Н. Ге «Совесть. Иуда.»
/1891 г./
/1891 г./
Памяти поэта Михаила Анищенко (9.11.1950 - 24.11.2012)
РУССКИЕ ИНСИГНИИ
ТРОИЦА
—
КНИГА 2012
в 7-ми частях
5-я часть:
ИСХОД
Передо мною шёл огнистый столп,
И я считал шаги несметных толп...
Александр Блок
1.М.А.
АЛЕНЬКИЙ
Всюду творятся гадости.
Только звучит во тьме:
«Мир твой прекрасен, Господи,
Словно цветок в тюрьме!»
Видишь, какой он маленький,
Весь беззащитный, ах!
Словно цветочек аленький,
У сатаны в руках.
2.М.С.
О ТАЙНЕ ИСКУПЛЕНИЯ
Flammeum
Цена ли крови – тридцать монет?
Цена ли спасения – труд тела?
Что есть произвольное или непроизвольное телесное страдание без истинного покаяния?
Иуда долг вернул. Вступая в телесный подвиг, вернём и мы.
Но что сии сребреники? Цена ли крови?.. Цена страдания?..
Предатель не покаялся. И не прощён. Но Пётр прощён – сей камень, источивший слёзы...
«И удaриши в камень, и изыдет из него вода, и да пиют люди...» (Исход 17, 6). Сей есть Христов прообраз.
Последуем Ему, единому воистину верному, мы, предатели!
И да отверзет Господь наши каменные сердца, и заплачем...
Но слёзы – цена ли крови?
Измерьте глубиною покаяния глубину страдания Христова на кресте. Оно безмерно – неизмеримо человеческою мерою. Слезам же мера есть.
Нам нечем заплатить! И есть надежда лишь на милость...
—
ВЫБОР
– Кедр, я – Заря!
– Первый!
– Воистину Первый!
Тонкая горящая полоса говорящего Света –
Взлётная полоса души.
—
Оглохла, ослепла, упала лицом – в асфальт.
Дахау, Освенцим, Файфара и Бухенвальд.
Последние слепки. Конвой говорит: «Пора!»
Свинцовые слепни. Как жарко горит трава!
Как страшно, как странно ослепнуть в борьбе с собой.
Над смеркшейся славой рыдает степной огонь.
Как странно, как больно впаяться в горячий гарт
Под вечное «Вольно!» –
Да грянет победный «Старт!»
—
СОЗЕРЦАНИЕ
Близ алтаря лежала, содрогаясь,
Огромная, красы отменной лань,
И кровь её в последних муках жизни
По ступеням рекой струилась алой.
Еврипид (перевод И. Анненского)
Наш мир:
Дух – Библия, Душа – Эллада, Тело – Рим.
Мир умирает. Погибает наследница мира – РОССИЯ, как некогда Троя.
А дочь твою сегодня солнце зрело
Живою, мёртвою и вновь узревшей свет.
Еврипид (перевод И. Анненского)
3.М.А.
РАНЫ ПАТРОКЛА
Совесть моя, как дорога, промокла,
Облако памяти сыплет дождём.
Милая женщина, раны Патрокла
Штопать не надо на теле моём.
Смерть подгадала и время, и место,
Видно, не зря её любит Гефест.
Милая женщина, мать и невеста,
В Трое отныне не будет невест.
Длинными тенями падают стены.
Плавают белые чайки в крови.
– Всё это ради Прекрасной Елены?
– Всё это, милая, ради любви!
Греки во тьме погуляли не хило,
Всё ещё слышатся стоны и вой...
Завтра ты станешь женою Ахилла,
Но через полчаса будешь вдовой.
Зрение тает, туманятся окна,
Не рассчитали мы хода конём...
Что же ты плачешь и раны Патрокла
Штопаешь молча на теле моём?
Вот и двоится оконная рама.
– Милая, милая, кто там идёт?
– Спи, мой возлюбленный. Тень от Приама
Жертву вечернюю к храму несёт.
М.С.
Египет. Пирамида – это откровение.
Четырежды три – Один.
4.М.А.
СОН ФАРАОНА
Предвечерняя ясность, предвестие смерти.
Смерть не ведает рамок, не знает межи.
Она рвёт паутины, оковы и сети,
Она гасит в пустынях свои миражи.
Незнакомая женщина смотрит сестрою,
Не сходя с заповеданных богом орбит...
Мы натешились этой короткой игрою,
Словно дети, впервые познавшие стыд.
Опадает листва, облетают химеры,
Наши мысли, как зимние гнёзда, пусты.
Есть ещё корабли, но всё это – галеры,
Где гребут, как невольники, наши мечты.
Моя даль утомилась, свернулась, ослепла.
Над моею душой – пирамида из плит.
И не жду я уже возрожденья из пепла,
Потому что мой пепел над морем летит.
На ветрах, на семи, что пришли ниоткуда,
Я лечу, не пытаясь собраться в комок...
Мне не больно уже. Это главное чудо.
Я в него ещё утром поверить не мог.
Только звёзды и ночь, только даль без предела,
Никаких тебе вёсел, пиши, парусов...
Пораженье? Победа? Какое мне дело
До летящих за мной человеческих слов?
5.М.А.
КЛЕОПАТРА
Скоро дворик листвою засыпет,
Я богам фимиам воскурю,
И тебя, как горящий Египет,
До начала зимы покорю.
Это снова судьба-миниппея
Наполняет свои короба.
Тонут в море галеры Помпея,
Строит ратников Энобарба.
И в тумане застывшего кадра,
В беспросветных созвездьях родства,
Слышу я, как тебя, Клеопатра,
Распинает людская молва.
Я поверить наветам не вправе,
Я тобою одной вдохновлён.
Но за дверью таится Октавий,
Как коварство последних времён.
Словно облако взбита подушка,
Ты меня обдаёшь ворожбой.
Я не знаю, что это ловушка
И что смерть притворилась тобой.
Ты напиться даёшь мне с ладоней,
И ни в чём никого не виня,
Выдыхаешь: «Антоний! Антоний!
Ты умрёшь и забудешь меня!»
И на карты взираешь недобро,
Не скрывая испуга и слёз,
И, в шкатулке укрытая, кобра
Всё грядущее видит насквозь.
И в разливе последнего марта
Говорю я во тьме золотой:
«Я сегодня умру, Клеопатра,
Но мы встретимся снова с тобой!»
И века над землёй пролетели,
И в сиянье другого огня,
Заслоняясь рукою в постели,
Ты ещё не узнала меня.
Ничего! Я забвеньем не выпит!
Я всё ту же пытаю звезду...
И в тебя, как когда-то в Египет,
Всё равно я сегодня войду!
6.М.А.
И Я – БРУТ
Я уснул один, под липами.
И ко мне пришёл гонец,
Словно к Бруту под Филиппами,
Словно к Гамлету отец.
Тот, что знает всё заранее,
И, вставая над судьбой,
Отбирает для заклания,
Посылает на убой.
Он стоял к закату профилем,
Волновался, словно дым;
И казался Мефистофелем
Постаревшим и больным.
Осыпалась липа листьями
На макушку октября.
Он сказал: «Я знаю истину,
Ту, что мучает тебя».
Пахло ладаном и мускусом
Он, как кошку, гладил тьму;
И почувствовал я с ужасом,
Что готов внимать ему.
Я кивал башкою белою,
Изгибался, словно прут,
Но я знал, что завтра сделаю
То же самое, что Брут.
7.М.А.
ИАКОВ
Много тайных утрачено знаков...
Как побитый камнями изгой,
В теле Гоголя плачет Иаков,
Заблудившись в тумане его.
Подчинённый неведомым путам,
Собирая мечты и гроши,
Он взбирается вверх, по уступам
Неизведанной русской души.
По пескам золотым, по отрогам
Он ползёт, повторяя витки...
И в ночи просыпается Гоголь
От чужой непомерной тоски.
Не желая ни зрелищ, ни хлеба,
Он живёт на земле, как во сне,
И кричит в неприступное небо:
«Боже! Лестницу! Лестницу мне!»
Над Невою, над злобой поляков,
Гоголь лезет, прощая врагов...
Но вцепившийся в ноги Иаков
Не пускает на небо его.
8.В.Н.
МЫ СМОТРИМ
Мы смотрим на свою страну,
А Время трогает струну...
И разорвётся сердце
У неединоверца.
9.М.А.
ТЫ ЗАБЫЛА
Притча
Исаак был сорока лет, когда он взял себе в жену Ревекку...
И молился Исаак Господу о [Ревекке] жене своей, потому что она была неплодна;
и Господь услышал его, и зачала Ревекка, жена его...
Исаак же был шестидесяти лет, когда они /близнецы/ родились [от Ревекки].
Бытие 25, 20-26
Ты забыла еврейскую мудрость, о, Русь!
Ты забыла, что каждый исход без возврата.
Как Иаков во тьме, я за пятку держусь,
За холодную пятку ползущего брата.
Ощущая всей кожею мамин надсад,
Одолев неизбежное наполовину,
Мне бы дёрнуть его, затащить бы назад
И на горле его затянуть пуповину.
Мы ползём на просвет, пробираясь вперёд,
Приближая к себе небывалую драму...
Я ведь помню и знаю, что брат подрастёт,
И зарежет меня, и убьёт мою маму.
Но Ревекка устало лежит на боку,
Ей мерещится даль и сыновняя слава...
И кричу я всю ночь, но сказать не могу,
Чтоб она придушила меня и Исава.
Я кричу, но не помню звучания слов,
И отец мой глядит на меня без укора.
Вот и вызрели, как предсказанья богов,
В чреве юной Ревекки – Содом и Гоморра.
10.М.А.
ПРЕДАЛ Я
Крикнет мне родина – не отзовусь,
Я уже предал великую Русь.
Верность – для мёртвых, а стыд – молодым.
Родина в небо уходит, как дым.
Время меняется, нас не щадя,
Вымрут индейцы, что съели вождя.
Свечку поставлю. Умоюсь. Утрусь.
Спи, моя родина, спи, моя Русь.
Если не можешь светить и гореть,
Лучше уснуть и во сне умереть.
Здесь, под нелепым оскалом орла,
Кто тебя вспомнит? Была? Не была.
11.В.Н.
КОГДА РАСКАЕТСЯ ИУДА
Когда раскается Иуда
И бросит сребреники наземь,
«Куда девать их?» – спросят люди,
Чьи слёзы превратились в камень.
– Одна земля для погребений,
Что назовут «Землёю Крови»,
На поколенья поколений
Пусть ляжет камнем в изголовье!
И каждый странник, погребённый
В земле горшечника когда-то,
Есть блудный сын, невозвращённый
В свой дом – Отца, сестры и брата.
12.В.Н.
СТРАХ
Где же этот покой иной,
И куда мы бежим, куда?..
Нараспашку – весь мир земной!
Встала в небе моя звезда.
Это страшно, когда она
Так повиснет... Я что – пастух?..
Это значит – моя война?
Это что же – одно из двух?
И, как заяц степной, стремглав,
По ночной и чужой земле
Побегу, поскачу средь трав
И деревьев в сухой золе,
Чтоб из холода – в жар слепой,
Чтобы лапы свои поджать,
Чтобы неба не слышать вой,
Чтобы было куда бежать!
И с высоких таких высот,
До которых не нам, увы!
На бегущих своих сирот,
Улыбаясь, взирают львы.
И под лапами львов песок
Начинает быстрее течь,
И мой заячий голосок
Не сумеет меня сберечь.
Зайцы криком кричат детей!..
Проливается с неба свет!
От мгновенных таких смертей
Никакого рецепта – нет.
И не слышать бы этот хруст,
И не видеть бы те следы...
А какой есть у зайца груз,
Кроме груза его беды?
Кроме страха его и слёз?
Кроме дрожи его слепой?
Кроме планов его – всерьёз?
Кроме мысли, что он – живой?
Остаётся какой-то шанс,
Что помилует небо нас...
Что отпустит нас восвоясь,
Львиным рыком вослед смеясь.
13.М.А.
ГЛАЗА ИУДЫ
Я эту земную судьбу не люблю,
Живу в ожиданье разлуки,
И воздух губами нездешний ловлю,
И слышу нездешние звуки.
К чему мне озёра, ветра, зеленя,
И вечность – короче записки?
Зачем мне надежда, душа и земля,
Где нет постоянной прописки?
Река холодна, а долина пуста,
Любое прозрение – слепо.
И смотрит Иуда глазами Христа
В огромное синее небо.
14.М.А.
МАЛЬЧИКИ МОИ, ДЕВОЧКИ
Звук запоздалой сирены
Вряд ли услышат во мгле
Девочка, вскрывшая вены,
Мальчик, повисший в петле.
Выросли травкою сорной
Там, где одно вороньё.
Трудно в стране беспризорной
Выжить изгоям её.
—
В небе не слышится грома,
Лиха в себе не буди.
Чудище обло, огромно,
Ходит с крестом на груди.
Выдохну ночью тревожно,
Крикну в бреду и во сне:
«Родина, жить невозможно
В этой безумной стране!»
Ты продала свою славу,
Спутала нечет и чёт.
Мальчик глотает отраву,
Девочка бритву берёт.
Радуясь травке-гашишу,
Падая в бездну без сил,
Я ли на чёрную крышу
В думах своих не ходил?
Так же вот бились о стену,
И пропадали в хуле
Девочка, вскрывшая вену,
Мальчик, повисший в петле.
15.М.А.
В КОЛПАКЕ – ПОД КОЛПАКОМ
В глухих кабинетах державных прищуров,
Готовый для вечности и для оков,
Я принял опалу и жребий свой чуров,
Полковник осклабился – вон ты каков!
Я вышел на Разина – в дым, в позолоту,
И бросив у сходен тревогу и злость,
Уплыл через Волгу и вышел к болоту,
Где цапли, как капли, светились насквозь.
Я помню, как с ног моих пали колодки,
Как вспыхнуло вдруг краснолесье вдали;
И здесь, в камышах, возле старенькой лодки
Услышал я звуки небес и земли.
Разбитый, униженный, стёганный плетью,
Отринув навеки попов и царей,
Я пел, как поют журавли перед смертью,
Над чёрным болотом, над лодкой моей.
В ответ мне кричали берёзы и утки,
И грозный полковник шептал: «Ого-го».
Он срезал меня, как тростинку для дудки,
Но дудка запела, пугая его.
16.М.С.
ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
Тройка. Колокольчики звенят...
Расцветают ландыши на ветру,
Умирают сумерки поутру
Веточками хрупкими на заре?..
Тают первоснежники от тепла,
Улетают ласточки от стекла
Ленточками знобкими на заре...
Стынет перепёлочка на снегу,
Стонет перепёлочка по весне,
Робко, перепевами, по весне –
В чуткую морозную тишину:
Сломится тростиночка Пастушком,
Переток заплещется у межи
И, взволнуясь в спелой звенящей ржи,
Светлым упокоится говорком.
С Широтою скрестится Долгота,
Глубины коснётся Святая Кровь.
Боль моя, Распятая Чистота!
Радость моя тихая и Любовь.
Расцветают лилии на снегу?..
Улетают лебеди от весны?..
Умирают лебеди без воды.
Умирают лилии на песке.
Расцветают ландыши поутру,
Умирают сумерки на заре.
Подари мне, Господи, Высоту
Крестную на Крестной Твоей Горе.
17.М.С.
ЯРОСЛАВНА
Точно ласточка бьётся в ладонях: сердцем – к сердцу, сердцем – к сердцу…
– Ты – как бескрайнее голубое-голубое Небо.
– Ты – Земля Обетования Моего.
– Ты – как горний поток, как родник: Радость! Радость! – в Земле Обетования Твоего.
– Листопад. Тихий дождь, бьющий в самое сердце: Свет мой! Свет мой! – это ты, Русь Моя.
– У меня есть крылья...
– Чтобы измерить голубое-голубое Небо?
– Нет, чтобы обнять Солнце!..
Полечу зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав в Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле...
/Слово о полку Игореве/
В сердце Cвета моего скрых сердце твое, да не плачеши рано, да не страждеши тако, Владыко!
ПЕСНЯ ВТОРАЯ:
СВЕТ И СОЛЬ
А в Твоих глазах – синева небес,
А в моих крылах – серебристый плеск.
Все мои шторма – у Твоих колен,
Безмятежная высота моя!
На Твоих руках – неморская тишь,
Да растёт в цветах неземной малыш.
В глубине моей, как слеза, купель.
На волнах моих – колыбель.
На Твоих устах – белоснежный хлеб,
На пяти главах – невечерний снег.
Собираю по свету в ладонь мою
Золотую соль и пою.
Я пою под свирель, как сияет Крест,
В Манаимском хоре вечерних звезд,
Голубиный взор в молодой листве,
Лебединый вздрог в синеве.
И в моих глазах – неморская боль,
А в Твоих крылах – неземной огонь.
Все Твои грома – у моих колен,
Безбережная тишина моя!
Точно нижут последние перлы: словом – к слову, словом – к слову...
Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн*, Бездна стонет:
– Иуда, целованием ли предаёшь Сына Человеческого?
Михаил:
Россия спереди, Россия сзади,
Россия справа, Россия слева,
Россия сверху, Россия снизу.
Россия, Россия, Россия!
Везде, где дышу!
Россия! Россия! Россия!
Ты есть любовь, затаённая во мне!
Марина:
Поэт – недремлющая совесть нации, знамя и слава её духовного лица.
Когда народ духовно тяжко засыпает, то дело совести – возвысить голос, и воздвигается поэт, чтобы перестрадать нечестие народа внутри себя.
Великий человек не отрекается от своего креста, не покупается, не подкупается, и потому искреннее слово его обретает силу обоюдоострого клинка.
Востаните, братие!
Рцем Богу нашему Славу
и возблагодарим Христа, умершаго за грешники.
Приидите с мироносицами припадем ко гробу живоносному,
яко камень смерти отвален днесь, и врата адовы сокрушаются Грядущим во отверзшияся нам кровию Его врата Небесныя.
Изыдем в сретение со светильники духа горящими и вместе со всеми святыми радостно возопиим:
– Христос воскресе!
– Воистину воскресе!
/Пасха 2001 г./
*слова Леонида Андреева
18.М.А.
А ТЫ, ЧТО ЖДАЛА
А ты, что ждала над водой Иртыша,
Ты помнишь ли, как обмирает душа,
Над льдами холодными, словно латынь,
Над мхами поверженных русских святынь?
Ты помнишь, как женщины плачут в ночи,
Как кровь проливают в Кремле палачи;
Как вера и слава идёт на распыл?
Ты помнишь, родная? А я позабыл.
Во мне и повсюду – безмолвье и тишь,
Я знать не хочу про замёрзший Иртыш;
Я умер, родная, я сплю и молчу,
И вашей России я знать не хочу.
19.М.А.
СЕМЬ ФУТОВ ПОД КИЛЕМ
Семь футов разлуки под килем, уносят матросики трап.
Сейчас мы с тобою покинем Отчизну туманных утрат.
Библейская тайна исхода, как спуск рокового бойка.
И память кричит. И свобода, как Мёртвое море, горька.
20.М.А.
СОВЕСТЬ
Какое там, к чёрту, запечье, тем паче – горячая печь...
Всё ближе чужое наречье, всё дальше родимая речь.
Я пью охлаждённую водку. А где-то, уже вдалеке,
Мою допотопную лодку без вёсел несёт по реке.
Летит над долиною поезд, дымится за окнами лёд;
И чья-то собака, как совесть, всё дальше от нас отстаёт.
21.М.А.
И УСТРЕМИЛИСЬ РЕКИ ВСПЯТЬ
Давным-давно, казалось, что вовеки
Не кончится советское кино.
Как вены, волновались наши реки,
И море было реками полно.
Ещё вчера, до ужаса едины,
Испытывая время на разрыв,
Мы были насторожены, как мины,
Как звук часов, настроенных на взрыв.
Душа молчала, но звенело брюхо.
Скулили ночью помыслы мошны.
И нам свобода, крашеная шлюха,
Казалась лучше мамы и жены.
И вот прошли туманные годины.
Везде разор, разруха и беда,
И русские окраины, как льдины,
Уже плывут неведомо куда.
Ещё беда, как будто бы не горе,
Ещё мы бред отчаянно несём.
Но наши реки, полнившие море,
Бегут назад в безумии своём.
И прозревая вечные мученья,
Предчувствуя бесчисленность смертей,
Вот-вот сшибутся встречные теченья
Перед глазами высохших морей.
22.В.Н.
ОТЪЕЗД
Выбираем страну понадёжней,
Где реформ никаких, ни – последствий,
Где дороги ведут в бездорожье,
Где соседи живут в двух столетьях,
Никуда не съезжая веками,
Где деревья растут, не болея,
Где дорожки – просыпанный камень,
Где мы будем стареть, не жалея.
Рвутся нити и ниточки в душах,
Корабли наши рвутся с причалов...
Этот русский космический ужас –
До конца, и начать всё сначала!
Эти наши пространства-помойки,
Эти наши вожди перестройки...
Наши вороны! Голуби наши!
Чем глупее мы будем, тем старше.
Из страны этой голым уходишь,
Как пришёл в этот мир – в том же виде...
Ни детей, ни себя не прокормишь.
Не в обиде, страна! Не в обиде!
Просто есть ещё тёплые страны,
Просто все мы в душе – партизаны,
Хорошо, что ещё не бандиты!
Хорошо, что ещё не убиты!
Это страшное время Исхода.
Это тяжкое слово «Свобода»
На крыло поднимая, на плечи,
Поведёт нас, и крыть его нечем,
Немонгольское новое иго...
Погуляли в чужом балагане!
Разбудили мы русское лихо,
Как евреи, теперь, как цыгане.
Палисадники – на палестины,
Телогрейки – на шорты и майки,
Распрямляя согнутые спины,
Улыбаясь улыбкою майской.
Наградит нас эпоха акцентом.
Всех ровесников мы переплюнем.
Улетаем вослед диссидентам,
Унося свои косточки в клюве!
23.В.Н.
ПОМЕЧТАЕМ?..
Помечтаем?
Шикарный и дерзкий,
Понимая, что всё понарошку,
Приглашу Вас на пляж королевский,
Положив на коленку – ладошку.
Ах, коленка! – рычаг передачи
В положении чётком «нейтральном»…
Вы, конечно же, скажете: «Мальчик!
Как Вы стали таким аморальным?..»
Но коленка на первую скорость
аккуратно так переключилась...
Расскажу я печальную повесть,
Почему и как так получилось,
Что, бывает порой, озорую.
Так куда же от этого деться?
Перейдём мы легко – на вторую,
Вспоминая счастливое детство.
На второй, без рывков и усилий,
Покачнётся земля под ногами,
И какие-то новые крылья
Нас поднимут в момент над домами,
Унося нас к далёкому морю.
Звёзды! волны! прилипчивый ветер!
И, ей-богу, совсем я не помню,
Как давно мы летаем на третьей.
А иначе – с небес да на землю,
И по линии берега твёрдой,
Догоняя ушедшее время,
Мы однажды пройдём на четвёртой!
Да-а... Пора тормозить. Этим годом
Не пристанет зараза к заразе,
Но боюсь, что теперь задним ходом
Вам уже не успеть, камикадзе!..
И горючее наше сгорело,
И в гражданских правах – пораженье,
И коленка давно заржавела,
И, похоже, сто лет – без движенья.
24.В.Н.
ЗАДРОЖАЛА СВЕЧА
Задрожала свеча, оплывая,
Мир вернулся к истокам своим.
Тёплый свитер, и воды Дуная.
Сигаретный рассеянный дым.
Между войнами есть промежутки.
Эта первая наша зима
Нас заставит надеть полушубки
И топить, чем придётся, дома.
Из окопа видна вся Европа,
Освещённая светом иным,
И, когда досидим до потопа,
Мы поделимся страхом земным.
Европейцы, жестокие дети, –
Как вы учите ваших отцов!
На какой родились мы планете
Под Созвездием Всех Подлецов?
Век Двадцатый уже на распутье.
Водка выпита. Совесть чиста.
И премьер новоявленный Путин
Из Чечении вывез Христа.
25.М.А.
ЧЕЧЕНСКОЕ
Я теперь понимаю чеченскую горькую долю.
Там, на горном лугу, где таится былая война,
Балерина-девчонка проходит по минному полю,
Репетируя роль, для которой она рождена.
На лугу тишина, и весенних цветов полыханье,
За лугами гора и побитое болью жильё;
И зелёнка вокруг, и бандит, затаивший дыханье,
Сквозь прицел автомата с восторгом глядит на неё.
26.М.С.
ПЕСНЯ ТРЕТЬЯ:
МУСА ДЖАЛИЛЬ
Жить! Чтоб сердца
предвечным ударом
Сил Отчизне
прибавить в бою.
Муса Джалиль
Погибал соловушка-соловей
На печаль-сторонушке, на моей,
Где в снегах лазоревых, до зари,
Красные купаются снегири.
Я тебя, соловушка, разбужу,
На колени к Матушке положу.
Ты, живое солнышко, огонёк,
Сердцем бы родимую поберёг.
Полети, соловушка, полети,
На ладони Матушке посвети...
А сверкнёт палящая боль-стрела,
Распластай горящие два крыла,
Мой сынок, соловушка-соловей!
На печаль-сторонушке, на моей,
Где в снегах лазоревых до зари
Красные купаются снегири.
/24 октября 2002г./
27.В.Н.
МОЖЕТ БЫТЬ
В окончание века бумажного,
На поминках его безутешных,
Остаётся нам вволю пображничать –
Да прости Ты нас, Господи, грешных!..
И последнее наше желание
Пусть исполнится полночью звёздной:
А пошли нам на всех наказание –
Посади нас на хлебушек чёрный!
Пусть народы, привыкшие к белому,
Век один посидят на диете,
Станут добрыми, честными, смелыми,
Если кто уцелеет на свете.
28.В.Н.
МАРОККО
Февраль. Налить чернил и выпить!..
Мир – разноцветие страниц.
Иосиф, сосланный в Египет,
Не знал закрытости границ.
Аэропорта арабески.
Мы – на краю чужой земли.
Сидят японцы по-турецки,
Арабы пьют «Сиди Али».
За фантастическим фонтаном
Идёт таможенный контроль.
На прилетевших к океану
С небес глядит Хусейн Второй.
Наш Третий Рим стал третьим миром.
А первый мэр – вторым эмиром,
Когда мы бьём в колокола,
То слышится: «Алла! Алла!..»
И потому зимою – в лето
Летим, природе вопреки...
Мулла, как снайпер Магомета,
На нас глядит из-под руки.
29.В.Н.
ВЕСЫ КАЧАЮТСЯ НЕЗРИМО
Весы качаются незримо.
Год високосный катит в август.
Уже пора бежать из Рима –
Выращивать в пустынях кактус,
Рубить зелёную капусту
В районе города Дубровник,
Вскрывать горячего лангуста,
Сочащегося, как любовник.
На женщин, элемент природы,
Смотреть, сведя их в ту таблицу,
Где в каждой клетке – дух свободы
И позвоночник золотится.
И вся она, что твой подсолнух,
Наполненная семенами...
И это называют – отдых
Под Черногорскими горами.
30.В.Н.
ОХ, ЯЗЫК!
Ох, язык! В нём слова – то ли дерзки,
То ли просто – смешные!..
Если «дом» – это «куча», по-сербски,
Наша куча – Россия!
Ох, славянский язык вредоносный!
Где в нём место – героям,
Если «гордый» по-сербски – «поносный»,
Сохраним – «похороним»?!
Языком этим нужно гордиться!
Красота в нём – иная!..
Если «щёчки» у них – «ягодицы»,
Как я их понимаю!..
31.В.Н.
НОСТАЛЬГИЯ
Как человек с душой имперской,
Я выпью самогонки зверской,
Колбаской местной закушу...
И ностальгию заглушу.
Я здесь сижу, как Врангель новый,
Как буревестник после бури.
О, где ты, поле Куликово?!
О, сколько в нас славянской дури!
Война для трезвых не годится,
Но слава Богу, слава Богу!..
Как нас встречает заграница,
Когда шагаем мы не в ногу!
Мы, россияне, не линейны,
Что Западу известно слишком.
Как завещал великий Ленин,
Нам воздаётся по делишкам.
Какие жёлтые страницы
Истории листает ветер!
Как будто это – Солженицын
Переписал и не заметил.
32.М.С.
НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече...
Александр Блок
Обнажив обагрённый меч,
Да пожар пожинает лесть,
Как траве повелела – лечь,
Как душе указала – здесь.
Добровольно под острый серп
На востоке твоей земли...
Как руно в заревой росе,
Плачут снежные ковыли.
Потому что пора гореть!
Только дождь продолжает лить...
А к Любви прислонилась Смерть
И, с креста, попросила пить.
Поражая земную дочь,
Исцелеет земной дракон.
В Балагане терзают ночь,
Восклицая: «Велик закон!»
Обагрив дождевую суть
За семнадцать небесных лет,
Мне земля предложила Путь,
Только я полюбила Свет.
33.В.Н.
КОГДА В НАРОДЕ СИЛЫ НА ИСХОДЕ
Ольге Корзовой
Когда в народе силы на исходе,
Последнее оружие – земля.
Пора нам всем границами угодий
Расчерчивать бурьянные поля.
Пора искать соседей и орудья,
Всем миром возвращаться на круги:
Да в городах останутся не люди,
А нелюди и скрытые враги.
Они умеют говорить учёно
И объяснять, смотря поверх голов,
Что в мире новом, с водкой кипячёной,
Прибавится китайцев и долгов.
Жрецы науки! Воры-фарисеи!
Ваш Моисей не Жак ли Аттали?
За триста лет вы здесь не обрусели,
Но высосали русские рубли.
Теперь смотрите – мы встаём рядами
И покидаем ваши города.
И нас не взять ни голыми руками,
Ни обращеньем к нищим: «Господа!».
Когда народ ведут его пророки
В пески пустынь, по крови и костям,
Лишь верные увидят на Востоке
То, что не снилось «умным» и «гостям».
Но сила из земли исходит в жилы,
И зов её нас манит, как магнит,
И русские, на удивленье, живы
Всё потому, что Бог благоволит.
Один спасённый – тысячи героев!
И что нам жизнь без радости сердец?
Нас Мать-земля накормит и устроит.
И жизнь продлит Небесный наш Отец.
ТРОИЦА
—
КНИГА 2012
в 7-ми частях
5-я часть:
ИСХОД
Передо мною шёл огнистый столп,
И я считал шаги несметных толп...
Александр Блок
1.М.А.
АЛЕНЬКИЙ
Всюду творятся гадости.
Только звучит во тьме:
«Мир твой прекрасен, Господи,
Словно цветок в тюрьме!»
Видишь, какой он маленький,
Весь беззащитный, ах!
Словно цветочек аленький,
У сатаны в руках.
2.М.С.
О ТАЙНЕ ИСКУПЛЕНИЯ
Flammeum
Цена ли крови – тридцать монет?
Цена ли спасения – труд тела?
Что есть произвольное или непроизвольное телесное страдание без истинного покаяния?
Иуда долг вернул. Вступая в телесный подвиг, вернём и мы.
Но что сии сребреники? Цена ли крови?.. Цена страдания?..
Предатель не покаялся. И не прощён. Но Пётр прощён – сей камень, источивший слёзы...
«И удaриши в камень, и изыдет из него вода, и да пиют люди...» (Исход 17, 6). Сей есть Христов прообраз.
Последуем Ему, единому воистину верному, мы, предатели!
И да отверзет Господь наши каменные сердца, и заплачем...
Но слёзы – цена ли крови?
Измерьте глубиною покаяния глубину страдания Христова на кресте. Оно безмерно – неизмеримо человеческою мерою. Слезам же мера есть.
Нам нечем заплатить! И есть надежда лишь на милость...
—
ВЫБОР
– Кедр, я – Заря!
– Первый!
– Воистину Первый!
Тонкая горящая полоса говорящего Света –
Взлётная полоса души.
—
Оглохла, ослепла, упала лицом – в асфальт.
Дахау, Освенцим, Файфара и Бухенвальд.
Последние слепки. Конвой говорит: «Пора!»
Свинцовые слепни. Как жарко горит трава!
Как страшно, как странно ослепнуть в борьбе с собой.
Над смеркшейся славой рыдает степной огонь.
Как странно, как больно впаяться в горячий гарт
Под вечное «Вольно!» –
Да грянет победный «Старт!»
—
СОЗЕРЦАНИЕ
Близ алтаря лежала, содрогаясь,
Огромная, красы отменной лань,
И кровь её в последних муках жизни
По ступеням рекой струилась алой.
Еврипид (перевод И. Анненского)
Наш мир:
Дух – Библия, Душа – Эллада, Тело – Рим.
Мир умирает. Погибает наследница мира – РОССИЯ, как некогда Троя.
А дочь твою сегодня солнце зрело
Живою, мёртвою и вновь узревшей свет.
Еврипид (перевод И. Анненского)
3.М.А.
РАНЫ ПАТРОКЛА
Совесть моя, как дорога, промокла,
Облако памяти сыплет дождём.
Милая женщина, раны Патрокла
Штопать не надо на теле моём.
Смерть подгадала и время, и место,
Видно, не зря её любит Гефест.
Милая женщина, мать и невеста,
В Трое отныне не будет невест.
Длинными тенями падают стены.
Плавают белые чайки в крови.
– Всё это ради Прекрасной Елены?
– Всё это, милая, ради любви!
Греки во тьме погуляли не хило,
Всё ещё слышатся стоны и вой...
Завтра ты станешь женою Ахилла,
Но через полчаса будешь вдовой.
Зрение тает, туманятся окна,
Не рассчитали мы хода конём...
Что же ты плачешь и раны Патрокла
Штопаешь молча на теле моём?
Вот и двоится оконная рама.
– Милая, милая, кто там идёт?
– Спи, мой возлюбленный. Тень от Приама
Жертву вечернюю к храму несёт.
М.С.
Египет. Пирамида – это откровение.
Четырежды три – Один.
4.М.А.
СОН ФАРАОНА
Предвечерняя ясность, предвестие смерти.
Смерть не ведает рамок, не знает межи.
Она рвёт паутины, оковы и сети,
Она гасит в пустынях свои миражи.
Незнакомая женщина смотрит сестрою,
Не сходя с заповеданных богом орбит...
Мы натешились этой короткой игрою,
Словно дети, впервые познавшие стыд.
Опадает листва, облетают химеры,
Наши мысли, как зимние гнёзда, пусты.
Есть ещё корабли, но всё это – галеры,
Где гребут, как невольники, наши мечты.
Моя даль утомилась, свернулась, ослепла.
Над моею душой – пирамида из плит.
И не жду я уже возрожденья из пепла,
Потому что мой пепел над морем летит.
На ветрах, на семи, что пришли ниоткуда,
Я лечу, не пытаясь собраться в комок...
Мне не больно уже. Это главное чудо.
Я в него ещё утром поверить не мог.
Только звёзды и ночь, только даль без предела,
Никаких тебе вёсел, пиши, парусов...
Пораженье? Победа? Какое мне дело
До летящих за мной человеческих слов?
5.М.А.
КЛЕОПАТРА
Скоро дворик листвою засыпет,
Я богам фимиам воскурю,
И тебя, как горящий Египет,
До начала зимы покорю.
Это снова судьба-миниппея
Наполняет свои короба.
Тонут в море галеры Помпея,
Строит ратников Энобарба.
И в тумане застывшего кадра,
В беспросветных созвездьях родства,
Слышу я, как тебя, Клеопатра,
Распинает людская молва.
Я поверить наветам не вправе,
Я тобою одной вдохновлён.
Но за дверью таится Октавий,
Как коварство последних времён.
Словно облако взбита подушка,
Ты меня обдаёшь ворожбой.
Я не знаю, что это ловушка
И что смерть притворилась тобой.
Ты напиться даёшь мне с ладоней,
И ни в чём никого не виня,
Выдыхаешь: «Антоний! Антоний!
Ты умрёшь и забудешь меня!»
И на карты взираешь недобро,
Не скрывая испуга и слёз,
И, в шкатулке укрытая, кобра
Всё грядущее видит насквозь.
И в разливе последнего марта
Говорю я во тьме золотой:
«Я сегодня умру, Клеопатра,
Но мы встретимся снова с тобой!»
И века над землёй пролетели,
И в сиянье другого огня,
Заслоняясь рукою в постели,
Ты ещё не узнала меня.
Ничего! Я забвеньем не выпит!
Я всё ту же пытаю звезду...
И в тебя, как когда-то в Египет,
Всё равно я сегодня войду!
6.М.А.
И Я – БРУТ
Я уснул один, под липами.
И ко мне пришёл гонец,
Словно к Бруту под Филиппами,
Словно к Гамлету отец.
Тот, что знает всё заранее,
И, вставая над судьбой,
Отбирает для заклания,
Посылает на убой.
Он стоял к закату профилем,
Волновался, словно дым;
И казался Мефистофелем
Постаревшим и больным.
Осыпалась липа листьями
На макушку октября.
Он сказал: «Я знаю истину,
Ту, что мучает тебя».
Пахло ладаном и мускусом
Он, как кошку, гладил тьму;
И почувствовал я с ужасом,
Что готов внимать ему.
Я кивал башкою белою,
Изгибался, словно прут,
Но я знал, что завтра сделаю
То же самое, что Брут.
7.М.А.
ИАКОВ
Много тайных утрачено знаков...
Как побитый камнями изгой,
В теле Гоголя плачет Иаков,
Заблудившись в тумане его.
Подчинённый неведомым путам,
Собирая мечты и гроши,
Он взбирается вверх, по уступам
Неизведанной русской души.
По пескам золотым, по отрогам
Он ползёт, повторяя витки...
И в ночи просыпается Гоголь
От чужой непомерной тоски.
Не желая ни зрелищ, ни хлеба,
Он живёт на земле, как во сне,
И кричит в неприступное небо:
«Боже! Лестницу! Лестницу мне!»
Над Невою, над злобой поляков,
Гоголь лезет, прощая врагов...
Но вцепившийся в ноги Иаков
Не пускает на небо его.
8.В.Н.
МЫ СМОТРИМ
Мы смотрим на свою страну,
А Время трогает струну...
И разорвётся сердце
У неединоверца.
9.М.А.
ТЫ ЗАБЫЛА
Притча
Исаак был сорока лет, когда он взял себе в жену Ревекку...
И молился Исаак Господу о [Ревекке] жене своей, потому что она была неплодна;
и Господь услышал его, и зачала Ревекка, жена его...
Исаак же был шестидесяти лет, когда они /близнецы/ родились [от Ревекки].
Бытие 25, 20-26
Ты забыла еврейскую мудрость, о, Русь!
Ты забыла, что каждый исход без возврата.
Как Иаков во тьме, я за пятку держусь,
За холодную пятку ползущего брата.
Ощущая всей кожею мамин надсад,
Одолев неизбежное наполовину,
Мне бы дёрнуть его, затащить бы назад
И на горле его затянуть пуповину.
Мы ползём на просвет, пробираясь вперёд,
Приближая к себе небывалую драму...
Я ведь помню и знаю, что брат подрастёт,
И зарежет меня, и убьёт мою маму.
Но Ревекка устало лежит на боку,
Ей мерещится даль и сыновняя слава...
И кричу я всю ночь, но сказать не могу,
Чтоб она придушила меня и Исава.
Я кричу, но не помню звучания слов,
И отец мой глядит на меня без укора.
Вот и вызрели, как предсказанья богов,
В чреве юной Ревекки – Содом и Гоморра.
10.М.А.
ПРЕДАЛ Я
Крикнет мне родина – не отзовусь,
Я уже предал великую Русь.
Верность – для мёртвых, а стыд – молодым.
Родина в небо уходит, как дым.
Время меняется, нас не щадя,
Вымрут индейцы, что съели вождя.
Свечку поставлю. Умоюсь. Утрусь.
Спи, моя родина, спи, моя Русь.
Если не можешь светить и гореть,
Лучше уснуть и во сне умереть.
Здесь, под нелепым оскалом орла,
Кто тебя вспомнит? Была? Не была.
11.В.Н.
КОГДА РАСКАЕТСЯ ИУДА
Когда раскается Иуда
И бросит сребреники наземь,
«Куда девать их?» – спросят люди,
Чьи слёзы превратились в камень.
– Одна земля для погребений,
Что назовут «Землёю Крови»,
На поколенья поколений
Пусть ляжет камнем в изголовье!
И каждый странник, погребённый
В земле горшечника когда-то,
Есть блудный сын, невозвращённый
В свой дом – Отца, сестры и брата.
12.В.Н.
СТРАХ
Где же этот покой иной,
И куда мы бежим, куда?..
Нараспашку – весь мир земной!
Встала в небе моя звезда.
Это страшно, когда она
Так повиснет... Я что – пастух?..
Это значит – моя война?
Это что же – одно из двух?
И, как заяц степной, стремглав,
По ночной и чужой земле
Побегу, поскачу средь трав
И деревьев в сухой золе,
Чтоб из холода – в жар слепой,
Чтобы лапы свои поджать,
Чтобы неба не слышать вой,
Чтобы было куда бежать!
И с высоких таких высот,
До которых не нам, увы!
На бегущих своих сирот,
Улыбаясь, взирают львы.
И под лапами львов песок
Начинает быстрее течь,
И мой заячий голосок
Не сумеет меня сберечь.
Зайцы криком кричат детей!..
Проливается с неба свет!
От мгновенных таких смертей
Никакого рецепта – нет.
И не слышать бы этот хруст,
И не видеть бы те следы...
А какой есть у зайца груз,
Кроме груза его беды?
Кроме страха его и слёз?
Кроме дрожи его слепой?
Кроме планов его – всерьёз?
Кроме мысли, что он – живой?
Остаётся какой-то шанс,
Что помилует небо нас...
Что отпустит нас восвоясь,
Львиным рыком вослед смеясь.
13.М.А.
ГЛАЗА ИУДЫ
Я эту земную судьбу не люблю,
Живу в ожиданье разлуки,
И воздух губами нездешний ловлю,
И слышу нездешние звуки.
К чему мне озёра, ветра, зеленя,
И вечность – короче записки?
Зачем мне надежда, душа и земля,
Где нет постоянной прописки?
Река холодна, а долина пуста,
Любое прозрение – слепо.
И смотрит Иуда глазами Христа
В огромное синее небо.
14.М.А.
МАЛЬЧИКИ МОИ, ДЕВОЧКИ
Звук запоздалой сирены
Вряд ли услышат во мгле
Девочка, вскрывшая вены,
Мальчик, повисший в петле.
Выросли травкою сорной
Там, где одно вороньё.
Трудно в стране беспризорной
Выжить изгоям её.
—
В небе не слышится грома,
Лиха в себе не буди.
Чудище обло, огромно,
Ходит с крестом на груди.
Выдохну ночью тревожно,
Крикну в бреду и во сне:
«Родина, жить невозможно
В этой безумной стране!»
Ты продала свою славу,
Спутала нечет и чёт.
Мальчик глотает отраву,
Девочка бритву берёт.
Радуясь травке-гашишу,
Падая в бездну без сил,
Я ли на чёрную крышу
В думах своих не ходил?
Так же вот бились о стену,
И пропадали в хуле
Девочка, вскрывшая вену,
Мальчик, повисший в петле.
15.М.А.
В КОЛПАКЕ – ПОД КОЛПАКОМ
В глухих кабинетах державных прищуров,
Готовый для вечности и для оков,
Я принял опалу и жребий свой чуров,
Полковник осклабился – вон ты каков!
Я вышел на Разина – в дым, в позолоту,
И бросив у сходен тревогу и злость,
Уплыл через Волгу и вышел к болоту,
Где цапли, как капли, светились насквозь.
Я помню, как с ног моих пали колодки,
Как вспыхнуло вдруг краснолесье вдали;
И здесь, в камышах, возле старенькой лодки
Услышал я звуки небес и земли.
Разбитый, униженный, стёганный плетью,
Отринув навеки попов и царей,
Я пел, как поют журавли перед смертью,
Над чёрным болотом, над лодкой моей.
В ответ мне кричали берёзы и утки,
И грозный полковник шептал: «Ого-го».
Он срезал меня, как тростинку для дудки,
Но дудка запела, пугая его.
16.М.С.
ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
Тройка. Колокольчики звенят...
Расцветают ландыши на ветру,
Умирают сумерки поутру
Веточками хрупкими на заре?..
Тают первоснежники от тепла,
Улетают ласточки от стекла
Ленточками знобкими на заре...
Стынет перепёлочка на снегу,
Стонет перепёлочка по весне,
Робко, перепевами, по весне –
В чуткую морозную тишину:
Сломится тростиночка Пастушком,
Переток заплещется у межи
И, взволнуясь в спелой звенящей ржи,
Светлым упокоится говорком.
С Широтою скрестится Долгота,
Глубины коснётся Святая Кровь.
Боль моя, Распятая Чистота!
Радость моя тихая и Любовь.
Расцветают лилии на снегу?..
Улетают лебеди от весны?..
Умирают лебеди без воды.
Умирают лилии на песке.
Расцветают ландыши поутру,
Умирают сумерки на заре.
Подари мне, Господи, Высоту
Крестную на Крестной Твоей Горе.
17.М.С.
ЯРОСЛАВНА
Точно ласточка бьётся в ладонях: сердцем – к сердцу, сердцем – к сердцу…
– Ты – как бескрайнее голубое-голубое Небо.
– Ты – Земля Обетования Моего.
– Ты – как горний поток, как родник: Радость! Радость! – в Земле Обетования Твоего.
– Листопад. Тихий дождь, бьющий в самое сердце: Свет мой! Свет мой! – это ты, Русь Моя.
– У меня есть крылья...
– Чтобы измерить голубое-голубое Небо?
– Нет, чтобы обнять Солнце!..
Полечу зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав в Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле...
/Слово о полку Игореве/
В сердце Cвета моего скрых сердце твое, да не плачеши рано, да не страждеши тако, Владыко!
ПЕСНЯ ВТОРАЯ:
СВЕТ И СОЛЬ
А в Твоих глазах – синева небес,
А в моих крылах – серебристый плеск.
Все мои шторма – у Твоих колен,
Безмятежная высота моя!
На Твоих руках – неморская тишь,
Да растёт в цветах неземной малыш.
В глубине моей, как слеза, купель.
На волнах моих – колыбель.
На Твоих устах – белоснежный хлеб,
На пяти главах – невечерний снег.
Собираю по свету в ладонь мою
Золотую соль и пою.
Я пою под свирель, как сияет Крест,
В Манаимском хоре вечерних звезд,
Голубиный взор в молодой листве,
Лебединый вздрог в синеве.
И в моих глазах – неморская боль,
А в Твоих крылах – неземной огонь.
Все Твои грома – у моих колен,
Безбережная тишина моя!
Точно нижут последние перлы: словом – к слову, словом – к слову...
Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн*, Бездна стонет:
– Иуда, целованием ли предаёшь Сына Человеческого?
Михаил:
Россия спереди, Россия сзади,
Россия справа, Россия слева,
Россия сверху, Россия снизу.
Россия, Россия, Россия!
Везде, где дышу!
Россия! Россия! Россия!
Ты есть любовь, затаённая во мне!
Марина:
Поэт – недремлющая совесть нации, знамя и слава её духовного лица.
Когда народ духовно тяжко засыпает, то дело совести – возвысить голос, и воздвигается поэт, чтобы перестрадать нечестие народа внутри себя.
Великий человек не отрекается от своего креста, не покупается, не подкупается, и потому искреннее слово его обретает силу обоюдоострого клинка.
Востаните, братие!
Рцем Богу нашему Славу
и возблагодарим Христа, умершаго за грешники.
Приидите с мироносицами припадем ко гробу живоносному,
яко камень смерти отвален днесь, и врата адовы сокрушаются Грядущим во отверзшияся нам кровию Его врата Небесныя.
Изыдем в сретение со светильники духа горящими и вместе со всеми святыми радостно возопиим:
– Христос воскресе!
– Воистину воскресе!
/Пасха 2001 г./
*слова Леонида Андреева
18.М.А.
А ТЫ, ЧТО ЖДАЛА
А ты, что ждала над водой Иртыша,
Ты помнишь ли, как обмирает душа,
Над льдами холодными, словно латынь,
Над мхами поверженных русских святынь?
Ты помнишь, как женщины плачут в ночи,
Как кровь проливают в Кремле палачи;
Как вера и слава идёт на распыл?
Ты помнишь, родная? А я позабыл.
Во мне и повсюду – безмолвье и тишь,
Я знать не хочу про замёрзший Иртыш;
Я умер, родная, я сплю и молчу,
И вашей России я знать не хочу.
19.М.А.
СЕМЬ ФУТОВ ПОД КИЛЕМ
Семь футов разлуки под килем, уносят матросики трап.
Сейчас мы с тобою покинем Отчизну туманных утрат.
Библейская тайна исхода, как спуск рокового бойка.
И память кричит. И свобода, как Мёртвое море, горька.
20.М.А.
СОВЕСТЬ
Какое там, к чёрту, запечье, тем паче – горячая печь...
Всё ближе чужое наречье, всё дальше родимая речь.
Я пью охлаждённую водку. А где-то, уже вдалеке,
Мою допотопную лодку без вёсел несёт по реке.
Летит над долиною поезд, дымится за окнами лёд;
И чья-то собака, как совесть, всё дальше от нас отстаёт.
21.М.А.
И УСТРЕМИЛИСЬ РЕКИ ВСПЯТЬ
Давным-давно, казалось, что вовеки
Не кончится советское кино.
Как вены, волновались наши реки,
И море было реками полно.
Ещё вчера, до ужаса едины,
Испытывая время на разрыв,
Мы были насторожены, как мины,
Как звук часов, настроенных на взрыв.
Душа молчала, но звенело брюхо.
Скулили ночью помыслы мошны.
И нам свобода, крашеная шлюха,
Казалась лучше мамы и жены.
И вот прошли туманные годины.
Везде разор, разруха и беда,
И русские окраины, как льдины,
Уже плывут неведомо куда.
Ещё беда, как будто бы не горе,
Ещё мы бред отчаянно несём.
Но наши реки, полнившие море,
Бегут назад в безумии своём.
И прозревая вечные мученья,
Предчувствуя бесчисленность смертей,
Вот-вот сшибутся встречные теченья
Перед глазами высохших морей.
22.В.Н.
ОТЪЕЗД
Выбираем страну понадёжней,
Где реформ никаких, ни – последствий,
Где дороги ведут в бездорожье,
Где соседи живут в двух столетьях,
Никуда не съезжая веками,
Где деревья растут, не болея,
Где дорожки – просыпанный камень,
Где мы будем стареть, не жалея.
Рвутся нити и ниточки в душах,
Корабли наши рвутся с причалов...
Этот русский космический ужас –
До конца, и начать всё сначала!
Эти наши пространства-помойки,
Эти наши вожди перестройки...
Наши вороны! Голуби наши!
Чем глупее мы будем, тем старше.
Из страны этой голым уходишь,
Как пришёл в этот мир – в том же виде...
Ни детей, ни себя не прокормишь.
Не в обиде, страна! Не в обиде!
Просто есть ещё тёплые страны,
Просто все мы в душе – партизаны,
Хорошо, что ещё не бандиты!
Хорошо, что ещё не убиты!
Это страшное время Исхода.
Это тяжкое слово «Свобода»
На крыло поднимая, на плечи,
Поведёт нас, и крыть его нечем,
Немонгольское новое иго...
Погуляли в чужом балагане!
Разбудили мы русское лихо,
Как евреи, теперь, как цыгане.
Палисадники – на палестины,
Телогрейки – на шорты и майки,
Распрямляя согнутые спины,
Улыбаясь улыбкою майской.
Наградит нас эпоха акцентом.
Всех ровесников мы переплюнем.
Улетаем вослед диссидентам,
Унося свои косточки в клюве!
23.В.Н.
ПОМЕЧТАЕМ?..
Помечтаем?
Шикарный и дерзкий,
Понимая, что всё понарошку,
Приглашу Вас на пляж королевский,
Положив на коленку – ладошку.
Ах, коленка! – рычаг передачи
В положении чётком «нейтральном»…
Вы, конечно же, скажете: «Мальчик!
Как Вы стали таким аморальным?..»
Но коленка на первую скорость
аккуратно так переключилась...
Расскажу я печальную повесть,
Почему и как так получилось,
Что, бывает порой, озорую.
Так куда же от этого деться?
Перейдём мы легко – на вторую,
Вспоминая счастливое детство.
На второй, без рывков и усилий,
Покачнётся земля под ногами,
И какие-то новые крылья
Нас поднимут в момент над домами,
Унося нас к далёкому морю.
Звёзды! волны! прилипчивый ветер!
И, ей-богу, совсем я не помню,
Как давно мы летаем на третьей.
А иначе – с небес да на землю,
И по линии берега твёрдой,
Догоняя ушедшее время,
Мы однажды пройдём на четвёртой!
Да-а... Пора тормозить. Этим годом
Не пристанет зараза к заразе,
Но боюсь, что теперь задним ходом
Вам уже не успеть, камикадзе!..
И горючее наше сгорело,
И в гражданских правах – пораженье,
И коленка давно заржавела,
И, похоже, сто лет – без движенья.
24.В.Н.
ЗАДРОЖАЛА СВЕЧА
Задрожала свеча, оплывая,
Мир вернулся к истокам своим.
Тёплый свитер, и воды Дуная.
Сигаретный рассеянный дым.
Между войнами есть промежутки.
Эта первая наша зима
Нас заставит надеть полушубки
И топить, чем придётся, дома.
Из окопа видна вся Европа,
Освещённая светом иным,
И, когда досидим до потопа,
Мы поделимся страхом земным.
Европейцы, жестокие дети, –
Как вы учите ваших отцов!
На какой родились мы планете
Под Созвездием Всех Подлецов?
Век Двадцатый уже на распутье.
Водка выпита. Совесть чиста.
И премьер новоявленный Путин
Из Чечении вывез Христа.
25.М.А.
ЧЕЧЕНСКОЕ
Я теперь понимаю чеченскую горькую долю.
Там, на горном лугу, где таится былая война,
Балерина-девчонка проходит по минному полю,
Репетируя роль, для которой она рождена.
На лугу тишина, и весенних цветов полыханье,
За лугами гора и побитое болью жильё;
И зелёнка вокруг, и бандит, затаивший дыханье,
Сквозь прицел автомата с восторгом глядит на неё.
26.М.С.
ПЕСНЯ ТРЕТЬЯ:
МУСА ДЖАЛИЛЬ
Жить! Чтоб сердца
предвечным ударом
Сил Отчизне
прибавить в бою.
Муса Джалиль
Погибал соловушка-соловей
На печаль-сторонушке, на моей,
Где в снегах лазоревых, до зари,
Красные купаются снегири.
Я тебя, соловушка, разбужу,
На колени к Матушке положу.
Ты, живое солнышко, огонёк,
Сердцем бы родимую поберёг.
Полети, соловушка, полети,
На ладони Матушке посвети...
А сверкнёт палящая боль-стрела,
Распластай горящие два крыла,
Мой сынок, соловушка-соловей!
На печаль-сторонушке, на моей,
Где в снегах лазоревых до зари
Красные купаются снегири.
/24 октября 2002г./
27.В.Н.
МОЖЕТ БЫТЬ
В окончание века бумажного,
На поминках его безутешных,
Остаётся нам вволю пображничать –
Да прости Ты нас, Господи, грешных!..
И последнее наше желание
Пусть исполнится полночью звёздной:
А пошли нам на всех наказание –
Посади нас на хлебушек чёрный!
Пусть народы, привыкшие к белому,
Век один посидят на диете,
Станут добрыми, честными, смелыми,
Если кто уцелеет на свете.
28.В.Н.
МАРОККО
Февраль. Налить чернил и выпить!..
Мир – разноцветие страниц.
Иосиф, сосланный в Египет,
Не знал закрытости границ.
Аэропорта арабески.
Мы – на краю чужой земли.
Сидят японцы по-турецки,
Арабы пьют «Сиди Али».
За фантастическим фонтаном
Идёт таможенный контроль.
На прилетевших к океану
С небес глядит Хусейн Второй.
Наш Третий Рим стал третьим миром.
А первый мэр – вторым эмиром,
Когда мы бьём в колокола,
То слышится: «Алла! Алла!..»
И потому зимою – в лето
Летим, природе вопреки...
Мулла, как снайпер Магомета,
На нас глядит из-под руки.
29.В.Н.
ВЕСЫ КАЧАЮТСЯ НЕЗРИМО
Весы качаются незримо.
Год високосный катит в август.
Уже пора бежать из Рима –
Выращивать в пустынях кактус,
Рубить зелёную капусту
В районе города Дубровник,
Вскрывать горячего лангуста,
Сочащегося, как любовник.
На женщин, элемент природы,
Смотреть, сведя их в ту таблицу,
Где в каждой клетке – дух свободы
И позвоночник золотится.
И вся она, что твой подсолнух,
Наполненная семенами...
И это называют – отдых
Под Черногорскими горами.
30.В.Н.
ОХ, ЯЗЫК!
Ох, язык! В нём слова – то ли дерзки,
То ли просто – смешные!..
Если «дом» – это «куча», по-сербски,
Наша куча – Россия!
Ох, славянский язык вредоносный!
Где в нём место – героям,
Если «гордый» по-сербски – «поносный»,
Сохраним – «похороним»?!
Языком этим нужно гордиться!
Красота в нём – иная!..
Если «щёчки» у них – «ягодицы»,
Как я их понимаю!..
31.В.Н.
НОСТАЛЬГИЯ
Как человек с душой имперской,
Я выпью самогонки зверской,
Колбаской местной закушу...
И ностальгию заглушу.
Я здесь сижу, как Врангель новый,
Как буревестник после бури.
О, где ты, поле Куликово?!
О, сколько в нас славянской дури!
Война для трезвых не годится,
Но слава Богу, слава Богу!..
Как нас встречает заграница,
Когда шагаем мы не в ногу!
Мы, россияне, не линейны,
Что Западу известно слишком.
Как завещал великий Ленин,
Нам воздаётся по делишкам.
Какие жёлтые страницы
Истории листает ветер!
Как будто это – Солженицын
Переписал и не заметил.
32.М.С.
НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече...
Александр Блок
Обнажив обагрённый меч,
Да пожар пожинает лесть,
Как траве повелела – лечь,
Как душе указала – здесь.
Добровольно под острый серп
На востоке твоей земли...
Как руно в заревой росе,
Плачут снежные ковыли.
Потому что пора гореть!
Только дождь продолжает лить...
А к Любви прислонилась Смерть
И, с креста, попросила пить.
Поражая земную дочь,
Исцелеет земной дракон.
В Балагане терзают ночь,
Восклицая: «Велик закон!»
Обагрив дождевую суть
За семнадцать небесных лет,
Мне земля предложила Путь,
Только я полюбила Свет.
33.В.Н.
КОГДА В НАРОДЕ СИЛЫ НА ИСХОДЕ
Ольге Корзовой
Когда в народе силы на исходе,
Последнее оружие – земля.
Пора нам всем границами угодий
Расчерчивать бурьянные поля.
Пора искать соседей и орудья,
Всем миром возвращаться на круги:
Да в городах останутся не люди,
А нелюди и скрытые враги.
Они умеют говорить учёно
И объяснять, смотря поверх голов,
Что в мире новом, с водкой кипячёной,
Прибавится китайцев и долгов.
Жрецы науки! Воры-фарисеи!
Ваш Моисей не Жак ли Аттали?
За триста лет вы здесь не обрусели,
Но высосали русские рубли.
Теперь смотрите – мы встаём рядами
И покидаем ваши города.
И нас не взять ни голыми руками,
Ни обращеньем к нищим: «Господа!».
Когда народ ведут его пророки
В пески пустынь, по крови и костям,
Лишь верные увидят на Востоке
То, что не снилось «умным» и «гостям».
Но сила из земли исходит в жилы,
И зов её нас манит, как магнит,
И русские, на удивленье, живы
Всё потому, что Бог благоволит.
Один спасённый – тысячи героев!
И что нам жизнь без радости сердец?
Нас Мать-земля накормит и устроит.
И жизнь продлит Небесный наш Отец.
