Религиозная духовность в понимании психиатра

 Юбилейная лекция

Казалось бы, что сложного в слове «религиоз­ность»? Сложность эта проявляется мгновен­но при обращении к сети Интернета. Существуют многие десятки сайтов, на которых определяется это понятие. Полученная из Интернета информа­ция представляет собой смесь несовместимого: от «это - мракобесие» до «высшее свойство человека», от «архаичных представлений» до «новых направлений в изучении человека», от «характеристика сознания и поведения отдельных людей, их групп и общностей, верующих в сверхъестественное и поклоняющихся ему» до «новых принципов отношения к сакральному началу, вылившихся в формирование нового облика религии и нового типа верующего», и так далее, а также что это проявление культуры, нравственных ориентаций, форм социального поведения... В этой информационной свалке любой может найти то, что ему априорно импонирует, и то, с чем он никогда не сможет согласиться. В ссылках на специальную литера­туру также указывались источники, содержащие взаимоисключающие положения. Самым грустным впечатлением от работы с этим информационным нагромождением было то, что всем авторам этих публикаций все было ясно, ни у кого никаких сомнений в своих рассуждениях.

Оказалось, что Интернет представляет множе­ство интерпретаций и слова "духовность". Здесь можно встретить, что «душа» и «дух» - синонимы или что «дух» - высший уровень души и многое другое.

Не буду входить в детали, представленной в Интернете информации, отмечу то, с чем со­гласен полностью и что было мной использовано в данной работе. Слово «религия» означает восстановление («ре-») связи («-лигио») с «духовным», а духовность в самом общем смысле - это «со­вокупность проявлений духа в мире и человеке», «связь с надындивидуальными смыслами и ценно­стями, божественными или космическими сила­ми», что духовность - это нравственная категория, которая бывает «светлой» (связь с Богом, а отсюда любовь, добро, созидание) и «темной» (связь с Са­таной, что предопределяет ненависть, зло, разру­шение), что духовность бывает индивидуальной, определяющей суть человека, и трансцендентной, управляющей Миром, и что духовность («Дух») бы­вает и слабой и сильной, и это играет существен­ную роль во всех ее проявлениях.­

Мой интерес разобраться в этой проблеме возник при работе по конкретной психиатрической тематике. Работая над своей монографией «Судьбы больных шизофренией» [1], я смог убедиться в том, что религиозность (как вера во Всемогущественного Бога, определяющего наши судьбы) играет в жизни    больных весьма существенную роль, в том числе как корректор душевных расстройств [2]. Этот факт привел меня к специальному анализу аспектов взаимовлияния религиозности и психопатологии [3]. Данный анализ подтвердил существенное значе­ние религиозности для психического здоровья [4]. Вместе с тем при работе над этой темой можно было убедиться, что само понятие «религиозность» и сопряженное с ним понятие «духовность» имеют разночтения, что создает проблемы научного вза­имопонимания [5]. В этой связи было очень важно определить, какую выбрать методологическую ос­нову для обсуждения, поскольку сама обозначенная тема может быть приманкой для любителей крити­ческих коллизий [6].

Методологическая сложность обусловлена тем, что нужно рассматривать взаимосвязь того, что не имеет, казалось бы, точек соприкосновения: религия - из мира идеального, духовного; психи­атрия - из мира материального, реальных нару­шений функционирования головного мозга. Более того, речь вообще идет о сопоставлении, казалось бы, принципиально несопоставимого: духовно-идеалистического и научно-материалистического в познании человека. Опережая основные свои рассуждения, уже здесь скажу, что А. Эйнштейн, заканчивая специальную статью «Религия и наука», написал: «Один из наших современников сказал, и не без основания, что в наш материалистический век серьезными учеными могут быть только глубо­ко религиозные люди» (1930). Такие слова велико­го материалиста созвучны мыслям папы Иоанна Павла II: «Вера и разум - это как бы два крыла, на которых человеческий дух возносится к созер­цанию истины, ибо Сам Бог вложил в умы людей стремление к познанию истины, а также к позна­нию Его Самого, чтобы люди, познавая и любя Его, смогли найти полноту истины о себе самих» [7].

Я задумал эту лекцию в первую очередь для пси­хиатров, которые хотели бы лучше понимать своих пациентов, если те окажутся религиозными. При этом я, конечно, не призываю принять какое-либо вероисповедание, а просто пытаюсь объ­яснить «что есть что» для понимания психиатра и какую для лучшего такого понимания взять мето­дологию. Свою работу я начал с подборки фактов, свидетельствующих о том, что «все ясно» только не­веждам, что мир далеко не так прост, как кажется.

В 1937 г. в СССР была проведена перепись населения. Среди вопросов был вопрос о религи­озности, ответы шокировали Советскую Систему -56,7% населения страны назвали себя верующими, и это несмотря на два десятилетия ожесточенной пропаганды «воинствующих атеистов», массовых уничтожений религиозных святынь, церквей и мо­настырей и демонстративных репрессий духовен­ства. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) к XIX съезду партии большевиков «в СССР не должно остаться ни одного попа». Для исправления ситуации и ре­ализации партийного замысла уже в 1937-1938 г. был расстрелян каждый второй (!) священнос­лужитель Русской Православной Церкви (более 100 тыс. человек). Только на Бутовском полигоне НКВД под Москвой с августа 1937 по октябрь 1938 г. были расстреляны и похоронены 20 765 чел. Перед расстрелом почти тысяче из них пред­лагалось: «Откажись от Бога, и мы тебя отпустим». Кто-то (единицы) отказался, остальные - нет, но никого не отпустили, и убиты были все. В рели­гиозном понимании они «пострадали как исповед­ники Православной Веры», сегодня более трехсот из них прославлены в лике святых, «новомучеников в земле Российской просиявших».

Как психиатр должен понимать этот исторический факт? Понимать не в том плане, что это было оче­видное уголовное преступление, а в том, что каж­дый из упомянутой тысячи священников, казалось бы, одним своим словом мог спасти свою жизнь - и не сделал этого! Ради чего был преодолен главный витальный инстинкт - инстинкт самосохранения? История с древнейших времен знает немало подоб­ных трагических фактов, свидетельства о них сохра­нились до наших дней. Я поймал себя на каком-то мистическом чувстве единства исторического про­тивостояния, когда был в Римском Колизее, тыся­челетия назад залитого кровью первых христиан, отказавшихся отречься от своей веры, и когда был среди захоронений Бутовского полигона.

Трудно понять религиозные войны, но здесь можно домыслить и говорить о каком-то «коллек­тивном бессознательном». Однако и в Колизее, и в Бутово, когда каждый по своему собственно­му внутреннему зову предпочел уйти из жизни, но не отказаться от Бога - то здесь что-то другое. Что это за внутренний духовный зов, который по­бедил страх смерти? Имеет ли все это какое-либо отношение к психиатрии, сферой познания которой являются нарушения нормативности функциони­рования высшей нервной деятельности - как учат психиатры-материалисты? А были ли здесь такие нарушения? Всё это вопросы трудные, фундамен­тального значения, и нами, психиатрами, должны быть правильно понятыми, чтобы не навредить своим пациентам. С позиций же ортодоксального материалистического подхода ответов здесь нет. С конца XX в., когда в разработках гуманистиче­ской и трансперсональной психологии стало по­являться совершено новое осмысление понятий «душа», «дух», открылись перспективы новых иссле­дований (А. Маслоу, В. Франкл, Э. Сутич, С. Гроф и др.) и появились новые обоснования подходов к оценке «нормативного», «искусственного», «бо­лезненного». Будем ждать результатов этих иссле­дований.

Однако разработки выдающегося мыслителя со­временности, психолога, психиатра и социолога Виктора Эмиль Франкла (V. Frankl) о трихотомиче­ском интеграле (о телесном, душевом и духовном уровнях измерения) уже убедительно показали, что «Человек - это большее, чем психика: человек - это дух», что его поведение, прежде всего, опреде­ляется ценностями и смыслами, локализованными в духовно-этическом измерении, что человек сво­боден и фатально не подвержен детерминирующим воздействиям со стороны факторов нижележащих уровней измерения (душевного и телесного) [8].

Преодоление витальных инстинктов у священно­служителей, решавших вопрос «быть или не быть», оставаться униженными в этом бренном мире или уйти в мир горний, к Богу, - свидетельство существования религиозной духовности и ее силы.

Факты примата религиозной духовности и свиде­тельства ее силы история человечества сохраняет с древнейших времен и продолжает накапливать.

Лауреат Сталинской премии I степени профессор-хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий (он же в даль­нейшем святитель Лука) после войны опубликовал книгу «Дух, душа и тело», в которой утверждал: «И если несомненно, что соматические процес­сы в значительной степени определяют течение психических процессов, то столь же несомненно, что необходимо признать, и психическое воздей­ствие на все соматические процессы в организме». Он приводит убедительные примеры. Так, у полу­чившего открытый перелом костей голени воз­никло и «долго длилось тяжелое нагноение, кости не срослись, и нижняя часть голени со стопой бол­талась во все стороны. Через 8 лет он отправился на поклонение в святой град и там внезапно почув­ствовал себя исцеленным. Он может стоять и хо­дить, наступая одинаково свободно на обе ноги. А 8 лет он ходил на костылях».

Другой случай. У получившего «во время желез­нодорожной катастрофы перелом позвоночника, последствием которого был паралич ног с атрофи­ей мышц и начинающейся гангреной», произошло нечто подобное. После посещения святого места «на другой день зажили гноящиеся язвы стопы. Он мог ходить без палки, несмотря на атрофию мышц. Через 3 недели он прибавил в весе 10 кг и мог начать свою прежнюю работу». «Тяже­лое повреждение спинного мозга, о чем свиде­тельствует не только паралич ног, но и атрофия мышц и даже начинающаяся гангрена. Все это - необратимые изменения по нашим медицинским знаниям, и никакое самое могучее, но только фи­зиологическое воздействие мозга не могло бы их исправить». Объяснить «только физиологическим воздействием мозга, хотя бы и могучего, невоз­можно уже потому, что все мозговые процессы и все воздействия мозга протекают во време­ни, а эти чудесные исцеления происходили почти вне времени. Такая быстрота действий возмож­на только для духа». В.Ф. Войно-Ясенецкий до­бавляет: «Мы могли бы привести много подобных исцелений при открытии мощей преподобного Се­рафима Саровского, из житий святителя Питирима Тамбовского и многих других святых». «Этими рассуждениями мы подкрепляем и обосновываем высказанное положение, что дух творит формы». Таковы были факты!

Явно вне зоны психопатологии, но и вне зоны общей психологии находятся те факты, которые вызывают недоумения у атеистов и называются чудом у верующих людей. Подтверждают реаль­ность и значение религиозной веры описания слу­чаев телесного исцеления по глубокой молитве, которых более чем достаточно и в художественной и в мемуарной литературе и даже в сообщениях средств массовой информации. В 2010 г. в Мо­сковской медицинской академии им. И.М. Сече­нова я участвовал в научной дискуссии на успешно защищен-ной докторской диссертации, которая была посвящена описанию и научному анализу подобных случаев - исцелению от болезни по глубокой вере.

У религиозных личностей с обостренным рели­гиозным чувством и глубокой верой бывают такие изменения, которые непосредственно подтвержда­ют положение Апостола Павла о единстве тела, души и духа. Строгая аскеза, «самораспятие» под­нимают личность к такому духовному состоянию, которое позволяет изменять свойства тела. Одной из ярких, всемирно известных иллюстраций этого положения является факт из жизни Франциска Азисского [9]. Он настолько уподоблял свою жизнь страданиям Иисуса Христа, что у него на теле воз­никли такие же, как у Христа при распятии, раны (на ладонях и стопах от гвоздей и на груди от копья). Этот факт был засвидетельствован на ряде поло­тен художников, хранящихся до сих пор.

С какой же стороны подойти к пониманию рели­гиозной духовности, учитывая, что прямое и пози­тивное познание Бога невозможно (апофатическое богословие [10]). В арсенале психологических ме­тодов познания нет инструментариев для познания того, что представляет иной, высший, духовный уро­вень измерения человека. В академическом бо­гословии утверждается, что Бог как Дух разумом не познаваем, но Его можно чувствовать. С этим можно согласиться: нельзя познать то, что выше пси­хологического уровня инструментариями этого же, психологического, уровня, однако можно по интуи­ции, по чувству допустить, что там, выше, что-то есть.

Несмотря на несомненные успехи во второй половине XIX в. выдающихся отечественных уче­ных (И.М. Сеченов, И.И. Мечников и др.) в обла­сти физиологии и медицины, которые, казалось бы, снижали авторитет религии, все же великий отечественный ученый и классик психиатрии С.С. Корсаков накануне XX в. в своем фундамен­тальном издании «Курс психиатрии» (1901) напи­сал: «Религиозное чувство в большей или меньшей степени присуще каждому нормальному человеку, хотя проявляется в разнообразных формах, и иной раз в самых резких проявлениях так называемо­го атеизма можно при помощи тонкого анализа отметить проявления борьбы со скрытым и ис­кусственно подавляемым религиозным чувством». Хочу подчеркнуть, что корифей отечественной пси­хиатрии С.С. Корсаков говорил о «религиозном чувстве» в противопоставление «атеизму, основан­ному на экспериментальных знаниях», полученных при работе с материальными субстратами, т.е. с тем, что совсем из другой сферы реальности - из реальности, не имеющей отношения к духовной жизни. Рассуждая об «энергиях совсем иного по­рядка», С.С. Корсаков утверждал, что «мы не можем с невежественной насмешкой относиться к тому, что говорят многие высокоталантливые люди, счи­тающие себя представителями метафизики, только потому, что эта область умственных исследований носит такое дразнящее название» [11]. Высмеи­вая, по существу тех, кому «всё ясно» в отношении «вопросов в высшей степени важных и глубоких», он говорил, что для их решения недостаточно со­временного положительного знания и нельзя пре­небрегать, как совершенно ненужным хламом, тем, что говорят так называемые метафизики. Рас­суждения профессора С.С. Корсакова об открыва­ющей истины «творческой работе бессознательной идеации» мне представляются предвестниками предположений современных информациологов о реальности духовности на «нульматериальных носителях».

Дар воспринимать религиозное чувство у разных людей различен, у кого-то он проявляется в раннем детстве, у кого-то много позже, а до этого человек просто туп для его восприятия, или же вообще этот дар остается не пробужденным. Человек может потерять религиозное чувство, но оно может быть и постоянным, и тогда он будет жить в со-бытии с Богом, для такого человека божественное более реально и значимо, чем так называемая объек­тивная реальность. Это чувство становится более ощутимым в психотравмирующих, стрессовых си­туациях, когда человек испытывает потребность в сочувствии и помощи. Уильяму Черчиллю при­писывают фразу: «На фронте в окопах атеистов не бывает». Отмечено, что столкновение со смер­тью порождает стремление глубокого осознания смысла жизни, при этом у многих людей, незави­симо от их происхождения, образования и ранее зафиксированных верований, возникали стойкие религиозные чувства. Религиозное чувство неред­ко радостно ощущается при созерцании природной красоты, в процессе благого творческого дела, особенно при его завершении, и при постижении истины. Великий философ Эммануил Кант подчер­кивал, что не страх перед природой, а восторг от ее красоты ведет к Богу, и отмечал: «Звездное небо надо мной и моральный закон во мне дает мне чув­ство Бога». Озаренность человека этим чувством даже удается запечатлеть в изобразительном ис­кусстве, например, так, как она выражена у отрока в картине М.В. Нестерова «На Руси. Душа народа».

Основанная на религиозном чувстве религиоз­ность - исходное нормативное свойство человека, она может быть развита и углублена приобщением к соответствующим религиозным учениям, ритуа­лам, общинам или же заглушена - при ориентации жизни исключительно на материальные интересы и на удовлетворение страстей гедонизма. Важно, что ее нельзя ни придумать, ни вызвать искус­ственно, ни навязать внушением. Профессиональ­ные религиоведы, хорошо зная предмет своей науки, могли всю жизнь оставаться атеистами, если не обладали религиозным чувством.

В основе религиозного чувства лежит ощущение человеком своей связи с неким духовным нача­лом, с чем-то именно «внеземным», «надземным». Даже на наскальных рисунках доисторического человека находят изображения чувственного об­ращения к Небу. Известный религиовед советского времени Н.М. Никольский утверждал, что 9/10 всей древнейшей литературы посвящено пред­ставлениям о божественных сущностях и о контак­тах с ними [12]. В настоящее время воочию можно засвидетельствовать выражение чувства сопри­косновения с трансцендентальным, метафизиче­ским. Крупный российский психолог Ф.Е. Василюк назвал эти состояния «диалогом с Богом» [13]. Во время специального пребывания в монастыре «Оптина Пустынь» (для сбора материала к одной из своих работ) я неоднократно видел застывшие фигуры паломников с обращенным к небу взором и с полной отрешенностью от всего окружающего, некоторые из них пребывали в такой позе духовно­го общения с Богом часами.

Констатация религиозности, вера в существова­ние всемогущей духовности у всех этносов и во все времена свидетельствует о том, что религиозное чувство реально, имманентно и присуще всему роду человеческому как таковому. Не найдено ни одного племени ни на одном материке, у кото­рого бы не имелось этого чувства ни в настоящее время, ни в прошлом. Оно из реальной жизни, и ма­териалисты не могут его отрицать, хотя они впра­ве интерпретировать эти факты как-то по-своему, не веря в их духовность.

К сожалению, атеистически ориентированные психиатры, как правило, просто не располагают корректным знанием о смысле и назначении ре­лигии. Тем не менее, известна позиция крупней­шего психолога и психиатра XX в. Карла Густава Юнга, согласно которой религия является «великой силой, содействующей стремлению человека к це­лостности и полноте жизни». Оставаясь в рамках непредвзятого исследователя, он писал: «Религи­озный опыт абсолютен. Он несомненен. Вы можете сказать, что у вас его никогда не было, но ваш оппонент скажет: «Извините, но он у меня был». И вся ваша дискуссия тем и закончится. Неважно, что мир думает о религиозном опыте; для того, кто им владеет, - это великое сокровище, источник жизни, смысла и красоты, придающий новый блеск миру и человечеству. У него есть вера и мир. Где тот критерий, по которому вы можете решить, что эта жизнь  вне  закона,  что  этот опыт не значим, а вера - просто иллюзия? Есть ли, на самом деле, какая ни будь лучшая истина о последних основаниях, чем та, что помогает вам жить?» [14].

Выдающийся современный католический бого­слов Луиджи Джуссани (Luigi Giussani), размышляя о религиозном опыте, утверждает, что «речь идет о реальном явлении, более того, о непреложном факте, статистически наиболее распространенном в человеческой деятельности ..., который можно определить как религиозный опыт или религиоз­ное чувство» [15]. Американский психолог Уильям Джеймс (William James) даже составил ставшую всемирно известной энциклопедическую книгу «Многообразие религиозного опыта» (1910). Джеймс выступил категорически против физиоло­гических объяснений религиозных переживаний, указывая, что реальный мир гораздо более сло­жен, чем это предполагает и допускает естествоз­нание, он заложил основы психологии религии.

Так или иначе, все это свидетельство о возни­кающем у людей помимо их воли особого чувства связи их Я с чем-то, что выше, сильнее, может наставлять и приносить благо. Это чувство связи -  суть религиозности, оно относится к духовному уровню измерения человека, отсюда идет особая жизнь с приоритетом духовности в трихотомиче­ском (тело-душа-дух) единстве человека.

Религиозное чувство вызывает потребность «размышления о возвышенном», поиск объяснения того, зачем и почему оно возникает, откуда оно идет, в чем его смысл. Способные к самоанализу и осмысливанию духовных реалий древние иска­тели истины создавали по своему вдохновению, информационным возможностям и, конечно, по бо­гооткровению соответствующие толкования. Еще до Рождества Христова великие мыслители антич­ного мира, Греции и Рима, языческого ведизма, зороастризма, Ветхозаветные пророки оставили нам огромное наследие духовных знаний. До сих пор представления о том, что кроется за чувством связи с трансцендентным, создают религиозные учения, формируют синкретические неокульты (секты), образовывают новые конфессии.

Несмотря на такое многообразие, в любом слу­чае есть то единственно общее, что позволяет одинаково понимать религиозность как чувствен­ное соприкосновение (со-бытие) человека с чем-то бо́льшим, чем реалии обыденной жизни, с духовны­ми силами, стоящими над ним и над всем сущим, но с чем можно установить связь - обращаться с просьбами, молитвами, благодарить и славить.

Религиозные учения вторичны по отношению к религиозному чувству. Изначальность религи­озности не в содержании того или иного учения, а в вышеуказанном чувстве реального соприкос­новения с чем-то метафизическим. Осмысливание этого чувства и принятие для себя вероучения, его объясняющего, - естественный процесс для чело­века. Импонирующее ему религиозное учение, ко­торое объясняет это чувство как некую реальность, он может в принципе выбрать сам. Однако это бывает очень редко: когда приходит время осоз­нанного отношения к чувству своей религиозности, то ее толкование оказывается уже определенным воспитателями (при крещении, при обрезании). Вложенное религиозное верование проявляется как бы автоматически, идет по накатанной дорож­ке, «как у отцов», «как у всех», но это «как у всех» оказывается только в своем социуме. Оно может стать не как у всех в другом социуме, и тогда при отсутствии толерантности в этом социуме к другим верованиям - вражда, войны, убийства «неверных» [16].

Бывает и так, что наплыву религиозного чувства человек дает собственное объяснение на основе своего интеллектуального ресурса и когнитивных возможностей. Сложившееся представление о ду­ховном содержании этого чувства создает религию одного человека. Согласно определению Европей­ского Суда по правам человека, «защита права человека на свободу религии не ограничивается распространенными и признанными в мире рели­гиями, но также применяется и к редким и практи­чески неизвестным верованиям» даже, когда этих убеждений придерживается всего один человек. Поскольку он, этот человек, имеет свою духовность на ос­нове своего религиозного чувства, то здесь полное соответствие понятию «религиозная духовность».

В целом принятие того или иного объяснения или религиозного учения обусловливается разли­чиями конкретных социально-психологических влияний, исторически сложившейся культуральной экологией - той информацией к восприятию, кото­рая непосредственно влияет на человека: не смо­жет он стать христианином или мусульманином, если никогда не слышал (или не хотел слышать) про Еван­гелие или Коран. Имманентным учение Иисуса Хри­ста или же пророка Мухаммеда оказывается лишь у того, кто имеет религиозное чувство и ищет ему объяснение. Принятие таким человеком религиоз­ного учения делает его не просто религиозным, а верующим: человек становится верующим, когда полученное религиозное знание укрепляет у него доверие к своему религиозному чувству как к истинно духовному, божественному явлению. Именно это доверие делает человека религиозно-верующим, он становится выше собственных по­мыслов и молит Бога: «Да, будет воля Твоя!». И уже верит всему, что сказано в учениях этой религиоз­ной веры как принятой системы знаний, неукосни­тельных догматов. Такое принятие учения по зову, принятие не логикой, а чувством, фактически явля­ется надпсихологичным, духовным.

Религиозные учения предписывают опреде­ленный модус социального поведения верующих, в том числе в виде согласованных ритуальных действий. В случаях своего доминирующего поло­жения в социуме религиозное учение определяет в нем общественное мировоззрение и формирует адекватные ему векторы социальных отношений людей, считающих себя религиозными. Одновре­менно в социуме, имеющем доминирующую ре­лигиозную традицию, религиозная ритуальность становилась нормативной формой поведения даже у людей без религиозного чувства и без гла­венства духовности в антропном триединстве. Не желая выделяться в своем микросоциуме, такие люди также называют себя верующими, но от этого их «религиозность» не перестает быть бездухов­ной, она у них без внутреннего чувства со-бытия и носит всего лишь номинально-ритуальный харак­тер. У таких людей принятое «как у всех» религиоз­ное верование и учение может легко измениться, поддаться коррекции под психологическим воз­действием атеистов или иноверцев. Понятие «ре­лигиозная духовность» к ним не относится именно потому, что здесь нет в основе религиозного чув­ства, а имеет место лишь результат социально-психологического воздействия, индукции.

Каждое религиозное вероучение показывает человеку его роль и должную позицию в систе­ме экзистенциональных смыслов (смыслов бытия от начала жизни и даже после ее конца). И такая религиозная духовность становится как бы нрав­ственной конституцией   личности [5]. Религиозная духовность как основа нравственной конституции личности определяет направленность социаль­ного поведения как у психически здоровых, так и у больных. Так, сущность религиозной духовности у психически здорового воцерковленного христи­анина и также психически здорового фанатичного приверженца исламского фундаментализма пол­ностью противоположны, что обусловливает ра­дикальные различия их жизни. Такие же различия и у психически больных. Больные шизофренией при одном и том же синдроме с одной и той же фа­булой, но с принципиально различной религиозной духовностью обнаруживают и принципиально раз­личное поведение - одни молитвенно просят Бога урезонить «преследователей», а другие убивают своих мнимых врагов. Один из моих пациентов - больной шизофренией - рассказывал, что у него были состояния, когда «голоса приказывали» выко­лоть мне пальцами глаза. Понимая чуждость этих требований, он обращался за помощью к Богу. Мне не раз приходилось иметь дело с больными в остром психотическом состоянии, с синдромом Кандинского-Клерамбо, которые при нелепом в целом поведении, испытывая императивные гал­люцинации, не допускали того, что противоречи­ло бы их нравственной конституции, основанной на религиозной духовности.

Такое же значение нравственной конституции прослеживается и в тех случаях, когда религиоз­ность как чувство связи исходит от сатанинской духовности. Жизнеописания имеющих светлую ду­ховность, которая проявляется во всех деяниях, достаточно широко представлена в церковной ли­тературе. Русскоязычных изданий о жизни имеющих религиозную духовность противоположного направ­ления - сатанинскую - практически нет. В книге «Люди погибели. Сатанизм в России: попытка ана­лиза» (2000) [17], написанной по материалам про­веденных мной судебно-психиатрических экспертиз, даны примеры религиозной духовности сатанин­ского содержания. Эта духовность, имея деструк­тивную направленность, создает соответствующую нравственную конституцию, которая предопре­деляет общественно опасное поведение адептов сатанизма. Эти особенности высшего, духовного уровня измерения личности проявлялись вне зави­симости от качества душевного (психологического) уровня. Они направляли в соответствующую сторону поведение как психически здоровых, так и пси­хически больных сатанистов. Так, один из них, пси­хически здоровый, в своих действиях предусмотрел все, «чтобы ублажить сатану». Он совершил кражу иконы именно у православного художника и имен­но в Пасхальную ночь, намеревался изнасиловать служительницу храма именно такую, чтобы та была девственницей, а само надругательство совершить в алтаре и именно на престоле - самом святом месте в христианском храме. Другой больной, стра­дающий шизофренией, свое «служение сатане» реализовал убийством  трех иноков-звонарей именно одного из наиболее почитаемых мо­настырей, во время торжественного перезвона в Пасхальную ночь и кинжалом с символикой «666». Такова у них была религиозная духовность, выра­зившаяся в служении сатане. И тот, и другой имели чувственный контакт «с Повелителем».

У меня нет достаточного материала для стати­стически достоверных обобщений, какие факто­ры (наследственные, особенности раннего детства и подросткового возраста, микросоциальной эко­логии или что другое) предопределяли различия ре­лигиозного чувства: со-бытие с Богом или со-бытие с Сатаной. Хотя изучение фактического материала не дало оснований для категорических утверж­дений об абсолютных причинах, все же можно отметить достаточно четкое преобладание благост­ных отношений в семьях тех, кто в последующем имел чувственное со-бытие со светлой духовно­стью, и, наоборот, антагонизм, взаимонеприязнь, ненависть в семьях тех, кто в дальнейшем имел духовное со-бытие с Сатаной. Наиболее чувстви­тельным к таким влияниям является предпубертатный и пубертатный возраст, в более позднем возрасте такой зависимости нет. Один из моих подэкспертных, убивший свою мать за то, что она препятствовала его связям с сатанистской общи­ной, воспитывался в семье с враждебными взаи­моотношениями родителей. Уже в детстве он имел прозвище «злодей», изощренно мучил животных, издевался над бомжами. В школе учился хорошо, но ни с кем не дружил, всем «делал гадости испод­тишка». Успешно отслужил в армии. Возвратившись домой, искал контакты с сатанистами, так как чув­ствовал потребность связи с «темными силами». На экспертизе признавался, что испытывает чув­ство «зова к сатане», а тяготение к нему заметил у себя еще в детстве.

Родителям нескольких сатанистов удавалось прибегать к помощи психотерапевтов и психиатров для упорядочивания их социального поведения, однако ни в одном случае положительного эф­фекта не было. Наоборот, попытки вмешательства родителей вызывали агрессивные реакции, даже убийство, случай которого только что упоминался. Сатанизм - религиозная духовность деструктивной направленности, создающая личностную консти­туцию, которая не корригируется медико-фармакологи- ческими или психологическими методами воздействия.

Религиозная духовность всегда неповторимо ин­дивидуальна, раз сложившись она не изменяется в последующей жизни. Психиатру, конечно, надо иметь представление о духовной сущности сво­его пациента, поскольку именно она выражает основу его личности, ее конституцию - это всегда помогает в реадаптации больного и может про­гнозировать его социальное поведение, в том числе вероятность опасных действий. Знать надо, но не пытаться навязчиво корригировать, посколь­ку это не может дать результата и лишь вызо­вет негативную реакцию пациента. Затрагивать религиозные темы следует осторожно, на основе взаимопонимания. Психиатр-атеист, не имеющий религиозного опыта, без религиозного чувства, живущий вне со-бытия с Богом, вообще не имеет морального права вмешиваться в духовную жизнь своего пациента, предлагать какие-то советы. Можно дать аналогию: кто-то без музыкального опыта, без чувства музыки, без музыкального слуха вдруг бы стал советником Моцарта или по­зволил себе править сонаты Баха.

В своей практической работе у психиатра могут возникнуть трудности в определении реально­сти наличия религиозной духовности у пациента и опасность принять за таковую «религиозность» номинальную. Опыт показал, что утверждения па­циента, что он атеист или что он верующий, может полностью не соответствовать действительности. Без религиозного чувства, без религиозного опыта и духовной жизни пациент не может считаться рели­гиозным. Принадлежность к каким-либо «религиям», не имеющим духовной основы, верования в «истин­ность» этих учений и участие в ритуальных действи­ях не свидетельствуют о религиозной духовности пациента, например, у адептов сайентологической «церкви» Хаббарда*. «Религиозное учение», как фабула бреда, не является свидетельством религиозности психи­чески больного, даже, если найдутся индуцирован­ные этим бредом адепты «новой религии».

Заключая свое эссе, мне хотелось бы предста­вить его как некое продолжение упомянутых рассуж­дений С.С. Корсакова относительно метафизики и психиатрии. По моему мнению, метафизические проявления надпсихологичны, они выше уровня душевных инструментариев логического познания и общения символами. Коммуникации на метафи­зическом, духовном уровне иные, они бессловесны, т.е. без участия «биокомпьютера» (головного мозга). Здесь взаимообмен внутреннего духа, как высше­го уровня интегрального триединства человека, и внешнего Духа, Высшего и Бесконечного, про­исходит в чувственном формате, без материаль­ных информационных носителей и вне временны́х регламентов. В этом со-бытии человек не слы­шит указов, наставлений, подсказок или запретов, но он их чувствует, решая по своей свободной воле подчиняться им или нет. Так соединяется вну­тренний мир человека и внешний духовный мир в единое со-бытие, которое можно обозначить как религиозная духовность, она надпсихологична и поэтому не может быть психопатологической и иметь отношение к понятиям психиатрии. К этому можно добавить: если религиозность - результат научения пониманию духовных сил, то духовность - непосредственное их чувствование и принятие к действию их предписаний в реальной жизни. Религиозная духовность - это осознанное чувство обоюдосторонней связи с Высшей Вечной Духов­ностью и добровольность в подчиненности ей.

В итоге лекции выделю некоторые тезисы.

Религиозная духовность - интегральное по­нятие, объединяющее религиозное чувство, его объяснение, веру в истинность этого объяснения и поведение, соответствующее этой вере. Это индивидуальное, нормативное, надпсихологическое свойство личности, выражающееся в чув­стве со-бытия с высшей вечной духовностью. Такое со-бытие выражается в обоесторонней чувствен­ной коммуникации и добровольной подчиненности Высшему Началу.

Религиозное чувство - напоминание человеку о его внутренней духовной сущности и неразрыв­ной связи с внешней, Вселенской Духовностью. Реальность переживания религиозного чувства требует своего объяснения. Совместные и согласо­ванные объяснения создают религиозные учения  - религию. Непоколебимая уверенность в истин­ности такого объяснения является религиозной верой. Такая вера, основанная на чувстве со-бытия с духовным, надпсихологична, а поэтому не подда­ется какой-либо внешней коррекции.

Суть человека определяется религиозной духов­ностью, она предопределяет его нравственную конституцию и императивы конкретных действий, проявляясь в смыслах и направленности его жиз­недеятельности, в особенностях построения соци­альных отношений.

Надпсихологическое положение религиоз­ной духовности сохраняет свою сущность при возникновении расстройств на психологи­ческом (психопатология) и телесном уровнях ан­тропологического интеграла (тело-душа-дух). Верховенство Духа в этом единстве придает рели­гиозной духовности определяющую, императивную роль, позволяющую вносить коррекцию и на телес­ном и душевном уровнях.

В социуме, имеющем доминирующую религиоз­ную традицию, сформировавшаяся религиозная ритуальность может быть нормативной формой поведения даже у людей без религиозного чувства и без главенства духовности в антропном триедин­стве. Не желая выделяться в своем микросоциу­ме, такие люди также называют себя верующими, но их изначально психологически индуцированная «религиозность» бездуховна, без внутреннего чув­ства со-бытия и носит всего лишь номинально-ри­туальный характер. У таких людей принятое «как у всех» религиозное верование и учение может легко измениться, поддаться коррекции под пси­хологическим воздействием атеистов или иновер­цев. В этих случаях при приятии нового верования понятие «религиозная духовность» к ним не отно­сится именно потому, что она не основана на рели­гиозном чувстве.

Сатанизм - религиозная духовность, деструк­тивной направленности, создающая личностную конституцию, которая не корригируется меди­ко-фармакологическими или психологическими методами воздействия.

 

Литература

 

1.    Кондратьев Ф.В. Судьбы больных шизофренией. М.: Юстицин- форм. 2010. 402 с.

 

2.    Кондратьев Ф.В. Духовность как корректор душевных расстройств // Материалы научной конференции «Междисципли­нарный подход к психическим расстройствам и их лечению: миф или реальность?». Санкт-Петербург, 2014. № 101. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://olds-sektain.1gb.ru/Kondratyev/16. html (дата обращения: 12.12.2017).

3.    Кондратьев Ф.В. Религиозность и психопатология. Аспекты вза­имовлияния // Российский психиатрический журнал. 2012. № 5. С. 5-13.

4.    Кондратьев Ф.В. Значение религиозности для психического здоровья: Доклад на Международных образовательных рож­дественских чтениях. М., 2008. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://olds-sektain.1gb.ru/Kondratyev/15.html (дата обра­щения: 12.12.2017).

5.    Кондратьев Ф.В. Душевные и духовные болезни - как их пони­мают врачи-психиатры // Православие и проблемы биоэтики: сборник работ. М., 2017. С. 305-322.

6.    Кондратьев Ф.В. Религиозность психически больного - мето­дологические проблемы ее понимания // Материалы Первой московской международной конференции «Религиозность и клиническая психиатрия» (Москва, 20-21 апреля 2017 года). М., 2017. С. 175-178.

7.    Иоанн Павел II. Переступить порог надежды. М.: Информ.-издат. центр «Истина и Жизнь», 1995. 276 с.

8.    Франкл В. Человек в поисках смысла: пер. с анг. и нем. М.: Про­гресс, 1990. 364 с.

9.    Sticco М. San Francesco d'Assisi: Cantico delle Creature, vita e pensiero. Milano, 1990. 236 p.

10.  Лосский B.H. Божественный мрак: очерк мистического богосло­вия Восточной церкви. Догматическое богословие. М., 1991.288 с.

11.   Корсаков С.С. Курс психиатрии. М. 1901.1112 с.

12.   Никольский Н.М. Избранные произведения по истории религии. М.: Мысль, 1974. 265 с.

13.   Василюк Ф.Е. Переживание и молитва. Опыт общепсихологиче­ского исследования. М.: Смысл. 2005.190 с.

14.  Jung C.G. Psychologie de I'inconscient. 5 edit. Geneve: Libr. Univ. Georg et

Cie S.A., 1983. 507 p.

15.   Джуссани Л. Религиозное чувство. «Путь». М.: Христианская литература, 2000. Кн. 1.189 с.

16.   Кондратьев Ф.В. Проблемы социальной психиатрии и религиоз­ность населения // Сборник «Социальная психиатрия» / Под ред. акад. РАМН Т.Б. Дмитриевой. М.: ГНЦ ССП им. В.П. Сербского. 2009. Вып. 4. С. 139-166.

17.   Кондратьев Ф.В. Сатанизм как реальность и «сатанизм» как психическое расстройство //Люди погибели. Сатанизм в России: попытка анализа. М.: Изд-во Московского подворья Свято-Троиц­кой Сергиевой Лавры, 2000. 270 с.

 ***

17 февраля 2018 г. исполнилось 85 лет со дня рождения Федора Викторовича Кондратьева, - крупного отечественного психиатра, известного публициста, судебного эксперта, доктора медицинских наук, профессора, заслуженного врача России, члена Церковно-общественного совета по биомедицинской этике при Московской Патриархии, попечителя благотворительного фонда медико-социальной и духовной помощи гражданам старшего поколения России «Геронтологическая защита».

Свою научную деятельность Ф.В. Кондратьев начал еще студентом 1-го Московского медицинского института, а вся последующая творческая жизнь прошла в Институте судебной психиатрии им. В.П. Сербского. За это время был пройден путь до главного научного сотрудника. Федор Викторович почти 30 лет руководил судебно-психиатрическим экспертным отделением. В этот период под его руководством были защищены диссертации его учеников (20 кандидатских и 3 докторских), издано более 350 научных публикаций.

К числу несомненных научных заслуг юбиляра относится положение о том, что свободолюбивое политическое инакомыслие (диссидентство) не должно пониматься как психопатологический феномен, а поэтому требования по применению фармакологического лечения людей с инакомыслием можно отнести к преступным действиям.

Федор Викторович доказал несостоятельность пропагандистского мифа о карательной психиатрии в Советском Союзе. Юбиляр внес значительный вклад в обоснование концептуального подхода к пониманию нормы психического здоровья; в разработку методологических аспектов проблемы ограниченной вменяемости и принципов составления экспертной системы критериев ограниченной вменяемости. Последние годы юбиляр изучает аспекты взаимовлияния религиозности и психопатологии. К монографии «Судьбы больных шизофренией» (2010) автор дал эпиграф, фактически общий для всех его трудов: «В безвозмездный дар тем, кто хочет понять потерявших свободу и единство своей личности и помочь им».

Такая деонтологичность - основа всей его научно-практической деятельности. Ф.В. Кондратьев вел большую педагогическую деятельность, был не только профессором Центра им. В.П. Сербского, но и профессором юридического факультета Военного университета Министерства обороны РФ, консультантом Московской областной психиатрической больницы им. В.И. Яковенко и др. Он широко известен своими выступлениями в печати, на телевидении, радио.

За многолетнюю и плодотворную работу Федор Викторович отмечен грамотами Российской Православной Церкви «За работу по сохранению национальной духовности», награжден орденами преподобного Сергия Радонежского и святого благоверного князя Даниила Московского.

Редакционная коллегия и редакционный совет «Российского психиатрического журнала», руководство ФГБУ «НМИЦПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, друзья и коллеги сердечно поздравляют Федора Викторовича со славным юбилеем, желают ему здоровья, благополучия и творческого долголетия!

© ФГБУ «НМИЦПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, 2017

УДК 616.89(092)

 

Впервые опубликовано в Российском психиатрическом журнале, 2018, № 1

 

 

* - В РФ часть саентологических материалов признаны экстремистскими и занесены в Федеральный список экстремистских материалов, производство, распространение и хранение в целях массового распространения этих материалов на территории РФ является незаконным; «Саентологическая церковь Москвы» и «Церковь саентологов Санкт-Петербурга» ликвидированы по решению судов. (Ред. РНЛ)