Сегодня появилось много разных известных и не очень людей, в духовном сане и светских, вроде господина Стерлигова, объявляющих себя учителями, мессиями и старцами. Эти люди дерзко вещают от лица нашей святой матери Церкви, соблазняют и совращают народ своими лжеучениями и лукавым мудрствованием. И страшно, когда их зломыслие принимают как руководство к действию. До смешного доходит. Один православный 8 лет на клиросе поет и в алтаре прислуживает, когда перед храмом крестится, кепку с головы не снимает. Говорю ему: нехорошо брат. А он: почему это не хорошо? Я вот в книжке такого-то прочитал, что хорошо. Так это, брат, неуважение к Церкви. У настоятеля спроси, хорошо это или нет. А что мне настоятель? Он мне не указ. Без него разберусь. Мне этот разговор начинает надоедать, но на всякий случай спрашиваю: а кто тебе указ? Он глаза выпучил: я сам по себе! Как хочу, так и будет! И зубками заскрежетал.
В одном монастыре встретил «старца», лет сорока пяти. Он стоял на верхней ступеньке храма с крестом-мощевиком, и народ поднимался к нему, чтобы приложиться к святыне. Был праздник, и очередь была большая. Он чинно благословлял подходивших крестом, а потом подолгу нашептывал какие-то наставления на ухо. Особенно долго шептался с женщинами. Ряса шелковая. Шапочка афонская. Губки алые. Щечки розовенькие. Глазки масляные, довольством горят. Подхожу. Он елейным голосом: иди сюда, деточка! Папаша старше меня лет на пять. Я к святыне приложился, а потом тихонько к его уху наклоняюсь: ты бы отец, к людям-то спустился, а то видишь, сколько старушек с палочками в очереди? Пожалел бы их. Он от меня, как ужаленный отшатнулся. Покраснел как рак. Глаза гневом запылали. Чуть не выругался. Да люди кругом. Собрался. За мной две девушки в очереди. С ними успокоился. Как ни в чем не бывало принялся нашептывать что-то в доверчивые девичьи ушки.
В жизни мне повезло. Я встречался с настоящими служителями Божьими. Их поведение противоположно тому, что я описал. Мы ездили на Залит, к отцу Николаю Гурьянову. Приехали на остров со Степой Плотниковым. После престольного праздника нам один сербский монах дал на дорогу две праздничные просфоры. Огромные такие. Степа свою порезал, и ел каждое утро. А я хранил. А тут к отцу Николаю пойти собираемся. Неудобно как-то с пустыми руками. А что ему дарить? Не книжки же и иконки. Вот я просфору и взял. Подхожу к отцу Николаю, просфору протягиваю. Вот, батюшка, с Валаама, с праздника престольного. Он берет. Потом отходит от калитки, строго смотрит мне в глаза и вдруг спрашивает: Возьмешь ее от меня? Я смутился. Потом собрался с духом и говорю: От тебя возьму. Когда просфору отдал, много еще чего мне сказал. Но на ухо. И все, что сказал, у меня на сердце лежит. И сердце знает, что все это правда. Потому что Бог все видит.
Другой раз у отца Николая. Очередь человек 30. Стоим, улыбаемся. Сейчас с батюшкой Николаем пообщаемся! Хорошо. И вдруг прямо в очередь влетает белый голубь и садится мне на правое плечо. Люди стали расступаться. Голубь посидел немного, затем перелезает мне на голову. Посидел, а после улетел. Наш друг, отец Николай Цирке из Знаменского, с дочкой Серафимой на руках только головой качал.
А духовник Оптиной Пустыни отец Илий? Вот только пишу о нем, а на сердце уже хорошо. Светлый он какой-то внутренней радостью, как свечка перед Богом. Когда мой духовный отец был в затворе, я к отцу Илие ездил. Спрашивал о своих делах. Первый раз это было в 1997 году. Тогда в Оптиной так было заведено: после службы отец Илий из алтаря выходил, садился на скамеечку, и все по очереди, братья и миряне, подходили к нему за советом и благословением. Подхожу. Вдруг он берет меня за руку и усаживает рядом. Ты, говорит, оставайся у меня, поживи хотя бы до Пасхи. А до нее еще месяца четыре. Господи помилуй! Простите не могу, я к отцу Власию в Пафнутьев-Боровский монастырь приехал. Он в больнице. А я в Оптиной, чтобы преподобным отцам поклониться. Он тогда благословил с улыбкой и отпустил с миром. На следующий день я уехал обратно в Пафнутьев. К этому времени отец Власий уже вернулся из больницы. Когда он жил на Афоне несколько лет, я приезжал к отцу Илие. И он всегда говорил мне нужные конкретные вещи. Потому что где Христос, там все ясно и понятно. Без темных непонятных словечек и зауми. И еще одно. То, что отец Илий говорил мне, полностью соответствовало тому, что до этого говорил мне отец Власий. Только вот отец Илий не знал, о чем тот говорил со мной.
А мой духовный отец схиархимандрит Власий? Разве есть хоть один человек на свете из многих тысяч, что приходят к нему каждый день, кто ушел бы от него, не познав милость Божию? За почти двадцать лет, что я его знаю, не встречал таких. Слава Христу, что он у нас есть! Нет нужды рассказывать про общение с ним. Без меня есть тысячи свидетельств воцерковленных, уважаемых людей о том, что такое служитель Божий и как он заботится о народе Божием.
Слава Христу за этих отцов! В них сила и слава нашей святой Матери Церкви! Явная забота о нас, православных последних времен. Но их единицы. А «учителей» и «старцев» кругом тысячи. И будет еще больше. Чтобы соблазнить и верных, как сказано в Писании. Неопытному человеку служителей Божиих от соблазнителей лукавых отличить сложно. Любит дьявол рядиться в одежды светлые. Многое может дух лукавый подделать из образов Христовых. Человекоугодие и крайнее лицемерие изобразить как любовь Христову. Властолюбие и жестокость изобразить ревностью духовной. Одного сатана не переносит – смирения. Гордый лукавый дух непомерной гордыней сброшенный с Неба, ненавидит смирение Христово. Если вы скажете истинному служителю Божьему что-нибудь поперек, против его воли, он отреагирует на это нормально. Броней смирения одет служитель Христов, прекословие, поругания и вражда ему нипочем. Обманщику же лукавому глубоко на вас наплевать. Он думает только об утолении своей непомерной гордыни и властолюбия. Вы для него лишь средство утолить преступную страсть. И даже намек обличения вызывает у таких бурю негодования и вражды. По плодам узнаете их.
В одном монастыре встретил «старца», лет сорока пяти. Он стоял на верхней ступеньке храма с крестом-мощевиком, и народ поднимался к нему, чтобы приложиться к святыне. Был праздник, и очередь была большая. Он чинно благословлял подходивших крестом, а потом подолгу нашептывал какие-то наставления на ухо. Особенно долго шептался с женщинами. Ряса шелковая. Шапочка афонская. Губки алые. Щечки розовенькие. Глазки масляные, довольством горят. Подхожу. Он елейным голосом: иди сюда, деточка! Папаша старше меня лет на пять. Я к святыне приложился, а потом тихонько к его уху наклоняюсь: ты бы отец, к людям-то спустился, а то видишь, сколько старушек с палочками в очереди? Пожалел бы их. Он от меня, как ужаленный отшатнулся. Покраснел как рак. Глаза гневом запылали. Чуть не выругался. Да люди кругом. Собрался. За мной две девушки в очереди. С ними успокоился. Как ни в чем не бывало принялся нашептывать что-то в доверчивые девичьи ушки.
В жизни мне повезло. Я встречался с настоящими служителями Божьими. Их поведение противоположно тому, что я описал. Мы ездили на Залит, к отцу Николаю Гурьянову. Приехали на остров со Степой Плотниковым. После престольного праздника нам один сербский монах дал на дорогу две праздничные просфоры. Огромные такие. Степа свою порезал, и ел каждое утро. А я хранил. А тут к отцу Николаю пойти собираемся. Неудобно как-то с пустыми руками. А что ему дарить? Не книжки же и иконки. Вот я просфору и взял. Подхожу к отцу Николаю, просфору протягиваю. Вот, батюшка, с Валаама, с праздника престольного. Он берет. Потом отходит от калитки, строго смотрит мне в глаза и вдруг спрашивает: Возьмешь ее от меня? Я смутился. Потом собрался с духом и говорю: От тебя возьму. Когда просфору отдал, много еще чего мне сказал. Но на ухо. И все, что сказал, у меня на сердце лежит. И сердце знает, что все это правда. Потому что Бог все видит.
Другой раз у отца Николая. Очередь человек 30. Стоим, улыбаемся. Сейчас с батюшкой Николаем пообщаемся! Хорошо. И вдруг прямо в очередь влетает белый голубь и садится мне на правое плечо. Люди стали расступаться. Голубь посидел немного, затем перелезает мне на голову. Посидел, а после улетел. Наш друг, отец Николай Цирке из Знаменского, с дочкой Серафимой на руках только головой качал.
А духовник Оптиной Пустыни отец Илий? Вот только пишу о нем, а на сердце уже хорошо. Светлый он какой-то внутренней радостью, как свечка перед Богом. Когда мой духовный отец был в затворе, я к отцу Илие ездил. Спрашивал о своих делах. Первый раз это было в 1997 году. Тогда в Оптиной так было заведено: после службы отец Илий из алтаря выходил, садился на скамеечку, и все по очереди, братья и миряне, подходили к нему за советом и благословением. Подхожу. Вдруг он берет меня за руку и усаживает рядом. Ты, говорит, оставайся у меня, поживи хотя бы до Пасхи. А до нее еще месяца четыре. Господи помилуй! Простите не могу, я к отцу Власию в Пафнутьев-Боровский монастырь приехал. Он в больнице. А я в Оптиной, чтобы преподобным отцам поклониться. Он тогда благословил с улыбкой и отпустил с миром. На следующий день я уехал обратно в Пафнутьев. К этому времени отец Власий уже вернулся из больницы. Когда он жил на Афоне несколько лет, я приезжал к отцу Илие. И он всегда говорил мне нужные конкретные вещи. Потому что где Христос, там все ясно и понятно. Без темных непонятных словечек и зауми. И еще одно. То, что отец Илий говорил мне, полностью соответствовало тому, что до этого говорил мне отец Власий. Только вот отец Илий не знал, о чем тот говорил со мной.
А мой духовный отец схиархимандрит Власий? Разве есть хоть один человек на свете из многих тысяч, что приходят к нему каждый день, кто ушел бы от него, не познав милость Божию? За почти двадцать лет, что я его знаю, не встречал таких. Слава Христу, что он у нас есть! Нет нужды рассказывать про общение с ним. Без меня есть тысячи свидетельств воцерковленных, уважаемых людей о том, что такое служитель Божий и как он заботится о народе Божием.
Слава Христу за этих отцов! В них сила и слава нашей святой Матери Церкви! Явная забота о нас, православных последних времен. Но их единицы. А «учителей» и «старцев» кругом тысячи. И будет еще больше. Чтобы соблазнить и верных, как сказано в Писании. Неопытному человеку служителей Божиих от соблазнителей лукавых отличить сложно. Любит дьявол рядиться в одежды светлые. Многое может дух лукавый подделать из образов Христовых. Человекоугодие и крайнее лицемерие изобразить как любовь Христову. Властолюбие и жестокость изобразить ревностью духовной. Одного сатана не переносит – смирения. Гордый лукавый дух непомерной гордыней сброшенный с Неба, ненавидит смирение Христово. Если вы скажете истинному служителю Божьему что-нибудь поперек, против его воли, он отреагирует на это нормально. Броней смирения одет служитель Христов, прекословие, поругания и вражда ему нипочем. Обманщику же лукавому глубоко на вас наплевать. Он думает только об утолении своей непомерной гордыни и властолюбия. Вы для него лишь средство утолить преступную страсть. И даже намек обличения вызывает у таких бурю негодования и вражды. По плодам узнаете их.
