Часть 1. Есенин — «кокаинист»?!
4 Октября 2020 года исполняется 125 лет со дня рождения великого Русского Стихотворца Сергей Александровича Есенина. К юбилею мы в нескольких частях опубликовали очерк нашего постоянного автора — сибирского писателя Анатолия Григорьевича Байбародина «Душа грустит о Небесах…» Трагедия Поэта Сергея Есенина.
А здесь мы предлагаем вниманию читателей «Русской Народной Линии» заметки о С.А.Есенине другого нашего автора — журналиста, в прошлом литературного критика Леонида Болотина.
***
В начале нынешнего Июля на своих страничках в социальных сетях Фасбук, ВКонтакте, Одноклассники разместил заметку приблизительно такого содержания.
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет Рать Святая:
«Кинь ты Русь, живи в Раю!»
Я скажу: «Не надо Рая,
Дайте Родину мою».
Иные из ревнителей Православия ругают Сергея Александровича Есенина за стихи: «Если крикнет Рать Святая: / “Кинь ты Русь, живи в Раю!” / Я скажу: “Не надо Рая, / Дайте Родину мою”».
Не разобравшись в «эсхатологии» Поэта, они в нарушение заповеди Спасителя о неосуждении считают данные стихи «богоборческими», дескать, Поэт в своей «гордыне» был против Рая и Царствия Небесного. Но на самом деле Сергей Александрович был не так-то прост в Православной Эсхатологии, в понимании Жизни Будущаго Века. Был он сведущ в Заповедях и обетованиях Иисуса Христа. Знатоки подлинно христианского содержания многих стихотворений Поэта[2] знают, что он совсем не был чужд идеи Небесного Иерусалима, нисходящего на землю. «Иерусалимская» тема так или иначе неоднократно возникает в его поэзии, поэтому ему были хорошо известны слова Апокалипсиса:
И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел Святый Город Иерусалим, Новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Апок. 21: 1–4).
Будучи человеком высотно-глубокого внутреннего диапазона, мистически чутким, при всем своем внешнем эмоциональном «буйстве», понимавшим цену духовного самоумаления в русле Нагорной Проповеди Иисуса Христа, Поэт временами скромно чаял для себя будущий удел в исполнении четвертой Заповеди Блаженства: Блажени кротцыи, яко тии наследят землю (Мф. 5: 4)
В описании нисшедшего с Неба Нового Иерусалима есть и такое Откровение:
И показал мне чистую реку Воды Жизни, светлую, как кристалл, исходящую от Престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, Древо Жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья Дерева — для исцеления народов (Апок. 22: 1–2).
Божий Пророк Иезекииль свидетельствовал о том же: У потока по берегам его с той и другой стороны будут расти всякие дерева, доставляющие пищу; листья их не будут увядать, и плоды на их не будут истощаться; каждый месяц будут созревать новые, потому что вода для них течет из святилища; плоды их будут употребляемы в пищу, а листья на врачевание (Иез. 47: 12).
Святитель Андрей Кесарийский поясняет разницу между плодами и листьями Древа Жизни так:
«Листья Древа Жизни — Христа означают тончайшие и пресветлые разумения судеб Божиих, а плоды его — совершеннейшее знание, которое откроется в будущем веке. Для народов, стоящих низшими в делании добродетелей, эти листья будут служить во очищение их неведения и во исцеление. Ибо ина слава Солнцу, и ина слава Луне, и ина слава звездам (1 Кор. 15: 41), и многие обители у Отца (Ин. 14: 2), чтобы каждого удостоить большей или меньшей светлости по характеру его дел» (Святитель Андрей Кесарийский. Толкование на Апокалипсис Святого Иоанна Богослова. Статья шестьдесят восьмая).
Русское народное предание понимает слово Святителя о разнице между плодами и листьями Древа Жизни с некоторым «буквализмом» примерно так: достойнейшие постоянные жители Нового Иерусалима се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их (Апок. 21: 3) — «Рать Святая» — будут питаться двенадцать раз в году — по разу в месяц плодами Древа Жизни. А спасенные народы, живущие на земле, те самые многочисленные кроткие и смиренные, которые будут прощены на Страшном Суде и удостоены спасения для Жизни Вечной, сохраняя следы вины за прежнюю грешную жизнь, начальный период Новой Вечности будут жить на обновленной земле — за пределами Нового Иерусалима. Но раз в месяц они будут приходить в Божий Город и потреблять листья Древа Жизни до своего полного исцеления от последствий прежнего греховного житья.
Конечно, такого однозначного толкования данного места не найти у Святых Отцов Церкви. Но Поэт с детства питался народными сказаниями и так в их строе понимал свою судьбу. Да, собственно, такими мотивами деревенского Христианства пропитан весь первый сборник поэта «Радуница».
РУСЬ
Микола
Инок «Пойду в скуфье смиренным иноком»
Калики
Не с бурным ветром
Задымился вечер
Гой ты, Русь, моя родная
Богомолки «По дороге идут богомолки»
Поминки
Шёл Господь «Шёл Господь пытать людей в любови»
Край родной
Улогий «Я странник улогий»
В хате
Выть «Чёрная, потом пропахшая выть!»
Дед
Топи да болота
МАКОВЫЕ ПОБАСКИ
Белая свитка
Матушка в купальницу
Кручина
Зашумели над затоном тростники
Троица «Троицыно утро, утренний канон»
Заиграй, сыграй тальяночка, малиновы меха
Ты поила коня
Выткался на озере алый свет зари
Туча кружево в роще связала
Дымом половодье
Девичник
Сыплет черёмуха снегом
Рекруты «По селу тропинкой кривенькой»
Край ты мой заброшенный
Пастух «Я пастух, мои палаты»
Базар «На плетнях висят баранки»
Сторона-ль моя, сторонка
Вечер «На лазоревые ткани»
Чую Радуницу Божью.
Как видим, в названии многих стихотворений Поэт касается духовных тем, а если вчитаться в другие стихотворения, то таковых окажется подавляющее большинство — с библейскими и церковными образами, которые нет-нет да и мелькнут хотя бы в одной фразе, в одной строке, в одном слове почти во всяком стихотворении сборника. Проще перечислить пальцами одной руки те стихотворения, где такая духовная образность полностью отсутствует.
Там, где ревнители в словах «Не надо Рая, Дайте Родину мою» осудительно видят «гордыню» Сергея Александровича Есенина, на самом деле выражено не только его покаянное осознание своей повседневной греховности, но и понимание Руси, Святой Руси как образа, иконы Царствия Небесного.
В русле определенной духовно-народной традиции в большинстве стихотворений разных лет он принципиально различал наименования Русь и Россия. Русь бытийно осмысливалась как порою грешный, но гармоничный земной Рай, где вечерний церковный Благовест сливается с грустным брачным зовом птиц и людей:
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло.…
Россия же у С.А.Есенина предстает как страна совсем земная, как низинно бытное местопребывание:
Не в моего ты Бога верила,
Россия, родина моя!
Сергей Есенин в 1913 году
Преувеличение «пантеизма» в раннем С.А.Есенине у некоторых советских литературоведов шестидесятых-семидесятых годов, очевидно, было связано с опасениями вполне возможного категоричного ограничения книжных переизданий стихов Сергея Александровича в атеистическом СССР[3]. Культурная революция в коммунистическом Китае того времени и недавнее обещание Н.С.Хрущева «показать последнего попа по телевизору» в 1980 году были напоминанием для отечественных патриотов-почвенников, что при советской власти и господстве КПСС страна и народ совсем не застрахованы от таких политических извращений.
«Пантеизма» в стихах С.А.Есенина ранней поры не было или почти не было! Воинствующий «пантеизм» был в его окружении — среди творцов «серебряного века», многие из которых вовсе склонялись к оккультизму, «богоискательству» или к богоборческому атеизму.
После выхода сборника «Радуница» — в 1916 году С.А.Есенин пишет загадочное уже частично процитированное здесь стихотворение, с обращением к современной ему России:
Не в моего ты Бога верила,
Россия, родина моя!
Ты как колдунья дали мерила,
И был как пасынок твой я.
Боец забыл отвагу смелую,
Пророк одрях и стал слепой.
О, дай мне руку охладелую —
Идти единою тропой.
Пойдем, пойдем, царевна сонная,
К веселой вере и одной,
Где светит радость испоконная
Неопалимой Купиной.
Не клонь главы на грудь могутную
И не пугайся вещим сном.
О, будь мне матерью напутною
В моем паденье роковом.
Здесь уже отворачивающаяся от Бога Россия уподобляется колдунье, но именно Поэт зовет её к исконной, покаянной вере Радуницы: «Пойдем, пойдем, царевна сонная / К веселой вере и одной / Где светит радость испоконная / Неопалимой Купиной». Какой же тут пантеизм?! Самое настоящее предвидение и всероссийского падения, а вслед за ним — и собственного…
Леонид Болотин, историк, научный редактор Информационно-исследовательской службы «Царское Дело».
ПРИМЕЧАНИЯ
При работе над заметками использовались материалы сайта «С.А. Есенин: Жизнь моя, иль ты приснилась мне...» и статьи о С.А.Есенине моего земляка — лингвиста Сергея Ивановича Зинина (5 Декабря 1935 — + 4 Апреля 2013), одного из создателей Есенинского музея в Ташкенте. Приношу сердечную благодарность литературоведу, доктору филологических наук, ведущему научному сотруднику Института Мировой Литературы РАН Александру Вадимовичу Гулину за неоднократный просмотр моих заметок в процессе их написания и за предоставленные мне сведения, касающихся судьбы и творчества С.А.Есенина.
[1] Есенин С.А. Радуница. Пг.: Издание М.В.Аверьянова, 1916. 62 с.
[2] В первую очередь в данной связи вспоминаю очерки о поэзии С.А.Есенина доктора филологических наук Александра Вадимовича Гулина — моего друга и однокашника по журфаку в 1975–1980 годах.
[3] Впрочем, полного запрета на издание избранных стихов С.А.Есенина, скажем, в 1926–1956 годах не было. Исследователи насчитывают более полутора десятков отдельных изданий и есенинских подборок в различных сборниках за тот период — в 1926, 1927, 1928, 1931, 1933, 1934, 1940, 1943, 1946, 1948, 1952, 1953 годах и далее. Ограничение той поры касались тиражей и недоступности изданий в районных и школьных библиотеках. Со времени «хрущевской оттепели» есенинские издания стали массовыми. Достаточно вспомнить пятитомники 1961–1962 и 1966–1968 годов, шеститомник 1977–1980 годов, каждый из которых вышел полумиллионными тиражами, трехтомники 1970, 1977, 1983 годов, тиражи которых иногда достигали почти двух миллионов. Произведения Сергея Есенина вошли в основную школьную программу уже с начальных классов, не говоря о средней школе, обширны были подборки есенинских произведений и в дополнительных школьных чтениях. Так, в годы моей учебы в 1964–1974 годах в Ташкенте, Ярославле и Москве я не помню каких-либо оттенков «подпольности» С.А.Есенина в комментариях учителей. Уже в первом или втором классе наша учительница с гордостью отмечала, что поэт Есенин побывал в Ташкенте (с 13 Мая по 3 Июня 1921 года). Однако в советскую школу поэзия С.А.Есенина пришла гораздо ранее шестидесятых. Доктор филологических наук А.В.Гулин в переписке сообщил мне рассказ своей Матери:
«Моя Мама, которая в 1952 году закончила школу в Харькове, вспоминала, как в последнем 10-м классе у них появилась молодая учительница литературы, которая на уроках по собственному расположению читала им “сверх программы” стихи Есенина. И это была не только лирика, но также очень сложные и полные драматизма “маленькие поэмы” конца 1924 года “Метель” и “Весна”. Еще с того времени, по Ее словам, Мама помнила строчки из “Метели”:
И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной,
За то, что песней
Хриплой и недужной
Мешал я спать
Стране родной».
При очередной коррекции курса партии ограничения на есенинскую поэзию, конечно, могли вернуться, чего и опасались специалисты по истории русской советской литературы, в своих трудах намеренно преувеличивая нехристианские, а вместе с тем «революционные» и просоветские аспекты в его творчестве.
