Другие люди

Они стоят у сцены плечом к плечу, пьют пиво и водку и слушают песню «Ромашки», одну из лучших у Игоря Растеряева:

«Весь день по небу летают

Какие-то самолеты.

Они на отдых в Паттайю,

Наверно, возят кого-то.

А я пешком в чистом поле

Иду-бреду по бурьяну

К погибшим от алкоголя

Друзьям Ваську и Роману...»

А когда взмокший певец, наяривая на гармони, как настоящий деревенский музыкант (да есть ли сейчас такие?), и выкладываясь, как Высоцкий, исполняет свою «Казачью песню», - они орут её хором вместе с ним, приплясывая так, что пол ощутимо дрожит под ногами:

«Теплый ветер в поле летал, гулял, глядел, а потом

Этот ветер в окна влетел и мне рассказал он шепотом:

"Очень много смуглых ребят уже сегодняшним вечером

К нам придут рубить всех подряд, крича на тюркском наречии"...».

Но больше всего они неистовствуют, когда Игорь Растеряев исполняет песню «Комбайнёры». Они знают её наизусть, поют на тёмных улицах до и после концерта, подбирают дома на гитаре:

«Далеко от больших городов,

Там, где нет дорогих бутиков,

Там ДРУГИЕ ЛЮДИ живут,

О которых совсем не поют.

Не снимают про них сериалов -

Ведь они не в формате каналов,

И не пишет про них Интернет -

Их совсем вроде как бы и нет...»

Многие из тех, кто пришёл на концерт Игоря Растеряева, и вправду похожи на комбайнёров. У них простые лица. Из их выкриков становится ясно, что некоторые из них приехали в Петербург специально для того, чтобы попасть на концерт. Впрочем, приехали они не только из деревни, но и из Москвы. Но что там за комбайнёры, в Москве? А если они не комбайнёры, не трактористы и не доярки, почему им так близки эти песни? Вот справа от нас стоит молодой мужчина. У него красивое лицо интеллигентного человека, из-под очков струятся слёзы, хотя он не пьян. А слева окаменел мужчина постарше, маленький и крепкий. Он неотрывно смотрит на сцену. Не прыгает под музыку, не орёт, не пьёт, но его безмолвие и неподвижность производят гораздо большее впечатление. Краем уха слышим, что и он, и его друг - бывшие десантники.

Игорь Растеряев говорит со сцены, что сегодня на концерт пришли его одноклассники, однокурсники и друзья - «всего человек сто пятьдесят». Им тоже есть какое-то дело до «комбайнёров»? И этим хорошо одетым девушкам в очках с модными толстыми оправами?

И, в конце концов, какое до них дело самому Игорю Растеряеву?

- Игорь, Вы родились и выросли в «культурной столице», окончили Академию театрального искусства, работаете в театре «Буфф». Землю не пашете, избы не рубите, как и, наверное, Ваши петербургские друзья. Почему Вы пишите именно о деревенской жизни? Разве здесь, в Петербурге, нет ничего такого, что причиняет Вам боль?

- «Георгиевская ленточка» - стопроцентно ленинградская песня. В родном городе пережито немало и, надеюсь, все «наблюденное» со временем будет отражено так или иначе - может, в песнях, может, в какой иной форме. А пока действительно перевес в сторону волгоградско-хуторского периода жизни. Почему - не знаю, не задумывался об этом. Значит, так, наверное, надо.

- Как вообще Ваша жизнь связана с деревней? Ездили в детстве на каникулы к бабушке-дедушке? Продолжаете ездить сейчас?

- Ездил к бабушке, дяде, тете и многочисленным родственникам. Дедушку не видал ни разу - он умер в 1961 году, как раз когда Гагарин в космос полетел. Петь и выступать начал там же - в Раковке. Лет с двенадцати выходил после коров к магазину и устраивал ежедневные концерты по четыре-пять часов. Сейчас езжу еще чаще - то по работе, то к родне, то на сомовью рыбалку.

- Не столько из песен, сколько из Ваших реплик на концерте становится ясно, что для Вас большое значение имеет семья - и друзья семьи. Расскажите, пожалуйста, о своих родных и близких. Например, о Василии Фёдоровиче Мохове, песни которого Вы тоже исполняете.

- Василий Федорович Мохов - ближайший друг моего отца, его земляк из Раковки и крестный моей родной сестры. А мой отец - крестный его дочерей, значит, они кумовья. К тому же Василий Федорович - президент банного клуба. Это клуб друзей, которые каждую пятницу ходят в баню, а потом сидят где-либо и культурно отдыхают, совмещая умеренное питие с игрой на гитаре и задушевными разговорами. В лучшие для банного клуба времена, в восьмидесятые и девяностые годы, в баню ходило до двадцати человек друзей - всех социальных слоев и профессий. Там были и художники, и врачи, и артисты театра Додина, и портовики, и музыканты... Потом все шли в мастерскую моего папы и его коллеги дяди Вадима Суриса - и начиналось застолье... Эти бани, эти застолья и заложили во мне, как я сейчас понимаю, многое из того, что я имею на сегодняшний день. Дядя Вася брал гитару - и начинал петь... Его я считаю своим учителем, наряду с бардами, рокерами и моим корешем Гришей из Глинища, которого уже, к сожалению, нет по причине смерти от алкоголя.

- А девочка в белом платье, которая вместе с Вами поёт песню «Звонарь» - тоже Ваша родственница?

- Нет - Елене Гвритишвили мне никоим образом не родственница. И даже не давняя знакомая. Получилось так. Песня «Звонарь» - первая и пока единственная, которая изначально задумывалась для исполнения дуэтом с девочкой средне-младшего школьного возраста. И когда песня сложилась, встал вопрос, где взять девочку. Воцерковленные отроковицы из церковного хора не подошли - пели слишком тихо и сдержанно. Девочка из народного хора пела хорошо, но слегка резковато - там подача совсем другая. Пробовали восьмилетних мальчиков из филармонии, но и это не подошло - слишком маленькие и слишком стараются. Вообще искать детей оказалось делом непростым. Им в музыкальных школах забивают головы всякими страхами - что если долго петь, то можно перенапрячься, и все такое. Тут, мол, надо не так, а надо вот так - а в результате дети громко петь не умеют. Этих бы детей к раковскому магазину лет на десять - вот тогда бы они ничего не боялись... В общем, дело оказалось под угрозой срыва. И тогда замечательная женщина Елена Борисовна Игнатьева - мама моей коллеги Юлии - посоветовала посмотреть одну ее ученицу из музыкальной школы. Так мы встретились с семиклассницей Еленой. Леха Ляхов записал на телефон пробную версию песни - и мы поняли, что это то, что надо. И на концерте мы это поняли еще лучше, когда девочка Елена перед полуторатысячным залом пела и улыбалась, а голос летел, как ангельский, и даже меня до мурашек пробирал.

- И, наконец, Ваши слушатели. Кого среди них больше: «комбайнёров» или интеллигентной публики? Как Вы сами охарактеризовали бы этот «социальный срез»?

- Прежде всего я бы не называл людей социальным срезом, - смеется Игорь. - А если говорить о возрасте, то правильнее, наверное, сказать, кто массово не входит в число интересующихся. Это молодежь 16-24 лет. На концертах все же более старших людей наблюдаю - около тридцати и выше. Бабушка восьмидесяти семи лет в Перми пришла. Беременные женщины и женщины с детьми тоже приходят на концерты. Разные, очень разные люди.

- Вы не боитесь своих слушателей? Не думаете, что Ваше слово может подвигнуть их на конкретное дело? Например, вот эта строчка: «Слышу турецкие возгласы резкие. //

А вон тому красивому щас // В голову дам заточённой железкою»?

- Это песня. Она складывается сама собой, прорастая как бы из ниоткуда, из мелодии на гармошке - и ей абсолютно все равно, кто ее как поймет и куда после этого пойдет. Я такой же наблюдатель за рождением песни, как и все остальные люди, и не могу объяснить, откуда и как появились некоторые строчки. Кстати, про заточенную железку: эта строчка родилась одной из первых в «Казачьей песне». Эта строчка песне заряд диктовала и настрой, когда она собиралась.

- Нужно ли будить в простом русском человеке воина? Вы же знаете слова Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Если современные «мужики» пойдут вперёд с «заточёнными железками», будет ли в этом смысл и справедливость?

- Опять же - к предыдущему вопросу. Можно только добавить, что «Казачья песня» - песня историческая. Про XV-XVII века. Там было так, как было. А наши фильмы про войну? Там же сплошное разжигание ненависти между русскими и немцами. Но все же понимают, что это лишь обращение к истории.

- Игорь, Вы не из тех, кто мечтает возродить коммунистическое прошлое?

- Нет.

- Как в Вашей жизни появилась гармонь? Это достаточно нетрадиционный инструмент для петербургского мальчика. Вы окончили музыкальную школу? Или научились играть у деревенских?

- В музыкальную школу я не ходил. В институте однокурсник показал, как играть - он хорошо играл - вот я и стал потихоньку учиться. И в Раковке играл тоже - но больше на гитаре. Гармонь долго второстепенным инструментом оставалась....

- На концерте Вы рассказывали, что однажды пели прямо в лесу, для «поисковиков», ищущих тела погибших солдат Великой Отечественной войны. А в каких-то других необычных обстоятельствах приходилось петь?

- В институтские времена иногда играли в электричках. Один раз, помню, завалился в вагон метро с песней под гармонь - навеселе тогда был. После концерта в Ижевске повезли нас в удмуртскую деревню, и там в местном ДК еще один концерт дали - перед семью школьниками и несколькими женщинами. Пел в Раковке, Глинище, Раздорах на Дне хутора - это праздник такой. В Доме офицеров перед матросами-срочниками... Везде люди хорошие.

- Есть ли у Вас «учителя» среди русских поэтов? Есенин, Рубцов, кто-то ещё?

- М-м-м-м... Мало читал поэзии... У меня учитель - сама жизнь, наверное. Что сам увидел, осмыслил и пережил - то и легло в основу.

- Вы знакомы с творчеством современного писателя Захара Прилепина, который много пишет о гибнущей русской деревне?

- К сожалению, нет.

- Работу над словом можно сравнить с каким-нибудь деревенским трудом? Например, с той же пахотой или засеиванием поля?

- С прополкой бахчи. Кроме того, что сорняки надо все вырубить, так еще и половину арбузов - чтоб те, что остались, были побольше да послаще.

- Может быть, Вы знакомы с определением «русскости», которое дал митрополит Иоанн (Снычёв): «Быть русским - быть православным». Вы согласны с этим? Если нет, то, может быть, у Вас есть своё определение?

- Не знаком с высказыванием митрополита Иоанна. Пока не успел обдумать этот вопрос. А так, мне из батюшек о.Иван Охлобыстин нравится. Эх, вот это да! Особенно меня восторгает, что он же ничего не боится - ни в кино сниматься, ни в гламурном журнале интервью давать. И смотрится это так, что не он до чего-то поднимается или опускается, а сам всему планку рядом с собой задает. Вот в чем соль-то вся.

У Игоря Растеряева совсем немного песен. Настолько немного, что во время концерта они быстро заканчиваются, и он начинает петь песни других авторов: Юрия Шевчука, «Короля и шута», друга семьи Василия Федоровича Мохова. Затем снова принимается за свои вещи и исполняет их по второму кругу. Ему прощают всё.

И всё-таки не все песни Игоря Растеряева - про комбайнёров, «смуглых ребят, кричащих на тюркском наречии», смерть на войне или от алкоголя. Есть и ДРУГИЕ ПЕСНИ - например, самая последняя, та, во время которой Игорю Растеряеву подпевает девочка в белом платье.

ЗВОНАРЬ

Жаль, не выбираем мы эпохи,

Где рождаемся, тоскуем и живем.

Мне б родиться при царе Горохе -

Был бы я отличным звонарем.

Я бы перед каждым колокольным боем

Духом собирался, как у алтаря.

Воскреси хорошее, погаси плохое,

Друг мой, медный колокол, в сердце у меня.

Друг мой, медный колокол, нету мне покоя,

На земле так многим одиноко жить.

Нам сыграть суметь бы что-нибудь такое,

Чтобы нашим звоном всех объединить.

Чтоб стоять могла в бескрайнем русском поле

Колокольня, как маяк,

Чтоб людские души плакали и пели,

Так же, как поет моя!

Колокол, а вот бы нам до неба дозвониться!

Вот бы всю вселенную звоном обогреть.

Может быть, за это что-нибудь простится,

Может, сами ангелы захотят подпеть?

Ольга Надпорожская, специально для РНЛ