производились расстрелы советских граждан. В особенности массовые расстрелы немцы устраивали перед своим отступлением из Минcка. Начиная с утра, до позднего вечера всех заключённых сажали на машины и вывозили куда-то за город Минск, где производили расстрелы»³.

Показания Марии Андреевны Данильчик на допросе 16 июля 1944 года: «13 ноября 1943 года была арестована и посажена сначала в городскую минскую тюрьму, а потом через три месяца в лагерь, размещённый на улице Широкой, в котором я просидела до 29 июня 1944 года. Отношение немцев к советским гражданам было очень скверное или, если можно так выразиться, зверское. Заключённых морили голодом. На сутки им выдавали примерно 200 граммов хлеба, литр супа из неочищенной картошки и утром литр кипячёной воды. Передач от родственников для заключенных не принимали.

Заключенные ложились спать в 6 часов вечера, причём женщин и мужчин содержали вместе. В три часа ночи немцы устраивали подъём, после чего гнали за получением ста граммов хлеба и кипятка. С 3-х часов ночи до 6 часов вечера заключенные не спали, их часто использовали на различных работах в Минске. На работу немцы высылали всех без исключения, даже беременных и женщин с несовершеннолетними детьми. Каждый заключённый, содержащийся в лагере, имел определенную повязку, т.е. чёрную, которая показывала, что следствие по его делу кончено, и красную, показывающую, что следствие по его делу ещё не кончено. Должна сказать, что беременных и больных, которые не могли выполнять тяжёлые физически работы, немцы вывозили из лагеря и расстреливали. Во время моего пребывания в лагере немцами было расстреляно примерно четыре тысячи советских граждан, в число которых входили русские военнопленные и гражданские лица, арестованные за связь с партизанами.

Многие заключенные умирали от голода, многих отравили газами в закрытых грузовых машинах, которые немцы называли «чёрными воронками», многих больных и беременных вместе с детьми расстреливали тут же в лагере или сажали в машины и вывозили за город, где и производили расстрел. Я помню хорошо, что в марте 1944 года, какого числа из-за давности вспомнить затрудняюсь, комендант лагеря Вакс и Кирмус расстреляли якобы за связь с партизанами молодую девушку 22 лет по имени Валя. Расстрел происходил на моих глазах. Её труп Вакс и Кирмус стащили в специально приготовленную для этой цели яму, закрытую специальной крышкой. Через два-три дня, как только в яме собиралось много трупов, их отвозили якобы на Кальварийское кладбище. В апреле или же в мае 1944 года на моих глазах представители СД, фамилии их не знаю, с участием названных мною комендантов была посажена в машину гражданка по имени Зина из дер. Ратомка, вывезена за город Минск и там расстреляна.

Перед отступлением немцев из Минска в лагере были расстреляны почти все заключенные. Причем расстреливали и прямо на территории лагеря и за городом. В числе расстрелянных находились и мои родственники по мужу Щуцкий Филипп, отчество забыла. Удалось спастись немногим советским гражданам, в основном женщинам с детьми.

В расстреле советских граждан на территории самого лагеря, в основном, принимали участие коменданты лагеря Вакс и Кирмус, а также сам начальник лагеря и работник СД, по фамилии последнего не помню»⁴.

Комментируя показания свидетелей, необходимо отметить, что они чётко разделяли, когда людей в «чёрных воронках» увозили в Малый Тростенец, а когда на расстрел за город. Поскольку расстояние между лагерем на Широкой и Куропатами составляло приблизительно около пяти километров, то в безветренную погоду заключённые слышали звуки стрельбы из винтовок и пулемётов, когда «за городом» расстреливали их товарищей. Даже когда машина увозила трупы для захоронения на Кальварийское кладбище, это также становилось известно заключённым лагеря. Таким образом, после создания в Тростенце лагеря смерти, основную массу заключённых из трудового лагеря СС на улице Широкой стали уничтожать посредством их перевозки в Тростенец в душегубках, так называемых газваген. Однако, несмотря на это, до самого освобождения Минска Куропаты оставались местом расстрела и захоронения узников лагеря на Широкой.

Литература:

1. https://studfiles.net/preview/6741205/§.

2. Государственный архив Минской области, ф. 1408, оп. 87, д. 124, л. 177–180.

3. ГАМО, ф. 1408, оп. 87, д. 124, л. 55–56.

4. ГАМО, ф. 1408, оп. 87, д. 124, лл. 68–71.

«Не, немцаў там не было, не расстрэльвалі»

Правдивость свидетельских показаний Валентины Михайловны Шахановой ранее уже подвергалась критике в связи с рядом озвученных фальсификаций. Теперь обратим внимание на следующие её воспоминания: «Немцы там не расстрэльвалі?» – пытаемся ў Валянціны Міхайлаўны. «Не, немцаў там не было, не расстрэльвалі». Гэтае пытаньне мы задавалі кожнаму апытанаму. Адказвалі ўсе аднолькава: немцы гэтай мясьцінай не цікавіліся».

Касательно периода войны у следователей появляется информационный вакуум: нет никаких документальных подтверждений или опровержений слов В. М. Шахановой и всех остальных свидетелей, найденных Позняком. Создаётся такое впечатление, что война вообще не коснулась этой территории. Для пригорода столицы, оккупированной фашистами, это звучит как-то странно. Достаточно вспомнить, что рядом с Куропатами было предприятие по добыче торфа, снабжавшее топливом в Минске ТЭЦ, а совхоз «Зелёный луг» под руководством фашистских ставленников продолжал работать на благо оккупантов. Кроме этого вокруг Минска была создана линия обороны: вырыты окопы, перед которыми простирались минные поля, установлена артиллерия. Небо от налётов советской авиации охраняли зенитные подразделения и прожекторные станции. Говорить о том, что «немцы гэтай мясьцінай не цікавіліся» по меньшей мере не корректно. Для более подробного описания Куропат и окрестностей во время войны обратимся к показаниям тех свидетелей, которых не захотело услышать следствие.

Бывший командир одного из партизанских отрядов бригады «Дяди Коли», которая действовала в годы немецкой оккупации в пригородных районах Минска, Иван Харитонович Загороднюк рассказывал:

– Примерно в полукилометре от печально известной ныне деревни Готище или, как после её называли, Зелёный Луг, на месте которой возведены сегодня новые жилые массивы Минска, в начале войны располагался сильно укреплённый немецкий гарнизон. Говорю об этом не понаслышке, так как всё происходившее видел собственными глазами. В двадцать один год, когда немецкие оккупанты топтали мою родную Белоруссию, я ушел в партизанский отряд, а вскоре получил и первое боевое крещение. Многие, наверное, помнят, когда горел бывший совхоз «Красный маяк». Гитлеровцы создали здесь подсобное хозяйство, и мы получили приказ уничтожить его. Так вот прежде, чем выполнить задание, мы отправились в разведку. В ту августовскую ночь на окраине деревни Готище мы обнаружили несколько немецких частей. Поэтому утверждение следователей, что в Куропатах немцы не стояли и никого поэтому расстреливать не могли, – сущая ложь. Я неоднократно давал показания, выступал по этому поводу на страницах газет. Однако прокурорские работники этого не захотели учесть. Похоже, они выполняли чей-то социальный заказ…

В архиве сохранилось документальное подтверждение о том, как партизаны в марте 1943 года разгромили немецкое хозяйство – бывший совхоз «Зелёный Луг»: «16.03.1943, в ночь с 16 на 17 марта, разгромлено немецкое хозяйство (бывший совхоз «Зелёный Луг») в 5 км от г. Минска. Операцию провел отряд «За Отечество». При разгроме хозяйства пойманы и расстреляны директор хозяйства, награждённый немецкими властями Дрозд Семён Стефанович, и главный бухгалтер Лаптосов Леонид Александрович. Захвачено: 50 лошадей, часть которых роздано крестьянам, 11 свиней, 1 тонна керосина и тонна оружейного масла. Руководили операцией т. Мартынов и Мелков»¹.

Во время войны вокруг так называемых Куропат стояли различные немецкие подразделения: артиллерия, ПВО, охрана торфопредприятия в деревне Цна, охранная полиция, СД, опорный пункт «Кожухово». В Зелёном Луге «стоят 3 ПТО, две пушки во дворе и одна на поле со стороны Малиновки, напротив второго дома. Немцы часто выходят в засады в посёлок Затишье. В деревне Цна крестьяне выставляют караул по обе стороны деревни для сообщения на прожекторную станцию, где на 23 февраля 1944 года находится 20 немцев. На территории торфозавода Цна охрана состоит из 28 человек. Вооружение: 6 ручных пулемётов, 2 станковых, 1 миномет, 4 автомата и винтовки. Посты стоят в 2-х местах. Первый около столовой, второй у казармы».

Теперь сверим показания 55 свидетелей, представленных Позняком, ещё с одним документом, составленным сразу после освобождения Минска в июле 1944 года. Среди «Протоколов допросов свидетелей о злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками над мирными гражданскими и военнопленными в г. Минске и его окрестностях» в Государственном архиве Минской области есть показания Николая Похомовича Ероховца, в которых он указывает на многочисленные преступления фашистов, совершённые возле Зелёного Луга (так в то время называли место расстрела мирных граждан фашистами – нынешние Куропаты). Привожу текст протокола опроса свидетеля полностью: «1944 г… июля. Следователь ст. л-нт НКВД БССР Логинов Григорий Леонтьевич.

Ероховец Николай Похомович, 1891 года рождения.

Постоянное место жительства: Копище 2-ое Колодищанского с/с Минского района Минской области.

Место службы: колхозный бригадир.

Занимаемая должность: бригадир.

Беспартийный, неграмотный, не судим.

Свидетель предупреждён об ответственности за ложные показания по ст. 136 Угол. Код. БССР.

По существу дела показываю:

При приходе немецко-фашистских захватчиков в нашу деревню, мне было известно, что немецко-фашистские захватчики начали истреблять мирных жителей города Минска и окружающих деревень.

В этом районе, где я проживаю, мне известно, что немцы истребили мирных жителей около Карнич-болота, большие ямы – 4–5, длиной каждая 20 м, шириной 4 м, глубиной 3–4 метра, кроме того, я знаю три ямы около нашей деревни 200–300 метров такого же объёма, где на протяжении 1941–1942–1943 гг. в эти ямы грузили мёртвых и на месте расстреливали мирных жителей, ни в чём не повинных, привозили по несколько машин живыми и здесь же расстреливали, а также и мелкими партиями, и в одиночку. В эти ямы привозили мужчин, женщин и детей, стариков и старух, а также были такие случаи, что привозили с обстановкой и всеми вещами, якобы для переселения, подвозили к яме, расстреливали, лучшую обстановку ещё забирали себе, а худшую жгли на костре. По рассказам жителей соседних деревень, также много расстрелянных в совхозе Зелёный Луг, массу расстреляли на Логойском шоссе, в общем, таких ям всех не учесть.

На Карнич-болоте, возле нашей деревни примерно, немецкие фашисты расстреляли и замучили около 50 000 мирных жителей города Минска и окрестных деревень.

Личная подпись: Ероховец

Опросил ст. лейтенант НКВД БССР Логинов»².

Эти документы были составлены задолго до того, как все свидетели Позняка заявили: «Не, немцаў там не было, не расстрэльвалі».

Литература:

1. НА РБ, ф. 1405, оп. 1, д. 963.

2. ГАМО, ф. 1408, оп. 87, д. 124, лл. 81–81об.

Куропаты — дорога смерти

Часть 3

Часть 1

Часть 2

Великая Отечественная война

Идентификация местности

Топоним Куропаты в широкий обиход был впервые введён Позняком во время раскопок в 1988 году. В годы войны жители Минска это место называли в привязке к наиболее известным на то время ориентирам: «в хмызняке за Зелёным Лугом», «в районе совхоза «Зелёный Луг», «возле Логойской дороги», «возле Заславской дороги», «за Комаровкой», «за Выставкой», «за городом». Местные же жители иногда использовали название Сергеева гора.

Необходимо пояснить, что вошедшее в широкий обиход название Выставка происхождением обязано I Всебелорусской сельскохозяйственной и промышленной выставке, приуроченной к 10-летию освобождения Беларуси от польских войск, проходившей в Минске в 1930 году. Для размещения павильонов экспозиции были отведены Комаровские лесные угодья общей площадью 75 га. Выставка занимала территорию между нынешними улицей Академической и площадью Калинина. Рядом в то время уже были выделены участки для строительства 1-й клинической больницы и политехнического института.

Иногда в документах употребляли и краткое описание территории Куропат: «там, где тренировали войска», «удобно выбранная (для расстрела) местность». Визитной карточкой для идентификации расстрелов в Куропатах может служить упоминание о вырытых для захоронения ямах, вместо огромных котлованов и рвов, используемых обычно карателями в подобных случаях. Ведь именно отсутствие подобных котлованов послужило когда-то одним из аргументов, что это расстреливали не оккупанты.

Начало оккупации

В документах Национального архива Республики Беларусь сохранилось достаточное количество упоминаний о массовых расстрелах, проводившихся гитлеровцами вскоре после оккупации Минска в так называемых Куропатах. Очевидцы во всех подробностях описывают ужасы, происходившие в то время в нашей столице. Становится понятным, как в первые дни войны минская тюрьма наполнилась новыми заключёнными, как их жизненный путь вместе со многими тысячами узников гетто завершился в «хмызняке за Зелёным Лугом» и в других местах массовых расстрелов. Привожу выдержки из беседы с партизаном 3-го отряда Никитина Рафаэлем Моносовичем Бромбергом, находившимся в Минске по 2 сентября 1942 года. Беседу проводили в октябре 1942 года в деревне Хворостовьево.

Он поведал, что вскоре после оккупации Минска военно-полевая комендатура издала приказ, который предписывал всему мужскому населению города и близлежащих деревень явиться для регистрации. Явке подлежали все мужчины с 15 до 65 лет. Первую группу мужчин в возрасте до 45 лет регистрировали в здании Большого театра оперы и балета, а вторую – свыше 45 лет – в воинских казармах (кажется, 40-го кавполка) на улице имени Фрунзе. Все явившиеся для регистрации должны были иметь при себе воинский билет и паспорт. Когда люди пришли на так называемую регистрацию, здание театра было окружено немцами. Всех находившихся там мужчин погнали на Сторожевское кладбище… Сюда были согнаны не только жители Минска, но и окружающих деревень, а также беженцы, возвращённые немцами с дорог, то есть не успевшие выбраться на незанятую территорию…

Как в первый, так и во второй день в лагере на Сторожевском кладбище никакой пищи не давали. В конце второго дня, когда всех перегнали в новый лагерь, расположенный у реки в районе дачи «Дрозды», туда выехала немецкая автомашина, гружёная мешками с нашими армейскими сухарями из НЗ. Немцы стали разбрасывать сухари толпе. Изголодавшиеся люди набросилась на еду, произошла свалка. Немцы это фотографировали. Потом в немецких журналах появились снимки с подписью, как они кормят голодных людей в СССР. Многим не удалось взять сухари, брошенные оккупантами на землю, и они потянулись к машине с мешками. Этих людей немцы били прикладами по рукам, по голове. Если это не помогало – стреляли в упор. Таким образом появились первые убитые и раненые. В лагере начался голод. Некоторые женщины сумели пробраться к заключённым и доставили воду. Её делили на всех буквально ложками…

Партизан вспоминал: «Когда нас переводили со Сторожевского кладбища в Дрозды, гнали под охраной автоматчиков и двух танкеток, заставляли бежать бегом весь путь. Придя в Дрозды, народ бросился к реке. Все спешили напиться. Немцы за это расстреливали из автоматов, стреляли по краю реки. Кто попадал в эту полосу огня – погибали. Но жажда была слишком велика, люди тянулись к воде и погибали…

В лагере «Дрозды» произошло отделение гражданского населения от военнопленных. Раньше все были вместе. Часть военнопленных, более догадливых, стала переодеваться в гражданскую одежду. Гражданскому населению пришлось поделиться одеждой с военнопленными…

После этого стали вызывать железнодорожников и бухгалтеров. Их из лагеря убрали, приказав на другой день явиться в комендатуру за получением направления на работу. В случае неявки – расстрел. Когда отделили железнодорожников и рабочих хлебозаводов, немцы натянули верёвку, разделившую территорию лагеря…

Днём пьяные эсэсовцы с засученными рукавами вошли в расположение лагеря и приказали всем евреям пройти по одну сторону веревки. Некоторые евреи не хотели уходить, прятались. Их тут же на месте расстреливали по указанию предателей. Некоторые пытались переправиться через реку, но и там их ждала смерть, так как бронемашины и пулемётные расчёты из точек, установленных по ту сторону реки, их убивали на месте…

Когда немцы отделили евреев от людей других национальностей, то сразу приказали отделить советскую интеллигенцию еврейской национальности – инженеров, техников, врачей, студентов. Отделили также квалифицированных рабочих. Во время пребывания в лагере были расстреляны и многие русские, просто ни за что: не понравится немцу какая-либо физиономия – станет стрелять.

С евреями было так. Отделили советскую интеллигенцию, посадили на автомашину и увезли куда-то. Вначале ходили слухи, что увезли на работу, а в действительности уничтожили. (Более подробно об этом будет рассказано в главе «Айнзатцгруппа «В», – прим. авт.). В лагере осталось небольшое количество евреев, которые жили потом в организованном гетто. Там же поселили и основную массу рабочих-специалистов.

Из лагеря военнопленных ежедневно выносили сотни трупов. Если раньше военнопленные умирали от жажды, то здесь от голода и шальных пуль, которые беспрерывно сыпались на их головы. Достаточно было встать во весь рост, как немцы стреляли. Уборных не было, ходили под себя. В этом лагере были только мужчины…

Вскоре русский лагерь был распущен. Евреи были определены в гетто, мужское еврейское население согнали в минскую тюрьму. Из тюрьмы их вывозили пачками по 100 примерно человек и расстреливали»¹.

Далее Р. М. Бромберг показал, что приблизительно в последних числах августа «мой товарищ, работавший в тюрьме, сказал, что была очередная разгрузка тюрьмы. Вывезли 9 машин людей. Расстреливали обычно за Выставкой в лесу. Тяжелораненых клали в яму вместе с убитыми и засыпали землёй. В последний погром (26–29 августа) немцы стаскивали трупы в ямы, посыпали каким-то порошком и сжигали»².

Литература:

1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 55–57об.

2. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 67об.

Айнзатцгруппа «В»

В июле 1941 года немцы создали в Минске разветвлённую сеть концлагерей для военнопленных и мирных жителей. Первым был концлагерь в Масюковщине – шталаг № 352, более известный как «Лесной лагерь», затем ещё 22 его филиала. Непосредственно на территории Минска располагались гетто, дулаг № 131, пересыльный лагерь СС для гражданских лиц (на улице Широкой), сортировочный лагерь для гражданских лиц «Дрозды»¹. Другие филиалы располагались на станциях: Минск, Колодищи, Михановичи, Седча, Руденск, Дричин, Пуховичи, Талька, Верейцы, Осиповичи, Смолевичи, Жодино, Фаниполь, Койданово, Негорелое, а также на разъезде Домашевичи².

В шталаге № 352 «Лесной лагерь» за годы войны было уничтожено 80 000 человек, в гетто – 80 000, в пересыльном лагере СС для гражданских лиц – 20 000, в Тростенце – трудовом лагере СД и месте массового уничтожения советских граждан – 206 000³.

Для зачистки ближнего тыла от нежелательных элементов на территории Белоруссии за группой армий следовал мобильный спецназ полиции безопасности и СД айнзатцгруппа (оперативная группа) «В». В её состав входили сотрудники полиции безопасности и СД, полиции правопорядка, подразделения войск СС. Из показаний Коха и других военных преступников известно, что айнзатцгруппу «В» организовали перед началом войны Германии с Советским Союзом, для чего подготовили большое количество переводчиков. Она была мобильной, то есть с момента начала войны Германии с Советским Союзом постоянно продвигалась за передовой линией фронта⁴. Айнзатцгруппа и её подразделения – айнзатцкоманды – по пути следования при участии армейской контрразведки (абвера) фильтровали все лагеря военнопленных.

Порядок фильтрации лагерей детально излагался в Директиве командам полиции безопасности и СД, откомандированным в стационарные лагеря военнопленных (шталаги), подписанной 17 июля 1941 года⁵. Положения директивы успешно применяли не только в лагерях военнопленных, но и для фильтрации мирных жителей в сортировочном лагере для гражданских лиц «Дрозды». В задачу айнзатцкоманды входила политическая проверка всех содержащихся в лагере людей и решение их дальнейшей участи. Особое внимание обращалось на выявлении всех ответственных государственных и партийных функционеров, в особенности:

профессиональных революционеров;

функционеров Коминтерна;

всех ответственных партийных функционеров КПСС и её филиалов;

членов ЦК партии, областных и районных комитетов;

всех народных комиссаров и их заместителей;

всех бывших политкомиссаров Красной Армии;

руководящих деятелей центральных и средних инстанций государственных учреждений;

руководящих деятелей хозяйственного аппарата;

советских интеллигентов;

всех евреев;

всех коммунистических смутьянов и фанатиков.

В директиве также была отмечена необходимость временного сохранения жизни тем лицам, которые могут быть использованы для выяснения общих, интересующих захватчиков вопросов. В это число входили высшие государственные и партийные деятели, которые с учётом прежнего положения и знаний в состоянии были дать сведения о мероприятиях и методах работы советского государства и Коминтерна⁶.

Вопреки расхожему в настоящее время мнению, в Директиве обращали особое внимание, что экзекуции не должны проводить в лагере или в непосредственной близости от него. Оговаривалось, что проведение экзекуций непосредственно в лагере допускается в случае необходимости укрепления лагерной дисциплины, причём после согласования этого вопроса начальником оперативной команды полиции безопасности и СД с комендантом лагеря⁷.

Айнзатцгруппа «В» была первой, что в годы Великой Отечественной войны начала заливать землю кровью мирных жителей нашей столицы. Все её преступные действия подробно отражены в «Сводках событий из СССР». Кроме беспрецедентной жестокости оккупантов, эти сводки раскрывают ряд фактов халатности и бездействия советской власти во время организации отступления из Минска, значительно облегчившие работу фашистским палачам. Так в сводке № 20 среди сообщений айнзатцгрупп и команд указано, что в Доме правительства захвачены почти все документы, касающиеся государственного управления БССР, в том числе:

перечень членов правительства БССР с адресами жительства и указанием состава семьи;

перечень членов Верховного Совета БССР и их семей;

перечень ответственных работников Народного комиссариата местной промышленности;

перечень важнейших государственных учреждений БССР;

перечень ответственных работников ЦК комсомола Белоруссии.

Далее были захвачены все мобилизационные документы БССР⁸.

Установлено, что уже 13 июля 1941 года в Минске проходящие ранее части вермахта создали лагерь гражданских заключённых, в котором содержали почти всё мужское население города. Айнзатцгруппа получила приказ совместно с тайной полицией профильтровать этот лагерь. Под освобождение подпадали только те лица, которые могли гарантированно удостоверить свою личность и не являлись политическими (с точки зрения оккупантов) или уголовными преступниками. Оставшихся в лагере лиц подвергли скрупулёзной проверке, их дальнейшую судьбу решали в зависимости от полученных результатов⁹.

Сначала было ликвидировано 1 050 евреев. Остальных ежедневно доставляли на казнь. Что касается оставшихся в лагере неевреев, то ликвидации подлежали уголовники, партийные функционеры, азиаты и так далее. Потом под руководством немцев был создан еврейский совет, начато строительство гетто и введены опознавательные повязки для евреев.

Перед отступлением большевики освободили уголовных преступников, находившихся в Минской тюрьме, а по отношению к лицам, приговорённым к высшей мере наказания, приговор был приведён в исполнение. Поэтому оккупанты организовали розыск освобождённых уголовников.

Как отмечалось в отчёте, деятельность всех команд протекала удовлетворительно. В первую очередь производили ежедневно и массово расстрелы. Палачи заверяли, что «проведение необходимых ликвидаций, во всяком случае, при любых обстоятельствах будет обеспечено»⁹. 24 июля 1941 года было продублировано сообщение айнзатцгрупп и команд о том, что в Минске ликвидированы все слои еврейской интеллигенции (учителя, профессоры, адвокаты и т.д., исключая медицинских работников)¹⁰.

Имея на руках списки всех советских и партийных работников, оставленные по халатности при отступлении советским руководством, айнзатцгруппы и команды приступили к планомерному поиску и ликвидации этих специалистов. Из сводки событий из СССР от 28 июля 1941 года: «В Минске и в дальнейшем будет ежедневно расстреливаться 200 человек. Речь идет о большевистских функционерах, агентах, уголовных элементах, азиатах, и т.д., которые отсортировываются из лагеря гражданских пленных»¹¹. Но гарантированное количество ежедневных расстрелов в две сотни человек айнзатцгруппа успешно перевыполняла. Так 29 августа 1941 года в сводке № 67 сообщали, что в Минске при прочёсывании лагеря для гражданских лиц расстреляли ещё 615 советских граждан. И ни капли сожаления: «Во всех экзекуциях речь идёт о расово неполноценных низших элементах»¹². В сводке № 73 от 4 сентября 1941 года айнзатцгруппа доложила о рекордных успехах: «Была продолжена фильтрация лагерей для гражданских лиц в Минске. В ходе фильтрации ликвидировано 733 человека. Речь идёт о совершенно неполноценных элементах преимущественно азиатского происхождения, оставлять которых на оккупированной территории ни при каких обстоятельствах невозможно»¹³.

Большинство людей, расстрелянных в лагере «Дрозды», было захоронено в приспособленной под братскую могилу огромной траншее длиной 350 метров. Упокоение здесь нашли около 10 тысяч человек. Исключение составили только те евреи, которых на казнь немцы куда-то вывозили на машинах. Ориентиром для определения места их расстрела могут стать воспоминания Бориса Хаймовича, который подробно рассказал о днях пребывания в лагере: «В один из дней подъехал автомобиль, оттуда в рупор объявили: военнопленные должны отделиться от гражданских. Искали коммунистов, переодетых командиров Красной Армии… На следующий день до нас очередь дошла. Снова сортировка – на евреев и прочих. Окружили отсеянных евреев. Набралось нас тысяч десять – больше, меньше, поди сосчитай. Явился комендант лагеря и такую речь держал. Немецким властям, мол, требуются евреи-специалисты: инженеры, врачи, юристы, учителя, артисты и так далее. Короче, люди интеллигентных профессий, а также квалифицированные рабочие. Всех специалистов надо переписать и списки передать ему, коменданту. Кое-кто засомневался: провокацией, чудовищным обманом попахивает. Около половины инженеров, врачей и прочих, тем не менее, записались. Мы с Евсеем тянули до последнего момента, потом посовещались и решили записаться в рабочие. Рабочих стали сгонять в одну колону, служащих, то есть интеллигенцию, – в другую…

А на рассвете понаехало гитлеровское начальство. Приказали построиться. Колонну служащих стали в машины запихивать. Три-четыре машины набьют битком и отъезжают. Минут через двадцать слышны пулеметные и автоматные очереди. Возвращаются машины пустые и снова погрузка…»¹⁴

Итак, исходные данные для анализа есть: приблизительно двадцать минут езды гружёного автомобиля и слышимость пулемётных выстрелов.

Наиболее распространенный немецкий грузовой автомобиль для военных с 1938 года до начала войны выпускался компанией «Büssing-NAG» в двух модификациях: «Bussing-NAG 500-А» (полноприводный) и «Bussing-NAG 500-S» (заднеприводный). Он имел 6-цилиндровый дизельный двигатель мощностью 105 л.с., грузоподъемность – 4,7 т и максимальную скорость – 65 км/ч. Качество покрытия минских дорог позволяло этим автомобилям ездить значительно быстрее 40 км/ч. Об этом можно сделать вывод из приказа комендатуры стационарного лагеря № 352 («Лесного лагеря») от 25 апреля 1942 года: «Принимая во внимание бережное отношение и сохранение галечного покрытия улиц во время таяния снега, устанавливаются ограничения скоростей и конкретно: для легковых автомобилей не более 50 км в час, для грузовых автомобилей не более 40 км в час»¹⁵.

Исходя из этих данных, грузовой автомобиль за 18–20 минут должен был проехать приблизительно 12–13 км, с учётом того, что необходимо прибавить 1–2 минуты для выгрузки людей и подведения их к месту расстрела. Но с такого расстояния звук пулемётных выстрелов уже не будет слышен. Это значит, что автомобили, выехав на Заславскую трассу, не поехали дальше на север, а повернули на запад или восток. Массовые захоронения западнее Дроздов на расстоянии слышимости выстрела есть в районе Масюковщины, но… В Директиве командам полиции безопасности и СД, откомандированным в стационарные лагеря военнопленных, подписанной 17 июля 1941 года, о которой шла речь выше, особое внимание обращалось на то, что экзекуции не должны проводить в лагере или в непосредственной близости от него. А в то время в Масюковщине уже был создан «Лесной лагерь» – шталаг № 352. Поэтому ни при каких обстоятельствах немцы не стали бы там расстреливать евреев!

В случае поворота колонны на восток место прибытия по времени как раз вписывалось в так называемые Куропаты. С такого расстояния в Дроздах пистолетные выстрелы уже не будут слышны, но при безветренной погоде пулемётные очереди или винтовочные выстрелы доноситься могут. Хорошему распространению звука способствовал равнинный рельеф местности между Дроздами и Куропатами, а также господствующее расположение участка возвышенности, на котором происходили расстрелы евреев.

Подводя промежуточный итог изучения преступлений айнзатцгруппы «В», можно с уверенность сказать, что начиная с первых дней оккупации Минска, в так называемых Куропатах немцы регулярно расстреливали мирных жителей еврейской национальности.

Литература:

1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1396, л. 18.

2. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1396, л. 20.

3. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1396, л. 18–19.

4. НА РБ, ф. 1363, оп. 1, д. 66, л. 367.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 1–4.

6. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 2–3.

7. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 4.

8. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 53–54.

9. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 59–60.

10. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 93.

11. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 101–102.

12. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 159.

13. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 182.

14. Д. Гай. Десятый круг. Москва, 1991. С. 159–161.

15. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 104.

Августовские погромы в гетто

Согласно переписи евреев, проведённой в середине июля 1941 года в Минске, их численность составляла около 80 тысяч человек, из них примерно 55 тысяч минчан и 25 тысяч беженцы из Польши и западных областей Беларуси. Таким образом, несложно сосчитать, что приблизительно 30 % проживавших в Минске в начале войны евреев были выходцами из Польши¹.

Через три недели после захвата белорусской столицы, 19 июля 1941 года, немцы, реализуя гитлеровскую программу уничтожения евреев, решили создать в западной части города гетто. На следующий день эту новость довели до жителей столицы. Уже в первых числах августа в гетто было сосредоточено около 80 тысяч человек. Всего же через него прошло около 100 тысяч человек.

Многочисленные материалы о минском гетто, размещённые в интернете, доказывают, что физическое уничтожение евреев началось фактически с первых дней его существования: «Первая облава на жилища людей прошла уже в августе 1941 года». В Википедии это событие описывают чуть подробнее, с указанием количества жертв: «Август 1941 года – первый крупный погром. Было убито около 5 000 евреев». В обоих случаях трагедии пяти тысяч евреев авторы статей посвящают всего строчку!

Документы Национального архива Республики Беларусь во всех деталях «из первых уст» описывают картину тех страшных событий. В них записаны воспоминания очевидцев, переживших весь ужас существования в гетто, в том числе и о событиях августа 1941 года. Так участница коммунистического подполья Слава Соломоновна Гебелева-Асташинская рассказала, что в августе 1941 года немцы организовали облавы на молодых мужчин и женщин. В течение месяца таких акций было три: 14, 26 и 31 августа. Во время их проведения гитлеровцы уничтожили более 10 тысяч человек. Кроме этих дневных облав, фашисты устраивали ночные налёты на гетто, во время которых также было уничтожено большое количество населения².

Воспоминания Розы Афроимовны Липской: «С первых дней создания гетто фашисты начали систематически истреблять его население. Сначала были облавы на молодых мужчин и женщин. Такие облавы были в течение августа 1941 года – 14, 26 и 31 августа. В этих облавах было уничтожено более 10 тысяч»³.

Воспоминания Арона Герцовича Фитерсона, участника Гражданской и Великой Отечественной войн, минского подпольщика: «Население гетто пережило очень многое. Запомнились три погрома: 14, 18 и 31 августа 1941 года были облавы на мужчин. 14 августа отправили на Широкую улицу, часть расстреляли, часть оставили. 18 августа – уничтожили большое количество евреев мужчин. 31 августа – всех окружили, уничтожили»⁴.

Из материала к процессу над Эйхманом: «В августе месяце фашистские власти начали вылавливать и истреблять работоспособных людей, особенно мужчин. Три массовые облавы были организованы 14-го, 26 и 31 августа 1941 года. Их вывели в неизвестном направлении и уничтожили»⁵.

Из беседы с партизанами бригады «Дяди Васи» – Ентой Пейсаховной Майзлес и Фридой Шлмеовной Гурвич, которая состоялась 29 октября 1942 года в деревне Хворостовье: «Немцы проводили массовые облавы на мужчин, проживавших в гетто… Облавы были 14-го, 16-го, 24-го, 26-го
и 31-го августа 1941 года»⁶.

Подытоживая показания свидетелей, можно констатировать, что речь идёт о шести погромах, происходивших в различных частях гетто в августе 1941 года. Сопоставляя количество жертв во время августовских погромов с немецкими документами, убеждаешься, что число 10 тысяч евреев, указанное очевидцами, представляется явно завышенным. Согласно опубликованным данным, за время августовских погромов немцы расстреляли около 5 000 человек.

Описывая эти страшные события, очевидцы вспоминали, что 14 августа по гетто разнесся слух: «Ловят мужчин». Часть гетто была окружена, многих мужчин погрузили в машины и увезли. Немцы объяснили, что вывозят людей для работы на военных объектах. То, что у гестапо называлось работой, на всех других языках означало смерть.

Необходимо отметить, что при описании большинства погромов узники гетто демонстрировали хорошую осведомлённость о месте уничтожения их соотечественников, если это происходило в пределах Минска. А в выше изложенном случае известно только направление: «отправили на Широкую улицу». В то время там находился пересыльный лагерь минского СС. Сейчас это улица Куйбышева, недалеко от Комаровского рынка.

Из лагеря на улице Широкой был предусмотрен маршрут вывода заключённых на расстрел по улице Цнянской, которая переходила в полевую дорогу к деревням Подгорное и Цна-Йодково. Именно этим путём обычно двигались колонны обречённых на смерть евреев. Других мест массовых захоронений вдоль этого маршрута до настоящего времени не найдено.

Литература:

1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 140.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 14.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 63.

4. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 150.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, № 837, л. 169.

6. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 168.

Генрих Гиммлер

Ключевым событием, превратившим «хмызняк за Зелёным Лугом» в фабрику смерти, стал приезд в Минск Генриха Гиммлера 14–15 августа 1941 года. В минском аэропорту группенфюрер СС Артур Небе лично встретил Гиммлера и сопровождавшего его начальника личного штаба рейхсфюрера СС обергруппенфюрера СС Карла Вольфа и отвёз в Дом правительства – свою штаб-квартиру. Там их уже ждали офицеры айнзатцгруппы «В» с руководителем айнзацкоманды № 8 Отто Брадфишем. Они курировали минский лагерь для военнопленных и гражданских лиц.

О чём точно говорилось на встрече Гиммлера и Небе, к сожалению, неизвестно, но, по словам Вольфа, визит проводили в рамках выполнения указания Гитлера об усилении борьбы с партизанами. Приезд наиболее влиятельной фигуры Третьего рейха в Минск в первую очередь был связан с изучением опыта реализации личного приказа Гитлера по уничтожению больших групп евреев. Ещё раньше, узнав, что в Минск собирается приехать рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, генерал-комиссар Генерального округа Белоруссия гауляйтер Вильгельм Кубе решил порадовать высокого гостя захватывающим зрелищем и одновременно продемонстрировать уже отлаженную, четко работающую систему уничтожения рас. Вместе с бригаденфюрером СС Артуром Небе он разработал подробный сценарий расстрела приблизительно 120 евреев из минского гетто.

К удовлетворению Кубе, Гиммлер охотно принял предложение да ещё пригласил с собой высшего руководителя СС и полиции в Центральной России обергруппенфюрера СС Эриха Юлиуса Эбергарда фон дер Бах-Зелевски, штаб-квартира которого тогда находилась в городе Могилёве. К тому же сам рейхсфюрер СС хотел лично разобраться в методах массовых расправ, вызвавших некоторые жалобы в армии.

В свою очередь Карл Вольф утверждал, что всё получилось случайно: почти сразу после речи Гиммлера перед высшими офицерами айнзатцгруппы «В» им сообщили о предстоящей казни «сотни еврейских шпионов и саботажников», и рейхсфюрер СС решил присутствовать на ней. «Хорошо, что я смогу хоть раз увидеть всё сам», – сказал он. По утверждению Вольфа, до этого дня Гиммлеру никогда не приходилось наблюдать, как убивают человека. Неудивительно, что по такому случаю в минском гетто был устроен погром, и большое количество евреев вывели в лагерь СС на улице Широкой, который Гиммлер посетил в ходе визита.

Из записей адъютанта Г. Гиммлера Вернера Гротманна за пятницу, 15 августа: «Утро. Присутствовали на казни партизан и евреев в окрестностях Минска. Инспектировали лагерь для заключенных. 14.00 – обед в Доме правительства. 15.00 – поездка в минское гетто. Инспекция психиатрической больницы. Вечером – возвращение в Минск, ужин и ночлег в Доме правительства». В тот же день фотограф Вальтер Френтц записал в своём дневнике: «Завтрак с рейхсфюрером СС в Минске, лагерь для заключенных, казнь, обед в Доме правительства, психбольница, колхоз. Рейхсфюрер СС взял с собой двух белорусских мальчиков (для отправки в Берлин). Принят в ряды СС генерал-лейтенантом Вольфом».

Общую картину казни частично можно восстановить из показаний, данных на суде К. Вольфом, присутствовавшим во время расстрела. Он рассказывал, что евреев ударами принуждали спрыгивать в яму и приказывали лечь на живот, после чего 8–10 палачей стреляли одновременно в голову или шею, затем следующую партию людей заставляли спрыгивать и ложиться поверх только что убитых.

Гиммлер упивался картиной казни ставших ненужными, непригодными к работе узников гетто, любовался слаженными, отработанными действиями эсэсовцев. Следует отметить, что в то время часто тяжелораненого узника закапывали вместе с убитыми без лишних формальностей. Именно так происходило и во время той казни. Всё шло чётко, строго по сценарию. И никто, разумеется, не ожидал, что Гиммлер оплошает: ему стало дурно от вида льющейся крови и от того, что две еврейки были только ранены, а не убиты сразу. Когда рейхсфюрер СС увидел, как несчастные женщины продолжают шевелиться и звать на помощь, Гиммлер утратил вдруг вошедшую в поговорку бесстрастность и впал в полуобморочное состояние. Трясясь в истерике, он кричал на эсэсовцев, обвиняя их в плохой стрельбе, и чуть было совсем не потерял сознание, но его ловко подхватил на руки Карл Вольф¹.

Интересными являются воспоминания командира айнзатцкоманды № 8 штурмбанфюрера СС Отто Брадфиша, который задал Гиммлеру вопрос: кто же несёт ответственность за массовое уничтожение евреев? Брадфиш написал: «Гиммлер сделал из своего ответа целую речь, в которой просил офицеров айнзатцкоманды № 8 не беспокоиться, так как все приказы отданы лично Гитлером. Стало быть, всё сводилось к гитлеровскому приказу, имеющему силу закона, и только он (Гиммлер) и Гитлер несут ответственность за его исполнение». Чуть не потеряв сознание во время расстрельной акции, Гиммлер на совещании долго возмущался, кем же мы воспитываем исполнителей расстрельных акций, и ратовал за то, чтобы найти другие, «более гуманные способы» ликвидации ненужных людей.

После этого эсэсовцы старались пачкать руки кровью как можно реже, поручая карательные и расстрельные акции местным и заезжим предателям из Украины, Латвии и Литвы. Поскольку эти подразделения вооружали трофейным советским оружием, то неудивительно, что в ходе раскопок на Сергеевой горе, так называемых Куропатах, в могилах были найдены гильзы от советского оружия. По приезду в Германию Гиммлер дал указание доставить в Минск около полдесятка «душегубок», что и было исполнено. Но до этого евреев продолжали уничтожать в огромных количествах «традиционными» способами.

Описание расстрела евреев 15 августа 1941 года будет логически не завершенным, если не упомянуть материалы допроса Отто Адольфовича Матонога, проведённого в июне 1945 года: «В июне месяце 1941 года, по приказу Гиммлера от 25 мая, в районе Дибена Гайда вблизи Лейпцига, со всех городов Германии и проректората были сосредоточены 4 группы гестапо, так называемые айнзатцгруппы «А» – направление Ленинград, «B» – Москва, «C» – Крым и «D» – Кавказ. В каждую группу входило 600–700 человек гестаповцев. Я попал в группу «B» с направлением Москва, в 8-ю айнзатцкоманду… В каждой айнзатцкоманде было по 120 человек гестаповцев. Айнзатцгруппой «В» руководил генерал-майор гестапо Небе…

В Белостоке, Барановичах, Минске, Орше и Могилёве капитан Прип, которого я возил, насаждал полицию и староство. Во всех этих городах разграбили склады, музеи и некоторые квартиры, отправляя в Берлин и другие немецкие города всё это добро. Часто после опустошения поджигали дома, так сожгли музей в Минске. По приказу Гиммлера, переданному через генерала Небе, во всех этих городах расстреливали сотнями и тысячами евреев и население, настроенное против Германии. Расстреливали людей из русского станкового пулемета «максим» оберштурмфюрер Шенфлюк и Папе, штурмбанфюрер майор Дирлевангер (этот воевал против Второй Испанской республики, которая опиралась на поддержку Советского Союза, в частности, военнослужащих Красной Армии, – прим. авт.). В Минске расстреливали людей три дня, при этом присутствовал сам Гиммлер, эти расстрелы фотографировали на пленку для кинофильма. Расстреливал также лейтенант шуцполиции Динтер, который в Минске убит на улице неизвестно кем. Расстреливал приближенный Небе – Шмидт, потом гуаптштурмфюрер Гассе, оберштурмфюрер Гарнишмахер².

В начале августа 1941 года, какого числа не припомню, наш отряд приехал в город Минск, здесь нами устанавливалась власть и наводился порядок, здесь я заболел, но от моих сослуживцев я узнал, что в Минске на следующий день после нашего приезда было арестовано 800 человек и в последующие дни в разное время один раз арестовано 700 евреев, а в следующий раз 600 евреев. Все эти люди спустя один день, якобы за поджог какой-то фабрики, были вывезены за город и на какой-то площади, где раньше обучались войска, были расстреляны… Мне известно со слов моих товарищей, работников гестапо, о том, что в Минске при расстреле присутствовал сам Гиммлер»³.

Для определения места расстрела евреев необходимо объединить в единую картину все эти показания. Как следует из записей адъютанта Гиммлера В. Гротманна и фотографа В. Френтца, два мероприятия – казнь евреев в окрестностях Минска и инспектирование лагеря для заключённых на улице Широкой – прошли до обеда. Евреи, вывезенные после погрома из минского гетто 14 августа, находились в лагере на Широкой. Из показаний Отто Матонога следует, что этих людей расстреляли там, «где раньше обучались войска». Таким образом, указание места расстрела дано предельно точно и ясно. В окрестностях Минска других полигонов для тренировки советских военнослужащих, находящихся вблизи лагеря на улице Широкой и используемых для массового захоронения людей, просто нет! Поэтому можно однозначно утверждать, что августовские расстрелы, описанные О. Матонога, на которых присутствовал Г. Гиммлер, происходили на территории урочища, называемого в настоящее время Куропатами.

Литература:

1. Э. Иоффе. Чем занимался Гиммлер на белорусской территории. Рэспубліка, 02.07.2011.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 218–219.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 120–121.

322-й полицейский батальон

Ещё одним свидетельством массового расстрела евреев в Куропатах является дневник боевых действий 322-го полицейского батальона. Весь «славный боевой путь» этого подразделения палачей был обильно полит еврейской кровью вперемешку с таковой многочисленных большевиков и комиссаров. Полицейский учебный батальон «Вена-Кагран» 15 апреля 1941 года реорганизовали в 322-й полицейский батальон¹. Затем из Вены его передислоцировали в Варшаву, где он и находился до начала Великой Отечественной войны.

Для проведения карательных акций в августе 1941 года 322-й полицейский батальон передислоцировали в Минск. До этого времени его личный состав занимался «рутинной работой» в Белостоке и его окрестностях: прочёсывал город, проводил обыски, в ходе которых выявлял крупные склады, а у населения конфисковывал большие запасы кожи, резины, продовольствия и прочих предметов. При этом полицейские выявляли и изымали всевозможное оружие, разыскивали большевистских комиссаров и коммунистов. Журнал боевых действий батальона сохранил достаточно подробное описание их, так сказать, подвигов. Небольшие выдержки из него дают достаточно полное представление о службе подразделения.

«2 августа 1941 года.

В результате быстро проведённой батальоном специальной акции по аресту коммунистов в Беловеже и окрестностях из 72 перечисленных в списке коммунистических функционеров удалось арестовать и расстрелять 36 человек.

Во время проведения этой акции батальон получил радиограмму от группенфюрера СС: «Командиру 322-го полицейского батальона и унтерштурмфюреру Гертелю. Батальон из Восточной Пруссии отправлен в Беловежу, так как 322-й полицейский батальон срочно необходим восточнее Минска...»

11 августа 1941 года.

В частях батальона пристрелка трофейного оружия и изучение материальной части².

13 августа 1941 года.

…По приказу высшего начальника СС и полиции 1-я рота сегодня выступает в Минск. В течение трёх дней рота должна там нести различную караульную службу и выделять команды сопровождения.

16 августа 1941 года.

1-я рота сегодня, в 20.30, прибыла из Минска. Во время пребывания в Минске 1-я рота выполняла задачи по охране различных зданий, а также выделяла охрану в связи с прибытием в Минск рейхсфюрера СС Гиммлера.

30 августа 1941 года.

Место расположения не изменилось.

Батальон без 8-й роты занимается стрелковой подготовкой. В 16.30 предварительное совещание командира батальона с оберштурмфюрером Кохом из СД в присутствии командиров рот по вопросу проведения акции против евреев 31 августа и 1 сентября 1941 года в еврейском гетто Минска. Срок проведения антиеврейской акции 31 августа 1941 года, начало в 15.00. Для проведения акции батальон выделяет две роты.

31 августа 1941 года.

7-я и 9-я роты проводят еврейскую акцию в Минске, во время которой арестовано примерно 700 евреев, в том числе 64 женщины. Все арестованные доставлены в тюрьму г. Минска^{3, 4}.

1 сентября 1941 года.

9-я рота совместно с СД и НСКК (национал-социалистский автомобильный корпус) участвовала за Минском в расстреле 914 евреев, в том числе 64 евреек. Среди этих лиц находилось около 700 чел. евреев и евреек, арестованных вчера 7-й и 9-й ротами во время акции в минском гетто и доставленных в тюрьму. Расстрелы прошли без особых эксцессов. Попыток побега благодаря удобно выбранной местности для расстрела, осмотрительности руководства и уже приобретённому опыту со стороны мужчин евреев не было. Благодаря решительным и надёжным действиям 9-й роты, вся работа закончена в кратчайший срок. 64 еврейки расстреляны за то, что во время акции оказались без еврейских нашивок»^{5, 6}.

В описании действий батальона обращает на себя внимание факт, что незадолго до проведения карательной акции его личный состав был вооружён трофейным оружием. Поэтому неудивительно, что в ходе раскопок в Куропатах были найдены гильзы от советского оружия! Об этом же расстреле упоминал в беседе партизан Рафаэл Моносович Бромберг. Сославшись на рассказ товарища, работавшего в минской тюрьме, он сообщил, что приблизительно в последних числах августа была очередная так называемая разгрузка тюрьмы. Вывезли девять машин людей. Расстреливали их за Выставкой в лесу. Тяжелораненых клали в яму вместе с убитыми и засыпали землёй⁷.

О том, что описанный расстрел евреев происходил в Куропатах, подтверждает упоминание об «удобно выбранной местности». Те, кто ходил по территории Куропат, без лишних слов поймут, о чём шла речь. Проходя по гребню холма вдоль Заславской дороги, приблизительно через равные промежутки с южной стороны склона, обращённого в сторону так называемой дороги смерти, можно видеть следы от четырёх пулемётных точек. Эти позиции пулемётчиков не могли использовать для обороны красноармейцы, поскольку они направлены в противоположную от фронта сторону! В их сектор обстрела входила территория низины, ограниченная спереди холмом, так называемой Голгофой. В настоящее время возле некоторых пулемётных точек активистами заботливо установлены католические кресты (неужели в память тех фашистов, которые оттуда расстреливали находящихся внизу евреев?). Если рассматривать открывшуюся взгляду низину, то с противоположной стороны, слева, недалеко от еле заметных остатков рва, видна ещё одна пулемётная точка. Таким образом, пространство этой гигантской чаши простреливалось пулемётами с различных позиций, и вся территория была видна палачам как на ладони.

Но это ещё не все пулемётные точки, направленные в гигантскую чашу! Как оказалось, был ещё один особенный пулемёт – легендарный «максим». Именно из него в первые месяцы оккупации расстреливали в Куропатах евреев. Находился он в паре десятков метров западнее от памятника, установленного ныне на вершине Голгофы. Чуть ниже вершины холма, недалеко от проходившей здесь когда-то просёлочной дороги, остались следы окопчика с двумя пулемётными гнёздами. Активисты заботливо их отметили установкой католического креста.

О том, кто и как проводил расстрелы, после войны давал показания один из нацистских преступников – Отто Адольфович Матонога. Его информация уже приводилась ранее⁸. А о том, что именно отсюда расстреливали из пулемёта «максим», утверждал в воспоминаниях чудом выживший М. И. Позняков, рассказ которого будет приведён в следующей главе. Несложно представить, насколько были прагматичны немецко-фашистские захватчики: по просёлочной дороге машины поднимались почти к самой вершине холма, останавливались возле пулемётного расчёта, людей выгружали и здесь же расстреливали. Ничего лишнего, никакой пустой траты времени! Настоящий конвейер смерти. Оставалось только по-быстрому бросать трупы в ямы и закапывать, а затем рыть новые могилы…

Стоя возле пулемётного гнезда и глядя вниз, где оборвалось столько жизней, начинаешь душой понимать, что стоит за сухими строками отчёта палачей о расстреле евреев в Куропатах: «Попыток побега благодаря удобно выбранной местности для расстрела... не было». Безусловно. Сбежать оттуда было невозможно… Обобщая все вышеуказанные данные, можно с уверенностью утверждать, что 1 сентября 1941 года личный состав 9-й роты 322-го полицейского батальона совместно с СД и НСКК именно в Куропатах расстрелял 914 евреев.

Литература:

1. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 7.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 40.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 45.

4. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 928, л. 3.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 936, л. 46.

6. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 928, л. 5.

7. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 55–57об.

8. НА РБ, Ф. 1440, оп. 3, д. 918, л. 120–121.

Куропаты

Одним из ключевых моментов фальсификации истории расстрелов является происхождение топонима «Куропаты». Для наглядности обратимся к свидетельским показаниям, приведённым З. С. Позняком: «А ці мела раней назву тое месца, што было потым абгароджана, той бор на ўзгорках, спыталіся мы ў жыхароў Драздова. Так, адказалі яны, мясьціна называлася Курапаты. «А чаму?» – «Бо вясной там скрозь расьлі белыя кветкі – «курапаты». – «Курасьлепкі хіба?» – «Ага, курасьлепкі – курапаты (дыялектная назва белых пралесак)». Как просто! В трёх предложениях сформулированы три ложные концепции, за которыми замаскированы преступления фашистов. Разберём каждое из них по отдельности.

Во-первых, обратим внимание на ту ложь, которую изначально заложили в сам вопрос: «той бор на ўзгорках». Ранее уже рассматривались факты и свидетельские показания, указывающие на то, что никакого «бора на ўзгорках» перед войной там уже не было. Что касается забора, то он ограждал войсковое стрельбище, на котором не было и не могло быть бора по определению. Поскольку в тире на мишенном поле не может быть ни деревьев, ни кустов: они помешают огневой подготовке.

Следующая ложь заложена в утверждении Позняка, что эта местность называлась Куропатами. Местная жительница Екатерина Николаевна Богойчук рассказала: «В деревне Цна я проживаю с самого рождения. Лес, который расположен между кольцевой дорогой и Заславской, называют Брод. Я не слышала, чтобы его называли Куропатами». Как поведала жительница деревни Дроздова Екатерина Ивановна Авдеенка, жители соседних деревень это место называли Сергеева гора. Но ни прокуратура, ни тем более Позняк на эти показания не стали обращать никакого внимания! Эти люди оказались для них неправильными свидетелями, поскольку они разрушали придуманную Позняком кровавую историю расправы органов НКВД над мирными жителями в Куропатах! Но численность «неправильных» свидетелей постоянно увеличивалась. Показания давали люди, которые пережили весь ужас немецкой оккупации и сами были участниками многих событий, связанных с Куропатами.

Третья ложь, вложенная в уста свидетелей, связана с происхождением самого топонима. Нелепая легенда, придуманная, самим Позняком или его консультантами, несмотря на национальный колорит, в реальности маскировала страшные преступления, совершённые фашистскими захватчиками в годы оккупации. Слово «Куропаты» никогда не являлось топонимом и официально не употреблялось ни до, ни после войны. Его не удалось найти ни в послевоенных, хранящихся в архивах показаниях свидетелей, ни на советских, ни на немецких картах. Это слово впервые официально было обнародовано З. С. Позняком для описания местности возле деревни Цна-Йодково. Соответственно, так называемые Куропаты не могли упоминаться ни в архивах НКВД, ни в немецких архивах, чтобы подтвердить или опровергнуть версию о расстрелах. Настоящая история возникновения этого образчика сленга была описана в газете «Во славу Родины» 23 июня 1994 года (также в газете «Мінская праўда» № 5, 1994 г.). Её рассказал бывший командир партизанского отряда «Ленинец» бригады «Дяди Коли» Иван Харитонович Загороднюк.

…За успешно продвигавшимися на восток фашистскими войсками следовала айнзатцгруппа «В», зачищавшая оккупированную территорию от евреев, комиссаров, коммунистов и прочих «неполноценных элементов». После взятия Москвы для обеспечения оккупантов рабочей силой в безлюдный город планировали направить большое количество обслуживающего персонала, преимущественно еврейской национальности, в первую очередь переводчиков, а также врачей, парикмахеров, стоматологов, сапожников и других специалистов. Ответственность за подбор и доставку всех этих людей, хорошо владеющих немецким и русским языками, была возложена на айнзатцгруппу «В». Специалисты перемещались вместе с айнзатцгруппой «В» вслед за наступающими немецкими войсками. Но случилось непредвиденное: под Смоленском оккупанты встретили ожесточённое сопротивление Красной Армии, и наступление немецко-фашистских захватчиков застопорилось на неопределённое время. Поэтому все отобранные люди были брошены в Оршанскую тюрьму для уголовников, которых отпустили на все четыре стороны при отступлении советских войск. Часть их даже организовала партизанский отряд с шуточным названием «Гоп со смыком». Долго в тюрьме переводчики и прочие не просидели. Их погрузили в товарные поезда и направили в сторону Минска, подальше от фронта. В одном из эшелонов месте с ними отправили и несколько вагонов с советскими гражданами, которых немцы арестовали после взятия Орши.

С сентября 1941 по май 1942 года на перекрестке Логойского тракта и дороги Боровая – Заславль, а также в том месте, где улица Цнянская переходила в полевую дорогу к деревням Подгорное и Цна-Йодково, можно было видеть стрелочные указатели военного типа с надписью на немецком языке «Курпатен юден». Так называлась немецкая операция по ликвидации евреев-переводчиков. Die Kur – лечение, der Pate – крестный отец. Что-то вроде лечения крестным отцом евреев. В роли крестного отца выступали палачи из подразделений СС и СД, а единственным способом их лечения был расстрел. Этими указателями обозначалось направление доставки 7,5 тысячи переводчиков еврейской национальности, которые перед нападением на СССР были мобилизованы айнзатцкомандой «В» в Австрии, Германии, Чехословакии и Польше для работы в Москве после её оккупации.

Вагоны с советскими гражданами, которых немцы арестовали после взятия Орши, прибыли первыми. Арестантов под охраной литовского и латышского батальонов, вооружённых советским оружием, пешком провели через весь Минск в сторону расположения немецкого гарнизона «Зелёный Луг». Там их заставили на холмах, расположенных в 400 метрах от гарнизона, копать ямы, сооружать проволочные заграждения, строить насыпную стенку для улавливания пуль и другие объекты фортификации.

В начале сентября 1941 года стали прибывать колонны переводчиков, которых партиями подводили к ямам и расстреливали. Первым расстреляли какого-то австрийского еврея-миллионера, у которого сначала вымогали его сокровища, обещая сохранить ему жизнь, а потом застрелили. Под наблюдением немцев евреев и тех, кто рыл им могилы, расстреливали латышские и литовские легионеры, вооружённые трофейным советским оружием. В живых остались лишь единицы: те, кто владел прибалтийскими языками и сумел выдать себя за литовцев или латышей. Более подробно о расстреле евреев-переводчиков рассказал непосредственный участник этих событий, чудом спасшийся от расстрела Михаил Иванович Позняков, бывший подпольщик города Орши, партизан-разведчик отряда «Дяди Коли». В письменных обращениях в прокуратуру Беларуси, общественную комиссию и средства массовой информации он подчёркивал, что является живым свидетелем массовых расстрелов гитлеровцами и их латышскими прислужниками на этих холмах лиц еврейской национальности, привезённых в на нашу землю из стран Западной Европы.

После установления мин на Савенском шоссе и подрыва на них немецких транспортных средств в августе 1941 года М. И. Познякова вместе с отцом и двумя родственниками немцы арестовали и заключили в Оршанскую тюрьму. Он вспоминал: «...Гитлеровцы ворвались в дом и начали грабить. Забрали всё съестное, а потом принялись за нас: как так, почему не убыли в Германию, здоровые мужчины отсиживаются дома. Отец прикинулся больным, другие тоже жаловались на здоровье. Тогда они вытолкали нас из дома и бросили в машины. Всех нас доставили в оршанскую тюрьму. Здесь в основном были евреи из Гамбурга, Польши и Австрии. Двое суток нам не давали ни воды, ни еды. В камерах – ни сесть, ни лечь, так как было битком набито народу.

Затем начали сортировать. Русских и белорусов отдельно, евреев – отдельно, погрузили в вагоны-телятники. Евреев отдельно, а нас, русских и белорусов, всего 120 человек, – отдельно загнали в два вагона. Вначале мы думали, что повезут в Германию, но мы прибыли в город Минск. Ночью всех пригнали на северо-восточную окраину города. Здесь уже были лопаты, кирки и топоры. Нас заставили вбить колья и натянуть металлическую сетку. Это была ограда, чтобы мы не убежали. Затем по два-три человека мы принялись под ударами плёток рыть ямы. Наша группа, как потом выяснилось, рыла могилы. Другая группа русских и белорусов рыла землянки, окопы и траншеи. Вскоре пригнали огромную толпу евреев. Нам приказали лечь ниц. Началась пальба. Когда несколько сотен евреев было расстреляно, нам приказали их засыпать землёй. Страшная казнь продолжалась несколько часов. Латыши были вооружены наганами, карабинами, автоматами. Стреляли в голову, давали очереди из пулемётов по большим группам евреев. Первых раздевали догола, а потом с жертв снимали только хорошую одежду. Мы скрыто наблюдали весь ход казни.

Я уже рассказывал, что моя бабушка была латышкой. Она научила меня этому языку. Получилось так, что нам в тюрьме ни воды, ни еды не давали, и когда везли в вагоне – также. И вот, когда я выпрямился, чтобы отдохнуть, ко мне подошел один из командиров карателей в немецкой форме, хромовых сапогах, а на боку кобура с наганом, и хотел ударить плеткой. Он закричал на меня по-латышски, что я хочу? Я ему по-латышски сказал, чтобы дали воды и еды. «Ты откуда знаешь латышский?» – спросил он и опустил плеть. У меня как-то машинально вырвалось: «Я из Риги, был в Орше у родственников, и нас застала война». «Вас всех расстреляют после окончания Курпатюден, – сказал каратель. – Мы в таких делах убираем и свидетелей».

Этот их командир хвастался награбленным золотом и пообещал выпустить земляков, сказал, что примет нас в их батальон, который стоит в Риге. Он доставал и показывал нам деньги, золотые пятёрки и червонцы (николаевские), коронки золотые и зубы. Офицер, гестаповец или эсэсовец, увидел, подошёл к нему и рассматривал. Затем вынул из сумки кожаный мешок и ему показывал тоже золотые деньги, коронки, часы, браслеты… Затем латыш поинтересовался, почему с ним не разговаривают мои родственники, на что я ответил, что они очень обижены таким обращением с ними. Он, довольный собой, улыбался. Пообещал нас выпустить.

Однажды он сказал мне: «Иди и говори своему отцу, брату и родственнику, чтобы шли к часовому». А часовому сказал, чтобы тот поднял сетку и выпустил нас. Потому мы все четверо остались живыми. Так знание латышского языка спасло меня и моих родственников.

Узнав о Куропатах из публикаций, я изложил письменно всю правду и направил обращение первому заместителю председателя Верховного Совета БССР тов. Шушкевичу С.С. Но как это письмо оказалось в прокуратуре г. Майкопа Адыгейской автономной области, я до сих пор не знаю. Ко мне уже трижды приходили двое, приехавшие из Белоруссии. Угрожали, требовали, чтобы я отказался от своих слов и явился в прокуратуру к тов. Соболеву, изменил показания. А иначе обещали изъять материалы из архива о моей подпольной работе в г. Орше и партизанской борьбе. Говорили: «Если ты этого не сделаешь, то мы тебя вообще уберём». Последний раз ко мне домой приезжали 25 июля 1991 года».

История Михаила Ивановича Познякова неоднократно публиковалась в средствах массовой информации: в газетах «Вечерний Минск» за 2 и 13 августа 1991 года; «Во славу Родины» за 3 августа 1991-го, 30 июля 1992-го, 23 июля 1994-го; «Политика. Позиция. Прогноз» № 10 (14); «Белорусская нива» за 9 июня 1999 года.

Лагерь СС на улице Широкой – 1941 год

Вскоре после проведённой фильтрации жителей Минска в лагере «Дрозды» штаб айнзатцгруппы «В» 5 августа 1941 года передислоцировали в Смоленск. По указанию Г. Гиммлера, посетившего столицу Белоруссии
14–15 августа 1941 года, к проведению карательных и расстрельных акций немцы всё чаще стали привлекать заезжих предателей из Украины, Латвии и Литвы. Вкратце остановимся на палачах из Литовского охранного батальона.

Первым из Каунаса в Минск 6 октября 1941 года прибыл 2-й Литовский охранный батальон под командованием майора А. Импулявичюса в составе 23 офицеров, 464 унтер-офицеров и рядовых. После чего их присутствие в Минске стало постоянным. Главной их задачей была борьба с партизанами. По мере поступления многочисленных сообщений об усиливавшемся партизанском движении в Белоруссии военный начальник СС и полиции при имперском комиссаре по восточным областям решил дополнительно передислоцировать из Каунаса в Минск 11-й резервный полицейский батальон¹. С 31 октября 1941 года 11-й резервный полицейский батальон направил для дальнейшего использования 1-ю роту литовского полицейского батальона в Койданово. С того времени литовские батальоны стали именоваться литовскими полицейскими батальонами с добавлением пункта их формирования. Подчинённые подразделения называли ротами. Например, 1-я рота литовского полицейского батальона Кауена.

После отвода двух немецких рот 11-го резервного полицейского батальона в Минске остался литовский полицейский батальон Кауена, который находился в распоряжении начальника минского гарнизона в первую очередь для несения караульной и охранной службы. Исключение составляла рота этого батальона, которая в соответствии с пунктом 5 приказа от 27 октября 1941 года была откомандирована в Койданово².

По приказу коменданта в Белоруссии, командующего вермахтом «Остланд» № 21 от 10 ноября 1941 года 11-й полицейский батальон Кауена со штабом и двумя немецкими ротами поступил в подчинение начальника СС и полиции³. После его прибытия в Минск 2-й Литовский охранный батальон перешёл в подчинение 11-го резервного полицейского батальона майора И. Лехтгаллера, получив новый номер – 12-й. Он активно участвовал в карательных действиях против партизан и мирного населения до лета 1944 года. Согласно отчетному докладу, большинство карательных акций этот батальон проводил в пределах Минской области, но и сама столица не осталась без их внимания.

В трёх сотнях метров от Московского шоссе, на улице Широкой, 5 июля 1941 года оккупанты создали концентрационный лагерь СС, который просуществовал до 30 июня 1944 года. Его территория площадью 60 500 м² была обнесена деревянным забором, поверх которого натянули колючую проволоку. Первоначально в нём содержали евреев мужчин и военнопленных. Потом военнопленных вывезли в лагерь в Масюковщине, а на Широкой остались работоспособные евреи.

К сентябрю 1941 года инициативная группа из коммунистов Главнефтесбыта во главе с И. Казинцом по мере установления её участниками связей с членами партии других групп переросла в подпольную партийную организацию. В середине сентября для руководства подпольной работой был создан дополнительный комитет к предполагавшемуся городскому партийному комитету, сокращённо – Доппартком.

Согласно свидетельству подпольщика Николая Афанасьевича Юркова (кличка Пижон), в августе 1941 года пленный полковник (подпольная кличка Майоров) передал, что у них в лагере на улице Широкой организовано более сотни человек проверенных бойцов, готовых стать на защиту Родины. Мол, он поднимет лагерь на ноги по первому сигналу и желает связаться с подпольной организацией Минска. Для связи офицер хочет направить коменданта барака Глушко (Галушко). Подпольщик Юрков рассказал: «Я передал К. Д. Григорьеву, получил через некоторое время согласие от оперативной группы «Нефтяников» о встрече. В первых числах сентября 1941 года произошло знакомство подпольщиков с помощником коменданта Комаровского лагеря. Присутствовали Григорьев и Казинец. Это был худой с рыжими усиками, но стремительный в движениях пожилой человек. Он сразу же заговорил сам:

– Мне всё известно! Николаю Юркову как коммунисту я вполне доверяю. Сам я член партии с 1919 года. Уговоримся: на работе я буду подбирать надёжные группы. Они сами будут расправляться со своей охраной. Вам надо только указывать направление, чтобы не напороться на заставы, доты зенитчиков, и выводить их за город. Уйдя в лес, они будут создавать партизанские отряды.

Исай обсудил условные знаки. Решили, что вдали от места проведения работ появится женщина с вязанкой хвороста за плечами и будет уходить в определённом направлении. Это будет означать, что только по тому маршруту нужно двигаться беглецам – до тех пор, пока она не сбросит с плеч хворост. Это будет знак, что они уже за городом. Во время прощания помощник коменданта горько усмехнулся и сказал:

– Моя судьба предрешена, и никто уж мне не в силах помочь. Но когда-нибудь вы узнаете, что я не был подлецом. Я сам с Украины, фамилия моя – Глушко…»⁴ О существовании в лагере на улице Широкой подпольной партийной организации вскоре стало известно немецкому командованию. Для её ликвидации силами 11-го резервного полицейского батальона в лагере были проведены две крупные карательные акции.

Из отчётного доклада о карательных операциях известно, что 15–16 октября 1941 года две роты литовской охранной полиции под командованием немецкого офицера произвели облаву в лагере для гражданских арестованных лиц в Минске. При этом ликвидировано 625 коммунистов⁵. Следующий погром в этом лагере был произведен 18 октября силами роты охранной полиции. В ходе облавы ликвидировано 1 150 коммунистов⁶…

В послевоенное время недалеко от расположения лагеря было обнаружено два захоронения людей. Одно находилось на месте бассейна «Горизонт», второе – на месте школы возле подземного перехода к Комаровскому рынку. Идентифицируя эти захоронения, необходимо отметить, что обычно рядом с лагерем немцы хоронили умерших от болезней, голода и холода узников. Принимая во внимание требования директивы к командам полиции безопасности и СД, подписанной 17 июля 1941 года, в которой указывалось, что экзекуции не должны проводиться в лагере или в непосредственной близости от него, можно с уверенностью утверждать, что всех евреев-коммунистов ликвидировали и похоронили в другом месте. Наиболее близким к лагерю захоронением евреев являются Куропаты.

Литература:

1. НА РБ, ф. 651, оп. 1, д. 1, лл. 2, 8.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 952, лл. 32, 33, 38, 39.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 952, л. 45.

4. НА РБ, ф. 1346, оп. 1, д. 156, лл. 5–6об.

5. НА РБ, ф. 651, оп. 1, д. 1, лл. 4, 10.

6. НА РБ, ф. 651, оп. 1, д. 1, л. 5, 10.

Украинские батальоны

Летом 1941 года немцы издали секретный приказ по формированию украинских батальонов из числа военнопленных, находящихся в лагерях. Основным критерием отбора было желание служить оккупантам и способность самостоятельно стоять на ногах и не падать от голода, то есть иметь «более или менее свежий вид». Немцы не стремились разбираться в истинной национальности военнопленных. Если на вопрос «Украина?» давали утвердительный ответ, то в батальон попадал и белорус, и русский, но преобладающее большинство всё же составляли украинцы. Этой категории пленных предоставляли несколько лучшие условия жизни, обмундирование и питание. Из этих людей формировали батальон СС. В дальнейшем им были предоставлены права почти наравне с немецкими солдатами – по питанию и правовому положению¹. Так в Минске был организован 2-й украинский батальон под названием «рабочий батальон». Его личный состав размещался в артиллерийской полковой школе на Комаровке.

Чуть раньше по такой же схеме 10 июля был сформирован 1-й украинский батальон в Белостоке. Украинцам обещали, что их направят на родину для работы. Александр Васильевич Ларионов, назначенный поваром в батальоне, рассказывал, что вместе с ним поварами работали Орёл и Павел Галущенко, врачом был Цицория. Численный состав 1-го батальона составлял 481 человек. В августе началась его передислокация. Планировали направить людей на машинах до Минска, а из Минска на Украину. Сначала увезли 30 человек, а через неделю всех остальных. Первые из отправленных имели белые повязки с надписью по-немецки «шуцман». Когда приехала остальная часть батальона, эти 30 человек несли службу по охране людей. Уже по прибытии в Минск 1-й батальон был переименован в 41-й.

При организации 2-го батальона пленные минских лагерей из него часто убегали. Но через месяц он был сформирован и переименован в 42-й украинский батальон. Его численность составляла 1 086 человек. Это точное число, поскольку такое количество людей состояло в батальоне на довольствии². 41-м батальоном командовал лейтенант Александр Яловой. До войны он окончил артиллерийскую школу. После перевода батальона в Минск, его полностью перевели на солдатский режим. 42-м батальоном командовал бывший лётчик лейтенант Крючков. Личный состав 41-го и 42-го украинских батальонов располагался отдельно и при выполнении служебных задач не пересекался³.

Размещались солдаты украинско-литовского батальона в зданиях бывших казарм на Сторожевской улице, недалеко от пивоваренного завода «Беларусь» (современный завод «Аливария», – прим. авт.)⁴. Форма бойцов в основном была красноармейской, за исключением кокарды из жёлтого материала на пилотках. Впоследствии личному составу 41-го батальона красноармейскую гимнастерку заменили на литовский мундир. Бойцы ходили в пилотках и зимних шапках, вооружены все были советскими винтовками⁵.

Ключевым событием, повлиявшим на выполнение задач украинскими батальонами, стал приезд в Минск Генриха Гиммлера 14–15 августа 1941 года. После первых казней, как уже подчёркивалось выше, немцы старались пачкать руки кровью как можно реже, доверяя карательные и расстрельные акции местным и заезжим предателям, в том числе и из Украины. Поскольку немцы вооружали их подразделения трофейным советским оружием, то неудивительно, что в ходе раскопок в так называемых Куропатах в могилах были найдены гильзы от советского оружия.

После произошедших 7–8 ноября 1941 года массовых расстрелов евреев местное население стало относиться к украинскому батальону с ненавистью. Раньше на рынке люди продавали товар всем покупателям. Но с осени если к продавцу подходил кто-либо из батальона, то ему отказывали. Такое же отношение было и к литовцам, которых в Минске находилось до двух сотен. Население заявляло им: «Пусть вас кормят немцы!»⁶ Не слишком баловали украинцев и сами немцы. Когда на октябрьские праздники (!) 12 человек из батальона выпили и стали петь советские песни, немцы посадили их на гауптвахту, а после пороли розгами. Если кто-нибудь не являлся в батальон или не отдавал при встрече честь – били палками.

По-разному сложилась дальнейшая судьба бойцов украинских батальонов. На базе 41-го батальона открыли офицерскую двухмесячную школу, а остальные курсанты обучались строевой подготовке. Начальником штаба 41-го батальона был назначен Кузьмин, бывший старшина РККА, командиром 1-й роты – лейтенант Григорий Кадуков, симпатизировавший советской власти. Когда ему доверили немецкий автомат, он расстрелял из него несколько полицейских. В результате Кадукова убили...

42-й батальон зимой по большей части работал на железной дороге: чистил снег, разгружал и грузил вагоны. За зимний период оба батальона несколько раз вооружали, а затем разоружали, что объяснялось неустойчивым политико-моральным состоянием бойцов. Очень часто у них находили листовки. Рядом с казармами украинских батальонов был расположен карательный отряд из литовцев, но в марте их расположение подверглось бомбардировке советской авиацией, во время которой погибло много литовцев⁷.

В марте 1942 года партизаны хотели вывести из украинского батальона 200 человек с условием, что они перебьют командиров и захватят оружие, в том числе миномёты. Но среди этих двух сотен оказались предатели. Так что смогли сбежать только 47. Полторы сотни человек расстреляли или повесили⁸.

Литература:

1. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 58об.

2. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 163–163об.

3. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 165.

4. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 206.

5. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 209.

6. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299 л. 54.

7. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 163–165об.

8. НАРБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 54.

Ноябрьский погром 7–8 ноября 1941 года

«Боевое крещение» первая рота 41-го украинского батальона (личный состав 100 чел.) получила, расстреливая евреев 7–8 ноября¹. В архивных документах, впрочем, как и в интернете чаще всего можно найти описание ликвидации евреев 7 ноября возле Тучинки. Его особенностью было то, что людей вели туда колонной, поскольку расстояние до места казни измерялось несколькими десятками минут ходьбы. Под могилы использовали огромные карьеры, оставшиеся после добычи глины. Однако рассказы очевидцев доказывают, что это было не единственное место уничтожения людей. Во время массового погрома, приуроченного ко Дню Великой Октябрьской социалистической революции, расстрелы происходили ещё в двух точках.

В документальной повести Давида Гая «Десятый круг» указано, что перед ноябрьским погромом в гетто из лагеря на Широкой прибыл Городецкий, чернявый, статный, в кожанке, до скрипа затянутой ремнями, как всегда, с улыбочкой на красиво вылепленных губах. Его уже знали в гетто. Частенько он врывался сюда со своей ватагой. Избивал, насиловал, грабил. И всегда с улыбочкой. Хмурым его никто не видел.

На сей раз Городецкий не разбойничал, был по-деловому сосредоточен. Предъявил юденрату список мастеровых, узнал, кто где живёт, обежал дома, забрал нужных ему людей и увёз с собой в лагерь. Туда же перебралась и часть юденратовцев. На рассвете 7 ноября в гетто въехали большие чёрные закрытые машины. Следом прибыли полицейские и гестаповцы. И началось… Оцепив часть улиц, врывались в дома, всех выгнали и начали погрузку. Набивая машины до отказа, вывозили людей за город, в Тучинку, в старые бараки и возвращались².

Сохранилось подробное описание, как расстреливали евреев бойцы 1-й роты 41-го украинского батальона на территории 6-й колонии НКВД по Танковой улице, за железнодорожным переездом. Привожу выдержки из беседы с партизаном 3-го отряда Никитина Рафаэлем Моносовичем Бромбергом³: «Нет слов и нет красок для того, чтобы описать все ужасы погромов. Вот кратко, как расстреливали евреев в бывшем помещении 6-й колонии НКВД по Танковой улице, за железнодорожным переездом (в бывшей тюрьме на улице Кальварийской, в настоящее время тюрьма снесена, – прим. авт.). Мне это известно со слов солдата украинского батальона. Это был первый массовый погром. В колонию привезли евреев из гетто на машинах, держали сутки во дворе под навесом. Затем приказали снять с себя всю одежду и привели к краю вырытых ям. Выстроили в шеренгу 1-ю роту украинского батальона СС полиции, которая стоит в Минске по Широкой улице, в здании казарм 38-го кавполка, и приказали солдатам открыть огонь.

После первой команды не было ни одного выстрела. Подали вторую команду «огонь» – раздалось 2–3 выстрела в воздух. После этого немцы отвели украинцев, привезли две бочки спирта и напоили их. Затем вторично построили украинцев, за их спинами встали немецкие автоматчики. Тогда украинцы открыли огонь. Многие стоявшие у ямы просили: «Окажи услугу, бей в голову, чтобы не мучиться».

Детей раздевали. Финны, литовцы и немцы ломали детям хребет и бросали в яму. Многих бросали живыми. Одна девушка-еврейка, студентка медицинского института, не ожидая своей очереди, повесилась. Немцы очень удивлялись и говорили, что это единственный человек с такой силой воли, а остальные – стадо баранов.

Не все брошенные в ямы были добиты. В город начали стекаться тяжелораненые женщины с детьми. Обезумевшие матери несли на руках маленьких мёртвых детей. В первый погром у ям в 6-ой колонии, за городом на Комаровке, было уничтожено свыше 12 тысяч человек»³.

Описывая события массового погрома в гетто 7 ноября 1941 года, партизанки бригады «Дяди Васи» Ента Пейсаховна Майзлес и Фрида Шлмеовна Гурвич рассказывали: «7-го утром, в 7 часов, немцы начали бить прикладами по окнам и кричать: «Выходи!» Стоял шум от большого количества машин. Затем стали заходить в квартиры, выгонять жителей на улицу и сажать в автомашины… Того, кто не мог двигаться, расстреливали на месте. А остальных массами возили на машинах к месту расстрела. Причём немцы пошли на такую провокацию, что всем отправляемым на машинах насильно вручали красные знамена и заставляли петь «Интернационал», желая этим показать, что везут людей на расстрел за попытку организовать демонстрацию. Увезли на машинах около 14 000 человек за город, где заранее были приготовлены ямы. Стреляли в толпу. Кто раненый, кто убитый, а кто живым сам бросался в яму, а вечером некоторые вылезли из ям и приходили обратно. Особенно приходили обратно дети. Уйти можно было только в гетто, так как население города в дома не пускало, а некоторые даже выдавали евреев»⁴.

О ноябрьском погроме писали в разведывательной сводке, представленной секретарю ЦК КП(б) Белоруссии товарищу Эйдинову, по состоянию тыла противника на 1 июля 1942 года: «Перед праздником Октябрьской революции немцы вывесили приказ о том, чтобы никто из русских не прятал в своих квартирах евреев, в противном случае будут уничтожены все хозяева квартир и сами квартиры, где будут обнаружены евреи. По городу распространился слух, что немцы решили «поздравить евреев с праздником», перед этим за городом заготовили большие ямы, а с утра 7-го ноября и до вечера на грузовых автомашинах к ямам подвозили еврейские семьи. Женщины кричали: «Зачем вы нас убиваете, что мы вам сделали плохого, пожалейте детей!» Фашисты, не обращая внимания, раздевали всех, сталкивали с машин, сопротивляющихся били прикладами, детей насаживали на штыки и бросали с машины. Дети кричали и с таким общим криком, машины шли по всей улице к ямам, там всех выстраивали вокруг ям и расстреливали из пулеметов. Детей, пытавшихся убегать, накалывали на штыки и бросали ещё живыми в ямы»⁵.

Более подробно о происходивших в тот день событиях рассказал Михаил Иосифович Брейтман-Петренко: «…При первом массовом расстреле евреев 7 ноября 1941 года, когда их выводили за город, было вырыто 14 ям. Загоняли людей в ямы и расстреливали, а на их трупы заставляли становиться других, которые разделили участь первых. При таком массовом расстреле, когда раздаются предсмертные крики, когда кровь льётся рекой, эти кровожадные убийцы преспокойно объявляют перерыв и около ямы кушают и пьют, мучения недобитых представляют им удовольствие.

Одна женщина подошла со своим ребенком к украинцу, который стоял на посту, и обратилась со следующими словами: «Слушайте, я вас прошу, спасите моего ребёнка, он у меня русский!» Ребёнок же уцепился за шею матери и говорит сквозь слезы: «Нет, мама, никуда я не пойду, я хочу быть с тобой вместе!» Ребёнку этому не больше 4–5 лет. Стоявший поблизости немец из СС спросил, о чём она говорит. Ему перевели, что говорил ребёнок и что говорила мать. Тогда он велел этой женщине рыть яму, потом положил туда ребёнка и велел ей засыпать его. Мать не могла этого сделать, тогда он облил ребенка бензином и живым спалил его. Мать там же сошла с ума, голой она бежала по всему полю, а немцы смеялись и стреляли из винтовок и автоматов – кто первым попадёт»⁶.

В приведённых выдержках из документов указывается, что евреев расстреливали возле 14 вырытых ям. Соответственно, ни Тучинка, ни Копище Второе этим местом быть не могли, поскольку в Тучинке для захоронения использовали глиняные карьеры, а в Копище Втором было восемь огромных котлованов. А как сообщалось раньше, именно ямы были, так сказать, визитной карточкой, для куропатских захоронений!

И обратите внимание: «При таком массовом расстреле, когда раздаются предсмертные крики, когда кровь льётся рекой, эти кровожадные убийцы преспокойно объявляют перерыв и около ямы кушают и пьют...». Вспомните, как археологи в раскопе № 3 нашли остатки куриной грудки: «Сярод чалавечых рэшткаў знойдзеныя косьці птушкі (грудзінка), хутчэй за ўсё курыцы». Позняк сходу нашел этим остаткам курицы своё, противоречащее всякой логике объяснение: «Пэўна, рэшткі харчовых прыпасаў, узятых у дарогу». Также давайте вспомним и о найденной в ходе раскопок стеклянной бутылке. Тогда Позняк не стал комментировать, как она попала в могилу. А вот приведённое выше свидетельство даёт понятное и однозначное объяснение данным находкам: во время расстрелов палачи сделали перерыв на обед, а ёмкость – предмет, так сказать, сервировки их пикника на фоне трупов.

Необходимо также ещё раз напомнить свидетельские показания Н. Карповича, когда он рассказывал следствию, что сотрудники НКВД «на расстрел привозили людей на грузовых машинах с будкой чёрного цвета». Описание «чёрных воронков» НКВД И. И. Бетанова: «Я не знаю, почему их называли «чёрным вороном», но выкрашены они были в серый, мышиный цвет». Вот так Н. Карпович в показаниях врал, описывая фашистские грузовые машины, говоря, что это «чёрные воронки» НКВД.

Ещё важным среди показаний свидетелей является рассказ о криках женщин: «Зачем вы нас убиваете, что мы вам сделали плохого, пожалейте детей!» А ведь нечто подобное упоминали и свидетели, найденные Позняком, когда пытались представить ноябрьский погром 1941 года как беззакония НКВД.

Для того, чтобы развеять всякие сомнения по поводу нахождения места расстрела евреев «за городом», привожу ещё несколько свидетельских показаний. О том, что в Куропатах были жертвы немецко-фашистских оккупантов, прямо свидетельствуют показания партизанки Т. А. Устиловской, которая неоднократно ходила (её путь пролегал недалеко от урочища) из Минска в Логойск и обратно, скрывалась одно время в гетто. Она подтверждала факт массовых расстрелов в 1941–1942 годах немцами и их прислужниками людей на северо-западной окраине Минска, в районе Боровой. Там нашли упокоение, отмечала Татьяна Андреевна, многие узники гетто и лагеря, что был на улице Широкой.

Бывшая партизанка Л. П. Салтанович, выступая 25 января 1995 года по белорусскому радио в передаче «Мост», рассказывала, что Рахиль Глатхенгауз, которую она у себя прятала в русской печи зимой 1941–1942 годов, после очередной казни в минском гетто искала тело брата Абрама в районе деревни Цна-Йодково. Рахиль нашла труп брата в месте, которое сейчас называют Куропатами: там были незасыпанные ямы с телами расстрелянных. Она утверждала, что вывозили туда людей на больших чёрных машинах по Логойскому тракту. Вместе с этим рассказом стала известна первая фамилия из того длинного списка жертв гитлеровцев – Абрам Глатхенгауз…⁷

В 1950 году в Минске проходил судебный процесс по делу изменников Родины. Был сделан запрос в Москву, и оттуда в Прокуратуру БССР поступило вот такое сообщение: «Анализ материалов уголовных дел № 1857 по обвинению Минковича И. И., № 18305 по обвинению Лошицкого С. В., № 3451 по обвинению Рыбко А. К., осуждённых в послевоенные годы за измену Родине и службу в гитлеровских карательных формированиях, показал, что они засвидетельствовали о расстрелах в 1941–1944 гг. фашистскими оккупантами граждан на окраине г. Минска в районе совхоза «Зелёный Луг» и деревень Дубовляны, Кожухово, Паперня Минского района». И это, обратите внимание, было сказано осуждёнными задолго до появления Куропат. Об этом 8 сентября 1988 года писала и газета «Советская Белоруссия» – статья под заголовком «Остаются в памяти народной». Больше того, тот же И. И. Минкович, несший охрану минского гетто до начала 1942 года, «на окраине Минска по направлению к Зелёному Лугу расстрелял еврейку по имени Дора»⁸. Разве из этого не ясно, что упомянутый полицай конвоировал евреев из гетто к Зелёному Лугу и по дороге застрелил женщину?

В газете «Мы и время» (№ 5, 1991 г.) на всю полосу была опубликована статья под заголовком «О чём молчат брустверы?» (рубрика «Тропинка памяти уходит в страшный год»). Её авторы – Б. Буцевич, Е. Гарблюк и Е. Яковлев. Привожу показания так, как они даны в газете.

«Очевидец З., 1920 года рождения, ссылаясь на авторитетные источники, прямо указывает, что в Куропатах в 1941–1943 годах немецко-фашистские оккупанты расстреливали узников минского гетто, в их числе гамбургских евреев».

Другие свидетели вспоминали, как осенью 1941 года фашисты гнали колонну из гетто по улице Горького на расстрел за Болотную станцию. Пригоняли евреев в ту осень и на принудительные работы в подсобное хозяйство торфопредприятия «Цна». Проживавший в войну в д. Затишье (2–2,5 км севернее Болотной станции) 85-летний гражданин Р. отмечал, что узников минского гетто гнали и возили в район деревень Цна-Йодково – Зелёный Луг. Из города в продолжении улицы М. Горького в том направлении была прямая дорога, по которой ездили не только подводы, но и автомашины. «…Во время войны от Болотной станции к Зелёному Лугу тянулась траншея и забор из колючей проволоки. В окрестностях деревень стояли гарнизоны»⁹.

Уточняя численность уничтоженных в начале ноября 1941 года евреев, в книге «Война немецкого вермахта и полиции в 1941–1944» приводят донесение зондеркоманды «1В» в Минске. Там указано: «С 7 по 11 ноября 1941 года по приказу штаба айнзатцгруппы «А» было расстреляно свыше 6 тысяч евреев из минского гетто, чтобы высвободить место для немецких евреев, прибытие которых вскоре предстояло. Эта массовая экзекуция была проведена полицией порядка, сотрудниками СД и украинскими добровольцами, участвовали в этих расстрелах СС ПФ Белоруссии, бригаденфюрер СС Реммер...»¹⁰ Исходя из приведённого донесения, количество евреев, расстрелянных в период с 7 по 11 ноября 1941 года, исчисляемое 14 тысячами человек, представляется явно завышенным.

Подводя итог всех этих многочисленных показаний, сохранившихся в архивных документах и опубликованных в разное время в книгах и периодической печати, задаёшься вопросом: какие, скажите, нужны ещё доказательства тому, что в Куропатах лежат расстрелянные в годы Великой Отечественной войны евреи? Кроме того, эти показания откровенно указывают на то, что свидетели, подобранные Позняком, увиденное во время погромов 1941 года, приписали на счёт НКВД. Как машины гитлеровцев «с чёрными будками» они называли «чёрными воронками» НКВД, хотя последние красили в серый цвет. Как доносившиеся из этих машин крики обречённых на смерть евреев из осени 1941 года они ничтоже сумняшеся перебрасывали в довоенное время. Как украинских карателей, одетых в военную форму советских солдат и вооружённых советским оружием, называли сотрудниками НКВД. Так почему истинные сведения до сих пор замалчиваются? Почему для них не нашлось места ни в книге «Куропаты: следствие продолжается», ни тем более на страницах так называемой демократической прессы? Хотя вся эта информация находится в свободном доступе. Любой желающий может записаться в Национальную библиотеку или Национальный архив Республики Беларусь и по ссылкам найти все указанные источники.

Литература:

1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 165.

2. Д. Гай. Десятый круг. Москва, 1991. С. 195–196.

3. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 66об.

4. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 167об.

5. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, № 1299, лл. 220–221.

6. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1288, лл. 1–2.

7. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 56.

8. Там же, с. 57.

9. Там же, с 15.

10. Там же, с 142.

М. Б. Осипова

Отдельного внимания заслуживают показания Героя Советского Союза Марии Борисовны Осиповой, человека из числа наиболее осведомлённых о событиях, происходивших в оккупированном Минске. Будучи руководителем подпольной группы, она вошла в историю Беларуси как участница приведения в исполнение приговора, вынесенного партизанским судом от имени Белорусской Советской Социалистической Республики гитлеровскому палачу Вильгельму Кубе. Разветвлённая сеть минских подпольщиков, входивших в её группу, постоянно информировала своего руководителя обо всём, происходившем в городе. Показания М. Б. Осиповой публиковали в периодической печати: в газетах «Правда-5» (№ 122 от 10.12.1996) и «Во славу Родины» (от 20.11.1996).

Итак: «Я из числа немногих, кто остался в живых, свидетелей тех страшных дней фашистской оккупации. Мне достоверно известно, что в первые месяцы оккупации 1941-го, в 1942-м и 1943-м годах немцами и их пособниками из белорусских, латышских, литовских и украинских предателей проводились массовые расстрелы советских граждан и граждан многих стран Европы в районе Зелёного Луга, вблизи деревни Цна-Йодково, которую именуют теперь Куропатами. («Правда-5» № 122 от 10.12.1996, – прим. авт.)

Я руководила подпольной группой в оккупированном Минске. По моему совету двое подпольщиков – Михаил Алесионок и Фёдор Сибиряков поступили на службу в полицию. На нашу организацию работали и двое немцев. От них я получала подробную информацию о планирующихся акциях против населения и партизан. Эти двое подпольщиков докладывали мне о периодических расстрелах заключённых минской тюрьмы, в которой два раза в неделю проводились «чистки», а также евреев из минского гетто, среди которых были и местные, и так называемые гамбургские. Всех этих людей, по сообщениям наших подпольщиков, вывозили на расстрел в хмызняк за Зелёным Лугом, то есть в так называемые Куропаты. Леса там в то время не было. Такие же сведения неоднократно получала от Марии Скомороховой, работавшей в минской тюрьме заведующей кладовой. Она держала меня в курсе всех событий, проходящих в тюрьме, информировала о предателях. И ещё. Я сама несколько раз видела, как гнали евреев и наших военнопленных на расстрел в сторону Зелёного Луга, нынешних Куропат. Есть этому и другие свидетели («Во славу Родины», 20.11.1996, – прим. авт.)».

Иностранные вещи

Возвращаясь к «Справаздачы» З. С. Позняка, отмечу, что пришло время проанализировать происхождение найденных в захоронениях вещей. О колюще-режущих предметах, эмалированных кружках, фарфоровых блюдечках, опасной бритве, ювелирных украшениях, охотничьих боеприпасах, ремнях и прочих запрещённых вещах, которые должны изыматься при предварительном осмотре ещё на стадии ареста органами НКВД, до того, как люди попадали в тюрьму, ранее уже писалось. Здесь всё предельно просто и ясно: эти вещи ни при каких условиях не могли попасть в камеру заключённых во время репрессий НКВД!

В ходе проведённых раскопок среди множества вещей личного пользования были найдены маркированные предметы ширпотреба, произведённые в Польше, Франции, Австрии, Чехословакии, Германии – обувь, зубные щётки, расчёски, посуда и другие. Согласно заключению эксперта: из 25 обнаруженных в захоронении № 5 расчёсок 18 изготовлены в Австрии, одна – в Польше, одна – в Чехословакии, а из девяти галош три изготовлены в Германии, одна – в Польше, остальные – также иностранного производства. Кроме того, обнаружены зубные коронки, изготовленные из платины. Известно, что этот металл в зубопротезной практике СССР никогда не применялся.

Необходимо отметить, что в 1930-х годах иностранные предметы широкого потребления в СССР не ввозились. Поэтому в своей книге «Куропаты: следствие продолжается» прокурор Тарнавский делает единственно возможный вывод: иностранные вещи пересекали границу СССР, как правило, вместе с хозяевами. В соответствии с данным выводом невольно возникает очередной вопрос: откуда могли появиться эти иностранцы в БССР в 1930-х годах да ещё в таком количестве?

Не будет лишним подчеркнуть, что в ходе последнего расследования с сентября 1997 по апрель 1999 года при эксгумации было в общей сложности извлечено 70 наименований предметов из драгоценных металлов: мостиковые протезы, коронки, обручальное кольцо, цепочка с кулоном и многое другое общим весом 168,83 г. И экспертиза этих вещей, как стало известно от следователя, не проводилась¹.

Обилие запрещённых да ещё к тому же иностранных предметов З. Позняк объяснил просто: в Куропатах сотрудники НКВД расстреливали перебежчиков из Западной Белоруссии, прямо, как говорится, с колёс, даже не обыскав их. Получается, что после присоединения Западной Белоруссии и вхождения республик Прибалтики в Советский Союз людей арестовывали, сразу же везли в Куропаты и расстреливали. Абсурдное утверждение, прозвучавшее из уст сотрудника института истории Национальной академии наук (!), нашло сторонников. И как здесь снова не вспомнить крылатую фразу Йозефа Геббельса, министра пропаганды третьего рейха: «Чем невероятнее ложь, тем быстрее в неё поверят»?!.

В свою очередь в книге «Куропаты: следствие продолжается», авторы которой генеральный прокурор республики Г. Тарнавский, начальник прокуратуры В. Соболев, а также минский журналист Е. Горелик, отрицался факт депортации в Белоруссию, в том числе и в Минск, бременских, гамбургских, варшавских и прочих евреев из стран Западной Европы! Авторы объяснили обилие найденных в захоронениях чешских, австрийских, польских, германских вещей тем, что органы НКВД расстреливали там жителей Западной Белоруссии, переходивших границу до 1939 года.

Однако приведённые в книге несколько историй о перебежчиках даже в то время были неубедительны. В них нет реальных сообщений о массовых расстрелах, а большинство фигурантов уголовных дел приговаривали к различным срокам заключения. Так согласно архивной справке, 20 сентября 1938 года помощником начальника 1-го отделения штаба 18-го погранотряда НКВД БССР за переход границы были арестованы Павел Артёмович Киричук, Иван Варфоломеевич Ковальчук, Владимир Николаевич Денисюк и Любовь Даниловна Прокопчук. Приговором военного трибунала БВО 23 июня 1939 года они были признаны виновными в том, что являлись польскими агентами, тайно перешли Государственную границу СССР для сбора шпионских сведений о воинских частях и о строительстве шоссейных дорог. Денисюк, кроме того, будучи конфидентом польской полиции, выдал дефензиве несколько человек.

Киричука и Ковальчука приговорили к 10 годам лишения свободы каждого, Прокопчук – к 8 годам лишения свободы, Денисюка – к расстрелу. Необходимо отметить, что в результате девятимесячного следствия из четырех человек был вынесен лишь один приговор к высшей мере наказания! Столь длительное следствие и избирательный подход никак не вписываются в созданную З. С. Позняком концепцию массовых расстрелов жителей Западной Белоруссии в Куропатах. Понятно, что данный пример не только не подтверждает, но, скорее, опровергает эту гипотезу.

В качестве следующего примера, якобы подтверждающего расстрелы жителей Западной Белоруссии в Куропатах, Г. Тарнавский приводит показания Василия Демьяновича Волошко и Анастасии Игнатьевны Игнатчик. Они рассказали о том, как в августе 1938 года, спасаясь от очередного ареста, вместе с односельчанами Герасимом и Яковом Красовскими, Сидором Лоско и другими, «фамилий уже не помню», перешли советскую границу. Их леденящие душу рассказы о дикости и беззаконии, которые пришлось пережить в советской тюрьме в 1939 году, убедят любого скептика в правдоподобности происходившего.

В период гласности и перестройки, когда все жители постсоветского пространства находились под воздействием антикоммунистической эйфории, никто даже и не пытался перепроверить «правдивое печатное слово», написанное прокурором Г. Тарнавским, да и не было тогда такой возможности. В настоящее время, когда в интернете в свободном доступе имеются списки всех жертв НКВД, не составляет большого труда убедиться в том, что Яков Красовский, его брат Герасим, Павел Волк и Сидор Лоско не были расстреляны! Неудивительно, что автор книги акцентировал внимание на том, что это были показания очевидцев – какой, мол, с них спрос? Точно так же не был расстрелян Викентий Осипович Гринкевич, которого Иван Николаевич Рапацевич «больше… не видел, о его судьбе ничего не знаю».

Таким образом, примеры, приведённые прокурором Г. Тарнавским в качестве доказательства массовых расстрелов перебежчиков из Западной Белоруссии, по своей сути являются опровержением данной концепции. Они только подтверждают, что никаких массовых расстрелов этих перебежчиков ни в Куропатах, ни в других местах не производили!

Судя по документам, приведённым в книге В. И. Адамушко «Палітычныя рэпрэсіі 20–50-х гадоў на Беларусі», к расстрелу в Западной Белоруссии в 1939–1941 годах было приговорено около четырёх сотен человек. В основном их судили как польских террористов, участвовавших в уничтожении советских военнослужащих и работников органов власти. Приговорённых содержали в тюрьмах Западной Белоруссии. И только в первый день войны, 22 июня 1941 года, было решено привести приговоры в исполнение.

Необходимо также отметить, что перебежчиками в БССР, как правило, являлись жители приграничных районов, бедные крестьяне. Откуда у них были иностранные вещи? А ведь именно для объяснения происхождения этих предметов и была придумана история с расстрелами перебежчиков. Между тем, в братских могилах найдены зубные протезы, мосты, коронки из золота, серебра, платины. В СССР многие из подобных сплавов и металлов для протезирования не применялись. Версия З. С. Позняка не даёт логичных ответов на возникающие вопросы. Например, откуда у крестьян-перебежчиков дорогие вещи, украшения и кожаные пальто? Как у них с собой оказались эмалированные кружки и миски, другие запрещённые в местах заключения предметы? А ведь все эти, так сказать, тайны открываются сами собой при изучении истории минского гетто…

Вскоре после возникновения минского гетто, количество его жителей превысило 80 тысяч человек. Для приёма евреев из Западной Европы в ноябре 1941 года немцы провели так называемую зачистку местных евреев, отделили колючей проволокой часть территории города – на улицах Республиканской (сейчас Романовская слобода), Опанского и Шорной и назвали её зондергетто № 1. Зондергетто № 2 было создано между улицами Кустарной (не сохранилась), Димитрова, Шпалерной, Островского и Немига. Всех прибывающих евреев из западноевропейских стран селили только в этих двух местах.

В уголовном деле бывшего начальника полиции безопасности и СД в Минске оберштурмбанфюрера СС Г. Хойзера (в ведении которого находился Тростенецкий лагерь смерти) фигурировал график прибытия эшелонов с обречёнными на смерть евреями из разных европейских городов за период 8–28 ноября 1941 года и за время от 11 мая до 9 октября 1942 года. Станцией назначения был Минск.

Первую партию депортированных 8 ноября 1941 года составляли жители Гамбурга численностью 990 человек: по этой причине всех иностранных евреев стали называть гамбургскими. Вслед за ними прибывали в Минск всё новые и новые эшелоны с евреями, где их ждало уничтожение:

10 ноября – 993 чел. из Дюссельдорфа;

11 ноября – 1 042 из Франкфурта;

14 ноября – 1 030 из Берлина;

16 ноября – 999 из Брно;

19 ноября – 408 из Гамбурга;

19 ноября – 500 из Бремена;

28 ноября – 1 001 из Вены.

С того времени Минск стал центральным пунктом прибытия и ликвидации евреев, депортированных из Германии и других западных стран. Сюда эшелонами привозили обречённых на муки и смерть людей из Франции, Польши, Чехословакии, Венгрии, Австрии и Греции.

По официальным данным, с ноября 1941 по октябрь 1942 года, из Западной Европы в Минск было направлено семь транспортов с евреями из Германии (6 428 чел.), 11 транспортов из Австрии (10 476 чел.) и семь транспортов из Чехии (7 000 чел.). Всего в 25 транспортах было депортировано 23 904 человека. По последним уточнённым данным израильского учёного Шалома Холявского, в период с ноября 1941 по октябрь 1942 года из третьего рейха и протектората в Минск депортировали 35 442 еврея.

Как установлено подлинными немецкими документами, по указанию главного управления имперской службы безопасности СД в Минске осуществляли массовое уничтожение евреев, которых в специальных эшелонах, в каждом по тысяче человек, привозили из разных стран Европы. Организацию этих операций и их руководство осуществлял непосредственно начальник отдела минского СД Георг Хойзер. Подтверждением этих фактов служат многочисленные немецкие железнодорожные документы, а также личное распоряжение Хойзера от 21 июля 1942 года, адресованное в главную железнодорожную дирекцию: «По причинам технического порядка я приказал моему отделению в Барановичах (унтерштурмфюреру СС Амелюнгу) разгрузить упомянутый поезд с евреями в Барановичах. Прошу дать соответствующие указания железнодорожной дирекции вокзала Барановичи. Последующие поезда с евреями будут снова приниматься мною в Минске»².

Таким образом, разобравшись, как и откуда в Минске в массовом количестве появились евреи из Западной Европы, попытаемся найти в документах объяснение, почему в могилах с их телами оказались вещи личной гигиены, кружки, блюдца и так далее. Обратимся к материалам судебного процесса над фашистскими преступниками. Подсудимый унтер-офицер Франц Карл Гесс дал показания, что участвовал в расстреле 2 000 узников минского гетто 10 или 11 декабря 1941 года. А было так. Утром погрузили узников гетто на машины. Чтобы евреи не волновались, им говорили, что везут на работу или же в баню. Так что люди, которых отправляли на расстрел, не зная о такой цели нацистов, собирали соответствующие вещи с собой в дорогу. На самом деле их вывозили на то место, где проводили расстрелы³. Потому неудивительно, что в куропатских захоронениях было найдено так много вещей повседневного домашнего пользования. Кто-то считал, что едет на работу и брал с собой большую кружку в надежде, что днём во время перерыва на обед ему нальют похлебки, кто-то надеялся, что помоется в бане…

Как видно из приведённого выше материала, бесполезно фантазировать и вводить людей в заблуждение, ведь факты – вещь упрямая. Правда уже давно была установлена и описана в документах и материалах судебных процессов над немецко-фашистскими преступниками.

Литература:

1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 74.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 961, л. 15–16.

3. Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР (15–19 января 1946 г.). Госполитиздат БССР, Минск, 1947. С. 175–179.

Зима 1941–1942 гг.

С наступлением лютых морозов «ликвидация евреев замедлилась, так как земля замёрзла и многие трупы в настоящее время не могут быть погребены. Всеобщее уничтожение невозможно, так как многие из них требуются в качестве рабочей силы». Эта фраза взята из отчёта центрального управления в Людвигбурге от 29 января 1942 года¹.

О промежуточных результатах палаческой работы по окончании 1941 года можно судить из отчёта айнзатцгруппы «А». Количество еврейского населения, уничтоженного в ходе операции против евреев в Минске, – 41 828 человек. Примерное количество ещё оставшихся евреев на тот период составляло 128 000.

Количество экзекуций, проведённых оперативной группой «А» до 01.02.1942 в Белоруссии:

евреев уничтожено – 41 828 (на восточной территории уничтожено 3 600 евреев);

коммунистов – 311;

партизан – 221;

душевнобольных – 298;

прочих – 203².

К этим почти 42 тысячам расстрелянных евреев необходимо добавить ещё тех, кого расстреливала айнзатцгруппа «В». В сводке от 13 июля 1941 года сообщали, что из лагеря гражданских пленных в Дроздах вывезены и ликвидированы 1 050 евреев. С середины июля палачи брали обязательство уничтожать по 200 человек в день. Плюс к этой цифре необходимо добавить, согласно сводке от 29 августа 1941 года, 615 человек, сводке от 4 сентября 1941 года, – 733 человека. Бойцы 9-й роты 322-го полицейского батальона расстреляли 1 сентября 1941 года 914 евреев. Не нужно забывать и о расстреле латышскими коллаборационистами 7,5 тысячи западноевропейских переводчиков в начале сентября 1941 года. Силами 11-го литовского резервного полицейского батальона провели две крупные карательные акции. 15–16 октября 1941-го после поведённой облавы в лагере для гражданских арестованных лиц на улице Широкой в Минске ликвидировано 625 человек, 8 октября – 1 150.

Ввиду того, что в настоящее время численность всех жертв и места расстрелов точно не установлены, можно вести речь лишь о слишком приблизительном количестве евреев, расстрелянных в 1941 году в Куропатах. Необходимо отметить, что в том году ещё не было лагеря смерти в Тростенце, и подразделения СС расстрелы производили преимущественно в Куропатах.

Весной 1942 года, когда земля оттаяла, расстрелы продолжились...

Литература:

1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 142.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 954, л. 35.

Тростенец

С наступлением весны массовые расстрелы евреев под Минском, в «хмызняке за Зелёным Лугом», возобновились. Но созданный в Куропатах комплекс для уничтожения людей и традиционные способы их доставки к месту расстрела не позволяли удовлетворить всё возрастающие потребности гитлеровцев в ликвидации «юде».

В конце марта – начале апреля 1942 года Гейдрих, посетив Минск, встретился с Циннером и Штраухом, недавно оправившимся после ранения и прилетевшим в Белоруссию. Разговор шёл о новых эшелонах с евреями из Западной Европы и оборудовании лагеря смерти в Тростенце¹.

Вскоре задуманное было реализовано. В Тростенце уже существовала почти готовая инфраструктура. Рядом находилась железная дорога, по которой подвозили новые жертвы, а также с её помощью решали другие вопросы, например, материального обеспечения. Лес позволял фашистам скрытно проводить массовые расстрелы. Сараи и поля бывшего советского колхоза имени Карла Маркса дополняли весь этот комплекс. Для обустройства лагеря немцам оставалось только натянуть по периметру колючую проволоку. Здесь в конце апреля 1942-го оккупанты начали массовое уничтожение людей. Большинство эшелонов с евреями из Западной Европы направляли прямо в Тростенецкий лагерь смерти для их уничтожения. О том, как это всё буднично происходило для нацистских преступников, дают представление их отчёты:

«2-й взвод

Минск, 17 мая 1942 года

Отчет о деятельности

Деятельность взвода, т.е. 1 унтер-офицера и 10 человек, после отъезда сначала состояла в том, что мы руководили, вернее, надзирали за рытьём рвов в 22 км перед Минском. Работы продолжались 8 дней и закончились акцией 30.04.1942, в которой принимал участие весь взвод. (Очищение тюрьмы.)

04.05. Мы снова приступили к рытью новых рвов вблизи имения командира и выполняли эту работу сами. На это понадобилось 4 дня.

11.05. В Минск прибыл из Вены транспорт с евреями (1 000 шт.) и сразу с вокзала был доставлен к указанному выше рву. Здесь взвод непосредственно использовался у рва.

13.05. Надзирали за 8 чел., которые рыли новый ров, так как в ближайшее время сюда должен прибыть ещё один транспорт с евреями из рейха...

Унтершарфюрер СС²

2-й взвод войск СС

Минск, 19 июня 1942 года

...Оставшаяся команда численностью один командир и 8 подчинённых 20.05 надзирала за копанием рва недалеко от имения.

26.05. Прибыл транспорт с 1 000 евреев из рейха в Минск, которые были ликвидированы в упомянутом выше рву, в чём принимала участие и команда СС…

28.05 и 29.05 был вырыт ещё один ров.

30.05. Минск посетил рейхсминистр Розенберг, учреждение взяло на себя охрану личности рейхсминистра.

01.06. Сюда прибыл ещё один транспорт с евреями.

04.06. Готовились к проведению крупной операции против партизан. Для участия в операции сюда прибыла группа унтершарфюрера Липпса из Вилейки…

10.06. Группа Липпса снова возвратилась в Вилейку…

15.06. Сюда прибыл ещё один транспорт с 1 000 евреев из Вены…

Унтершарфюрер СС Арльт³

Группа Арльта

Минск, 3 августа 1942 года

Отчёт о деятельности

Работа оставшихся в Минске членов группы остаётся по-прежнему в основном та же. Транспорты с евреями прибывают регулярно в Минск и обрабатываются нами. Так 18 и 19.06.1942 мы снова занимались рытьём рвов на территории посёлка…

26.06. Прибыл ожидаемый транспорт с евреями из рейха…

02.07. Снова копались рвы для приёма транспорта с евреями…

17.07. Прибыл транспорт с евреями, которые были доставлены в имение…

21, 22 и 23.07 были вырыты новые рвы…

24.07. Снова прибыл транспорт с 1 000 евреев из рейха.

С 25.07 по 27.07 копались новые рвы.

28.07. Проведена крупная акция в минском русском гетто. 6 000 евреев были доставлены ко рву.

29.07. 3 000 немецких евреев были доставлены ко рву.

Следующие дни снова заняты чисткой оружия, подгонкой амуниции.

Позже моя группа несёт дневную службу по охране здания тюрьмы…

Поведение людей здоровое, в неслужебное время хорошее и не даёт повода к осуждению.

Унтершарфюрер СС Арльт⁴

Группа Арльта

Минск, 25 сентября 1942 года

Первая половина августа месяца, за исключением двух транспортов с евреями, прошла довольно спокойно. После 15.08 началась подготовка к крупной операции против партизан на территории Белоруссии…

Моя группа, т.е. Сковранек, Тайхман, Хампе, Ауер и я приданы разведкоманде д-ра Хойзера.

Команда Хойзера насчитывает 75 человек, большая часть из которых латыши.

25.09.1942 сюда снова прибыл транспорт с евреями»⁵.

Из приведённых документов следует, что с конца апреля 1942 года основным местом ликвидации евреев стал лагерь смерти в Тростенце. В первые несколько месяцев существования узилища там уничтожали заключённых минской тюрьмы, евреев, привезённых из стран Западной Европы, и жителей минского гетто. В Куропатах продолжили расстреливать и хоронить заключённых из трудового лагеря СС на улице Широкой.

Литература:

1. Г. Д. Кнатько. Ведомство полиции безопасности и СД в Минске. Минск, 2003. С. 11–12.

2. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 146.

3. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 150–152.

4. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 152–152а–152б.

5. НА РБ, ф. 1440, оп. 3, д. 939, л. 153–156.

Лагерь СС на Широкой

Что представлял собой концентрационный лагерь СС на улице Широкой? Уже 21 июля 1944 года, после освобождения Минска от оккупантов, специальная комиссия обследовала его территорию. Внутри находилось: два барака, в которых размещалось четыре тысячи заключенных, карцер, контора немецкой комендатуры, мастерская, баня, амбулатория и погреб, на крыше которого обнаружено большое количество мужской, женской и детской обуви. Установлено, что обувь принадлежала заключённым, уничтоженным в деревне Малый Тростенец, её привозили обратно в лагерь¹. Всего в том концлагере за годы войны было уничтожено 20 тысяч человек. Найти однозначное обоснование этого количества ликвидированных людей не удалось. Члены комиссии нашли и опросили тех немногих свидетелей из числа заключённых лагеря, которым посчастливилось остаться в живых и дожить до освобождения Минска. Практически все они попали в лагерь после августа 1943 года.

В связи с переполнением минской тюрьмы с августа 1943 года для её разгрузки в лагере стали размещать политических заключённых, исключительно мужчин с незаконченным и законченным следствием. С момента освобождения города Смоленска впервые в лагерь стали поступать старики, женщины и дети, отдельные группы крестьян из так называемых партизанских районов. После этого он был превращён из еврейского лагеря в узилище для представителей всех национальностей.

Как вспоминал очевидец, нет ничего ужаснее, чем концентрационный лагерь. Каждая новая партия прибывших заключённых подвергалась унизительным оскорблениям и избиению: «…беги, ложись, вставай, беги»; …садистскому обыску (лишь оставляли на себе пару нательного белья и верхнюю одежду); …пришиванию для идентификации меток различных цветов – жёлтых, красных, розовых, голубых, белых и номера. Впоследствии остались только одни номера: красные цифры – незаконченное следствие, чёрные цифры – законченное.

Кормили очень плохо, особенно в 1943 году. Тот считался счастливым, кому удавалось сварить для себя кружечку картофельной шелухи. Пайку хлеба давали исключительно чёрствую, зачастую заплесневевшую и поеденную крысами. Баланда была жидкая, грязная, ведь картофель не чистили, варили с прилипшей землей. Даже попадались кусочки кирпича. Состав продуктов, входивших в обед, не меняли до тех пор, пока они были на складе. Люди хотели есть, но не могли, пухли от голода. Били исключительно за всё и за то, что попался на глаза: поясным ремнём, резиновым шлангом, кожаной нагайкой, палками, досками и черпаком для раздачи пищи. Особенно любимым удовольствием для начальства было битьё при раздаче хлеба: получай пайку хлеба и удар по голове.

Приезжавший в лагерь главный врач минского СД в то время говорил: «Больных с температурой выше 37 градусов не лечить, им капут: пулемёт-наган». Медикаменты лазарету лагеря не отпускали. Использовали лекарства и перевязочный материал, оставшиеся в чемоданах от вывезенных и уничтоженных врачей – гамбургских и венских евреев. Лагерь служил резервом для отправки людей на каторжные работы в Германию; для уничтожения в отместку за военные неудачи, сопротивление трудящихся, партизанские акции. Систематически производили изъятие из лагеря больных, беременных, инвалидов, стариков, женщин с детьми. Знаменитого профессора Клумова с женой немцы погрузили в «чёрный ворон» вместе с разложившимися тифозными трупами и отвезли в Тростенец.

В связи с наступлением Красной Армии на Минск под видом перевозки узников в другое место и необходимости освобождения территории для размещения немецких войск 29 июня 1944 года началась ликвидация лагеря. Под впечатлением общей паники по настоянию главврача лазарета лагеря Бермана (Воробьёва) немцы два раза выпускали из лагеря больных, беременных, женщин с детьми, стариков и инвалидов, мол, нетрудоспособный элемент. Боясь, что их поведут на расстрел, при выходе часть больных, на свою беду, стала в колонну здоровых. К колонне больных самовольно примкнула стоявшая у шлагбаума небольшая часть заключённых, постоянно работающих в мастерских, так под видом больных они вышла из лагеря. Берман покинул лагерь в 3.00 30 июня 1944 года. Здоровых заключённых на «чёрном вороне» и газовых машинах с прицепом, крытым брезентом, вывезли до 16.00 30 июня 1944 года. Последних из лагеря отправили евреев, в том числе и Розенбаума. После отъезда последних машин со двора лагерь, вместилище зла и страданий, перестал существовать.

Надо отметить, что на Широкой существовала подпольная организация. В конспиративную большевистскую группировку лагеря входили евреи: главврач Берман, переводчик Розенбаум, завхозяйством Шая (политработник Красной Армии) и Мойсиевич².

Из показаний Софьи Мефодьевны Гаралевич, 1925 года рождения, по данным комиссии 17 июля 1944 года: «В Минске немцами был создан ряд лагерей для военнопленных, но я знаю только один – это лагерь, расположенный на улице Широкой, в котором сначала были заключены военнослужащие Красной Армии, попавшие в плен к немцам, и евреи…

Мне хорошо известно, поскольку я жила напротив лагеря, что в нём ежедневно производились расстрелы советских граждан. В особенности массовые расстрелы немцы устраивали перед своим отступлением из Минcка. Начиная с утра, до позднего вечера всех заключённых сажали на машины и вывозили куда-то за город Минск, где производили расстрелы»³.

Показания Марии Андреевны Данильчик на допросе 16 июля 1944 года: «13 ноября 1943 года была арестована и посажена сначала в городскую минскую тюрьму, а потом через три месяца в лагерь, размещённый на улице Широкой, в котором я просидела до 29 июня 1944 года. Отношение немцев к советским гражданам было очень скверное или, если можно так выразиться, зверское. Заключённых морили голодом. На сутки им выдавали примерно 200 граммов хлеба, литр супа из неочищенной картошки и утром литр кипячёной воды. Передач от родственников для заключенных не принимали.

Заключенные ложились спать в 6 часов вечера, причём женщин и мужчин содержали вместе. В три часа ночи немцы устраивали подъём, после чего гнали за получением ста граммов хлеба и кипятка. С 3-х часов ночи до 6 часов вечера заключенные не спали, их часто использовали на различных работах в Минске. На работу немцы высылали всех без исключения, даже беременных и женщин с несовершеннолетними детьми. Каждый заключённый, содержащийся в лагере, имел определенную повязку, т.е. чёрную, которая показывала, что следствие по его делу кончено, и красную, показывающую, что следствие по его делу ещё не кончено. Должна сказать, что беременных и больных, которые не могли выполнять тяжёлые физически работы, немцы вывозили из лагеря и расстреливали. Во время моего пребывания в лагере немцами было расстреляно примерно четыре тысячи советских граждан, в число которых входили русские военнопленные и гражданские лица, арестованные за связь с партизанами.

Многие заключенные умирали от голода, многих отравили газами в закрытых грузовых машинах, которые немцы называли «чёрными воронками», многих больных и беременных вместе с детьми расстреливали тут же в лагере или сажали в машины и вывозили за город, где и производили расстрел. Я помню хорошо, что в марте 1944 года, какого числа из-за давности вспомнить затрудняюсь, комендант лагеря Вакс и Кирмус расстреляли якобы за связь с партизанами молодую девушку 22 лет по имени Валя. Расстрел происходил на моих глазах. Её труп Вакс и Кирмус стащили в специально приготовленную для этой цели яму, закрытую специальной крышкой. Через два-три дня, как только в яме собиралось много трупов, их отвозили якобы на Кальварийское кладбище. В апреле или же в мае 1944 года на моих глазах представители СД, фамилии их не знаю, с участием названных мною комендантов была посажена в машину гражданка по имени Зина из дер. Ратомка, вывезена за город Минск и там расстреляна.

Перед отступлением немцев из Минска в лагере были расстреляны почти все заключенные. Причем расстреливали и прямо на территории лагеря и за городом. В числе расстрелянных находились и мои родственники по мужу Щуцкий Филипп, отчество забыла. Удалось спастись немногим советским гражданам, в основном женщинам с детьми.

В расстреле советских граждан на территории самого лагеря, в основном, принимали участие коменданты лагеря Вакс и Кирмус, а также сам начальник лагеря и работник СД, по фамилии последнего не помню»⁴.

Комментируя показания свидетелей, необходимо отметить, что они чётко разделяли, когда людей в «чёрных воронках» увозили в Малый Тростенец, а когда на расстрел за город. Поскольку расстояние между лагерем на Широкой и Куропатами составляло приблизительно около пяти километров, то в безветренную погоду заключённые слышали звуки стрельбы из винтовок и пулемётов, когда «за городом» расстреливали их товарищей. Даже когда машина увозила трупы для захоронения на Кальварийское кладбище, это также становилось известно заключённым лагеря. Таким образом, после создания в Тростенце лагеря смерти, основную массу заключённых из трудового лагеря СС на улице Широкой стали уничтожать посредством их перевозки в Тростенец в душегубках, так называемых газваген. Однако, несмотря на это, до самого освобождения Минска Куропаты оставались местом расстрела и захоронения узников лагеря на Широкой.

Литература:

1. https://studfiles.net/preview/6741205/§.

2. Государственный архив Минской области, ф. 1408, оп. 87, д. 124, л. 177–180.

3. ГАМО, ф. 1408, оп. 87, д. 124, л. 55–56.

4. ГАМО, ф. 1408, оп. 87, д. 124, лл. 68–71.

«Не, немцаў там не было, не расстрэльвалі»

Правдивость свидетельских показаний Валентины Михайловны Шахановой ранее уже подвергалась критике в связи с рядом озвученных фальсификаций. Теперь обратим внимание на следующие её воспоминания: «Немцы там не расстрэльвалі?» – пытаемся ў Валянціны Міхайлаўны. «Не, немцаў там не было, не расстрэльвалі». Гэтае пытаньне мы задавалі кожнаму апытанаму. Адказвалі ўсе аднолькава: немцы гэтай мясьцінай не цікавіліся».

Касательно периода войны у следователей появляется информационный вакуум: нет никаких документальных подтверждений или опровержений слов В. М. Шахановой и всех остальных свидетелей, найденных Позняком. Создаётся такое впечатление, что война вообще не коснулась этой территории. Для пригорода столицы, оккупированной фашистами, это звучит как-то странно. Достаточно вспомнить, что рядом с Куропатами было предприятие по добыче торфа, снабжавшее топливом в Минске ТЭЦ, а совхоз «Зелёный луг» под руководством фашистских ставленников продолжал работать на благо оккупантов. Кроме этого вокруг Минска была создана линия обороны: вырыты окопы, перед которыми простирались минные поля, установлена артиллерия. Небо от налётов советской авиации охраняли зенитные подразделения и прожекторные станции. Говорить о том, что «немцы гэтай мясьцінай не цікавіліся» по меньшей мере не корректно. Для более подробного описания Куропат и окрестностей во время войны обратимся к показаниям тех свидетелей, которых не захотело услышать следствие.

Бывший командир одного из партизанских отрядов бригады «Дяди Коли», которая действовала в годы немецкой оккупации в пригородных районах Минска, Иван Харитонович Загороднюк рассказывал:

– Примерно в полукилометре от печально известной ныне деревни Готище или, как после её называли, Зелёный Луг, на месте которой возведены сегодня новые жилые массивы Минска, в начале войны располагался сильно укреплённый немецкий гарнизон. Говорю об этом не понаслышке, так как всё происходившее видел собственными глазами. В двадцать один год, когда немецкие оккупанты топтали мою родную Белоруссию, я ушел в партизанский отряд, а вскоре получил и первое боевое крещение. Многие, наверное, помнят, когда горел бывший совхоз «Красный маяк». Гитлеровцы создали здесь подсобное хозяйство, и мы получили приказ уничтожить его. Так вот прежде, чем выполнить задание, мы отправились в разведку. В ту августовскую ночь на окраине деревни Готище мы обнаружили несколько немецких частей. Поэтому утверждение следователей, что в Куропатах немцы не стояли и никого поэтому расстреливать не могли, – сущая ложь. Я неоднократно давал показания, выступал по этому поводу на страницах газет. Однако прокурорские работники этого не захотели учесть. Похоже, они выполняли чей-то социальный заказ…

В архиве сохранилось документальное подтверждение о том, как партизаны в марте 1943 года разгромили немецкое хозяйство – бывший совхоз «Зелёный Луг»: «16.03.1943, в ночь с 16 на 17 марта, разгромлено немецкое хозяйство (бывший совхоз «Зелёный Луг») в 5 км от г. Минска. Операцию провел отряд «За Отечество». При разгроме хозяйства пойманы и расстреляны директор хозяйства, награждённый немецкими властями Дрозд Семён Стефанович, и главный бухгалтер Лаптосов Леонид Александрович. Захвачено: 50 лошадей, часть которых роздано крестьянам, 11 свиней, 1 тонна керосина и тонна оружейного масла. Руководили операцией т. Мартынов и Мелков»¹.

Во время войны вокруг так называемых Куропат стояли различные немецкие подразделения: артиллерия, ПВО, охрана торфопредприятия в деревне Цна, охранная полиция, СД, опорный пункт «Кожухово». В Зелёном Луге «стоят 3 ПТО, две пушки во дворе и одна на поле со стороны Малиновки, напротив второго дома. Немцы часто выходят в засады в посёлок Затишье. В деревне Цна крестьяне выставляют караул по обе стороны деревни для сообщения на прожекторную станцию, где на 23 февраля 1944 года находится 20 немцев. На территории торфозавода Цна охрана состоит из 28 человек. Вооружение: 6 ручных пулемётов, 2 станковых, 1 миномет, 4 автомата и винтовки. Посты стоят в 2-х местах. Первый около столовой, второй у казармы».

Теперь сверим показания 55 свидетелей, представленных Позняком, ещё с одним документом, составленным сразу после освобождения Минска в июле 1944 года. Среди «Протоколов допросов свидетелей о злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками над мирными гражданскими и военнопленными в г. Минске и его окрестностях» в Государственном архиве Минской области есть показания Николая Похомовича Ероховца, в которых он указывает на многочисленные преступления фашистов, совершённые возле Зелёного Луга (так в то время называли место расстрела мирных граждан фашистами – нынешние Куропаты). Привожу текст протокола опроса свидетеля полностью: «1944 г… июля. Следователь ст. л-нт НКВД БССР Логинов Григорий Леонтьевич.

Ероховец Николай Похомович, 1891 года рождения.

Постоянное место жительства: Копище 2-ое Колодищанского с/с Минского района Минской области.

Место службы: колхозный бригадир.

Занимаемая должность: бригадир.

Беспартийный, неграмотный, не судим.

Свидетель предупреждён об ответственности за ложные показания по ст. 136 Угол. Код. БССР.

По существу дела показываю:

При приходе немецко-фашистских захватчиков в нашу деревню, мне было известно, что немецко-фашистские захватчики начали истреблять мирных жителей города Минска и окружающих деревень.

В этом районе, где я проживаю, мне известно, что немцы истребили мирных жителей около Карнич-болота, большие ямы – 4–5, длиной каждая 20 м, шириной 4 м, глубиной 3–4 метра, кроме того, я знаю три ямы около нашей деревни 200–300 метров такого же объёма, где на протяжении 1941–1942–1943 гг. в эти ямы грузили мёртвых и на месте расстреливали мирных жителей, ни в чём не повинных, привозили по несколько машин живыми и здесь же расстреливали, а также и мелкими партиями, и в одиночку. В эти ямы привозили мужчин, женщин и детей, стариков и старух, а также были такие случаи, что привозили с обстановкой и всеми вещами, якобы для переселения, подвозили к яме, расстреливали, лучшую обстановку ещё забирали себе, а худшую жгли на костре. По рассказам жителей соседних деревень, также много расстрелянных в совхозе Зелёный Луг, массу расстреляли на Логойском шоссе, в общем, таких ям всех не учесть.

На Карнич-болоте, возле нашей деревни примерно, немецкие фашисты расстреляли и замучили около 50 000 мирных жителей города Минска и окрестных деревень.

Личная подпись: Ероховец

Опросил ст. лейтенант НКВД БССР Логинов»².

Эти документы были составлены задолго до того, как все свидетели Позняка заявили: «Не, немцаў там не было, не расстрэльвалі».

Литература:

1. НА РБ, ф. 1405, оп. 1, д. 963.

2. ГАМО, ф. 1408, оп. 87, д. 124, лл. 81–81об.