Писания святых, слова подвижников, труды богословов – как живая вода для души. Читать их можно бесконечно. Но и мировая художественная литература богата книгами, способными воспитывать душу, умудрять и питать ее светом и добром. Есть у писателей, одаренных талантом выражать и описывать словом все проявления жизни, такие строки, от которых дух захватывает, а сердце замирает, прозревая глубину души человеческой. Вот и в книгах Константина Паустовского (19 мая (1 июня н.ст.) 1892 г. – 14 июля 1968 г.) присутствует нечто подобное.
Константин Георгиевич Паустовский, писатель
Не спеши судить…
Это история времен Второй мировой войны. Очевидно, что поскольку сам Паустовский посчитал необходимым описать этот случай в своем произведении «Начало неведомого века», мы имеем пример чего-то по-настоящему потрясающего. Того непредсказуемого и необъяснимого, что не укладывается в рамки нашего житейского опыта и логики. Законченный негодяй, мерзавец в мгновение ока превращается в милосердного самарянина. О таком можно сказать – совесть проснулась, а можно горячо поблагодарить Бога, способного нежданно перевернуть душу человека, прорвать завесу порока и жестокости и использовать самые греховные, самые отвратительные намерения во благо.
Старый латыш рассказывает про гетто в Риге, где от голода умирало много евреев, особенно детей. Его сосед занимался спекуляцией и однажды решил отвезти туда телегу с картошкой, чтобы обменять ее на драгоценности, которые еще остались у евреев. Бессовестный торгаш без всякого стыда сообщает соседу, что собрался предлагать свою картошку только тем женщинам, у которых есть дети. На вопрос «Почему?» отвечает: «А потому, что они ради детей готовы на все, и я на этом заработаю втрое больше». Старый латыш вспоминает, как с огромным трудом сдержался, чтобы не убить торгаша на месте.
А тот ночью подкупил часового и оказался в гетто.
«Женщины и дети окружили его фуру с картошкой. Они молча смотрели, как он развязывает первый мешок. Одна женщина стояла с мертвым мальчиком на руках и протягивала на ладони разбитые золотые часы. ‟Сумасшедшая! – вдруг закричал этот человек. – Зачем тебе картошка, когда он у тебя уже мертвый! Отойди!”
Он сам рассказывал потом, что не знает – как это с ним тогда случилось. Он стиснул зубы, начал рвать завязки у мешков и высыпать картошку на землю. ‟Скорей! – закричал он женщинам. – Давайте детей. Я вывезу их. Но только пусть не шевелятся и молчат. Скорей!” Матери, торопясь, начали прятать испуганных детей в мешки, а он крепко завязывал их. Вы понимаете, у женщин не было времени, чтобы даже поцеловать детей. А они ведь знали, что больше их не увидят. Он нагрузил полную фуру мешками с детьми, по сторонам оставил несколько мешков с картошкой и поехал. Женщины целовали грязные колеса его фуры, а он ехал, не оглядываясь. Он во весь голос понукал лошадей, боялся, что кто-нибудь из детей заплачет и выдаст всех. Но дети молчали».
Этот человек сказал часовому, что везет картошку назад, что проклятые евреи ничего у него не взяли, а сам отвез детей к партизанам…
Свой рассказ латыш заканчивает неожиданной фразой: «Теперь я думаю, что было бы плохо, если бы я не сдержался и убил бы его кулаком». И что тут еще сказать? Еще раз изумиться тому, как велика разница между нашим, человеческим, и небесным правосудием? Пожалуй, да. И еще раз сказать себе – никогда не спеши делать выводы и выносить приговор творящему зло человеку…
Тайна рождения книги
Творчество – вещь таинственная, и трудно бывает вовремя рассмотреть, что за вдохновение посетило автора – светлое, небесное, или же страстное, темное, злое. По-всякому бывает… Но есть книги, где ни разу не упомянуто слово «Бог», но Бог есть – в чувствах и поступках героев, в мыслях автора.
Марлен Дитрих
Удивительный русский писатель Константин Паустовский жил и писал большей частью в эпоху воинствующего атеизма. Имя этого автора знакомо каждому из нас по школьной программе. Но, как это часто случается, школьные уроки своей обязательностью (когда хочешь ты или нет, а обязан знать) не помогают, а, к сожалению, мешают вникнуть в творчество признанных мастеров слова. Вот и с Паустовским та же картина – изучали его биографию, но как-то не впечатлило и не запомнилось, что в 1965-м году он был одним из вероятных кандидатов на Нобелевскую премию в области литературы. Что блистательная Марлен Дитрих, встретившись с писателем в Москве и желая выразить восхищение его творчеством, прямо на сцене Центрального Дома литераторов, где проходил ее концерт, опустилась перед ним на колени!
В своей книге «Размышления» она писала:
«…Однажды я прочитала рассказ ‟Телеграмма” Паустовского (это была книга, где рядом с русским текстом шел его английский перевод). Он произвел на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть… Позже я прочитала оба тома ‟Повести о жизни” и была опьянена его прозой».
Мое близкое знакомство с Паустовским состоялось во время прочтения его повести «Золотая роза». Если хотите узнать, как писатели делают это – сочиняют свои повести и романы, – прочтите «Золотую розу». Потому что это произведение именно об этом – о тайне рождения книги. О том, как реальные жизненные истории воплощаются в художественные произведения.
Да, есть писатели, которые пишут, пользуясь исключительно своим богатым воображением, способностью выдумать, сочинить то, чего, собственно, никогда не было. Но Паустовский использовал для своих произведений только тот материал, который ему давала сама жизнь, а она, как известно, несравненно более сложна, непредсказуема и многогранна, чем самая изощренная фантазия. К тому же жизнь самого писателя подарила ему такой материал в изобилии.
Сама жизнь стала источником творчества
Константин Паустовский в 1915 году. / Фонд музея К.Г. Паустовского в Москве
Родился Константин Георгиевич в Москве. Но успел за свои 76 лет пожить в разных республиках Советского Союза. Довелось ему работать вагоновожатым трамвая, во время Первой мировой – санитаром санпоезда, после были металлургический завод в Брянске, котельный завод в Таганроге, рыбацкая артель на Азовском море. После Февральской революции работал газетным репортером. Жил в Киеве, Одессе, на Кавказе… В Москве получил должность редактора. Во время Великой Отечественной исполнял обязанности военного корреспондента. После войны много путешествовал – по Франции, Италии, Турции, Греции, Швеции, Чехословакии.
Среди книг, написанных Паустовским, – «Кара-Бугаз», «Романтики», «Встречные корабли», «Колхида», «Черное море», «Созвездие Гончих псов», «Северная повесть», «Исаак Левитан», «Тарас Шевченко». И главное его произведение – автобиографическая «Повесть о жизни».
Реальные судьбы людей, послуживших прообразами его героев, Паустовский описывал так, что самое главное в их характерах становилось по-особому выпуклым, рельефным, отчетливым. И этот талант писателя, талант художественного преувеличения, гиперболы, в сочетании с правдой жизни, живой документальностью повествования – не уводил читателя в мир вымысла, а, словно линза, усиливал драматизм ситуации либо ее возвышенную красоту. Судя по книгам Паустовского, он как человек, как личность, искренне стремился к добру. К добру, к четкому разделению света и тьмы в жизни людской стремился он и как писатель.
Из повести «Золотая роза»
О писательстве
«Золотая роза» Константина Паустовского
В детстве и юности мир существует для нас в ином качестве, чем в зрелые годы. В детстве жарче солнце, гуще трава, обильнее дожди, ярче небо и смертельно интересен каждый человек.
Для детей каждый взрослый кажется существом немного таинственным – будь это плотник с набором инструментов, пахнущих стружкой, или ученый, знающий, почему трава окрашена в зеленый цвет.
Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас – величайший дар, доставшийся нам от поры детства.
Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель. В конце концов, разница между обоими невелика.
Ощущение жизни как непрерывной новизны – вот та плодородная почва, на которой расцветает и созревает искусство.
***
Во время работы надо забыть обо всем и писать как бы для себя или для самого дорогого человека на свете.
Нужно дать свободу своему внутреннему миру, открыть для него все шлюзы – и вдруг с изумлением увидеть, что в твоем сознании заключено гораздо больше мыслей, чувств и поэтической силы, чем ты предполагал.
Творческий процесс в самом своем течении приобретает новые качества, усложняется и богатеет.
Это похоже на весну в природе. Солнечная теплота неизменна. Но она растапливает снег, нагревает воздух, почву и деревья. Земля наполняется шумом, плеском, игрой капель и талых вод – тысячами признаков весны, тогда как, повторяю, солнечная теплота остается неизменной.
Так и в творчестве. Сознание остается неизменным в своей сущности, но вызывает во время работы вихри, потоки, каскады новых мыслей и образов, ощущений и слов. Поэтому иногда человек сам удивляется тому, что написал.
***
Что касается меня, то очень скоро я понял, что могу сказать до обидного мало. И что порыв к творчеству может так же легко угаснуть, как и возник, если оставить его без пищи. Слишком небогат и узок был запас моих житейских наблюдений.
В то время книга стояла у меня над жизнью, а не жизнь над книгой. Нужно было наполнить себя жизнью до самых краев. Поняв это, я совершенно бросил писать – на 10 лет – и, как говорил Горький, «ушел в люди», начал скитаться по России, менять профессии и общаться с самыми разными людьми.
Но это не была искусственно созданная жизнь. Я не был профессиональным наблюдателем или сборщиком фактов. Нет! Я просто жил, не стараясь хоть что-нибудь записывать или запоминать для будущих книг. Я жил, работал, любил, страдал, надеялся, мечтал, зная только одно – что рано или поздно, в зрелом возрасте или, может быть, даже в старости, но я начну писать, вовсе не оттого, что я поставил себе такую задачу, а потому, что этого требовало мое существо. И потому, что литература была для меня самым великолепным явлением в мире.
***
Замысел, так же как молния, возникает в сознании человека, насыщенном мыслями, чувствами и заметками памяти. Накапливается все это исподволь, медленно, пока не доходит до той степени напряжения, которое требует неизбежного разряда. Тогда весь этот сжатый и еще несколько хаотический мир рождает молнию – замысел.
Для появления замысла, как и для появления молнии, нужен чаще всего ничтожный толчок. Кто знает, будет ли это случайная встреча, запавшее в душу слово, сон, отдаленный голос, свет солнца в капле воды или гудок парохода.
Толчком может быть все, что существует в мире вокруг нас и в нас самих.
Лев Толстой увидел сломанный репейник – и вспыхнула молния: появился замысел изумительной повести о Хаджи-Мурате.
О вдохновении
О вдохновении написано много превосходных строк у писателей и поэтов. «Но лишь Божественный глагол до слуха чуткого коснется» (Пушкин). «Тогда смиряется души моей тревога» (Лермонтов). «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку, молодеет душа» (Блок).
Тургенев называл вдохновение «приближением Бога», озарением человека мыслью и чувством. Он со страхом говорил о неслыханном мучении для писателя, когда он начинает претворять это озарение в слова.
Толстой сказал о вдохновении, пожалуй, проще всех:
«Вдохновение состоит в том, что вдруг открывается то, что можно сделать. Чем ярче вдохновение, тем больше должно быть кропотливой работы для его исполнения».
Но, как бы мы ни определяли вдохновение, мы знаем, что оно плодотворно и не должно исчезнуть бесследно, не одарив собою людей.
