Вермишева Сэда Константиновна (1932–2020) — поэт, публицист, общественный деятель. Автор 14 поэтических сборников. Её литературная и общественная деятельность отмечена многими государственными наградами как России, так и Армении и Нагорного Карабаха. Стихи переведены на армянский, польский, словацкий, болгарский, французский, английский и другие языки. На протяжении многих лет Сэда одновременно вела широкую общественную деятельность в качестве бессменного сопредседателя Московского общества дружбы с Арменией при правительстве Москвы, члена Правления и руководителя Творческого Центра Союза Армян России, действительного члена Петровской Академии наук и искусства, члена Экспериментального творческого центра С. Кургиняна, редколлегии международного альманаха «Муза», лауреат многих российских литературных конкурсов: Некрасовского СПР, Лермонтовского СПР, «Лучшая книга 2008–2011гг. МГО СПР, газеты «Российский Писатель» СПР в номинации «Позиция» (2013), а также в номинации «Поэзия» (2014). Член Высшего Творческого Совета СП России.
Творчество Сэды Вермишевой принадлежит и русской литературе, и Союзу писателей России, и Русскому миру, и культуре Армении. Я называю её поэтом Вселенского масштаба. Последние её пять лет активной творческой деятельности тесно связаны с журналом «Берега». Вот и последняя её прижизненная публикация в «Берегах» 1 (37) –2020 открывает журнал очерком «Как мы дошли до такой жизни? Факты и только факты». Она очень ждала выхода этого журнала …
Последний очерк — продолжение статей, интервью, напечатанных в последних трёх номерах «Берегов» 2019 года. Сэда Вермишева оплакивала в стихах и статьях распад СССР. Её всегда волновала тема России и мира, роль на планете, и она верила, в то, что народы Советского Союза, «распри позабыв, в единую семью соединятся». Она много писала до последних дней жизни. Это исследования о причинах свалившейся на нас перестройки, указывающие на беззаконие многих перестроечных решений и постановлений или несоответствия им.
Общаться, дружить, брать у неё интервью — было огромным духовно–интеллектуальным удовольствием, так как благородство Сэды Константиновны, обширные познания, образный язык сочетались со скромностью и в то же время величием.
Однажды, как интуитивный поэт, она поняла, что «для духа поражений нет», и так жила с пониманием, что подлинные поэты, хотя часто и остаются при жизни инкогнито, — это сыновья и дочери побед духа, они могут научить, «что делать», «как не бояться», потому что поняли свой удел —несение креста, изо всех сил любя и прорастая «желанием писать», выражая готовность целовать уникальную планету Земля:
Я так люблю и пыль, и даль дороги —
Идти по ней без шума и знамён...
И тень листвы,
и мягкий шёпот крон...
Я день не отпущу, пока не наслажусь
Неторопливо ходом буден…
Любить и смаковать по капле каждый день жизни — это такая уверенность в бессмертии души, что захватывает тебя целиком и полностью, открывая жизнь не как замкнутый круг: дом — работа, а ты входишь в дом Поэта — это Мирозданье, где так важно не спящее сознание, ведь «твои владения лежат везде, где солнца свет».
Из цикла «Начало»
Сэда Константиновна была очень тёплым человеком. Внутри её сердца горело солнышко, и она не давала ему затмеваться, бережно хранила. Что значит быть Поэтом? Для неё это значило нести своим творчеством Свет, утверждать Закон благородства и великодушия. Это главное, что должен помнить Поэт. У неё был космический слух, вселенское чувствознание, понимание, что правда без любви — это обман, и у неё была Божественная речь:
Ты есть Закон.
Твои Владенья
Лежат везде,
Где солнца свет!..
Ты — сын побед,
Не поражений —
Для духа поражений
Нет!
Ещё идут твои сражения.
Гори,
Владей,
Твори,
Поэт!..
«Кажется мне домом мирозданье» - этот её поэтический девиз говорит, что у Сэды Вермишевой не было границ сознанию, и ей необходима была тишина, из которой она прозревала сладостное «с природою родство» и пути, равные Млечному:
А тишь стоит.
Стоит — над миром.
Мне в тишь такую —
Не уснуть.
Застыло всё.
Лишь звёзды в небе
Неслышно строят
Млечный Путь.
«С хлебом добрым схож мой труд, — пишет Сэда Вермишева, — и снова в стихах пронзительные тепло и свежесть, аромат земли и солнца, огня в печи, хлеба духовного, приоткрывающего смыслы бытийных связей, новых, прежде не бывших, дающих «счастье полных сил», просторов, глубин, «сладко смешавши скорбь и хвалу». Её нежность к миру подобна облакам, что проходят «дорогой ветра, звёзд и Бога».
Стихи Сэды Константиновны хочется читать любимому человеку, особенно если он далеко:
Только бы имя услышать твоё...
Пусть его произносят чужие
Полузнакомые люди.
Какое это имеет значенье,
Если имя твоё —
Это первая песня,
Которую в жизни услышала я.
Если взгляд твой
Был первым лучом,
Что заставил меня
Опустить тихо веки,
И потом их поднять,
Чтоб вобрать тебя в душу свою?
Этой радости весть
Я поведала солнечным птицам,
И они вознесли её к небесам,
И поведали небу.
И небо вздохнуло глубоко,
И плавно поплыл белый свет
Облаков.
Эта та любовь, что вписана в Мироздание её глубиной Личности, её самоощущением, её лёгкой и свободной песней.
Со всей страною говорить…
В этом цикле стихов Сэда Вермишева вызывает на разговор всю страну и читателя, разумеется, единомышленника, который также с болью размышляет о крушении СССР, когда пошли «косяком к нам — беды...», когда «народ овечкой кроткой //Идёт в чужой замес...»:
Мы сломали пространство
Единой страны...
И кружит надо мной
Этих слов бесконечность...
Что отвечу я вам.
Дом,
Отечество,
Вечность?
Самое страшное то, что подверглись эрозии наши исконные смыслы, наполнявшие дух, «преданья отцов», «полетели чёрные стрелы» в самое святое, и мы оказались «под небом смут и мятежа», «нас холил ветер в чистом поле, // И пело острие ножа». И всё же поэт верит, что остаётся внутренний нравственный фундамент, чтобы
В пути бесконечном,
Бессрочном и трудном
Из чаши небесной
Бессмертье испить!
Это очень значимый зов поэтической речи, и значит Преображению быть.
Писатели в роли коллективного Чацкого
В Сэде Константиновне я нахожу то, что люблю больше всего в людях: благородную скромность и правду, красоту души. И теперь, когда я перечитываю её статьи и стихи, я собираю воедино свою любовь к ней, и я слышу из прочитанного голос вечности в её заботе о настоящем и будущем планеты…
Обращение мощного публициста Вермишевой к образу Чацкого — это её собирательное размышление о жизни России и мира в последние тридцать лет — период глобальных общественных реформ и трансформаций. Три года назад она написала: «И от того, что не на преодоление трудностей настоящего и будущего тратятся силы и разум человека, не на объединение усилий перед возможными, а может и неизбежными катастрофами, а на усугубление царящего в мире хаоса, становится смутно на душе, и растёт ощущение того, что человечество слепо вступило в фазу самоуничтожения…»
Она не находила в окружающем мире какой–либо позитивной, в интересах человека и человечества, программы, заходящей за рубежи сегодняшнего дня....» Образ коллективного Чацкого — этого разрушителя сложившейся веками жизни, не имеющего перед глазами какой–либо другой модели развития вместо разрушаемой, его деструктивность и провакативность ассоциируется с современными постмодернистами, циничными представителями либеральной общественности нашего времени: «фундаментальное знание, определяющее архитектуру будущего здания планеты, и шире — мироздания, — ускользает..» Будет ли выстроена контрсистема?
Во всяком случае, сегодня, когда на помощь итальянцам в противостоянии вирусу приходят страны бывшего социалистического лагеря: Россия, Китай, Куба и Вьетнам, значит, здесь ещё живут понятия благородства и подлинного гуманизма, значит, будущее человечества за ними.
Послание Блока
В статье Сэда Вермишева обращается к циклу стихов Александра Блока «На поле Куликовом» и к стихотворению «Скифы», считая, что великим поэтом «в безупречной художественной форме проведён широкий геополитический, цивилизационный и этнопсихологический анализ отношений как противостояния и противоборства, так и возможного сотрудничества и союзов на всём Евразийском пространстве». Кроме того, —полагает Сэда Константиновна, — Блок выстраивает гипотезу возможного развития исторических событий, в случае, если из архитектуры будущего планеты будет устранён или повреждён один из её важнейших элементов − Россия. Блок отстраняется от классовых и социальных интересов, опираясь на литературу древней Руси, свою интуицию и национальное сознание: «Блок ведом духом истории, где исконным объектом интереса противостоящих сторон являются территории, борьба за господство над ними и населяющими их народами, демонстрирует геополитический подход к проблеме, видя в ней борьбу за сферы влияния, продвижение своих интересов на больших пространствах, которая ещё недавно называлась территориальным экспансионизмом или противостоянием ему». Обращаясь к истории России, Блок пишет: «Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной,// В твоей тоске, о, Русь!// И даже мглы — ночной и зарубежной −// Я не боюсь». Через века Блоку необходимо было осмыслить столкновение на поле Куликовом в свете вызова его времени и грядущего России в метафизике столкновений, порождающих новые коллизии и новую проблематику.
Сверхсмысл в словах А. Блока: «До боли// Нам ясен долгий путь!// Наш путь — стрелой татарской древней воли// Пронзил нам грудь».
Жертвенность, самопожертвование, гибель во имя дальнейшего пути. Гибель Пересвета не остановила врага навсегда: «И вечный бой! Покой нам только снится// Сквозь кровь и пыль…// Летит, летит степная кобылица// И мнёт ковыль…»
Особенностью великих художественных произведений является то, что каждое время прочитывает их по–новому. Блок относил Куликово поле к символическим событиям русской истории. «Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их ещё впереди», − так писал А. Блок в 1912 году».
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск, и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжёл, как перед боем.
Теперь твой час настал. − Молись!
Блок прозревал неизбежность возвращения России к ситуации Куликова поля.
Стихотворение «Скифы», датируемое 29−30 января 1918 года, когда Россия за 7 месяцев 1917 года пережила две революции и ко времени написания «Скифов» потеряла в результате гражданской войны и иностранной интервенции большую половину своей территории, стихотворение это написано в дерзкой тональности с использованием вызывающей лексики.
Как отмечают исследователи, в дневниках А. Блока незадолго до написания «Скифов» (11 января 1918 года) имеется запись: «Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. Мы свою историческую миссию выполним. И мы широко откроем ворота на Восток. Мы смотрели на вас глазами арийцев, пока у вас было лицо. А на морду вашу мы взглянем нашим косящим, лукавым, быстрым взглядом: мы скинемся азиатами, и на Вас прольётся Восток. Ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя, так изолгавшийся — уже не ариец. Мы — варвары? Хорошо же. Мы и покажем вам, что такое варвары…» Вскоре Советской Россией был подписан на тяжелейших условиях Брестский мир. Дневниковая запись А. Блока предвосхищает его же позицию в «Скифах».
Сэда Вермишева отмечает острое национальное чувство, историзм мышления, геополитическое чутье А. Блока. Она вспоминает Блока в связи с историей отношений России и Запада, особенно перестроечного и постсоветского времени − это история безответной любви, переходящей в подобострастие, России к Западу.
«В белых снах пурги». Лирическая поэма
В 2017 году у Сэды Константиновны был 85–летний юбилей, и журнал «Берега» отметил его публикацией лирической поэмы.
В «Белых снах пурги» — вселенская метель из каких–то тёмных глубин космоса несёт злые проявления «ненавистных владычеств»:
Мне принять её сердцем —
Как с собою расстаться.
Смута терзает сердце поэта. Прожитые годы заставляют оглянуться на пути–дороги, по которым шла вместе со страной и народом с «униженной Музой и униженным сердцем», но в тоже время с «музыкой века»:
И на зори глядеть,
И не мочь с этим миром расстаться,
Где шумят неразгаданно,
Поле,
Страницы,
И лес…
Герметика душевной муки сменяется пониманием, что жизнь ещё не все свои тайны раскрыла, и нет мертвеющего безволия, а есть действие словом, совместное с Богом делание, как звучащая мощная музыка с россыпями «летящего света». Формулируется некий духовный итог своей поэтической миссии, чтобы ощутить Божественную ладонь на плече:
Но на плечо в лучах
Рассвета
Господь мне опустил
Ладонь,
Сказал:
«Живи!
Отныне слогом
Ты будешь говорить моим,
Ты под моим надёжным кровом,
Твой голос будет мной
Храним,
В пути бессрочном и бессонном….
Психологические детали этой ситуации — ощущение Божественной воли в звучании поэтического голоса, музыкальный переход от космоса к стране, к себе и снова к мирозданию, изменение ракурса движения души в «пути бессрочном и бессонном»:
И пусть я здесь
Не первая из скрипок,
Но сквозь меня
Проходит гул морей.
Я золотой и неразменный слиток,
Из серебра, из солнца и камней.
Мне никуда от счастья не уйти,
Поэтом быть…
Поэт ощущает, что её воля сопряжена с открывшейся пронизанностью мира красотой, и она смело пропускает через себя гул глубинных морей, тепло солнца и нагретых камней, отражая их в слове, торжествуя и празднуя счастье «поэтом быть».
Плач о потерянной Родине. Жестокий час. Поэма
Потерять СССР — это для поколения Сэды Вермишевой да и для более позднего стало трагедией, печалью, которую не выплакать, не выстрадать, лишь попытаться облечь её в Слово, в поэму из семи частей, потому что там осталось «Свеченье радости», остались те, «кто духом воспарил…»
Горькая слеза, выжигающая сердце и «боль сиротства» наполняют душу, когда «идут на снос //Эпохи и дома…», когда видишь на месте сожжённого дома «обломков груду», задаёшься вопросом:
То, что нежданно с нами
Случилось,
Верно и Господу Богу
Не снилось…
Захотелось написать, доверить бумаге и всем, кто близок, выразить свои чувства, торопясь, ведь «мне много лет», в надежде найти того, кто поймёт и разделит страдания, а может быть, и для потомков, которые поймут ли такую любовь к Отчизне, будут ли им ведомы такие сильные чувства к своей стране, если они уже окажутся на «иных берегах».
«Смело здесь взошли дома// иных устоев стены»:
А я, увы,
Схожу с ума
В стране сплошной измены…
С каким мне миром
Связь?
Вот с этим полем,
Что звалось страною,
И как лоскут,
Истлевший,
Расползлась? –
Я лучше саваном себя покрою,
Наплачусь, наревусь
Над тёплым пеплом
Всласть…
Как большой корабль, оказавшийся на мелководье, как свернувшаяся в себя улитка, видится Родина.
И смена эпох,
Словно в траурном шаге.
Пусть всё кончается.
Пусть всё идёт на слом.
Я бросила в костёр
Не ветошь –
Нет –
А сердце.
В эпилоге поэмы она как будто предвидела то, с чем столкнулись мы в 2020 году, когда человечество по чьей–то злой воле оказалось заточённым в квартиры.
Я в землю уткнусь,
Чтоб не чуять угар,
Азарта ликующей стаи.
Летит под откос
Богом созданный
Шар,
Сбивая небесные сваи…
На новых широтах
Храни нас,
Господь!
На новых путях
Мирозданья…
И вот нам завет, последнее земное слово:
И снова сеять.
Снова — жать.
Осмыслить хаос
Первозданных звуков,
И хаос мира в Слове
Обуздать.
И одарить доверьем
Иную жизнь,
В которой мне не жить.
