С Виктором Васильевичем Хомяченковым мы познакомились в середине 70-х на одном из областных партизанских слетов. Чуть позже мне открылась непростая судьба этого человека.
Родился он 26 ноября 1923 года на хуторе Мухино, ныне Зубцовского района. Семья рано осталась без отца – Василий Александрович Хомяченков был в 1937-м арестован и расстрелян (в 1956-м его реабилитировали). Перед оккупацией Погорелова Городища, а это произошло 12 октября 1941 года, Виктор, которому не исполнилось еще восемнадцати лет, был оставлен Погорельским райкомом партии в немецком тылу для подпольной работы.
Первый секретарь райкома Григорьевич Сергей Григорьевич Дороченков сказал:
- Ты, Витя, не комсомолец, отец у тебя репрессирован, немцы отнесутся к тебе с доверием. Этим и пользуйся…
В зарисовках Виктора Васильевича «Диверсанты» (книга «На правом фланге Московской битвы) упоминается о нескольких эпизодах, показывающих, как он со своими товарищами и родственниками помогал нашим окруженцам, устраивал диверсии. К примеру, однажды 13-летний родной брат Виктора Валентин обнаружил возле речки Мшага два немецких тягача с девятью прицепами, на которых были надувные понтоны. Братья позвали на помощь деда Дмитрия Ивановича Иванова и троюродного брата Васю Ермакова. Когда немцы ушли спать в находившуюся неподалеку деревню, смельчаки изрубили понтоны и резиновую лодку топорами на мелкие части. Переправа вражеской воинской части была сорвана.
А вот диверсия против бензоцистерны, находившейся метрах в трехстах от хутора, едва не закончилась трагедией. Забравшись в омшаник (чтобы не было слышно выстрелов), Виктор и Илья Хорьков через окно прострелили из винтовки стоявшую на прицепе цистерну. Бензин вытек. Немцы пошумели и успокоились, а юные подпольщики утратили бдительность. Сережа Чернышев и Коля Комолов, ни с кем не посоветовавшись, решили изрезать на прицепе покрышки. Только они приступили к этому делу, как внезапно появились фашисты. Зверски избив мальчишек, они посадили их в амбар и стали сооружать виселицу. Узнав об этом, Виктор отправился в деревню Мишино к коменданту. Переговорил сначала с переводчиком, сообщив ему о том, что имеется важная новость для коменданта. Переводчик был заинтригован и повел Виктора в кабинет коменданта.
- Я внук местных помещиков. Мой отец был расстрелян НКВД, - уверенно представился Хомяченков.
Вызванный комендантом хозяин дома это заявление паренька категорически подтвердил. Виктор стал убеждать немца, что Сережа и Коля никакого отношения к диверсии не имеют, а просто решили взять от неисправного прицепа камеры для изготовления калош. Сказал он и о том, что родители мальчиков готовы отдать за них коровы. Комендант на такой вариант согласился. Мальчишкам, перед тем, как отпустить их домой, «всыпали по двадцать пять плетей».
Когда Погорельский район (ныне его территория входит в Зубцовский район) Виктор Хомяченкова призвали в действующую армию. В составе 27-й гвардейской стрелковой дивизии он сражался под Сталинградом. В тот период начал публиковать в листовках свои первые стихи. Впереди было еще много фронтовых дорог и жестоких боев, в которых Хомяченков получил два тяжелых ранения. Войну Виктор Васильевич закончил под Берлином в звании гвардии старшины. За ратные подвиги удостоился орденов Славы 2-й и 3-й степени, ордена Отечественной войны, многих медалей.
Послевоенная жизнь Виктора Васильевича была связана с работой в средствах массовой информации, главным образом, в областном Комитете по телевидению и радиовещанию. Он много ездил в командировки по области, отличался добродушием, отзывчивостью, многочисленные друзья уважительно величали его «Хомой». Хомяченков написал слова несколько партизанских песен, одна из которых «Лоховня» (так называлась урочище, где базировались несколько калининских партизанских бригад) стала любимой песней калининских ветеранов партизанского движения, своего рода их гимном.
Но особенно удавались проницательному, чуткому Хомяченкому басни. В них он критиковал гордецов, пустомелей, карьеристов, казнокрадов. Может, за свою искреннюю прямоту Виктор Васильевич и не стал членом Союза писателей, хотя выпустил несколько книжек.
***
Басни Виктора Хомяченкова
Корень зла
С издевкой Честности пеняла как-то Взятка:
- Ну что? Добилась ты порядка?
Мне – выговор, тебе – по шапке дали!
Теперь вот посвищи –
Работу поищи.
А выговор уже
С меня давненько сняли! –
Едва ли
Тут обошлось без протеже.
Чтоб зло искоренить верней,
Корчевку начинай с корней
И – без оглядки, -
Тогда и не воскреснут взятки.
Сравнение
Приснился мне застольный разговор.
На праздничном столе закуски толковали:
-Ух! – возмутился Помидор, -
С соленым огурцом меня зашинковали.
Да я и без него…
Ого!
Хоро-о-ш!
И с маслом ешь, и со сметаной то ж…
- Ой, нет! –
В ответ
Ему заметил Гриб, -
Ты - на любителя! Меня ж, смотри,
Никто не обошел вниманьем.
Тут сыр ему:
- Свежо преданье…
Однако не закончил речь, как был осмеян:
- Не перечь,
Ты, пошехонское созданье,
Грибы едят ведь на ура…
- Но лучше всех здесь я – Икра!
- Врешь! – заорала люто Водка
Во всю свою спиртную глотку, -
Я! Только – я!
Вы без меня,
Как печка в доме, без огня!..
И только Хлеб молчал в сторонке.
Да соль – в солонке.
Как скромно Хлеб лежит на праздничном столе
И вызывающе ведет себя бутылка,
Так тихо держится и Правда на земле,
А ложь витийствует заносчиво и пылко.
Случай на Парнасе
В бездонной синеве о красоте полей
Пел Жаворонок с самого рассвета…
Его услышал Воробей –
Шасть к Ворону:
- Не нравится мне это,
Чего он там увидел, не пойму…
Без разрешения поет кому-то славу?
Ему ли это по уму?
И по какому праву? –
У Ворона забот невпроворот,
Однако, услыхав такие вести,
Вскипел к Певцу давнишней местью.
Сороку-сплетницу зовет:
- Р-р-разделать под ор-р-рех!!!
- Сейчас! Сейчас! Ах, Ворон!
Я слухи распущу, что казнокрад и вор он.
Халтурщик, наконец!
Что не приписан к Лесу.
А значит, он и не Певец.
И на Парнасе не имеет весу.
- Добр-р-ро, - изрек Глава пернатых в том краю,
Где Воробьи сегодня, как в раю.
Посыпались на Жаворонка беды…
Щебечет мелюзга:
-Ух, он такой-сякой!
Да он и не Певец-то никакой!
Сорока тут о нем вела беседы.
Кому же, как не ей
Знать это ей-же-ей! –
Но тут вмешался Соловей
(Что независим был от Ворона нисколько)…
- Как вам не стыдно только! –
Сказал он мелюзге лесной, -
Не вы ль еще весной
Так восхищались Жаворонком,
Как пел он солнечно и звонко…
И вдруг поверили Сорочьей клевете!
Но что же?
Всем безголосым хором
Ждут, что прикажет Ворон.
Кумушки
Две кумушки, толкуя о культуре,
Раз подошли к скульптуре.
- Вот! Сразу видно мужика!
Ни галстука на нем, ни шляпы…
- А бородища! А рука!
К ней более подходит слово: лапа!
Такая грубая…
- А взгляд!
Мороз по коже подирает!
Недаром, видно, говорят:
Культуру облик отражает!
Но, разве будет спорить кто,
Что этот человек
Вовек не знал культуры!
--------------
Пред Кумушками был не кто иной –
Толстой!
А басню я писал с натуры.
Дурень в лесу
По лесу разнеслась молва:
Шел Дурень по дрова,
А легче чтоб рубить, так он на сук взобрался
И тут же сук отсек в единый мах,
На землю грохнулся и там лежать остался –
Разбился в пух и прах!
Мораль у басенки у этой такова:
Твоя семья, твой сук – опор.
Крепи ее, коль обзавелся скоро,
И маху не руби, как Дурень тот дрова.
Человеческие пороки и слабости с годами не меняются, поэтому басни Виктора Хомяченкова актуальны по сей день. Может быть, сегодня они даже актуальнее, чем в ту пору, когда Виктор Васильевич их написал.
Валерий Яковлевич Кириллов,
г. Андреаполь, Тверская область
1.