Вопрос истоков той пропасти, которая отделяет нас от Запада, а точнее, которой западная цивилизация отделила себя от христианской, является крайне сложным по причине своей кажущейся простоты. Ведь известно, что труднее всего ответить на самые простые вопросы. Сложность его состоит не в том, чтобы зафиксировать эту пропасть, и даже не в том, чтобы подробно ее описать, а в том, чтобы понять ее первичные истоки. Представляется, что они сводятся к некоторым первичным идеям, которые проявили себя в первые века христианства и привели к отпадению латинства от Вселенской Церкви.
Вопрос же, каковы истоки самих этих первичных идей, вообще едва ли поддается ответу. То есть был ли уход Запада в раскол и ересь заранее предопределен или он стал следствием определенной цепи событий, ответить едва ли возможно. Нам лишь остается выявлять как можно более глубинные ПРОЯВЛЕНИЯ этого процесса, фиксируя свое внимание на, так сказать, его феноменологическом описании. В конечном счете, любое познание всегда сводится к НАЗЫВАНИЮ, описывающему изучаемый предмет. Дать точное название, вписав его в соответствующий контекст, - это и есть предел наших возможностей. И он обусловлен используемым ЯЗЫКОМ - этим пространством возможностей, в котором уже заранее заключены все возможные потенции нашего познания. Значит, первостепенное значение имеет угол зрения, поскольку он предопределяет используемый язык.
Скажем, в предыдущих статьях я попытался связать господствующие западные социологические концепты с понятиями математики и физики, в которых можно усмотреть их зачатки. Естественно, что этим дело не исчерпывается, ведь сами физические теории «растут» из еще более общих представлений. Как верно заметил Эйнштейн, вся физика зиждется на нескольких фундаментальных утверждениях, которые можно выразить словами. А выражаются они на языке богословия и философии. При этом вопрос об истоках различия в богословских построениях латинства и православия напоминает уже проблему «откуда берется начало для самого начала». Нам остается, повторюсь, фиксировать различия в предельно общем изложении, которым представляется язык богословия и философии.
Например, противостояние России и глобального Запада по вопросу государственного суверенитета как такового, который Запад стремится стереть, а Россия сохранить, вполне может быть выражен в духе богословского представления об отношении личности (лица, ипостаси) к естеству. Ведь в латинстве со времени введения догмата об исхождении Святого Духа «от Отца и Сына» ипостась стала мыслиться как некоторое внутрисущностное соотношение. Это весьма рельефно проявляется, например, в «Сумме теологии» Фомы Аквинского. То есть абсолют лица, не сводящегося к чему бы то ни было, был подорван, и оно стало просто функцией естества.
Перенося это представление на глобальный уровень, государства являются своего рода лицами общего естества - человечества в целом. Я не претендую здесь на точность и тем более законченность формулировок, а лишь обращаю внимание на проблему. Запад, продвигая свою идею об устаревании суверенитета в условиях глобального мира, отстаивает свое представление о подчиненности лиц-государств общему естеству - «глобальному миру», в интересах которого можно потеснить и его государства-ипостаси. А точнее, растворить их в глобальном бульоне. То есть обезличить. Этот пример иллюстрирует, что и в современной геополитической борьбе проявляются богословские и философские представления, которые, казалось, давно забыты. Поэтому они заслуживают самого пристального внимания.
В своей работе Андрей Фурсов написал по этому поводу: «Необходима полная и тщательная ревизия европейской мысли, и начиная не с Просвещения - мелко плавают те, кто предлагает лишь это, - а намного раньше. Христианство и античная философия - вот «дно», достигнув которого и от которого оттолкнувшись, нужно не просто переосмысливать, а, зная исторический результат 25 веков развития европейского, 20 веков христианского и 5 веков капиталистического исторических субъектов, осмысливать заново проделанный путь и создавать новую интеллектуально-смысловую систему, отбирая то, что годится из различных европейских традиций, включая марксистскую. Пожалуй, так можно выйти из социокультурного тупика, только так можно не позволить поглотить себя водовороту уходящего капитализма и не сгинуть вместе с ним».
Что касается античной философии, то все святые отцы в полной мере использовали ее фундамент. По всей видимости, в трудах восточных и западных отцов Церкви изначально сложилась несколько различная духовная направленность. Естественно, огромную роль в этом сыграло разделение Римской империи на Западную и Восточную в 395 г. от Р.Х. и падение затем Рима, в результате чего на Западе на несколько веков была прервана имперская государственность. А вот на Востоке она сохранилась в полной мере. Поэтому к тому времени, когда Карл Великий объявил себя «императором», а свои территории - «империей», преемственность христианской имперской государственности на Западе была необратимо забыта, а новая сложиться уже не могла. Та, которая сложилась, изначально апеллировала ко лжи.
Это касается и самого прихода к власти Каролингов, которые стоят у истоков современной западной цивилизации. Ибо, начиная с Карла, преемственность в истории Запада прослеживается уже непрерывно. Отец Карла Пипин Короткий, будучи майордомом франков, сверг последнего меровингского короля Хильдерика III и сам стал королем франков. И этот прием родимым пятном лежит на всей истории Запада. Но важно, что согласие на это Пипин получил от папы Захария, который был за то, чтобы королевский титул принадлежал тому, кто имеет реальную власть, а не представителю династии. Можно не сомневаться, каким путем майордом Пипин сосредоточил в своих руках фактическую власть, которой оправдался в захвате и юридической власти. Это путь диккенсовского Урии Хипа. Таким образом, у начала династии Каролингов стоит сговор папы и самозванца Пипина, который отблагодарил папу созданием Папской области. То есть папа, который должен был быть столпом христианской веры на Западе, пошел на подлость и вероломство, пав перед соблазном увеличить свою власть.
Вообще вопрос власти на Западе всегда рассматривался прежде всего в смысле собственности, которой безнадежно испорчен западный человек. Очевидно, что свою роль в этом малая сыграла территория, на которой развивалась западная цивилизация, с трех сторон окруженная морями и океанами, а с востока - неизвестными народами. Возможно, что именно по этой причине западный ум всегда был направлен прежде всего на практическое применение знаний, и любая теория рассматривалась именно в контексте того, можно ли извлечь из нее выгоду и прибыль. Это прекрасно видно и на примере науки последних веков, и на примере технической оснащенности повседневного быта. Западный человек видит в технике свою судьбу. Причем и фундаментальные естественные науки являются для него прежде всего техникой: математика - техникой вычислений (поэтому Запад так преуспел в создании численных методов, широко и пользуемых в компьютерных технологиях), физика - техникой конструирования (поэтому Запад так преуспел в создании множества приборов), и т.д. Да и гуманитарные науки (психология, история, социология) используются прежде всего для управления людьми, а не познания мира.
Само знание для Запада есть власть, и именно так оно по преимуществу рассматривается. Причем тяга к власти обусловила тягу к знанию, очень рано превзошедшую веру. Западный человек стал верить прежде всего в себя и силу своего разума. Поэтому, конечно, введение Декартом понятия субъекта просто подытожило предыдущий опыт. Выражаясь современным языком, оно легитимизировало отпадение от Бога, и дальнейшая легализация этого факта стала делом времени.
Поскольку в одной статье невозможно хотя бы кратко осветить такой важнейший вопрос, завершу высказыванием, что здесь нельзя препятствовать развитию объясняющих концептов и удовлетворяться имеющимися. Мы живем в то время, когда обнажаются самые основы эпохи. И тот, кто выполнит их ревизию наиболее полно и глубоко, получит неоспоримое преимущество. Тем более, что речь сегодня фактически идет о праве на наше существование.
Евгений Чернышёв, Донецк
1. опрометчиво