ПУТЬ
Я ломаю слоистые скалы
В час отлива на илистом дне...
Александр Блок
1.М.А.
НА ЛЬДИНЕ
Скоро начнётся моя навигация.
Ну, а покуда - до слёз молодой,
Прыгну на льдину, а льдина лягается,
Словно кобыла, дрожит подо мной.
Мне ещё нравятся пьяные глупости,
Мне по душе ещё всякая бредь.
Так и плыву из нечаянной юности,
Стоя на льдине, как белый медведь.
Я - Одиссей, вертопрах и уродина,
Нет ещё страшного горя нигде.
Мне невдомёк, что когда-то и Родина,
Станет лишь тающей льдиной в воде.
2.В.Н
НА РОДИНЕ МОЕЙ
Наверное, на родине моей
Сирень цветёт и птицы не смолкают...
И Тихий Дон в ручей перетекает,
И свищет ветер в куполах церквей.
Наверное, на родине моей
Ещё живут мои однофамильцы.
Чем постоянно кормятся кормильцы?..
В счастливом детстве - нет очередей!
Наверное, на родине моей
Лишь памятники обо мне и помнят
И половицы уцелевших комнат,
И старый двор, забытый и ничей.
И всё в порядке смысла и вещей
На родине оставленной моей.
3.В.Н.
И ЭТО БЫЛО
Ах, это было в нашем веке!
И в доме, полном старины,
Фортепиано фирмы «Беккер»
Считалось русским, как блины.
И девушек сухие пальцы,
По белым клавишам кружа,
Старинные играли вальсы,
В которых плакала душа.
Десятилетия, как ливни,
И ни мелодий, и ни слов...
Желтеют клавиши, как бивни
Забытых в комнатах слонов.
На стороне играют свадьбы.
Самостоятельность ума.
И вымирают, как усадьбы,
Большие русские дома.
4.В.Н.
ТОПОЛЯ
Мы мало меняемся внешне.
На родине наших отцов
В рассохшейся старой скворешне
Никто не выводит птенцов.
Машины, солдаты и куклы
Давно свезены на пустырь.
Задрал продырявленный купол
К седым небесам монастырь...
Нас солнце горячее будит,
Прямыми лучами пыля.
Весёлые сильные люди
Пускали в распыл тополя.
Взлетали фонтанчики пуха.
В лучах испарялась роса.
И плакала горько старуха,
Что с этой аллеей росла.
Мальчишка ногами затопал,
Застыл на земле муравей.
Простился с живущими тополь
Стремительным взмахом ветвей.
А вечером крупные звезды
Угрюмо светили во мгле.
Но птичьи разрушены гнезда,
И пух размело по земле.
5.В.Н.
ПОЭМА "ГОЛОСА НОЧНОГО ГОРОДА"
1.
Кровь города - ветер, и город бормочет,
Свои разминая суставы.
Он прошлой и этой, особенной, ночью
Свистком провожает составы.
Он вытащил свет, как дежурное платье.
По-зимнему чистоплотен,
Он дворникам чистой валютой заплатит
За чистку его подворотен.
А ночь посылает заряд за зарядом,
Взрывая деревья и путая карты,
Чтоб утром мели по аккордным нарядам
Ленивые люди в брезентовых фартуках.
Прохожий в прошитом пальто на ватине.
Прищур припорошенных век...
- Что может быть в городе консервативней,
Чем ватник, и фартук - поверх?
Сметая метлой этот век с тротуара,
Он важен, как Наполеон...
И так не хватает фигуры жандарма
За первым углом!
2.
Ночная стража разбежалась
И дрыхнет честно.
На стенах храма роспись сжалась,
Грозя исчезнуть.
А храм, побеленный, громаден.
В пылу традиций
В него ходили по команде,
Успев родиться.
В него ходили добровольно:
Привычка - старшим!
Будил он звоном колокольным,
Как будят маршем.
Привычку новую посеем,
Как зуб Дракона...
И в храмах выросли бассейны
Во время оно.
И бледный ангел с аквалангом,
Покинув купол,
В купальник влез - и белым флагом
В глубины рухнул.
Осталась надпись на латыни:
«Ворота Трои...»
Вход подержался по полтине
И вырос втрое.
3.
А он для звучанья подыскивал повод.
Он тронул случайно троллейбусный провод.
И словно струну ущипнули на арфе.
И ветер запутался в собственном шарфе.
Он слушал аккорды ночного оркестра.
Он занял водителя чёрное кресло.
И белый троллейбус, смычок поднимая,
Вступил в разговор с Паганини-трамваем...
4.
В пустых, с электронной защитой, подъездах,
Как в сейфах Госбанка...
Куда не проникнуть ни пьяным, ни трезвым,
Ни детям, ни панкам.
Оттуда, с минуту поклацав защёлкой,
Чуть небо подсохло,
Выходит старуха с плетёной кошёлкой,
В японских кроссовках.
О, нас поманил несгнивающий Запад
Богатствами Креза!
Кто знает, в чём старость появится завтра
Из наших подъездов?
Очищенных вдруг от столетнего хлама,
От запаха кошек...
На крышах взрывается светом реклама,
Царапая кожу.
6.В.Н.
ЖЕНЩИНА ЧЕТЫРНАДЦАТИ ЛЕТ
Женщина четырнадцати лет
Смотрит так, как будто вас здесь нет.
Сигаретку пальчиками мнёт
И охрипшим голоском поёт.
Женщина четырнадцати лет
Презирает всякий интеллект,
Переходит с песен на жаргон
И уходит вечером в «Сайгон».
К женщине четырнадцати лет
Подойдёт потерянный субъект,
Прислонившись к стеночке плечом,
Заведёт бодягу ни о чём.
А она, не слушая речей,
В обществе поношенных плащей,
Будет пить свой «маленький двойной»
И молчать, как мир перед войной...
Женщина из нашего двора.
Итальянской девочки сестра.
7.В.Н.
А ТОГДА, В НАЧАЛЕ ЛЕТА
А тогда, в начале лета,
Красном, как немецкий плед,
Ты была моя Джульетта,
Двадцати неполных лет.
Ты тогда смеялась звонко,
Не курила, не лгала.
От волос твоих заколка
В ящик пряталась стола.
Старый кот, как третий лишний,
Не сводил серьёзных глаз...
Барабанил дождь по крыше
В этот очень поздний час.
И цветы, как микрофоны,
Всё стояли на столе.
И молчали телефоны
В этой сумрачной стране.
И в притихшем было мире
Ночь царапала окно.
Мы в нетопленой квартире
Пили тёплое вино.
Как союзники на Эльбе,
В час усталости земной.
Спали войны в колыбели,
И земля была сырой.
8.В.Н.
НОВЫЙ ГОД
Новый Год. Мы на кухне, вдвоём,
Из бокала разбитого пьём.
И целуемся, второпях,
Потому что сидим в гостях.
А Луна на полу лежит,
И хозяин на всех брюзжит,
И пластинку идёт менять,
Чтобы в танце тебя обнять.
Белый снег за чужим окном.
Тесен мир за одним столом.
И колени твои крепки,
Как два шлюза одной реки.
Ночь темна, и рука тепла.
И осколок блестит стекла.
Словно будущему грозя:
«Из разбитого пить нельзя...»
9.М.А.
КАК ЭТО ВЫШЛО?
Как это вышло? Не знает никто.
Там, где мы чуда хотели,
Ты, словно ёлка, в зелёном пальто
Вышла из белой метели.
Ёлки зелёные! Запах коры!
Давних загадок посевы!
А у меня - золотые шары,
Бусы - из слёз королевы!
Правую руку подав январю,
Встав на пути снегопада,
«Девочка, Юля, - сказал я, - дарю!»
Ты прошептала: «Не надо».
И пролетело вдоль окон цветных,
Мимо пивнушек и чайных:
«Я не люблю украшений пустых
И увлечений случайных!»
Как это вышло? Обида и шок.
Крикнул я в долю-недолю:
«Я не срублю тебя под корешок
И никому не позволю!»
Ты уходила. Я стыл на ветру,
Злой и бессильный, как кукиш.
«Если уйдёшь, я напьюсь и умру!»
«Что же, умри, если любишь!»
Ты оглянулась из тучи людей
Тайной неведомой девы.
И засияли на шубке твоей
Бусы из слёз королевы.
10.В.Н.
ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
Пляшут веки у спящей подруги...
Накануне московской весны
В занесённой снегами округе
Чёрных птиц восклицанья слышны.
Скрыта тайна в бессоннице птичьей.
Спят влюблённые в тесном тепле...
И, невидимый им, Третий Лишний
По заснеженной бродит земле.
11.М.А.
РУБАШКА
Сею замыслы, всходят промашки.
Завивается память винтом.
«Я родился в счастливой рубашке!
Но куда она делась потом?»
Помню, помню, как страшная сила,
Под сгоревшей до срока звездой,
Нас с тобой на земле разводила,
Разливала студёной водой.
Что за жизнь? На испод, нараспашку...
И какого нам надо рожна?
Ты врывался, снимая рубашку:
«А вот эта тебе не нужна?»
Просыпались и плакали дети,
И жене, подбегавшей ко мне,
Говорил я: «Любимая, ветер!
Это ветер свистит в тишине!»
Это ветер - во сне и на деле...
Забежал бы, Сергей, сгоряча!
Я скажу, что в роддоме надели
Мне рубашку с чужого плеча.
Может быть, мы уснём и проснёмся,
Так, где молодость, дым и вино,
И рубашками снова махнёмся,
Как случилось когда-то давно!
12.М.А.
ЧЕРНОВИКИ И КЛОЧКИ
Я вспомню те ночи и берег отчаянья,
Я вздрогну на пристани, где в сентябре
Один за другим пароходы отчалили
И скрылись навеки в ночном серебре.
Мы вновь не уплыли. И вспыхнули искорки.
Казалось бы, звёзды целуют росу.
Но вдруг полыхнули просёлки и выселки,
В июне, за речкой, в четвёртом часу.
Я помню тот берег и лодку на отмели,
Как пели и плакали плавни в огне...
Пришли и зажгли, и убежище отняли,
Где ты, как матрёшка, скрывалась во мне.
И вот суета, сожаленья, как заросли,
Где ползают гады, где жалят шмели...
И рушится берег наш в омуты зависти,
И нет нам надежды, и нет нам земли.
Кричат петухи, и село просыпается,
И лодка горит негасимым огнём...
Как будто из колбы песок просыпается,
И мы, как песчинки, теряемся в нём.
13.М.А.
ЛЁД НА РЕКЕ
Лёд на реке, как измена. Ноги от страха свело.
Счастье меня непременно к тёмному краю вело.
Как это? Не понимаю тайную суть перемен.
Так вот - моргну, и не знаю: кто я теперь и зачем?
Разом исчезнут рябины, лодка, осока, песок...
Словно из кинокартины вырезан главный кусок.
И на глазах у соседок, между машин и собак -
Утро начнётся не эдак, день завершится не так.
Как тут остаться в покое, не закрутиться юлой?
Будто бы звуки погони, листья шумят за спиной.
Молнии, кони и волки, говор смертельных врагов...
Так вот - очнёшься на Волге, между крутых берегов...
Господи! Проруби, льдины, недостижимый мысок...
Дальше из кинокартины вырезан главный кусок...
14...
ОТРЕЗОК ПЕРВЫЙ (начало)
1.М.А.
ПЛАЧ ЛОТА
Пропустил в темноту, и с тоской убежавшего Лота,
Клял своих дочерей, соляные столбы и вино...
Говорил тяжело, словно лошадь тянул из болота,
И смотрел тяжело, словно камень, ушедший на дно.
Разошёлся потом, распуская по ниточкам горе,
Рвал халат на груди, повисал из ночного окна,
И смотрел на меня, и считал, словно капелька в море,
Что вода солона, оттого что в ней плачет она.
Он смотрел на меня, говорил о тоске и тревоге,
Клял индейку-судьбу на каком-то нелепом арго...
А судьба, как жена, постояв на прощальном пороге,
В сапогах и в плаще уходила уже от него.
2.М.С.
РУСАЛОЧКА
В открытом море вода совсем синяя, как лепестки васильков,
и прозрачная, как чистое стекло...
Ганс Христиан Андерсен
Чистая, словно слеза,
Горькая чудо-роса
В тихие травы легла,
С первым лучом - умерла.
Сердцем на илистом дне
Горько стонала в огне,
Жгучие слёзы пила,
А на заре - умерла.
В море две ночи, три дня
В солнечном плеске Огня
Пена кроваво цвела
И, наконец, умерла...
Видя отеческий нож -
В душу, предсмертную дрожь
Чуя, в преджертвенный мрак
Молча ступил Исаак.
Чистая чудо-строка,
Нож для беды и греха,
Ласточкой бьётся с небес
В самое сердце тебе.
Тихо воскреснет лоза.
Чудом прозреют глаза.
За лепестком лепесток
Молча роняет цветок.
3.М.А.
ПОД МИРТОВЫМ ДРЕВОМ
Дерево мирта, не надо, молчи!
Страшно мне рядом с тобою в ночи.
Наше родство всё верней и верней,
Ты - без цветенья, а я - без корней.
Вместе мы стонем и плачем во сне,
Словно однажды сгорели в огне;
Будто бы завтра, за божьим плечом,
Ты станешь плахой, а я - палачом.
Дерево, дерево, стол и кровать,
Как эту цепь золотую порвать?
Проклял я сдвоенность наших сердец!
Но рассмеялся над нами отец.
Сыпался смех, словно снег, из дворца.
В туче насмешек убил я отца...
Так и стоим мы в кругу скобарей:
Ты - без цветенья, а я - без корней.
4.М.А.
ЮДОЛЬ ГРЁЗ
Проснись, мой сын, очнись от муки,
Я подниму тебя на руки.
И так, с тобою на руках,
Перешагну и боль, и страх.
- Ах, папа, папа, я промок,
У чёрных скал ревел поток,
И там, где плакал козодой,
Я маму видел под водой.
Я руку подал, и она
Почти что выбралась со дна.
Я мог и боль, и страх снести,
Но ты не дал её спасти!
- О, сын мой, - вымолвил отец, -
Мне очень жаль, что я глупец.
Прости меня и засыпай,
Иди к реке и мать спасай.
5.М.А.
ДОМ И РЕКА
1.
Мы жили, прошлое верша,
Тая судьбу в душе.
Я был - плетёная верша,
Ты - рыба в той верше.
Вокруг мерцала водополь.
Как столб, стоял покой.
Мы пополам делили боль
И с небом, и с рекой.
Я в стане чёрных немеречь
Был кровником лешне;
Я понимал тайгу, как речь,
Звучащую во сне.
Я уходил один в корбу,
Ловил в петлю гусей
И нёс обратно на горбу
Оленей и лосей.
Я не болел тогда, не чах,
Ловил в петлю гусей
И нёс, как горы на плечах,
Оленей и лосей.
Я к моху гнулся во лузях,
Был с дебрями на «ты»
И приходил к тебе в груздях,
Огромных, как мечты.
Ты принимала мрак и гром,
Без слёз и без докук,
И я, как тень, сидел потом,
У ног твоих и рук.
И тишь ложилась, как плита,
Как травы под пятой;
И жизнь была, и лепота
Была у нас с тобой.
И боли не было в башке,
И я не стал бы пить,
Когда б не вздумалось реке
Со мной заговорить.
2.
А ты была во всём права -
В лесу и на лугу,
Когда мы жили однова
На красном берегу.
Среди вселенской темноты,
Полярным льдом горя,
Река звала меня на «ты»,
Как бога и царя.
Она меня манила льдом,
Крошила в дробь шугу
И ненавидела наш дом
На красном берегу.
А дом, высокий, словно сны,
Мог прошлое беречь;
В нём стены были сложены
Из чёрных немереч.
В нём был всегда не ровен час.
В нём ты любила петь.
А я на дне долины пас
И жизнь свою, и смерть.
Я в той долине мёрз и мок,
Как каторжник святой.
Мне и не снился эпилог,
Придуманный тобой.
Я мог упасть с разбитым лбом,
Подставиться врагу...
Но у меня был синий дом
На красном берегу.
Тот дом любим был и желан,
В стекле и в серебре.
А в доме ты со мной жила,
Как муха в янтаре.
Нас снег закапывал зимой,
И я был, словно тать.
Но ты любила сумрак мой
По рюмкам разливать.
До дна, до донца - ого-го,
Темней, ещё темней!
Ты не пьянела от него,
Но делалась моей.
Твоя рука - моя рука,
И лёд плывёт в огне.
И ненавидела река
Тебя тогда вдвойне.
Кричал на крыше козодой,
Скрывала дрожь Ташла.
Ты выходила за водой,
Как будто к плахе шла.
Тебе казалось, хоть ты вой,
Что я всё чаще лгу,
Что дом давно уже не твой
На красном берегу.
3.
В избе кричала ребятня,
Сушились их портки.
И ты глядела на меня,
Как щука из реки.
Прошла проклятая зима -
Не пожелать врагу.
Ты не сошла ещё с ума
На красном берегу.
Мы жили смерти вопреки,
Смотревшей из-под век.
И ночь не пили из реки,
А днём топили снег.
Мы жили где-то за чертой,
В неведомом кругу.
Творилось в доме чёрт-те что,
На красном берегу.
Святые падали со стен,
Кричал за знаком знак.
А за горою рак свистел,
Вобрав в себя весь мрак.
Река стегала буераш,
Куражилась нагой,
И подмывала берег наш,
Не трогая другой.
Кричал петух, и пёс брехал,
Молился дровосек.
Река дышала, как река,
Где тонет человек.
Река - напрасная напасть,
Катила вниз фольгу.
И я не пил, не ел, не спал
На красном берегу.
Я на мостках стоял, скорбя,
Не веря в комильфо,
Река стонала, и себя
Ласкала, как Сафо.
Я видел плоть её, уста,
Потёмки, чаруса...
И терпкий запах воровства
Всходил под небеса.
Я ей шептал: «Молчи! молчи,
Проклятая Сафо!»
И я рыдал над ней в ночи,
Как старенький Тифон...
И я бросал дрова колоть,
Впадал то в бред, то в сон.
И по ночам в речную плоть
Входил, как Иксион.
Качались в небе тучи лжи,
Рассвет глядел с тоской.
И я не знал, как надо жить
С тобою и с рекой.
Я нёс тебе боровики,
Я боль сгибал в дугу.
Но ты бледнела у реки,
На красном берегу.
И там, у старого моста,
Всё круче и длинней,
Бросала камни в омута,
Чтоб было побольней.
Ты знала, сердцу вопреки,
Что не горит асбест,
И то, что не было реки
На карте этих мест.
Ты знала, как коварен спирт
И путь через тайгу,
И как родимый дом горит
На красном берегу.
4.
Столетья стыли в тальнике,
На них была печать.
Я плыл к рассвету по реке,
С желанием кричать.
На холмах лет лежала мгла,
С обманутой луной.
Река могла и не могла
Расправиться со мной.
Я плыл рекой, как рыболов,
Пугая ночь веслом.
Но я и сам в речной улов
Попался, словно сом.
И снова окрик: «Не гляди!
Глаза твои горьки!».
И крест, сиявший на груди,
Упал на дно Реки.
Кричала милая: «Постой!»
Но крик летел вовне.
Я в темноте искал постой,
Как Лев Толстой во мне.
Я приникал к Реке душой,
Снимая боль и гнёт.
И жизнь моя была большой,
Но тонкой, словно лёд.
Вокруг качались топляки,
Репьи молились тле;
И шутовские колпаки
Гуляли по земле.
Качалась, плакала вода,
Кипела рыбой сеть.
И я взглянул тогда туда,
Куда нельзя смотреть.
6.М.А.
ПЕРЕД ТЕМ...
Год за годом. Каждый год
Нет тебя. И карта бита.
Это - выход, это - вход,
Суть разбитого корыта.
Днём и ночью, там, где ты,
Нет ни выхода, ни входа.
Надоело рвать цветы,
Ждать нелепого исхода.
Год за годом тот же сон,
Те же отзвуки бессмертья.
Тихо падает с икон
Пыль прохожего столетья.
В чёрной комнате беда,
Худоба одна худо;ба.
Тихо тянутся года
От подгузников до гроба.
Днём и ночью... Чёрт возьми!
Всюду морок да изъяны...
Перед тем, как стать людьми,
Долго плачут обезьяны.
7.М.А.
СТИХИ НА ВЕТЕР
Хорошо, что я круглый дурак,
Что хочу и зимою, и летом
Жить одною тобою, но так,
Чтобы ты не узнала об этом.
Да, конечно, я круглый дурак.
Но я тайному голосу внемлю,
Понимая, что именно так
Любит Бог человека и Землю.
8.М.А.
ПОЛОВОДЬЕ
Что ты, девочка? Хватит сутулиться.
Я к ногам твоим будни поверг.
Всё изменится, всё образуется,
После дождика, в чистый четверг.
Я сегодня мудрее Горация,
Я узнал по волнению вод,
Что начнётся с утра навигация,
И появится наш пароход.
В синеве половодья немереной,
Я вплету тебе радость в косу,
И спою о бумажке приклеенной
На каком-то прекрасном носу.
Будут горы, селенья и пристани,
Будут утки кричать в камыше...
И, как в детстве, желание близости
Поместиться не сможет в душе.
ОТРЕЗОК ПЕРВЫЙ (конец)
15.М.А.
ПРОЙТИ
Пройти бы мимо, мимо, мимо,
Не оглянуться и тогда,
Когда вдруг станет нестерпимо
Дышать от боли и стыда.
Пройти спокойно, не моргая.
Забыть, как в дрёме декабря
Ты за спиной стоишь нагая,
Такой, как предал я тебя.
Закрыть глаза, назад не глянуть,
Потом по городу кружить...
И задушить в подъезде память,
Чтоб как-нибудь и дальше жить.
16.М.А.
ТРЕУГОЛЬНИК
Всю ночь готовился к побегу,
Смотрел в таинственный квадрат,
Где по рождественскому снегу
Вилась тропинка наугад.
Я был заложник и невольник,
А над кроватью бед моих,
Стоял любовный треугольник
С гипотенузой для двоих.
Страшней заморской коза ностры,
Казалась мне моя беда.
Был острый нож и угол острый,
А жизнь тупою, как всегда.
И я бежал под взглядом пугал,
Один, под звёздами, зимой...
Я вам оставил пятый угол,
Уже не острый, а прямой.
17.В.Н.
МЕЛЬЧАЛИ ЛЮДИ, А ПЛАНЕТА...
Мельчали люди, а планета
Ходила, как ишак, по кругу.
В начале Слова или лета,
Но налетел я на подругу.
Так Блок увидел Незнакомку,
Так Мастер встретил Маргариту.
Судьба готовила котомку,
Что всё же лучше, чем корыто.
Судьба открыла все кредиты,
Смешала карты и коктейли,
И ангелы сказали: квиты!
И дали скидку на отели.
И все посольства стали наши,
А центр Москвы стал заграницей.
И мы устроили демарши,
Которые нам будут сниться.
Когда, как в первый раз, на чистом
Пространстве белом покрывала
Мы открывали, как чекисты,
Секреты тела и металла,
Когда мы выли от восторга,
Когда вино водой казалось,
Любовь опять пришла с востока,
Да так, похоже, и осталась.
Любви понравилось быть между
Двумя распятыми телами,
А мы забыли про одежду,
Про стыд и занятость делами.
Мы просто пили друг из друга
Волшебный сок и умирали.
И в ней рождалась не подруга,
А... Остальное всё - детали.
18.М.А.
ЗОЛОТАЯ РЫБКА
Побродив деревнею по-лисьи,
В старый дом шагнула через мрак
Женщина, промокшая, как листья,
Свежая, как утренний сквозняк.
Он забыл тоску свою и горе.
Всё вернулось: вера, и она,
И луна, тонувшая в кагоре,
Совершенно пьяная луна.
И от слёз, от холода избушки,
Бросились найдёныши в постель:
Головою в снежные подушки,
Грешным телом в белую метель.
И в ночи, без свечки Пастернака,
Без скрещенья судеб и теней,
Два лица, как два овала мрака,
Озарились юностью своей,
Так они с планетою вращались,
Возвращаясь в прежнюю судьбу...
А с восходом солнца распрощались,
Он вернулся в старую избу.
Сбросил с губ последнюю улыбку,
Постирал постельное бельё
И убил в аквариуме рыбку,
На заре узнавшую её.
19.М.А.
ВОЛОГОДСКИЙ СОН
ЛЮБУШКА
Человек - подонок.
Ф.М. Достоевский
Боль твоя растёт, как пеня,
Смерть гадает по руке.
Ночью, путаясь в коленях,
Выйдешь к Вологде-реке.
В омут глянешь бесновато,
Но в предчувствии нырка.
«Ты ни в чём не виновата», -
Скажет Вологда-река.
Скажет, будто бы отрубит,
И послышится во мгле:
«Он тебя на небе любит,
Как не вышло на земле».
И рассыплются перцово
Искры света по лугам,
Где восходит след Рубцова
К чёрно-белым облакам.
Он стоит в простой рубахе,
Ясно видит край родной,
Где кричит любовь на плахе,
В платье Люды Дербиной.
Он глядит с небес, как в омут,
На родимый свой закут,
Где всё так же пьют и стонут,
Убивают и крадут.
«Жизнь темна и подловата, -
Скажет он, дождём пыля, -
Ты ни в чём не виновата,
Люба-Любушка моя!»
Плачет облако прощенья.
Но, как искорка в золе,
Свет любви и свет прощенья
Быстро гаснет на земле.
20.М.А.
ЧЕРЕПАХА
Живём мы, любимая, в страхе,
Под панцирем зла и молвы,
Как будто в одной черепахе
Скрываются две головы.
Под панцирем тихо и тесно,
Мы спим и играем в лото,
Как будто бы в царстве небесном,
Где нас не достанет никто.
Всё общее - скука и грёзы,
И небо из костной брони...
И думать не надо про слёзы,
Твои ли, мои ли они?
21.М.А.
КОРОВИЙ КОЛОКОЛЬЧИК
И снег, и дождь... Растерзанный причал
Уводит в даль потешный ледокольчик...
А в темноте скитается печаль,
Звенит, звенит коровий колокольчик.
Я жду тебя. Я жду тебя и жду
Из всех твоих немыслимых америк.
Лишь ты одна по тоненькому льду
Ходить умела с берега на берег.
Лишь ты одна - летящая душа! -
Бежала мне навстречу и кричала...
А в этот год ты так и не дошла
До нашего последнего причала.
Я жду тебя. Я жду тебя и жду,
Тревожа заживающую рану...
Я сам пойду по тоненькому льду,
Как только ждать и верить перестану.
Ну а пока - растерзанный причал
Уводит вдаль потешный ледокольчик...
А в темноте скитается печаль,
Звенит, звенит коровий колокольчик.
22.М.А
ПРОРУБЬ
Ночью на лёд выхожу без ужаса.
Богу не верю, но верю чутью.
Из полыньи твоего замужества
Чёрную жуть по-звериному пью.
Звёзды вершат роковое кружение,
Небо страданием упоено.
Там, где клубится моё отражение,
Падают мёртвые рыбы на дно.
Всхлипнет вода, колыхнётся и брызнет,
Медленным льдом обрастёт борода...
Завтра на месте потерянной жизни
Будет лишь пятница или среда.
Станут вдвойне небеса тяжелее,
Скатится с кручи луна колобком...
И полынья, как верёвка на шее,
Ближе к рассвету затянется льдом.
23.М.А.
ЭЛЕГИЯ
Надрывается ветер заблудший,
Колобродит всю ночь в камыше.
И чем хуже погода, тем лучше
Почему-то теперь на душе.
Ничего, я с дороги не сбился,
И совсем не знаком с ворожбой.
Я в счастливой рубахе родился
И снимал ее только с тобой.
А теперь возле дома слепого
Я хожу, словно вор, без огня...
Хорошо, что ты любишь другого,
Как когда-то любила меня.
Хорошо, что без боли и страху
Ты мне машешь рукой на ходу,
Что мою голубую рубаху
Носит пугало в вашем саду.
24.М.А.
ГАДЮКА
Затаилась в памяти подруга,
Боль сосёт - пером не описать.
Головой отрубленной гадюка
Продолжает видеть и кусать.
Холодно и сыро, словно в яме,
В домике, где сломана печать.
А когда-то дочери и маме
Приказал я плакать и молчать.
Гордых, одиноких и невинных
Отлучил я разом от себя,
Чтобы жить в глазах твоих совиных,
С золотым пожаром октября.
А теперь в бессилии и в крике
Страшен мир на утренней заре,
Словно горы собранной брусники
Раздавили разом во дворе.
А уснёшь - мерещится и снится,
Всё, что мне не снилось до поры:
Пятаки на маминых глазницах
И мытарства нищенки-сестры.
Пропаду ли пьяницей во рже я,
Сгину ли в безумии огня...
Что ещё ты хочешь, вороже'я,
Что ещё ты хочешь от меня?
Под звездой покоя избяного,
Где тебе теперь уже не жить,
Перестань из сердца кровяного
Головой отрубленной крутить.
Облетела память-позолота,
Боже мой, о милости молю!
Слишком страшно около болота
Согревать за пазухой змею.
25...
ОТРЕЗОК ВТОРОЙ (начало)
1.В.Н.
Нарисуй мою жизнь - акварелью апрельских улиц,
Недосохшей гуашью жгучей декабрьской ночи.
Всё, что ты нарисуешь - с серебряным свистом пули
Покидая мой дом, станет эхом твоих пророчеств.
Argentum
Вот и осень перепета.
Год разменян и потрачен.
Фото. Лето. Ты. И где-то
Меж страниц тебя я прячу.
Гробик томика Ремарка:
«Время жить и время уми...»
От подарка до подарка -
Свет пространств и тень раздумий.
Серебро, соборы, сербы...
Две дороги - к побережью.
Ты - не первой, я - не первый.
Почему тобой я грежу?
Нераскрытой, нерасколо-
Той! Которая всех слаще!
На губах - и соль, и слово.
Губ волна твоих горячих...
Не украсть и не уехать.
За окном - зима да вьюга...
Звон бокалов. Взрывы смеха.
Как мы можем - друг без друга?
Мы - предатели и трусы,
То берём, что подешевле...
Пусть над нами засмеются
Ангелы - над побережьем,
Пусть прольётся дождь над морем,
Пусть песок тяжёлый ляжет
Под ноги другим и многим,
Пусть нас кто-нибудь накажет.
И столкнёт, упрямых, лбами!
Чтобы искры - вылетали.
И завяжет нас узлами
Не морскими. Без деталей.
2.В.Н.
Мы когда-нибудь оба умрём
На ступеньках какой-нибудь лестницы,
Захлебнувшись тоскливым уютом
Дешёвой вокзальной гостиницы.
Argentum
Кто-то так и умер. На вокзале.
Вышел в одиночество своё!
Если бы - вдвоём! - мы умирали,
Как вместил бы имя я твоё?
Невместимы и несовместимы.
Потому так и молчится нам,
Что ложусь я веткой Палестины
К этим голым греческим ногам.
И тогда дано нам захлебнуться
Этой страстью, страхом и слезой.
А вокзал?.. В него дано вернуться
Каждому, забытому тобой.
3.В.Н.
СОНЕТ-АКРОСТИХ
Греческий профиль и чёрные волосы!
Ах, как легко нам поётся - в два голоса!
Лишь бы слагались слова...
Иней с утра - на дорожке усеянной
Новыми листьями. Друг мой растерянный!
Ангел нас слышит едва...
Даже высокому чину небесному
Азбука наша весьма интересна, и
Видит он дальше, чем мы...
И потому наши песни опасные
Душу его будоражат прекрасную
Образом вечной тюрьмы.
В этой тюрьме или клетке - незапертой!
Ангел оставит нас - необязательный...
4.В.Н.
ДЕВИЧЬЯ ОСЕННЯЯ
Мне собака руку лижет...
На носу - зима.
Лягу с тем, кто будет ближе.
Не сойду с ума!
До утра я буду греться
От тепла его,
И тогда оттает сердце.
Только и всего.
Слуху внутреннему внемлю,
Песенку ловлю.
Словно я с небес - на землю,
К этому огню.
От Небесного, другого,
Тайного костра,
Где во мне рождалось Слово,
И любовь - Сестра.
Это просто - непогода.
Сумерки в окне.
Это просто - переходы
От меня ко мне.
Между ними, между нами -
Много сотен вёрст.
Над уснувшими домами
Мириады звёзд.
Там не спит дружок мой дальний
Вдалеке своём.
Там горит наш мост хрустальный
Сказочным огнём.
Догорает, осыпаясь,
Серебром звеня.
И вздохну я, просыпаясь:
Отпусти меня!
5.В.Н.
А ЗА НИМИ
А за ними - горят мосты
И встают в небесах кресты,
И родные их за спиной
Почерневшей стоят стеной.
Но все тише их голоса,
И всё ближе те небеса,
До которых семь вёрст порой,
Или просто - шажок земной.
Что же ждёт их в конце пути?..
Но пора им, дружок, пройти,
Этим звёздным своим путём,
Потому что они - вдвоём.
6.В.Н.
БЫВАЕТ ПОЛЕЗНО
Бывает полезно обжечься
И на' воду бешено дуть...
Какой-нибудь Девой увлечься
По самое Слово... чуть-чуть!
Той самой, которая между
Землёю и Небом живёт,
В глаза ей смотреть, сквозь одежду
И панцирь железный её.
Лепить и ваять! - благо, снега
Насыпало выше крыльца, -
За порцию тихого смеха,
За свежую прелесть лица.
Наживы от этого дела
Немного... Но дело не в том.
А в главном! - что всякое тело
Словами лепилось с трудом.
Ломалось оно и сливалось
В холодную прелесть свою.
И что нам тогда оставалось? -
Обжечь его словом - «люблю».
Но эта последняя крайность
Опасна сама по себе.
У Девы и слёзы - под праздник!
Но что остаётся тебе?..
Немного. Но дело не в этом.
А в том, что свобода - в руках! -
Была и осталась... Поэтом
Бывают не только - в стихах.
А Дева... А что она, Дева?..
Она, как всегда, Королева!
Она здесь совсем ни при чём.
Её растопило лучом.
7.В.Н.
ТВОЙ ВОЗРАСТ - МИНУС ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ
Твой возраст - минус двадцать пять.
По всем прогнозам
Москву теперь не воевать
С таким морозом.
А ждать, пока не потекут
Носы и крыши,
В таких делах - напрасный труд.
Подарка свыше
Здесь не получишь - Бог не прост,
Он хочет в долю.
И не даёт ни денег в рост,
Ни славы - гою,
Не проявляется совсем,
Молчит, как рыба
И неприятен даже тем,
Что умер - ибо
Он может Братом и Отцом,
Но эти роли,
Тебе, ведь, никаким концом...
Ты тоже - в доле.
Ты рвёшься в неширокий круг,
В котором тесно.
Там нет друзей и нет подруг,
Зато есть пресса.
По головам и по рукам
Не ходят в дивы?
Душа откроется стихам,
но как-то криво.
8.В.Н.
ДЕВОЧКА-ХИРОСИМА
Просто ты входишь в зиму
И начинаешь мёрзнуть.
Ночью выводишь псину,
Рифмы вставляешь в прозу.
Ходишь, куда захочешь,
Хвалишь себя красиво...
Голову мне морочишь,
Девочка-Хиросима.
Видишь, горшок с цветами?
Там и земли-то - горстка.
С неба хлестать стихами,
Прятаться в перекрёстках
Рук, городов, привычек...
В новеньких рукавичках.
Пальчики, как синички,
Музыку закавычат.
Слышишь, откуда эта
Музыка привозная?..
Где же твоя карета,
Рана моя сквозная?
Всё затянуло гарью
С запахом керосина,
И оказалась тварью
Девочка-Хиросима.
Тварью с крылами - вместо
Слабого человечка.
Это одним - невеста,
А для других - аптечка.
Крылья твои промокли
В ночь песнопений Пасхи...
И, вытирая сопли,
Мы растираем краски.
Вот и за чашкой чая
Снова друг друга дразним,
Словно бы отмечая
Утро стрелецкой казни,
Чтобы поймать минуту,
Что пролетела мимо...
И отпустить, как будто,
Девочку-Хиросиму.
ОТРЕЗОК ВТОРОЙ (конец)
26.В.Н.
ПОЭМА «P.S.»
Это было в провинции, в страшной глуши.
Я имел для души
Дантистку, с телом белее известки и мела.
А для тела
Модистку - с удивительно нежной душой...
Саша Чёрный
"Ошибка"
1.
Голодный мой голубь клюёт твои строчки.
Как семечки, щёлкает точки и даты.
Поёт соловей. Спят мои ангелочки.
И мир многоликий пошёл на попятный,
Своих испугавшись сторон и стараний...
Сухую траву подожгли, как архивы,
И вот разбирайся - с весной этой ранней
И с девочкой-августом нетерпеливой.
Когда умирает отец на закате
Ноль-три ноль-восьмого,
То худшего знака придумать нельзя...
А Рождённое Слово
Уже щеголяет в подаренном платье.
И первых картинок ему не хватает, -
Подставив плечо, заголяя лодыжку, -
Наколота змейка. Она не летает.
И ползать не может, но хочет - вприпрыжку.
И танец змеи, попирающей землю,
Сведён до простого её содроганья
Казаться живой, Королевою Зеной,
Легко проходящей свои испытанья.
2.
Торопится лето войти без остатка,
Заставить засеять любовь и картошку.
Живые тела на коричневых грядках,
Потея, меняют свой цвет понемножку.
Кому нужен этот - болезненно-зимний?..
Разденьте любого! И каждая складка
Свидетелем станет разорванных линий,
Чьи входы - ладонь, окончание - в пятках.
Как будто мы все на невидимых нитях -
Суровых, серебряных, медных и прочих,
Протянутых с неба, торопимся жить и
Себя воспеваем в акафистах строчек.
И эти молитвы, заклятья, проклятья
Запишутся небом на солнечном диске...
Сезон открывается новых понятий
Деления светом - на дальних и близких.
3.
Так дальних читают легко по ладони,
Так близким на лица глядят, досаждая...
Но только и проку, что тело заполнит
Какую-то часть твоего урожая,
Что собран руками, в подлунном и подлом.
Его и на год не хватило, конечно.
Из этих нечётных ночей я запомню,
Как плюшевый спит у груди человечек,
А мой медвежонок рассыпался прахом...
Что рот твой открыт для Последнего Слова,
Что сердце твое зашлаковано страхом.
Что ты ни к чему до сих пор не готова.
Ты просто ложишься, как парусник в дрейфе,
Чтоб ветер поймать в паруса, и тогда же
Ты сразу отчалишь, и, если не сдрейфишь,
Дорожкой серебряной выйдешь туда же,
Куда на рассвете приходит, бросая
Чугунные цепи в кипящие струи,
Летучий Голландец, и девка босая
Воздушные с берега шлёт поцелуи.
4.
Уходя - не уходишь. Незримые узы
Попрочнее канатов любых корабельных...
И смеются над нами охотницы-музы,
В совладеньях своих сторожа, безраздельных,
Нас - носителей света, заброшенных в чащи
Этих смирных миров, где идущие строем
Изливают свой яд в наши полные чаши,
Воздавая тем самым последним героям.
Дозаправка для тех, кто летит в океане,
Происходит всегда по серебряным шлангам.
И,Postscriptum, Argentum: чья буря в стакане
Станет вехой и даже событием важным?
27.В.Н.
КАК ЭТО СКУЧНО...
Как это скучно - видеть в полном
Объёме некую картину
Иной души, чьи чувства-волны
Накатывают на равнину,
Застроенную кем попало,
Подверженную разрушеньям,
Где, начиная всё сначала,
Ведут отсчёт от поражений.
В конечном счёте, все мы - дети
От двух колен первоначальных,
И, если ты играешь с этим
Огнём, тебе ли быть печальной,
Когда в глазах твоих упрямых
Внезапно вспыхнет он, бенгальский?
Поэты празднуют, и пьяных
Не больше, чем в колонне майской.
Так растекаются по древу,
А тело возвращают змею.
В тебе я вижу ту же Еву,
С которой я не поумнею,
Но буду спину гнуть и в небо
Глядеть все реже, по причине,
Что тяжелей буханки хлеба
Есть долг и старость для мужчины.
И потому с иных позиций
Смотрю на это любованье.
Нет у меня земных амбиций,
Но есть рассвет и упованье,
Что сердце снова бьётся ровно,
Что ангел мой, хранитель, рядом,
И что не стоят эти волны
Ни слов моих, ни песен с ядом.
28.В.Н.
P.P.S.
Несожительство наше совместное
Никому не дано перенять.
Ты - принцесса моя неизвестная,
И тебя так легко потерять.
Пожимают плечами знакомые
То с одной, то с другой стороны...
А глаза твои, карие омуты,
Затянуло слезами войны.
То ли белые мы, то ли красные?
Даже дети не могут понять.
Слишком близкие мы, слишком разные,
И так трудно что-либо менять.
То ли бедные мы, то ли средние.
Между небом и мёрзлой землёй
Проживаем любови последние,
Разрешаясь разлукой одной.
И такими качаясь качелями,
Души слабые как-то крепя,
Заслужу я любое прощение,
Если к небу подброшу тебя.
Чтобы птицей моей, голубицею,
Взмыла к небу, оставив взамен
Фотографии с разными лицами
И клубок перевитых проблем.
29.В.Н.
ПОСЛЕДНЕЕ ЦАРСТВО
Любовь, дорогая, - последнее царство!
Мужья не доходят до полуфинала.
Но вывезет друг - серый волк! - и лекарства.
Когда-то с коня ты, принцесса, упала.
А волк подвезёт тебя к самым воротам.
И будет до самых последних мгновений
Решать - не пройтись ли клыками по глоткам,
Заставив и принцев стоять на коленях.
Но видишь, как чётко прописаны роли!
И даже коня не забыли в конюшне...
Ещё б разобраться с приданым и болью,
И с принцем своим, ко всему равнодушным.
30.В.Н.
ЗНАМЕНИЕ
И встала в небе его звезда,
Красным комком - над землей остывшей.
Белели снега, чернела вода,
И звёзд в воде отражались - тысячи!
Но эта была огромной, как мир,
В котором он жил, где его мотало.
Он поднял глаза и открыл забрало,
И рухнули стены его тюрьмы.
И Бог, который в нём жил всегда,
Которому он не умел молиться,
Ему сказал, что эта звезда
В народе зовется: Звезда-Жар-Птица!
И что последний Иван-дурак
На самом деле - Иван-царевич,
Что старым царствам цена - пятак,
Что пастухам эти овцы верят...
Что так написано на роду:
Кому - в пастухи, а кому - в пророки,
Что верить нужно в свою звезду
И счастье своё искать на Востоке.
И плотной, белой, слепой волной
Его омыло и разорвало.
Звезда погасла - мир стал иной,
И в этом мире его не стало.
31.М.А.
А НАМ ЕЩЁ РАНО
Нам ещё рано по небу летать.
Стынут сугробы подобием сопок.
Надо тропинку к дороге топтать
В тысячу триста шагов и притопок.
Влево и вправо, родная, ни-ни!
Слева - по горло, а справа - по пояс.
Словно на землю из мутной мазни
Выпала наша бездомная совесть.
В мёртвой деревне по снегу вдвоём
В черную бездну идём безвозвратно.
Мы и к дороге уже не дойдём,
И никогда не вернёмся обратно.
Господи, Господи, я, как слепой,
И не понять, провалившись по пояс:
Снег нас январский заносит с тобой
Или давно поджидавшая совесть...
Падает снег, и поземки метут,
Остервенело заносы вальцуя...
Может быть, в марте нас люди найдут,
Слитых навеки в одном поцелуе.
32.М.А.
ЯПОНСКОЕ УТРО
В старом доме, в Шелехмети,
Где я мучился вчера,
Отведу дыханье смерти,
Встану с грустного одра.
Закурю и выпью водку,
И друзьями сбитый гроб
Переделаю на лодку,
Плыть и радоваться чтоб.
Поплыву над пеной рынка,
сделав мачту из весла.
Вместо паруса - простынка,
На которой ты спала.
Поплыву без слёз и гнева,
и наполнит свет зари
Простынь белую, как небо,
С красным солнышком внутри.
33...
ОТРЕЗОК ТРЕТИЙ (начало)
1.М.А.
ЛЮБОВЬ
И женщина стала моей
Там, где река не знает броду,
Где мост гремучий арки гнул,
Я камень взял и бросил в воду,
Но он в воде не утонул.
Я всё развеял и запутал...
Внимая звукам окарин,
Я Трою вымыслом окутал,
И Троя встала из руин.
И слову, что пришло из Мекки,
Уснув навеки молодым,
Я в темноте погладил веки,
И слово сделалось живым.
Я пел, бесился, купоросил,
Звенел цепями и уздой...
Но в небо женщину подбросил,
И стала женщина звездой.
2.М.С.
СКРЕЩЕНИЕ СУДЕБ
Борису Пастернаку
Лихое время - безвременщина.
Незримо Божие решение.
Молчит поруганная Женщина:
- Я - поле твоего сражения.
И это тихое стояние,
Как Девства плач перед Венчанием,
Перетворяет покаяние
В посевы моего молчания.
Пускай горит вечерним пламенем
Свеча незримого сближения
И будет зрением и знанием
В державный час Преображения!
Да будет огненное зарево
Виденьем чистым и прекрасным,
Перетворяя сердце заново
Незримо и крестообразно.
3.В.Н.
АНГЕЛ И КОЛОБОК
Слеплю из праздничного теста -
Не дрогнет дерзкая рука! -
В порядке дивного процесса,
И Ангела, и Колобка.
Втроём присядем на дорожку,
В четыре глаза оглядев
Свою унылую сторожку,
Весьма похожую на хлев.
Леп Колобок. Ему не страшно.
С ладони - в мир, как в кегельбан...
И катится слепое брашно
По всем оврагам и буграм.
За ним, с мешком, в нём Ангел дремлет,
Иду, неведомо куда,
Где - мхом укрытые деревни,
И красная горит звезда.
Висит звезда! И светом алым
Синюшный разгоняет мрак...
Я не всегда был трезвым малым,
А тут и вовсе стал - дурак.
Лишь Ангел, выйдя из котомки,
Присев на правое плечо,
Пронзает взглядами потёмки
И что-то шепчет горячо.
Его язык мне неизвестен,
Но кровь вскипает и поёт...
И мир, что стал предельно тесен,
Толкает Ангела в полёт.
И в небесах, где чёрный космос,
Где света красного кулак,
Я слышу леденящий голос,
- Ну что, допрыгался, дурак?!
Слеп Колобок. Я - нем, как рыба.
Мы оба - не при козырях...
Но небо содрогнулось, ибо
Взошла полночная заря.
И Ангел - белая невеста! -
Спускалась с неба прямо к нам...
А Колобок вздохнул, как тесто,
И разломился пополам.
4.В.Н.
В КАНЕ
/Фамилия/
Тайна сия велика
Ефес. 5, 32
Мне надо не так уж и много:
Вписать в незаконченный стих,
Как жареных есть осьминогов
И гадов чудесных морских.
Как в карте какой-нибудь винной
Ткнуть пальцем в "Мерло Пти Вердо"
И нежно чирикать с Мариной,
Рукой осязая бедро.
И Кто-то на времени тормоз,
Как будто надавит слегка...
И пишет невидимый томос
О нас Иоанна рука.
И в этой открытой вечере,
Когда уже всё решено,
Пройдя все суды и потери,
Мы пьём дорогое вино
На собственной свадьбе, как в Кане.
И с нами, опять и всегда,
Господь и великие тайны,
И Хлеб, и Вино, и Вода.
5.В.Н.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МАРИНЫ
Ой, ты, ночка тёмная!
Ночь бесснежная...
Как ты там, родная моя,
Жёнка нежная?
Ветер мой скулит за окном
Псом заброшенным.
Засыпай безрадостным сном,
Спи, хорошая!
Я опять сижу у огня,
Думу думаю.
Знаю, что ты есть у меня,
Ночкой лунною.
Время поворотится вспять,
Выйдем на люди.
Спать моя хорошая, спать.
Окна в наледи.
Завтра будет первый снежок.
Лыжи-саночки.
Спи жена, мой нежный дружок.
Щёчки-ямочки.
В небесах застыла луна.
Тишь глубокая.
Спи моя, родная, одна,
Одинокая.
Ой, ты, ночка тёмная!
Ночь бесснежная.
Как ты там, подруга моя,
Жёнка верная?
6.В.Н.
ДОМ
Пусть всем, кто хочет счастья, будет счастье!
Калидаса
Посмотри в окно - в морозной дымке,
На краю земли,
Новый дом на розовой картинке,
Пчёлы и шмели.
Сад цветёт, сирень струит свой запах,
Гуси на пруду...
Сенбернар стоит на задних лапах,
Ждёт свою еду.
Виноград и голубые ели,
Ивы у воды...
А в углу, в твоей оранжерее,
Райские плоды.
Белая мощёная дорожка,
Кухня и ледник.
И тобой закрытая сторожка,
А за ней - родник.
И густой, как мёд, весенний воздух,
И ребёнка плач.
И для нас рассыпанные звёзды,
И в печи - калач.
Посмотри в окно - в морозной дымке,
В зеркале твоём,
Мы на этом вечном фотоснимке,
Навсегда вдвоём.
7.М.А.
НОВЫЙ МОНОЛОГ ГАМЛЕТА
Рука, котору ты всего мил;й считалъ,
Стремится въ грудь твою вонзить теперь кинжалъ...
Быть, как будто не быть. Вот ответ? Или это вопрос?
В океане судьбы я всё ближе к девятому валу...
Я отныне не принц, а застигнутый штормом матрос,
Я вцепился в штурвал, но рули не послушны штурвалу.
Так нужна ли борьба? Или время - отдаться судьбе,
Оборвать паруса, переполниться дымом и ромом;
И, как сонная рыба, бессмысленно плавать в себе,
Забывая, как быть молодым и растерянным громом.
Умереть, как уснуть - перед самою страшной чертой,
За один только миг от предсказанной тьмы пораженья...
Быть, как будто не быть... Но пронзителен ужас святой,
Что глубок этот сон, и не ведает он пробужденья.
Я отброшу кинжал, против ветра направлю фрегат,
Поцелую штурвал, подтяну ослабевшие снасти...
«Принимаю тебя, бесконечное море утрат,
Свет коварной луны, и туман очарованной страсти!»
Возвращаюсь к себе, слово к северным рекам мороз.
Где ты, глупая смерть? Где твоё ядовитое жало?
Видишь? - держит штурвал в моём сердце усталый матрос,
И уходят на дно серебристая змейка кинжала.
Затихают ветра. В глубине проясняется суть,
Словно смотрят со дна никому неизвестные лица...
О, Офелия, жизнь! Мне с тобой никогда не уснуть,
Так встречай же меня на причале безумного принца!
Я, как рана, открыт для твоих обречённых очей,
Принимаю тебя и твою роковую беспечность...
И мерцает в глазах у твоих и моих палачей -
В;чность.
8.М.А.
ДЛЯ ТЕХ, КТО ЗНАЕТ
Больше тайна не скрыта печатями. Прочитай до конца, и держись!
Приговор утверждён окончательно: «Мир погибнет. Останется жизнь».
Не спасутся артисты и зрители, всё свершается ныне и днесь.
Это нам предстоит упоительно потерять всё, что было и есть.
Скоро с бледной усмешкою гения, словно в строчках босого Басё,
Из туманного лона знамения выйдет месяц, решающий всё.
Вот и жди, умирая от нежности, разводя разноцветный туман,
Тридцать дней и ночей неизбежности, что предсказывал нам Иоанн.
Засияют небесные лезвия, станут пылью земной торгаши.
И откроется, после возмездия, невозможная тайна души.
ОТРЕЗОК ТРЕТИЙ (конец)
конец главы
