Отец Константин Розанов переезжал на новую квартиру. Это случилось в третий раз за всю его пятидесятилетнюю жизнь. Предыдущие два переезда оказались весьма тяжёлыми и, вспоминая их, он не без трепета готовился к новой смене местожительства, которая для каждого человека, не только для пожилого священника, является полноценным стрессом. Когда-то молодой отец Константин с женой и двумя детьми переехал из «коммуналки» в «двушку». В той коммуналке прошла почти вся его жизнь: годы младенчества, учения в школе, из коммуналки его забрали в армию… Потом он на некоторое время с ней расстался, пока учился в институте и жил в общежитии, но после опять вернулся к соседям, которые надоели ему до крайности.
Недавно наши СМИ сообщали, что в связи с кризисом в США стало большим спросом пользоваться малогабаритное жильё. Строят домик, по площади напоминающий крошечный вагончик, только самое необходимое: стол, стул, кровать, вмонтированные шкафы, миниатюрные кухня и туалет. И стоит на небольшом участке земли. Дёшево, но очень удобно! И никому там не пришла в голову диавольская мысль коммунистов - селить разных посторонних людей вместе, как в СССР.
Вообще, кто не испытал этого поистине сатанинского изобретения, не может с достоверностью судить о практическом социализме. Человек, независимо от того, семейный он или одинокий, должен жить хотя бы в скворечне, но отдельно, без посторонних! В коммуналку привёл отец Константин молодую жену, а куда было деться? Здесь у них родились старшие дети и только, когда он уже принял священный сан и стало очевидной совершенная невозможность дальнейшего совместного проживания семьи священнослужителя и посторонних людей, далёких от него по убеждениям и настроениям, с помощью родственников удалось совершить двойной квартирный обмен: батюшка получил «двушку», но за это пришлось заплатить круглую сумму.
Когда все вещи были перетащены на новое местожительство и свалены в угол, а громоздкая мебель загородила проход, священник и его жена в изнеможении опустились прямо на пол среди узлов и чемоданов и смотрели друг на друга счастливыми глазами. Детишки спали вповалку на мягком кресле прямо в чём были – не раздетые. Они тоже сильно утомились. А отец Константин, несмотря на ноющие мышцы всего тела, ощущал такой прилив счастья, который, как он потом рассказывал, испытал всего раза три в своей жизни. С коммуналкой расстались навсегда.
Потом у них родилось ещё двое детей и стало тесно. Тогда свершился родственный обмен: тёща священника, к тому времени овдовевшая и выдавшая младшую дочь замуж, переселилась в «двушку», уступив зятю трёхкомнатную квартиру, в коей отец Константин и жил до последнего времени, возможно жил бы и дальше, до самой смерти, но пришлось подумать о детях. Старшие чада священника создали свои семьи. Жена старшего сына готовилась стать матерью, а своей жилплощади у сына не было, как и работы в родном городе. Оттого первенец отца Константина подался в Москву на заработки, где снимал квартиру, тратя на неё четвёртую часть заработанных денег.
Цены на жильё в столице становились запредельными, и ясно было, что Петя самостоятельно купить квартиру в Москве никак не сможет. Отец не знал, как помочь, но тут вмешалась матушка. Она всегда была практичной и деятельной и от неё всегда исходили все семейно-бытовые инициативы, поскольку отец Константин был слишком погружён в своё служение. На семейном совете постановили купить родителям новую «двушку», а старое жильё отдать Пете, которую тот с доплатой должен поменять на однокомнатную в столице.
Отец принял этот план, которому, казалось, благоприятствовали все обстоятельства, а именно: старшая дочь Розановых Настя была замужем за священником и жила в Сибири, где с жильём у неё проблем не было. Младший сын Георгий служил в армии, а меньшая дочь Ксения училась в институте и жила в общежитии. Потому проблема жилплощади у младших пока, пусть временно, остро не стояла, и следовало помочь первенцу. Однако, предстояло ещё купить эту самую «двушку». Совместных накоплений батюшки и старшего сына на это не хватало, и всё было остановилось, но выход предложил сам отец Константин, решившийся продать кое-какие фамильные ценности. Их было не так уж много, только то, что удалось спасти и сохранить его бабушке – вдове расстрелянного соборного протоиерея: красивый фарфоровый сервиз Попова, картину неизвестного западноевропейского художника и старинный граммофон, выполненный в виде шкафчика из красного дерева. Эти предметы уцелели после многочисленных обысков и конфискаций, смахивающих на грабёж, пережили все революции, гражданскую войну, репрессии и ленинградскую блокаду. Отец Константин очень их любил, ценил и даже гордился ими. Граммофоном он никогда не пользовался. В последний раз он ставил на него пластинку в день рождения старшего сына, фарфор размещался в шкафу «для красоты», а на картину, изображавшую каких-то дам и кавалеров в костюмах XVII века, он с удовольствием глядел, когда ложился отдохнуть на диван. Эти огромные шляпы с плюмажами и платья с кринолинами принадлежали какой-то совсем иной, почти сказочной жизни, где не было места серой обыденности, где жили высокие чувства, где за честь сражались и умирали, а любовь и верность ценились дороже злата, где покланялись Красоте. Батюшка чувствовал, как нелегко ему будет расстаться с этими милыми предметами, с памятью предков.
И что же? Стоило отцу Константину заметить грустно-виноватые Петины глаза, располневшую в талии фигуру снохи и какую-то невесёлую обречённость её взгляда, как он без всякого сожаления распрощался с фамильным добром. Через комиссионные магазины продавать слишком долго. Он нашёл одного богача, почти олигарха, купившего всё сразу за наличные. И сам удивился, что не ощутил никакого сожаления: чего не сделаешь ради детей! Однако денег всё равно не хватило. Тогда священник решился на отчаянный шаг, несмотря на свой всегдашний страх перед долгами – взял взаймы. Ссудили деньги некие богатые его прихожане и даже процент не взяли. Всё же, отдавать долг, хоть и постепенно, пришлось в течение целого года. Наконец вожделенная квартира была куплена. Затем возникли расходы другого рода, так как в духе времени в квартире имелись лишь голые стены, даже полы не настелены. Пришлось раскошелиться на ремонт. И лишь, когда и с этим хлопотным обстоятельством было покончено, стал возможен переезд на новую квартиру.
Человеку свойственно обрастать барахлом, даже если он живёт в какой-нибудь жалкой лачуге, а уж в трёхкомнатной квартире за 20 лет скопилась масса всякой всячины, в случае отца Константина преимущественно книг, до которых священник был большой охотник. «Папа, сейчас имеются другие носители информации, всё можно посмотреть в интернете и хранить в дисках», - увещевали его дети. «Я человек прежнего воспитания и образования, не могу часами торчать перед компьютером. Книги – часть моей жизни. Я сроднился с ними», - возражал отец Константин. Когда он брал в руки какой-нибудь том, в особенности старинный фолиант, то был торжественный, единственный в своём роде момент – знакомство с автором, знакомство с текстом и … с «носителем». Каждая книга имела свою физиономию, свой вид, форму, цвет, даже запах, а если подумать о тех, кто когда-то брал её в руки, где они, что с ними стало, как восприняли эту книгу и т. п.? В некоторых случаях эти далёкие предшественники-читатели оставляли отзывы на полях: «Сие море великое и пространное, в нем бо гади, их же несть числа» ( ). Действительный тайный советник Вернизуб», «Сия книга есть (зачёркнуто) весьма полезный молодому читателю (зачёркнуто), представляет интерес и для всех прочих, хотя некоторые положения и небесспорны» П. Г. Недовесов», «Чтение вызвало в душе моей воспоминания до боли прекрасные. Е.С. Бунчукова» и т. п.
По эти отзывам можно судить, как люди воспринимали текст в былые времена, что воодушевляло, в некоторых случаях раздражало их. А диск? Диск скучен и безлик, как индустриальный пейзаж. В старой квартире протоиерея книги стояли повсюду, помимо специальных шкафов, где им быть положено по штату: на полках, на столе, на кресле, антресолях, даже на полу. «Где мы их хранить будем на новом месте?» – сокрушалась матушка, - «площадь-то там намного меньше!»
Отец Константин сдался, скрепя сердце, оставив лишь самые необходимые книги – богословские и богослужебные. Остальные вывез в гараж с превеликим сожалением, опасаясь за их сохранность. Однако книги – лишь часть затруднений. Имелась ещё старинная, громоздкая, сильно обветшавшая мебель, с которой также приходилось расставаться. «Этому письменному столу 150 лет. За ним занимался мой прадед» - возмущался священник, когда ему заявили, что для стола-ветерана места в новой квартире не хватит. «Отец, нельзя жить только прошлым. Когда твои предки приобретали эту мебель, никто не планировал, что ею будут пользоваться 200 лет», - отчитывала его матушка. «Всё верно, но за последующие годы не сделали ничего более красивого, ничего более качественного и лучшего. А материалы! Это дерево, красное дерево, дуб или орех, а не какие-то ДСП, которые одним прикосновением разбиваются!» - сердился отец Константин. Всё же, со старинным буфетом пришлось расстаться. У буфета просто отлетели ножки, когда его стали сдвигать с места. Подобная участь постигла письменный стол, но и оставшихся предметов было много и для их переноски требовались значительные усилия. «Тебе не следует перенапрягаться, папа», - уговаривали дети, – «наймём таджиков. Они всё благополучно перетащат и возьмут недорого». «Да, а если кокнут? Вот пианино у нас без колёсиков, а ну, как ножки треснут?» «Ну, треснут и треснут, ничего не поделаешь!» «А вот и не треснут, если я буду участвовать в переноске. Уж я за этими азиатами послежу! А то всю мебель нам переколотят».
И пожилой батюшка наравне с «азиатами» таскал вещи и не без успеха препроводил тяжеленное фортепиано на новое место. Главная трудность заключалась в отсутствии грузового лифта в старом доме. Крупногабаритную мебель пришлось тащить на себе с 8 этажа вниз, с трудом разворачиваясь на узких пролётах, принимая немыслимые позы ради сохранения в целости диванов, шкафов и кресел. В новом доме лифт имелся, да и подыматься было не высоко. Потные таджики и взъерошенный, взмокший и усталый батюшка таскали вещи до темноты. Когда с помощью циновок и ковриков, подсунутых под ножки, все наиболее грандиозные предметы удалось водрузить на подобающие места, отец Константин, как 25 лет назад, уселся на пол и заявил, что его отцовский долг, по крайней мере в отношении первенца, выполнен, а насчёт младших отпрысков он ещё подумает. Для принятия решений ещё есть время. Чего ни сделаешь ради детей!
Декабрь 2009
