«Ни одна европейская нация не может жить без других, имея в виду пробуждение и сближение остального мира», - говорил французский писатель, поэт Поль Валери1. А Достоевский в своем «Дневнике писателя» в конце прошлого века жаловался: «Мы учились и приучали себя любить французов и немцев и всех, как будто те были нашими братьями, и несмотря на то, что те никогда не любили нас да и решили нас не любить никогда...»; «Вот что мы выиграли в Европе, столь ей служа! Одну ее ненависть!.. Они не могут никак нас своими признать. Они ни за что и никогда не поверят, что мы воистину можем участвовать вместе с ними и наравне с ними в дальнейших судьбах их цивилизаций» («Дневник писателя» за 1876 и 1881 годы).
На первый взгляд, оба эти утверждения, противоречащие друг другу, справедливы. Только Валери выделяет идеал, основанный на истине и справедливости, граничащий с иллюзией, тогда как Достоевский имеет в виду только реальность. Кто бы это мог понять лучше сербов, распятых в настоящее время между братской любовью к народам Европы и ненавистью, которой те им ответили?
Чтобы занять правильную позицию в условиях реальности нынешних Европы и мира, мы выберем наилучший путь, если прежде всего исследуем сущность этой реальности, затем найдем подходящую защиту и в конце концов укажем на свой идеал и видение будущего.
Если дом нам строит Омбудсман
Пожалуй, никто не объяснил планы и тенденции новой европейской политики более сжато, чем Бениамино Андреатта, итальянский министр иностранных дел [2]. Его суждение тем значительнее, что Италия предстоящий год, начиная с декабря 1993 г., будет председательствовать в работе Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе. Так вот, в своей заметке, посвященной «амбициозным целям» этой организации, итальянский министр представляет ее как крышу европейского здания. Сразу отмечая, что сооружение не завершено и что «глина еще сырая», так что может еще «моделироваться» и обрабатываться, он требует запрещения любого гегемонизма и любого возвращения к прошлому -- независимо, касается это гражданских войн или политических сил, -- а заботится о праве меньшинств и широко отворяет двери «региональным архитектурам». Согласно такому замыслу, как бы предполагается, что регионализм должен заменить национальные государства. Но более всего поражает то, о чем Андреатта умолчал. Ведь любой министр иностранных дел прежде всего обратил бы внимание на то, что Европейское сообщество и Организация Объединенных Наций уже вступили в «войну без объявления войны» против Сербии, что осуществляется исламское завоевание Европы и возвращение Турции на мировую арену. Для Андреатты все это, вероятно, относится к моделированию «сырой глины», поскольку над всеми архитектурами Конференции по безопасности и сотрудничеству витает идеал Вавилонской башни.
Между тем Андреотта становится конкретнее, когда речь заходит о будущем. Тогда он ссылается на модель «Омбудсман»-а, который у шведов исполняет функцию административного наблюдателя и посредника. Будущий Омбудсман Европы - да, пожалуй, и мира - должен реализовать следующую программу: «выявить всякую ложную информацию, преднамеренную и непреднамеренную, в печати и в школьных учебниках, способную пробудить агрессивный национализм или исключительность вместо того, чтобы выносить в качестве девиза общую собственность и взаимную ответственность». Если бы этот Омбудсман был готов сразу приступить к своим обязанностям, дел бы у него оказалось невпроворот. Он бы заметил, что международные организации и западная печать обильно используют ложную информацию и клевету по отношению к сербам, что сербов осуждают по принципу «кадий тебя обвинит, кадий и приговор вынесет», не предоставляя им права на защиту. В учебниках истории Омбудсман бы заметил, что геноциду над евреями посвящается большое внимание, дабы он не ушел в забытье и дабы ужас прошлого никогда не повторился, в то время как из геноцида над сербами сделано настоящее «табу»: о нем никто не смеет говорить, дабы сербы сейчас не оправдывали свое сопротивление рабству в Боснии Изетбеговича и Хорватии Туджмана. В лучшем случае он, Омбудсман, нашел бы - во французской популярной энциклопедии «QUID» за 1985 год - информацию о том, что в НДХ (Независимой Хорватской Державе - И.Ч.) Павелича совершалась «резня сербов» (без указания числа жертв) и что Тито уничтожил 300 000 хорватов, среди них 1000 священников, 70 000 немцев, 12 000 словенцев, 6 000 черногорцев и 3 000 сербов (!) [3]. Как видим, если верить французам, сербы Вторую мировую войну пережили относительно благополучно. Правда, за последнее время в суд было направлено несколько протестов против французских учебников, в связи с текстами о том, что сербы присваивают себе чужие территории, притесняют мусульман и проводят этнические чистки, но эти протесты исходили от сербской стороны. Однако еще до реализации проекта международного культурно-исторического надзора Бениамино Андреатта активно участвует в строительстве Новой Европы, и если он до сих пор не заметил названных недостатков, то как Омбудсман завтра сможет выполнить эти обязанности лучше него? И на кого тот сможет опереться? Во Франции, например, нет ни одного компетентного и объективного специалиста по истории южных славян. А похоже, что и в других странах Запада ситуация не лучше. На чем же тогда будут основываться контроль и критика Омбудсмана? «Ex nihilo nihil fit», т.е. «Из ничего ничто не возникло», -- говорили древние латиняне. Те, кто - намеренно или непреднамеренно - фальсифицирует историю, будут уполномочены препятствовать ее фальсификации. И таким образом поколения, воспитанные Омбудсманом, не будут иметь оснований для зависти по отношению к тем, кого воспитывали Гитлер и Сталин.
Пусть на данный момент это всего лишь предположения, но ясно одно: в наброске Бениамино Андреатты не предусмотрены религии, не сказано, какая роль отводится церквам и есть ли вообще для них место в новой Европе. Следует ли это объяснять как молчаливое согласие, что их тексты также должны быть подвергнуты цензуре? Впрочем, даже если и будет найдено некое согласие между новым европейским порядком и неправославными церквами, трудно поверить, чтобы кто-то смиловался над Православием. Грядущую судьбу православного мира - ежели определенно утвердится власть новой Европы, как ее замышляет Андреатта, - можно представить себе на основе нынешних событий. Не удивительно, что он, Андреатта, вообще не обращает внимания на страдания сербского народа, если иметь в виду, что к воплям Сербской Православной Церкви глухими оставались все, даже так называемые «сестринские» церкви, которые себя именуют христианскими. У них на виду Сербию удушают тотальной блокадой, а сербов Герцег-Босны ежедневно терроризируют самыми страшными угрозами. Несмотря на это защищать нас явно не стала даже Англиканская Церковь, с которой мы еще при владыке Николае Велимировиче были в дружеских отношениях. Вместо того чтобы нам протянуть руку, эта церковь сочла более важной заботой рукополагать женщин во священники. Многие британские священнослужители после этого, в знак протеста, оставили Англиканскую Церковь, но, насколько нам известно, ни один из них не сделал подобного из-за того, что его Церковь отказалась прийти на помощь сербам. Был ли больший срам в истории христианства?
Мы боремся не на жизнь, а насмерть, поэтому нас более всего волнует и тревожит современность. Мы уже забыли, что в прошлом неоднократно были оставленными, преданными. На протяжении почти всего ХХ столетия Православие, под властью большевизма, терпело гонения, самые ужасные в истории Церкви, однако это мало беспокоило христиан Запада. Вспоминаю, что я об этом писал двадцать лет назад. Приняв во внимание, что в то время почти никто из сербов метрополии работ моих не читал, позволю себе привести одну выдержку из «Тайны Косова» :
«В наши дни вообще нет и помысла о христианской солидарности. Никогда столь много не говорилось о союзе, а то и единстве христианских Церквей, но никогда с тех пор, как существует Церковь Христова, между христианами не было большей бездушности и бесчувственности. Наш пиетет по отношению к первым христианским мученикам и святым не заслоняет нам той очевидности, что это была лишь капля по сравнению с морем пролитой крови христианских мучеников в текущем столетии. Однако об этой самой великой резне христиан, какую только помнит история, открыто говорить как бы не принято, существует как бы некий заговор молчания печати и всех средств информации во всех странах Запада. Даже выступления Солженицына обычно подаются лишь как осуждение ограничения политических свобод и практики «концлагерей» вообще. И поскольку о резне христиан говорить неприлично, христианское стадо своими глазами смотрит на мученичество христиан же по другую сторону «железного занавеса», но не видит его. Так что исполнились слова Христа: «Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» [4].
Разве все это не может быть распространено и на наше время? Разница лишь в том, что роль большевиков на себя взяли международные организации и что насилие сейчас называется демократией, а геноцид представляется как благое дело. Но жертвы всегда те же. Можно сказать, что сравнение с Нероном стало еще вернее. Он когда-то сжег Рим, а за пожар обвинил христиан; так и Европейское сообщество - при подстрекательстве и поддержке Америки - вызовет пожар на Балканах, а затем будет сербов клеймить как поджигателей, а себя представлять как пожарников. Сатанинские устремления врагов христианства не изменились, без разницы, кто их возглавляет: Нерон, Сталин или Трехсторонняя комиссия. Поэтому я в свое время указывал и на истинную сущность православной Голгофы:
«Ошибочно считать, что лишь негативные силы действенны в истории, а сбрасывать со счетов другой ее аспект - священный, отвергать силу Духа. Как раз это была и остается первая и наибольшая сила на свете. Если бы иначе было, разве бы голоса защитников Христианства глушили и препятствовали, чтобы они стали слышны - ибо то, что Солженицыну позволялось говорить в 1976 году, сознательные представители славянства и Православия тщетно повторяли более полувека тому назад? Знают враги Христовы лучше нас, какую силу имеют перед собой; так вот, наступил крайний срок, чтобы и мы осознали силу, которой располагаем. Эта невидимая сила поддерживает мир, искупая его кровью мучеников и молитвами праведников. Без них и без повторения Христовой жертвы через Святое Таинство Евхаристии земля бы не устояла ни одного дня. Силы зла потому и достигли невиданных размеров, что силы добра мощнее, чем когда бы то ни было. Таинственными путями Божьего Промысла все уже готово к новому этапу обожения этого света: и обновленная православная культура, и братство народов, и единство Церкви. Все это выйдет на свет Божий, как только ослабнет гнет безбожнического насилия»[5].
Когда наш дом в огне
В разговоре о легендарном сербском разладе один французский приятель недавно сказал мне: «Когда пожар охватывает дом, все его обитатели должны объединить усилия, чтобы потушить огонь и спастись. А у сербов наоборот: даже перед смертельной опасностью раздор для них важнее жизни». Нам, из диаспоры, страшно сейчас смотреть на сербов, которые друг на друга нападают, вместо того, чтобы в согласии выступить против врага. Когда некоторое время назад в Америке один из наших «влиятельных людей», как любят говорить сербы, отправился в State Department пожаловаться на антисербскую пропаганду, то ему показали обвинения, которые против нынешнего руководства Сербии и Боснии поступают от сербской стороны - из метрополии и эмиграции. И он вынужден был умолкнуть. Очевидно, что антисербскую пропаганду в значительной степени подпитывают сами сербы.
Это показывает, что мы еще не разобрались в основных понятиях и не осознаем, что с нами происходит. Запад нас осудил на смерть. Стало ли нам это ясно за последние три года? Против нас объединились самые значительные силы Запада: Трехсторонняя комиссия в Нью-Йорке, которая хочет разрушить Россию и все национальные государства, а Европу дестабилизировать наступлением ислама; Католическая Церковь, которая стремится уничтожить Православие; Германия, которая мечтает о возрождении своей давней политики «Drang nach Osten», с обновленной Австро-Венгрией или без нее; Турция, которой представляется возможность вампирским способом вернуть утраченное оттоманское владычество. И для всех православная Сербия - первый камень преткновения на пути достижения ими своих целей. Жаловаться на их бездушие нам вовсе не стоит. «Реальная политика» не знает милости и сочувствия. Если Россия, после многолетних колебаний, своевременно не решится преградить путь нашим палачам и гробовщикам, то мы как народ будем стерты с лица земли до конца этого века. Безусловная вероятность того, что со временем это может вызвать Третью мировую войну и что после нас пострадают многие другие народы, мало утешительна для нас.
Если мы наконец это поняли, то давайте хотя бы не усугублять свое положение и не толкать в пропасть друг друга. Многие жалуются на сербское руководство, поскольку составляют его коммунисты или бывшие коммунисты. Никому от этого не больно так, как нам, политическим эмигрантам, которые уже полвека боролись против коммунизма штыком и пером, из-за чего и вынуждены были покинуть свои родные очаги и всю жизнь провести на чужбине. Но эти вожди сейчас уже не грозят нам уничтожением, а организуют сербскую оборону, и как таковые они - меньшее зло, чем наши враги, стремящиеся нас уничтожить. Давайте сначала приложим усилия, чтобы потушить пожар, а потом уже будем иметь время разобраться, кого следует привлечь к ответственности. Исключение составляют те, кто упустил возможность символ коммунистический на государственном гербе превратить в сербский национальный. Они не захотели на двуглавого орла - вместо титовских факелов и пятиконечной звезды - вновь поместить крест, за который сербы веками гибли, а из святого знамения сделали обычный значок [6]. Как будто в ряды наши проник сам дьявол, который не мог переносить значение символа «Hoc signo vinces» - «Сим знаком победиши». Лица, явно и презрительно попирающие национальные святыни, заслуживают быть смененными без отлагательств.
Кое-кто утверждает, будто бы враждебное отношение Запада к Сербии как раз и вызвано тем, что сербы из-за своего руководства обрели дурную славу «последних коммунистов Европы». Но всем известно, что руководящий слой нелегко вдруг, в течение дня, заменить политически образованными и способными людьми. Поэтому в странах, которые прежде были под властью коммунизма, все еще у власти бывшие коммунисты - начиная с Ельцина, Шеварднадзе и других президентов республик бывшего Советского Союза и до Франё Туджмана, бывшего титовского генерала. Мы имели возможность убедиться, что международные организации этими фактами не были обеспокоены и не готовили военной интервенции, когда коммунисты получили большинство в Польше, Латвии, а также в других республиках СССР. А это значит, что сербский «национальный коммунизм» послужил лишь оправданием для расчленения Югославии и что без него нас бы оклеветали так же, как сейчас, якобы из-за «нацизма».
Поскольку такой аргумент, как очевидно, нельзя защищать долго, из тех же оппозиционных кругов было выдвинуто противоречивое обвинение, что Запад поддерживает существующую в Сербии власть с целью ослабить страну. Однако мы, живущие на Западе, могли до сих пор заметить лишь известную моральную поддержку сербской оппозиции да симпатии, которые выражались ее лидерам, тогда как представители сербской власти на уличных плакатах в Париже отождествлялись с Гитлером, а в телевизионных передачах назывались «мразью», причем таких определений не стеснялся даже бывший французский премьер Фабиус, выступление которого пришлось на канун православного Рождества 1993 года [7]. Не меньший перебор выявляется и в тех случаях, когда Сербскую Церковь призывают, чтобы она открыто выступила против нынешней власти. Мы живем в условиях не теократии, а демократии; потому Церковь должна бороться за свои права и защищать свой народ, но она не имеет полномочий выступать против результатов демократических выборов, тем более тогда, когда государство находится на военном положении.
В настоящий момент самая большая беда сербов не в том, что страной управляют бывшие члены Коммунистической партии, а в том, что мы не нашли людей, которые бы руководили эффективнее, чем они. Если бы появился политик, способный прекратить блокаду Сербии, а сербов Славонии, Краины, Боснии и Герцеговины или присоединить к Сербии, или, если это окажется невозможным, добиться для них статуса независимых республик в составе конфедерации и получить на этот счет официальную поддержку международных организаций, сербский народ незамедлительно и поголовно пошел бы за таким. Имеются те, кто подобное обещает, но без всяких определенных гарантий. Сначала нужно проголосовать за них, а «земной рай» наступит потом. Но сербский народ, наученный многовековым опытом, считает, что «лучше один воробей в руке, чем два на ветке». И пока не найдем политического спасителя, надо иметь в виду, что, продолжая междоусобные обвинения, мы совершаем диверсию и вместо объединенного сопротивления врагу перемещаем борьбу на сербскую территорию, превращаем ее в сербскую гражданскую войну.
Еще печальнее и хуже, если мы начнем посыпать головы пеплом, бить себя в грудь и публично каяться за свою «вину». Никакая иная из оказавшихся в столкновении сторон так не поступает, и наши враги пользуются возможностью истолковать это как проявление нашей нечистой совести. Когда Его Святейшество Патриарх Павел в беседе с Ферари [8], журналистом миланского «Иль Джорно» заявил: «Все мы виноваты», этим он не осуждал сербов как виновников конфликта в Югославии, а напоминал нам, что нет безгрешного народа, как нет и безгрешного человека, особенно в условиях войны. Однако зарубежная пропаганда сразу же использовала это как признание и доказательство вины сербов.
Прежде всего, нам следует предостерегаться от «комплекса» вины, самоосуждения и самораспятия. Солженицын и другие, наблюдавшие изнутри концлагерную систему, свидетельствуют, что наибольший успех тоталитарных режимов состоит в том, что они смогли гражданам внушить чувство собственной вины. Каждый гражданин знал, что он в чем-то виноват. Это чувство было неопределенным, но постоянно присутствующим, а потому достаточным, чтобы парализовать любого. При арестах не было ни побегов, ни сопротивления. В большинстве случаев люди оказывались узниками Гулага не столько по принуждению, сколько по «сознанию», что таким образом несут заслуженное наказание. Не стоит поддаваться, чтобы западная пропаганда таким образом нас парализовала и умерщвляла еще до физической смерти.
Надо осознавать, что «вина сербов» была придумана западной пропагандой и заверена печатью на столе Европейской арбитражной комиссии, в которой председательствовал Робер Бадентер. В соответствии с заключительным актом Хельсинской конференции, созданию новых государств должны предшествовать переговоры между соседями. Но для тех, кто решал нашу судьбу, цель - не мир, а война. Поэтому Бадентер использовал старое выражение римского права: «Ut possidetis iuris» (Буквально: «То, что имеете» или «По праву, которым уже располагаете»)[9]. А что Изетбегович «уже имеет»? Имеет Боснию, которую Тито, по своей прихоти, объявил республикой и таковой после себя оставил. Значит, вся правовая комедия арбитражной комиссии сводилась к признанию этого наследия. А как раз это, несомненно, и вызвало войну на данной территории. Теоретически переговоры не отвергаются, но если они не будут иметь успеха или если вообще не состоятся, границы республик бывшей федерации - по названному принципу - должны быть автоматически признанными в качестве границ государственных. Иными словами, переговоры были обесценены. В интересах Туджмана и Изетбеговича было избежать переговоров. Тем более, что Бадентер уточнил, что после признания новообразованных государств сербы не будут иметь права менять границы силой. Вот как в результате одного правового трюка сербы из ограбленных превратились в грабителей и, являясь подвергшимися нападению, были заранее заклеймлены как нападающие.
Оценивая объективно, мы не имеем вины, и эту истину лучше всего выражает Его Святейшество Патриарх Павел, когда говорит: «...Сербы никогда не шли ни завоевывать чужое, ни навязывать свою веру и свою национальную сущность» [10]. И никогда мы не запачкали руки геноцидом, потому так яростно наши враги на нас напали с клеветническими обвинениями в «этнических чистках».
Поскольку вина сербов не может быть подтверждена фактами, наш славянский мазохизм будет тяготеть к определенного рода пророчествам. Кое-кто, словно читая волю Провидения, пророчит, будто Бог нас карает за содеянные грехи и будет еще суровее карать, если не покаемся. Допустим, сотрудничество с титовским атеизмом в недавнем прошлом - не безгрешность. Но это не идет ни в какое сравнение с нынешними условиями. Ни одна демократическая сила во время минувшей войны не допускала и не могла допустить таких нападок - не говоря уже о призывах к бунту, - которые мы читаем сейчас в оппозиционной сербской печати, а это свидетельствует, что сейчас в Сербии демократия вовсе не пустое слово. Впрочем, в начале этого века мы были не менее грешными, а Бог нам все-таки даровал - в балканских и Первой мировой войнах - три победы, одну за одной. А разве не было грехом то, что в 1903 году, во время покушения на короля Александра Обреновича, один из офицеров зарубил саблей королеву Драгу, выбросив ее затем в окно, а впоследствии требовал от регента Александра повышения по службе за свои «героические» действия. Если не ошибаюсь, и позднее, на протяжении почти века никто из представителей и светской, и церковной властей Сербии не осудил это чудовищное злодеяние. Видимо, все забыли напоминание Шекспира, что убийство властелина влечет за собой несчастье и проклятие народу («Юлий Цезарь»), забыли и те страшные слова, которые находим в «Гамлете»: «Ибо королева смерть приходит не одна, а уносит, как водоворот, с собой все, что рядом». Не дай Бог людям легко получать пророческий дар; и пока настоящий пророк не придет, лучше держаться следующего: «Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников» (Кн. Экклезиаста или Проповедника, 8,14). Или, если уж хотим любой ценой найти какое-то библейское объяснение своих страданий, стоит подумать, что Бог, возможно, как в случае с праведным Иовом, попустил Сатане искушать сербов, чтобы таким образом испытать силу их веры.
Надо признать однако, что наша вина в политике немалая и что нас за это уже постигла заслуженная кара. Она, если не исходит от Бога непосредственно, то является логическим следствием наших упущений. Кстати, во внешнеполитическом плане мы еще не нашли значимых адвокатов, которые бы защищали нас перед международными форумами. Пусть не прямо, а хотя бы при посредничестве наших русских братьев. Русские должны получить в свое распоряжение все аргументы, которые нам на пользу. Им нужно объяснить сущность всех политических и юридических манипуляций Запада, ввергших нас в хаос. Нужно показать, что к мирному решению можно прийти только в том случае, ежели международные форумы определенно признают свою исходную ошибку. А если у них недостаточно мужества и совести эту ошибку признать, следует апеллировать к правовой теории эффективности и привести к выводу, что Хорватия и Босния, в том статусе, как они изначально задуманы, никак не подтверждают своей эффективности. Отсюда же вытекает заключение о необходимости исправить границы - ради мира в Европе и во всем мире.
Когда любовь сильнее ненависти
Когда речь идет о государственных деятелях и политических мыслителях, их надо оценивать не только по тому, что они осуществили, но и по конкретным условиям, в которых жили, а также по тому, что стремились осуществить. В противном случае может быть совершена несправедливость, как это случилось с Макиавелли. Совсем забыто, что он многократно выражал свое восхищение французской монархией («Беседы») и что действительность, в которой он находился, была соткана из политических интриг и преступлений, а внимание почти исключительно сосредоточилось на его «Властелине», содержащем объяснения, как в данной ситуации можно захватить и удержать власть. Лучше было бы сказать, что он лишь искал лекарства для больного, которого видел перед собой, а сам не вызывал болезни. Но вот же, всю вину за политическую аморальность свалили на Макиавелли, как будто он лично утверждал ее в истории. Подобным образом обходятся и с народами. Посему нам бы не хотелось, чтобы на сербском православном народе эта ошибка была повторена. Мы увидели, в какой адской реальности оказались. Обратили также внимание на малочисленные «лекарства» и на ограниченные возможности нашей защиты. Остается еще указать на самое важное: что и при той «сатанизации», какой не изведал ни один народ в прошлом, несмотря на клевету, организованную в мировом масштабе, сербский народ и его Церковь не ответили на люциферскую ненависть тоже ненавистью. От этого предостерегал нас и Его Святейшество Патриарх Сербский в церкви Ружица после поминовения погибших в Первом сербском восстании: «Жизнь надо осмыслить по вере, вглядываясь в предков, и сделать все, что можно для блага своего народа и всего человечества [11].
Пусть эти слова останутся в анналах истории как доказательство, что Сербская Православная Церковь молилась за благосостояние человечества в момент, когда это обезумевшее человечество распинало нас, через свои международные структуры, на кресте и угрожало нам самым убийственным оружием. Это продолжение нашей святосаввской традиции и православного видения Достоевского. Констатируя, с одной стороны, что «чуть не вся Европа влюбилась в турок» и что «Россия виновата уже тем, что она Россия, а русские тем, что они русские, то есть славяне», русский писатель в своей «Речи о Пушкине» воскликнул: «О, народы Европы и не представляют, как они нам дороги!». В противовес Вавилонской башне и западному экуменизму, который является смешением различных культур и религий, без Истины и настоящей гармонии, он поднимает пример Пушкина и «Всечеловека». Тайна Всечеловека, открытого Достоевским в творчестве Пушкина, - в силе его любви, которая дает способность вживания. Никакой иной писатель в мире не сумел в такой мере проникать в души других народов и все иностранное воспринимать как свое. А это - росток новой несравненной православной цивилизации: «Быть русским это означает: стремиться к устранению европейских противоречий, найти выход из европейской боли в своей русской душе, всечеловеческой и всеединой, собрать в ней с братской любовью всех наших братьев, а в конце, может быть, и сказать последнее слово великой всеобщей гармонии, окончательного братского согласия всех племен по Христову евангельскому закону».
Достоевский нам помог понять истинный смысл современности. Западные вожди уверены, что осуществляют мастерски закамуфлированный геноцид над сербским народом, а не осознают, что Запад совершает самоубийство. Освальд Шпенглер, писавший свой «Закат Европы» в начале двадцатых годов нынешнего века, не мог себе представить тех ужасов, которые последовали затем, и предвидеть такое, по словам Ницше, «извращение всех ценностей». Что остается от христианской веры, если Римский папа требует от западных правителей, чтобы они бомбардировали сербов? Можно ли говорить еще о законности и справедливости, если правоведы международных организаций попирают международное право и злоупотребляют им для того, чтобы вызвать войну? Что можно думать о демократии, если пропаганда разных агентств и средств массовой информации способна мобилизовать миллионы людей на травлю одного безвинного народа? Заслуживает ли помощь Запада населению Сараева названия «гуманитарной акции», если в то же время миллионы сербов оказываются посредством блокады осужденными на медленное вымирание? Клевещущие на нас гордятся успехами своей сатанинской политики, но в действительности мы присутствуем на похоронах западной цивилизации. Ее сыновья не заслужили богатого наследства, оставленного предками.
Сумеем ли мы эту цивилизацию на издыхании заменить новой православной эпохой человечества, если с любовью примем в объятия все народы как своих братьев? Разве уже сегодня мы не способны ценности и культурные достижения западных народов понять лучше их самих? Наш экуменизм признает все истины языческих религий, предвещавших христианство, и все виды христианских неправославных вероисповеданий, кроме ересей. Но Православие не станет религией, всего лишь одной среди других, как это было бы в некоей Вавилонской башне или на римском Пантеоне, ибо наверху будет Христос и «Христов евангельский Закон», как этого желал Достоевский.
И мы верим, что в итоге любовь Христова будет сильнее ненависти, поскольку Он Сам сказал нам: «Я победил мир» (Ин., 16,33).
Перевод - Ивана Чароты
[1]Paul Valery. Cahiers, t. II. Paris, Gallimarrd/Pleiade, 1974. P.1480.
[2] Beniamino Andreatta. Des objectifs ambitieux pour la CSCE // Le Monde, Paris, 4.XII. 1993.
[3] QUID 1985. Tout pour tous. Paris: Robert Laffont. P.963.
[4] Марковић М.С. Таjна Косова. // Лазарица: Birmingem, 1976. С.23-24.
[5] Там же. С.29.
[6] Журнал «Воjска» (Београд), № 86, 24 февраля 1994.
[7] Jacques Merlino. Toutes les verites yougoslaves ne sont pas toutes bonnes a dire. Paris, Albin Michel, 1993. P. 36.
[8]Патриjарх Павле: Сви смо криви // Политика (Београд)Ю 28.І.1994.
[9] Jacques Merlino. Упом. произведение. С. 213-216.
[10] Патриjарх Павле: Срби никад нису осваjали туђе и наметали своjу веру // Политика (Београд), 17.ІІ.1994.
[11] Литургиjа Патриjарха Павла у цркви Ружица // Политика (Београд), 17.ІІ.1994.
1. Re: Опять о Новом Мировом Порядке и Православии