Философско-фантастический рассказ. Глава 2
Вольтер: Вот мы с вами и встретились в Ницце, господин Кант. Вы действительно никуда не выезжали из Кенигсберга за всю свою жизнь?
Кант: Это все мифы. Конечно, выезжал. И то, что я никогда не знал женщин, тоже неправда. Но, главные мои интересы были в попытке познания Бога. Этому я посвятил всю жизнь. А вы, по-прежнему, атеист, господин Вольтер?
Вольтер: Атеистом я никогда не был. Это тоже миф. Атеистом может быть очень простой неразвитый человек, зомбированный дешевой богоборческой пропагандой. Атеист - это примитив. Его ничего не интересует, кроме зарплаты. Он никогда не смотрит на звездное небо над головой, никогда не пытается заглянуть в собственную душу. Бог – это священная заслонка, которая закрывает дыру в дурной бесконечности. Стоит открыть эту заслонку и мыслящего человека охватывает безумие. Конечно, многие чудеса - это предрассудки, но кто создал сто миллиардов звезд? Разве это не чудо? Кто-нибудь когда-нибудь смог доказать, что этого чуда не существует и существовать не может? Поднимите голову вверх темной ночью, и вы увидите это доказательство.
Как-то я пригласил к себе в гости Дидро. Он пришел с шумной компанией. Мы сели ужинать, и нас обслуживало несколько слуг. Дидро начал обсуждать книгу Жана Мелье «Завещание». Это странная книга для своего времени. Французский аббат, который всю жизнь прослужил в церкви, выступил, как богоборец и обличитель христианства. Но взамен ничего предложить не мог, кроме скрытого террора и ненависти. Ко мне эта книга попала в рукописи, и я не рекомендовал ее издавать, потому что эта книга в то время могла привести к смуте в государстве. Меня достаточно устраивал мой король – Людовик XV, и я не хотел, чтобы с ним произошло какое-то несчастье, как это произошло с Людовиком XVI. Так вот, когда Дидро начал говорить о религии словами Жана Мелье, я отослал слуг, и велел им приходить только утром.
«Что вы делаете? - спросил меня Дидро. - Мы теперь сами себя будем обслуживать? Зачем вы отослали слуг?»
«Я не хочу, господин Дидро, чтобы мои слуги, наслушавшись ваших речей, в один прекрасный момент зарезали меня ночью, поскольку Бога нет, и никто их не накажет».
Кант: Вы считаете, что народ без Бога мгновенно утратит нравственность?
Вольтер: Не сомневаюсь в этом. Раньше я считал, что религия выполнила свою функцию. Я полагал, что религия для нравственности своего рода опалубка. И когда нравственность затвердеет, то опалубку можно снять. И нравственность уже не сможет быть разрушена. Но, я ошибся.
Кант: Вы боитесь бунта, восстания, революции?
Вольтер: Признаться честно, я боялся. Когда я говорил, что «если Бога нет, его нужно выдумать», я имел ввиду, что без Бога Апокалипсис наступит раньше. Народ нужно держать в ежовых рукавицах. Эту истину я полностью усвоил только сейчас. Вы посмотрите, что произошло в XX веке. Европейские государства напоминают мне просто клетку с дикими зверями.
Кант: XX век для меня оставался тайной. Но сейчас она приоткрывается. Мне кажется, что в XX веке между народами велись не атеистические войны, а одна глобальная религиозная война. Но у меня еще очень мало фактов, чтобы доказать эту гипотезу.
Вольтер: Я с вами согласен. Дело здесь нечисто. И многое совершенно непонятно. Но это земная тайна. Она все равно будет раскрыта. Сейчас начался какой-то великий погром человечества. И этот погром некому предотвратить, ибо каждый человек погромщик самого себя, но не понимает этого. Разрушение человечества начинается с разрушения человека под видом самоусовершенствования.
Кант: Совершенно точно, господин Вольтер. У населения отключили сознание, как свет или горячую воду, но оно этого не замечает и не протестует.
Вольтер: Ух, надоело мне говорить о том, что плохо понимаю. Давайте лучше о девочках поговорим, господин Кант. Как вы насчет женщин?
Кант: Я ими и раньше толком никогда не интересовался. А теперь они мне совсем неинтересны. Хотя, понятие «женщина» - это тоже религиозное понятие, ведь некоторые просто молились на женщин. Например, рыцарская поэзия. Дульсинея Тобосская.
Вольтер: После того, как я увидел многих женщин с татуировкой на лбу и на щеках, с проколотым языком, в рваных джинсах я боюсь, что уже не способен никого полюбить. Не вижу я ни Дульсинеи Тобосской, ни Лауры.
Кант: Но есть же нормальные женщины. Я видел и ни одну.
Вольтер: Нормальные на первый взгляд. Не успела еще проколоть язык или порвать джинсы. Что они читают, что смотрят, что слушают? Все время они что-то ищут в своих телефонах. Им некогда посмотреть на звездное небо.
Кант: Вы стали женоненавистник, господин Вольтер. Вам нужно познакомиться с женщиной, которая любит читать Вольтера.
Вольтер: Хорошая мысль. Но я сомневаюсь, что такая женщина существует.
Кант: Бьюсь об заклад, что в местном университете какая-нибудь девица пишет диссертацию по Вольтеру. Сходите на кафедру, узнайте. Это же так просто.
Вольтер: А, почему бы вам, господин Кант, тоже не сходить на кафедру «Гносеологии и теории познания»?
Кант: Вы думаете, что красивая девушка может заниматься теорией познания? Я верю, что существуют умные, красивые и благородные женщины. Это тоже своего рода моя религия.
Вольтер: Я готов тоже перейти в вашу веру, господин Кант. Если существуют красивые женщины, значит существует и тот, кому угодна красота. Впрочем, господин Кант, не записаться ли нам в университет и начать писать диссертации. Мы получим стипендию, нам не нужно будет думать о пропитании. Кстати, а что вы держите в руках?
Кант: Это листовка. Когда я шел к вам навстречу, ко мне подошла девица и молча вручила мне эту листовку. Я даже не посмотрел, что там написано. Возьмите. Посмотрите. Тут постоянно кто-то раздает какие-то листовки.
Вольтер: Здесь написано: «Осторожно. Расизм» Ну, вот, господин Кант, приглашают всех, кто хочет, чтобы Европа стала еще чернее, на митинг, который состоится в Ментоне через неделю.
Кант: Черный цвет сейчас в моде. Наверняка, народа будет много.
Вольтер: Сколько я не пытался понять почему Европа хочет чернеть, так я и не понял. Наверное, чтобы это понять, нужно включить не разум, а какой-то другой орган, которого еще не было в нашем любимом XVIII веке. Во мне идет мучительный процесс сомнения не сумасшедший ли я? Потому что борьба с расизмом вызывает у меня глубокое отвращение, даже ненависть, ибо за ней я чувствую какое – то лукавство, ложь и подлость. Я должен голосовать за чуждые моей природе интересы, выступать против своего вкуса, против здравого смысла, против свободы мышления, и даже цвет моей кожи должен вызывать во мне неприязнь. Мигранты наше будущее – вот что меня страшит. А чему мне радоваться? Тиражи моих книг упали до предела, люди со способностями, подобными моим, вообще, не востребуются жизнью. Странно было бы, если бы предприниматель голосовал за политику, которая приведет к тому, что его продукцию никто не будет покупать. А получается, что именно такого рода предприниматели угодны нынешней власти. Раздать все нищим и самому вступить в союз нищих духом. Щизофрения. Разве не так?
Кант: Вот вы сказали про наш любимый XVIII век, господин Вольтер. А я вспоминаю, действительно, какое было замечательное время. В Кенигсберге на кафедре у меня работали такие талантливые люди. Среди них было много евреев. Ко мне даже приходили раввины побеседовать об иудаизме. Но тогда мне и в голову не могло прийти, что в конце XIX века появится такое движение, как сионизм. Я тоже голосовал за всемирную республику разума и добра, хотя и не был масоном. Сегодня масоны у власти, но я не вижу ни разума, ни добра. Я бы и сейчас пошел служить сионистам при одном условии, пускай мне объяснят, чего хотят эти люди. Всегда во все времена люди обнародовали свои планы, писали всякие манифесты, разные программы. Сейчас, кроме борьбы с расизмом – ничего.
Вольтер: Разве вы не знаете, господин Кант, что убийцы не обнародывают свои планы.
Кант: Карл Макс – мой последователь был потенциальным «убийцей» теоретиком, когда говорил о диктатуре пролетариата, но, однако, опубликовали коммунистический манифест и открыто обсуждали массу всяких программ. Фактически вся интеллектуальная жизнь Европы сводилась к обсуждению будущего человечества. Никто никому не чинил никаких препон. Сейчас все завуалировано. Никто конкретно не выдвигает никакие планы.
Вольтер: Если они опубликуют свои планы, они никогда не достигнут цели, к которой стремятся.
Кант: А, может, это вовсе не сионисты строят мировое государство?
Вольтер: А кто же?
Кант: Например, китайцы. Ведь уже две с половиной тысячи лет существует поговорка «Там, где китайцы, там и Китай». Отсюда современный лозунг «Один пояс – один путь».
Вольтер: А другая поговорка, которой тоже две с половиной тысячи лет, гласит: «Там, где евреи, там и Израиль».
Кант: А что других народов не существует? Почему вы уверены, что закулиса это только евреи? Ведь доказательств нет, одни вопросы.
Вольтер: Совершенно верно, господин Кант. Одни вопросы. Я бы тоже хотел служить людям, которые строят мировое государство, поскольку я сам вольный каменщик. Вы знаете, наверное, господин Кант, что я вступил в масонскую ложу в 1778 году за два месяца до моей кончины. Меня уже тогда ничего не интересовало, я это сделал по доброте сердечной.
Но что это за государство? Главным мотивом создания мирового государства в мое время была мысль о ликвидации войн на земле. Но я не понимаю, что происходит сейчас, почему архитекторы не вынесли свой проект на всеобщее обсуждение? Я понимаю, что нужно спасти землю от людей, которые очень сильно размножаются. Но и этот вопрос можно открыто обсудить. Китайцы же приняли закон «одна семья, один ребенок». Хорошо, пусть 5-6 миллиардов они выведут из игры. Какое возникнет общество? Если ли в этом обществе место мне, или людям, подобным мне? Если в будущем не будет людей, подобных мне, мое имя вычеркнут из истории, также, как и ваше, господин Кант. А мои любимые литература и философия станут занятием городских сумасшедших. Человек будущего – кто он? Это естественный человек, или же он будет создан из различных отходов?
Кант: Вы знаете, господин Вольтер, меня мучают те же самые вопросы. Для мыслящего человека без будущего нет настоящего. Если мы не видим своего места в будущем, значит, настоящее наш враг, оно ставит целью наше уничтожение. Что-то нужно делать. Давайте создадим партию и назовем ее «Партия аристократической Европы». Убедим всех отпрысков аристократических семей создать фонд, из которого будет финансироваться аристократическая партия. Я думаю, если мы постараемся, можно собрать один миллиард евро. Это, конечно, капля в море для мировой политики. Но, по крайней мере, наша вторая жизнь обретет какой-то смысл. Если нам второй раз придется умереть, то умрем с оружием в руках. Поверьте мне, после нас уже не будет ничего.
Вольтер: Я это давно знаю, господин Кант. Уже и при нас ничего нет. Но, вот с чего вы предлагаете начать борьбу, господин Кант?
Кант: Нужно предложить свою концепцию будущего и вынести ее на обсуждение.
Вольтер: Конечно, концепция необходима. Но нужно начать борьбу с новостями в СМИ. Это главное зло, с которым нужно бороться. Яд, который парализует сознание и превращает народы в стадо баранов. Вот вы смотрите новости, господин Кант?
Кант: Что вы, господин Вольтер, уже лет двести не смотрю. Впрочем, в самом начале, когда попал в этот мир, смотрел и пришел к выводу: чем больше человек смотрит новости, тем меньше он понимает, что происходит в мире.
Вольтер: Вы вывели новый закон, господин Кант. Поздравляю!
Кант: Может быть. Новости - это оружие массового поражения сознания. После бомбежки новостями, человек теряет способность критически осмысливать реальность. Он становится абсолютным зомби. С ним уже ни о чем серьезном поговорить невозможно. Что может противопоставить этому оружию наша партия?
Вольтер: Наша партия это вы да я. Что касается новостей, то тут мы бессильны. Если бы люди знали из какого мусора делаются новости, они бы ужаснулись. Как ужаснулись бы люди, если узнали, что популярное кафе, в котором они отдыхают, собирает объедки со всей округи, предназначенные для поросят, и подают под видом вкусной домашней пищи.
Кант: Согласен. Телевидение - это липучка для мух. Вот он истинный гуманизм.
Вольтер: До людей как-то нужно донести, что, как на телевидении, так и в политике, все роли расписаны. Государственная жизнь - это спектакль. Сценарий спускается свыше, и режиссеры не допускают никакой импровизации. Все актеры должны говорить то, что составил сценарист. Смеяться и плакать - только по сценарию. Например, сигнал «смех за сценой», это знак, что пора смеяться и телезрителям. Люди не самостоятельны даже в выборе юмора: там, где им скажут, что смешно, там они и смеются. Они не в состоянии отличить смешное от несмешного. Вот и пиши теперь таким людям качественные комедии.
Кант: Никто нас не будет слушать, господин Вольтер. Горько это осознавать. Мы с вами в центре Европы, а в действительности, мы на необитаемом острове. Новости – это бесконечная мыльная опера. Цель ее не допустить понимание человеком кто он такой, кем он управляется, куда его ведут и кому это нужно. Кстати, господин Вольтер. Мы с вами говорили о Китае. В свое время я познакомился с учением одного очень китайца. Его звали Шан Ян. Напрашивается интересная параллель.
Вольтер: Странно, что я не слышал этого имени. Я интересовался только Конфуцием и Лао Цзы. Но, как говорят, русские «Нельзя объять необъятного».
Кант: Так вот, этот китаец Шан Ян считал, что чем глупее народ – тем сильнее государство, чем умнее народ – тем слабее государство.
Вольтер: А в какую эпоху он жил? Знал он о существовании Платона с его идеей социалистического государства?
Кант: В IV веке до нашей эры. По крайней мере, должен был знать. Он жил после Платона. Его книги сохранились. Он был идеологом императора династии Цинь. Обладал большой властью. Очень сильно враждовал с конфуцианством. Учение Шан Яна напоминает отнюдь не сегодняшний Китай, а идеологию и философию современной Европы и США и тех, кто за ними стоит. Этот древний китаец считал, что масштаб ума правителя определяется масштабом подлости по отношению к своему собственному народу. Поэтому, он и враг конфуцианству. Народ нужно оглуплять всеми способами. Это долг правителя. Введение в заблуждение – это основа власти. Ложь – это главная союзница армии и флота. Для укрепления власти необходимо создать технологию обмана и технологию подлости с использованием всех технических средств, которые существуют на сегодняшний день. Шан Ян считал, что задача идеологии сделать человека рабом власти, но, при этом, сам человек должен быть абсолютно уверен, что он свободен. Сделать его глупым, но, при этом, человек должен считать себя умным. Сделать человека развратником и моралистом одновременно. При чем это относится не только к конкретным людям, но и к партиям, политическим движениям. В эти движения должны проникать агенты власти, и как камикадзе направлять их не в ту сторону, куда планировали изначально. Вся страна должна быть пронизана агентами влияния, шпионами, подрывниками и подсадными утками. Это должно происходить во всех сферах общества: политике, экономике, религии, науке и искусстве.
Вольтер: Надо же, какой интересный материал вы мне сообщили, господин Кант. Я столько читал, а главного и не заметил. Как в той басне «А слона то я не приметил». А как Шан Ян относился к литературе, драматургии, поэзии, живописи?
Кант: Вот это, господин Вольтер, для нас самое интересное и самое страшное. Шан Ян предлагал полностью упразднить и драматургию, и поэзию, и живопись, и спорт.
Вольтер: А что же для нас здесь самое страшное? Ведь это было более двух тысяч лет тому назад.
Кант: Страшно то, господин Вольтер, что нынешняя власть в христианских государствах придерживается такого же мнения. Конечно, сейчас они не могут уничтожить литературу и искусство по приказу. Нет. Выход один – обмануть, перехитрить. Изменение сознания и есть обман. Орудием этого обмана они сделали философское учение, которое назвали «Постмодернизм». Нужно было сделать так, чтобы усыпить здравый смысл и внушить людям, чтобы они это сделали сами, потому что, так прогрессивно, так модно. Произошла своего рода эвтаназия здравого смысла. На эти цели в мире тратится примерно десять триллионов долларов. Линия фронта проходит в сознании человека. Теперь мы, господин Вольтер, понимаем особенности третьей мировой войны.
Вольтер: Я об этом давно догадывался, господин Кант. Но, ваш пример с Шан Яном меня окончательно убедил, что третья мировая война полыхает по планете, но обыватель не видит этого пожара. Кстати, чем закончилась история с Шан Яном?
Кант: Когда умер старый император, его наследник отрубил Шан Яну голову.
Продолжение следует.
