Вплоть до последнего времени сербы уверены были, что нет разницы между образом действий того или иного народа и нравственной позицией отдельной личности. В их глазах конкретное государство может быть порядочным или непорядочным, как и человек. Отсюда нынешняя склонность сербов поведение своих прежних союзников и дружественно настроенных народов рассматривать как предательство. Между тем очевидно, что изучения лишь сербской истории ХIХ века достаточно, чтобы раскрыть истинную стратегию и тактику западных сил, в макиавеллизме которых не может быть места ни для какой «верности» или «дружественности». Конечные цели «великих» эгоистичны и всегда остаются неизменными, тогда как сербы то используются в качестве «союзников», то осуждаются на уничтожение, в зависимости от практических потребностей в определенной ситуации. Но сербы не в состоянии были это понять, так как совершили другую фатальную ошибку, сводя свое поле зрения к событиям ХХ века. Верные воспоминаниям о минувших мировых войнах, они перестали пользоваться своим многовековым опытом, обеднили собственное национальное сознание и начали исторические исключения трактовать как правило.
Можно в таком случае представить, какое удивление ожидает серба, если он из своего книжного шкафа достанет и наново прочитает «Дневник писателя» Федора Михайловича Достоевского. Этот русский гений непроизвольно раскрывает сербам глаза и лечит их от указанных выше заблуждений. Все у него объяснено и нашему человеку доступно, как будто и предназначалось нынешним поколениям. «Дневник писателя» создавался по преимуществу в семидесятые годы прошлого века, во время русско-турецких и сербско-турецких войн. Сходство тогдашних событий на Балканах с сербской драмой от Второй мировой войны до нынешних дней, особенно начиная с 1991 года, свидетелями которой мы являемся, поразительно. В большинстве случаев анализ Достоевского может использоваться по отношению к нашим условиям. Если бы и хотел быть прорицателем судьбы сербов на следующий век, писатель не смог бы высказать более справедливых суждений. С той лишь разницей, что тогда Сербия могла рассчитывать на поддержку России, а в наше время уже и на нее не может опереться. По этой причине следует постоянно иметь в виду, что некогда Россия и Сербия духовно и политически, в основном, принадлежали к одному «блоку», что тогда существовала славянская солидарность, и слова Достоевского о России зачастую можно относить к Сербии и наоборот.
Прошлое и настоящее в свете истории
Что более всего привлекало внимание Достоевского, так это равнодушие Запада к судьбе христианских и преимущественно славянских народов под властью турок. Особенно когда это равнодушие превратилось в политический цинизм, и западные силы, ведомые этим цинизмом, не замедлили стать на сторону турок против христиан. Тем более что идеалом Достоевского было освободить «Православие и все Христианство ... от мусульманского варварства и западного еретичества» и он осуждал негласно используемый западными силами макиавеллистский принцип, согласно которому «то, что подло со стороны определенной личности, премудро со стороны определенного государства». Поэтому писатель ужасался, отмечая: «Чуть не вся Европа влюбилась в турок». Ибо он предчувствовал смысл такого оборота: «Европа ободрила турецкий фанатизм», «чтобы броситься внезапно в тыл нашей армии».
Европейская влюбленность в турок проявлялась одновременно с презрением к славянским народам. Для Достоевского, естественно, прежде всего болезненным было то непонимание, на которое наталкивались в Европе русские: «...Мало интересуются изучить тот народ, который они же так ненавидят и которого постоянно боятся...», «мечтают всех нас уничтожить». Но, пожалуй, не в меньшей степени его взволновало открытие, что те самые европейцы, «которые кричали против невольничества, уничтожили торговлю неграми, уничтожили у себя деспотизм, провозгласили права человека», согласились наблюдать, сложа руки, как «дикая, гнусная мусульманская орда, заклятая противница цивилизации» уничтожает миллионы несчастных христиан, а в Европе «ждут с надеждою, с нетерпением - когда передавят их всех, как гадов, как клопов, и когда умолкнут наконец все эти отчаянные призывные вопли спасти их, вопли - Европе досаждающие». Но разве это действительно было «последнее слово цивилизации»? Что бы сказал Достоевский, если бы мог видеть поспешность, с которой сто двадцать лет спустя Запад признает Боснию и Герцеговину, первое панисламистское государство в Европе, предавая сербское «меньшинство» на милость и немилость мусульманам, а также готов им завтра пожертвовать и сербов Косова?
Жестокость реальной политики не исключает попыток оправдать ее морально. Наоборот, чем ее намерения бесчеловечнее, тем благороднее должен быть вид. «Ложь ложью спасается», - подводит итог Достоевский и указывает на способ, с помощью которого западная пропаганда уже тогда пыталась прикрыть свое предательство по отношению к христианству клеветой против сербов и русских. В тех маневрах и кознях лидерствовал британский премьер Дизраэли - лорд Биконсфильд. Чтобы скомпрометировать русское вмешательство, вызванное интересами балканских народов, Дизраэли, якобы располагавший «тайными документами», обвинял русских в том, что они послали в Турцию свои «разрушительные силы» - «социалистов, коммунистов и коммунаров» - и существует, мол, опасность, что эти революционеры в Оттоманской империи наберут силы. Но вместе с русскими нужно было грязью облить и самих сербов, поэтому Дизраэли поспешил провозгласить, что Сербия, объявив войну Турции, сделала «поступок бесчестный» и что война, которую ведут за освобождение свое сербы есть «война бесчестная». «Хотят по отношению к нам вызвать всеобщую ненависть», - сетовал тогда Достоевский. Под влиянием кампании Дизраэли создавалось впечатление, будто страдания сербов и других порабощенных народов - обычные провокации: «... В Европе оспаривают факты, отрицают их в народных парламентах, не верят, делают вид, что не верят. Всякий из этих вожаков народа знает про себя, что все это правда, и все наперерыв отводят друг другу глаза: «это неправда, этого не было, это преувеличено, это они сами (т.е. христиане) избили шестьдесят тысяч своих же болгар, чтоб сказать на турок». Именно так же в наши дни публично клеймят сербов и распинают их на кресте перед всем миром, а в зоопарке мусульмане бросают невинных детей в пасти львам.
Достоевский пытается найти какое-то рациональное объяснение этому нравственному уродству и предчувствует, что дело может быть в смертельной вражде Европы к славянам: «Европа - враг славянского единства», в то время как «защита славян - миссия России». Несомненно, что «Европа смягчилась бы по отношению к балканским народам, если бы они стали ненавидеть Россию». Достоевский осознает, что существуют более глубокие причины этой ненависти Европы, но считает, что она нашла самое отчетливое выражение в союзе римо-католицизма с социализмом. В одном месте своего «Дневника» он говорит о «католическом всемирном заговоре» и видит в «чудовище - социализме» порождение римского католичества, которое «продало Христа за земное владение». Об этом можно было бы долго дискутировать. Но, так или иначе, дело в международном заговоре. Поэтому Европа не только не пришла на помощь христианам, находившимся под властью турок, но вынесла сербам и иным балканским народам приговор без всякого суда и разбирательства. А разве это не напоминает известную «мирную конференцию», на которой недавно сербы названы были виновными еще до начала дебатов?
Предзнаменования Апокалипсиса
Достоевский, как один из самых набожных людей среди русских писателей, не мог удовлетвориться лишь политическим объяснением преступления европейцев по отношению к сербам, а искал духовные причины его. В этом плане размышления Достоевского сразу же приобрели апокалиптический характер. Не свалил ли когда-то Нерон вину за пожар в Риме на христиан - так же, как Дизраэли ответственность за войну с Турцией на сербов? Очевидно, что оба они были одержимы дьявольским духом, который управлял их личностями. На страницах «Дневника писателя» речь идет о «злом духе», который «несет новую антихристианскую веру, стало быть, новые нравственные начала обществу; уверяет, что в силах выстроить весь мир заново, сделать всех равными и счастливыми и уже навеки докончить вековечную Вавилонскую башню, положить последний замковый камень ее». Нет сомнения, что Достоевский здесь имеет в виду апокалиптических зверей и антихриста, ибо, как сам говорит, видит, что уже многие в Европе «серьезно принимают за Христа антихриста...». А в атмосфере Откровения Иоанна неизбежна также мысль о конце света. Достоевский не считает, что это непременный исход текущих событий, ибо конец света один, а антихристов много, но поэтому может случиться, что антихрист, который перед нами, будет тем, который последний. Появление антихриста - всегда предзнаменование Апокалипсиса и праобраз конца света, но антихрист является представителем дьявольской силы, воюющей против Христа на протяжении всей истории Церкви. Первые христиане с полным правом в Нероне узнали антихриста, но все же из-за этого не наступил конец света, равно как и со смертью Нерона человечество не освободилось от будущих антихристов, независимо от того, носят они имена Маркс или Дизраэли.
Откровение Иоанна является христианской философией истории, но лишь пророку дано эту «книгу за семью печатями» истолковать и ее поучение применить в исторических условиях своего времени. Пророческий дар позволил Достоевскому живую историю, в которой он присутствовал, религиозно осмыслить и правильно «прочитать», чтобы затем предвидеть события близкого будущего.
Позиция Европы по «восточному вопросу» вскоре привела русского писателя к заключению, что в обозримом времени мир уже не сможет избежать революции и войны. Революционный хаос будет вызван «католическим всемирным заговором» и союзом католиков с социалистами: «Да, Европу ждут огромные перевороты, такие, что ум людей отказывается верить в них, считая осуществление их как бы чем-то фантастическим». Революция будет сопровождаться и «борьбой веры с атеизмом». Но в том хаосе «и пролетарии, и капиталисты погибнут от грехов своих». Достоевский предсказывает также «неизбежность европейской войны», но затем «может наступить такое усложнение войны, при котором война обнимет весь свет». Наступит ли в результате этих войн конец света? Достоевский оставляет человечеству выбор, зависящий от пути, по которому народы пойдут: «Если нации не будут жить высшими бескорыстными идеалами и высшими целями служения человечеству..., то погибнут». И тем не менее Достоевский сохраняет в себе искру надежды: «Злой дух наступает, однако новое общество победит». Поскольку одинаковые причины вызывают одинаковые следствия, можно предположить и конечную цель политики разрушения Югославии и Сербии, которую в последние годы ведут международные организации. Во имя всемирного мира сейчас готовится третья мировая война.
Последнее слово Достоевского - если не вера в победу добра, то надежда на нее. С учетом того, что возрастает зло в мире, который он сам предсказывает, сначала трудно понять, на чем этот его относительный оптимизм основывается. Он понял, что человечество «прижато к стене», подведено к последней дилемме: утверждение морали в политике или смерть, конец света, Апокалипсис. Много раз осуждал он принцип, который до сих пор в политике господствовал: «То, что подло со стороны определенной личности, премудро со стороны определенного государства». Отныне «надо, чтоб и в политических организмах была признаваема та же правда, та самая Христова правда, как и для каждого верующего». Иллюзия, о которую доныне разбивалась сербская политика - наивная вера, что народу положено вести себя так, как порядочному человеку, - должна наконец стать реальностью и законом для всех. Иначе говоря: или мир уничтожит сербов , но с ними и сам пропадет, или он с ними же исцелится. А этого можно достичь, если в каждом народе разовьется идея человечества, любовь ко всем народам, которую Достоевский уже приписывает русскому народу. Никто этот идеал не принял бы лучше и радостнее, чем сербский народ, который идею всечеловека и всечеловечества в душе своей пестовал от святого Саввы до владыки Николая Велимировича. К сожалению, в настоящий момент, когда почти весь мир участвует в осуществлении коллективного геноцида над сербским народом, одновременно обвиняя его самого в геноциде, трудно поверить, что это не просто утопия в ряду многочисленных иных. Если после двух тысяч лет действия в мире христианства человечество претерпело столь разительное нравственное падение, как можно верить в его возрождение? И кто бы это возрождение вызвал, когда нас почти все покинули, когда нас лишают даже свободного слова, когда больше не желают слышать наш голос? Если бы и сам Достоевский был среди нас, они бы сегодня и к его проповеди остались глухими.
Такая ситуация не была неизвестной Достоевскому, ибо он осознавал, что истинные христиане всегда будут составлять малое стадо и борьба их продолжится до конца истории. Да и в его собственной жизни были периоды, когда он вынужден был сражаться в одиночку. Вопреки всему этому он непоколебимо веровал в силу Истины и знал, что это - наибольшая сила на свете. Тот, при ком есть Истина и кто ее защищает, никогда не борется напрасно, даже если остается на поле брани один. А этому нравственному долгу следует повиноваться и народам, и отдельным личностям. Если бы Истина Христова не представляла страшной силы, разве бы сыны лжи на Западе такой труд и такие деньги вкладывали ради того, чтобы заглушить голос сербов? Поэтому мы не смеем забывать наказ Достоевского, адресованный всем христианам вообще, но в эти судьбоносные часы сербов касающийся особенно:
«Но пуще всего не запугивайте себя сами, не говорите: «один в поле не воин» и пр. Всякий, кто искренно захотел истины, тот уже страшно силен. Не подражайте тоже некоторым фразерам, которые говорят поминутно, чтобы их слышали: «Не дают ничего делать, связывают руки, вселяют в душу отчаяние и разочарование!» и пр., и пр. Все это фразеры и герои поэм дурного тона, рисующиеся собою лентяи. Кто хочет приносить пользу, тот и с буквально связанными руками может сделать бездну добра. Истинный делатель, вступив на путь, сразу увидит перед собою столько дела, что не станет жаловаться, что ему не дают делать, а непременно отыщет и успеет хоть что-нибудь сделать. Все настоящие делатели про это знают» («Дневник писателя», февраль 1877 г.).
За союз православных народов
Обращение к Православным Церквам и народам
Святой апостол Павел нас давно предупредил: «Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И не удивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их» (2 Кор. 11, 13-15).
И мы уже узнали, какими средствами пользуются слуги сатаны: сначала в мирном доме учинят поджог, а тогда пророчат, что пожар раздуется и охватит соседние подворья, если сразу не уничтожить жителей подожженного жилища, которых, без вины совсем, уже обвинили, что они поджигатели. Сегодня так обходятся с сербами, до того как взяться за другие жертвы. Накануне Женевской конференции - «последнего шанса мирного урегулирования конфликта» - сербам пригрозили, что их задушат с помощью военной силы, если переговоры не закончатся соглашением. Таким образом подбодрили боснийских мусульман, чтобы не отступались от своих и наибольших требований, потому что провал конференции будет оправдывать иностранную интервенцию по отношению к сербам. Если же, каким-то чудом, на Женевской конференции придут к соглашению, президент Буш сербам будет угрожать военной интервенцией за то, что они захватят Косово и Македонию. Хотя всем известно, что никогда не было никакой речи о захвате Македонии, а тем более Косова, которое принадлежит Сербии. Между тем, смысл такого заявления албанцам должен быть понятен: «Поднимайте восстание, потому что и наименьшее использование силы против вас нам даст повод нанести удар по сербам».
Теперешнюю мировую кампанию против сербов можно было бы понять, если бы уничтожением Сербии и подавлением сербского сопротивления действительно была снята опасность балканской и мировой войн. Но если изблизи рассмотреть ситуацию на Балканах, бросается в глаза, что иностранная антисербская пропаганда - всего лишь искусственный туман, который закрывает настоящие цели врагов сербства. Даже если допустить, что Сербия завтра будет окончательно выбита из колеи, а сербы все до последнего уничтожены, то это не станет концом разожженных конфликтов на Балканах -- получат продолжение столкновения прежние, начнутся новые. Признание македонского государства привело бы к конфликтам между греками, болгарами и албанцами, которых бы поддержали турки. Не имея больше актуального врага, обязательно бы столкнулись хорваты и боснийские мусульмане, а Воеводина стала бы полем сражения венгров, хорватов и румын.
Значит, очевидно, что югославский конфликт и сербский «коммунизм» или «нацизм» служит западным силам только как оправдание и как исходное положение для дальнейших операций, значительно более широких масштабов. А в таком случае сразу встает вопрос, почему на этот раз выбор пал именно на сербов и на Югославию. Потому что нигде в Европе невозможно найти более пригодной почвы для разжигания конфликтов, принимая во внимание этническую и конфессиональную смешанность, а также и кровавое прошлое. Провоцирование войны здесь давало стопроцентный успех. При условии, что как можно скорее будет получено международное признание, безо всяких переговоров, тех границ, которые были у республик федерации. И как только таким образом воз толкнули с горы, его уже никто не мог остановить. Если иметь в виду высокие борцовские качества и упрямство сербов, здесь возникло не столкновение, окончания которого можно ожидать за пару недель или месяцев. Из-за мощной сопротивляемости сербов надлежало запланировать более длительный срок, который бы позволил испытать новые виды вооружений, подобно тому, как это делалось во время гражданской войны в Испании. Совсем не случайность, что недавно в печати появился целый список тех смертоносных изобретений, которые американцы собираются использовать против сербов. Третья мировая война требует серьезной и систематической подготовки.
С точки зрения стратегии политику западных сил лучше всего можно объяснить «теорией домино»: когда вертикально ставятся одна на одну костяшки, как только нарушится равновесие нижней, тогда по очереди валятся все остальные. В качестве первой «костяшки» была Югославия; Россия предусматривается в качестве последней. В истории впервые появилась возможность полностью уничтожить Россию и православные народы вместе с ней. Введенный в обман пустыми обещаниями, не сомневаясь в силе связей с Украиной, русский народ рухнул в бездну, надеясь, что в разрушении Советского Союза найдет себе спасение, но из кризиса вышел изнеможенным в экономическом, политическом и военном отношениях. Считай за ночь лишился он морских баз на Балтийском и Черном морях. На исторической арене Россия вдруг оказалась похожей на великана с обрубленными руками. И ее враги не устояли перед соблазном ткнуться в создавшуюся политическую трещину. Однако Россия, при всем своем падении, осталась при атомной мощи, поэтому напасть на нее сразу и непосредственно было невозможно, потому что это могло вызвать атомную войну. А вот Югославия на такой судьбоносный случай была очень кстати, поскольку здесь, в самый короткий срок, можно было разжечь войну между православными и мусульманами, подобно, как в России. Взаимоуничтожение православных и мусульман - самый лучший «рецепт» разрушения России изнутри, причем он одновременно полезен для общих их врагов. Поэтому и царит на Западе согласие между нехристианами и неправославными христианами, равно как и между левыми и правыми. Они просто наблюдают, кто над кем возьмет верх, потому что, хотя и временно, всем на пользу преступление. И полезнее политики у них не будет вплоть до тех пор, пока не вызовут столкновения между самими православными народами, как в Молдавии, а лучше всего - войну между Россией и Украиной, с надеждой, что тогда бы дошло и до «православной» атомной войны. Известно, в таком случае потерпела бы и Европа, но что за беда, если русские и украинцы взаимоуничтожатся. В крайнем случае, Америка могла бы добить Россию на издыхании. Только бы Россия, в смертный час, не нашла в себе сил расквитаться с американцами атомным прощанием.
Тем, кто не верит, что Запад двинулся в таком направлении и уже переступил порог третьей мировой войны, стоит указать на резкий рост значимости и авторитета Турции. А это же государство, которому отводится решающая роль в будущих балканских конфликтах. Причем эта роль еще вдвое более значительная по отношению к России: с одной стороны, Турция призвана, чтобы - с Ираном или без него - поддерживать кавказских и азиатских мусульман в противостоянии русским, а с другой - чтобы использовать и подстрекать к русско-украинской ссоре. Конечно, обращая внимание на «теорию домино», и Турция вынуждена действовать осторожно и постепенно, не ополчая против себя все православные народы вместе. В случае вмешательства Греции в дела Македонии, например, она бы искала согласия с болгарами и сначала бы бросилась на греков, чтобы уже потом, после поражения греков, повернуть против Болгарии, якобы ради освобождения двух миллионов турок на болгарских землях. А поскольку Россия не имела бы уже выхода на Черное море, в интересах Турции было бы сначала объединиться с русскими против украинцев. Из-за этого всего, а не только из-за Боснии и Герцеговины, дальновидный президент Франции Миттеран провел католическое Рождество в Константинополе. Хорошо предчувствуя, что к чему, Элен Корэр-д'Анкос, известная русоедка русского происхождения, написала интересную статью «1993, турецкий год? Турция намеревается стать большой силой и участвует во владычестве над Черным морем» («Фигаро», 2.1.1993), в которой ловко выставляет Турцию врагом Ирана, готовым заключить пакт с Россией!
Есть ли способ преградить путь такой военной машине и есть ли у православных народов надежда на спасение? Им не от кого ждать спасения, только от Бога и от самих себя. Одним словом, только союз православных народов может сдержать и отвергнуть перспективу третьей мировой войны. Дело не только в том, что тогда бы никто не посмел на этот блок напасть, но и в том, что, возможно, и мусульманские народы бы увидели, что идут кровавой дорогой, потому что до сих пор сражались не за свои интересы, а были марионетками в руках своих смертельных врагов. Необходимо, прежде всего, чтобы православные народы глобально осмыслили положение, в котором находятся, и поняли, что они в коллективной опасности, хотя, на первый взгляд, трудности в данный момент переживает только их православный сосед. Факт, что Россия и Украина официально и однозначно не наложили своих «вето» на интервенцию иностранных войск в Югославию, свидетельствует: их слепые вожди не осознали, что в нашей стране прежде всего им копается могила. А еще вот что имеет судьбоносное значение: чтобы православные народы как можно скорее отбросили свои прежние междоусобные ссоры и территориальные претензии. Враги Православия ликуют, когда украинцы перекрывают русским выход к Черному морю или когда румыны требуют от русских и украинцев - Молдавию, а от болгар - южную Добруджу. Такая политика становится самоубийственной; она служит на пользу самым черным ненавистникам Православия и ведет нас вместе к гибели.
А может, союз православных народов был и остается утопией?
Нет, история показывает, что наоборот. Когда в 1912 году Сербия, Греция, Болгария и Черногория, при политической поддержке России, выступили против Турции, то после более чем пяти столетий владычества турки были изгнаны из Европы. На этот раз, если православные народы не опомнятся вовремя, турки в скором времени на Балканы могут вернуться, используя их склоки. Православным народам остается выбрать: или объединяться и остановить катастрофу, или быть уничтоженными один за одним. Несомненно, Православные Церкви прежде государственных властей должны влиять на окончательное решение. От них прежде всего ожидается, чтобы раскрыли глаза народам и ответственным политическим лицам. Поэтому православная иерархия несет большую ответственность за дальнейшую судьбу, спасение и существование Православия в мире. Если действительно Образ Христа освятит все народы, тогда и установится опять между людьми мир.
«Спасение твое в тебе, Израиле».
Перевод - проф. Иван Чарота
На иллюстрации - линогравюра заслуженного художника РСФСР Станислава Степановича Косенкова (1941-1993)
